Для постановки и решения вопроса о взаимодействии прозы и драмы в творчестве А.П. Чехова, о своеобразии лиро-эпической структуры его драматургии исключительную важность представляет проблема формирования особенностей его мировоззрения, во многом определивших тип художественного мышления будущего писателя.
«Процесс восприятия и освоения романного мышления в творчестве Чехова находился в тесной взаимосвязи с характером его естественнонаучного образования и интересов, кругом философского чтения. Именно взаимодействие естественнонаучного образования и традиций русской литературы определило своеобразие художественной модели мира А.П. Чехова»1. Обусловленность своего творческого метода медицинским образованием писатель подчеркивал неоднократно, в частности, в своей автобиографии: «Занятия медицинскими науками имели серьезное влияние на мою литературную деятельность; они значительно раздвинули область моих наблюдений, обогатили меня знаниями... они имели также направляющее влияние»2. Признания Чехова имеют важное значение. Не менее ценным является характер научных интересов писателя, его «принцип отбора» научного материала своего времени. В письме к старшему брату Александру 7 декабря 1876 года Чехов пишет: «Скажите Саше, что я прочел «Космос». Жаль мне Сашу: он не достиг своей цели, прося, чтоб я прочел его. Я остаюсь тем же и по прочтении «Космоса» (П. 1; 16). Речь шла о незаконченном труде А. Гумбольдта «Космос. Опыт физического мироописания». Через несколько лет Антон Чехов предложит «науками позаниматься» — написать диссертацию на тему «История полового авторитета» (1883) (П. 1; 63—66). В замысле этой диссертации отразилось своеобразие научных интересов молодого Чехова. Анализ проблем, поставленных в этой работе, позволяет говорить о формировании собственной сложной концепции мира и человека на основе переосмысления и трансформации естественно-научных, философских, этических и эстетических теорий того времени.
Темой исследования был избран «женский вопрос», или вопрос об эмансипации, пользовавшийся в России конца века необыкновенной популярностью Иронизируя над пустой либеральной болтовней по этому поводу, Н.К. Михайловский писал: «Если вы хотели заслужить популярность среди молодежи, Вы обращались к женскому вопросу, говорили о правах женщины — и молодые сердца сочувственно откликались Вам. Если вы хотели заслужить лестное мнение людей солидных, Вы обращались к женскому вопросу, говорили о святости семьи, о высоком назначении жены и матери. Если вы желали добиться благосклонности людей ультрасолидных, вы все-таки обращались к женскому вопросу и рассказывали сальные анекдоты о нигилистках»3. В пьесе Чехова «Безотцовщина» либеральное пустословие и спекулирование проблемы отзовется в ироническом пожелании главному герою «быть человеком... тружеником... на поприще свободы, эмансипации, женщин» (С. 11; 34). Чехов острее многих современников ощущал истинное значение этой проблемы, которая имела несколько аспектов: физический, мистический, философский, общественный и эстетический.
В конце XIX века сфера отношений полов обретала первостепенную важность, обусловленную кризисным состоянием общества. Идеология народничества теряла свое значение, все больше превращаясь в либеральное пустословие и трескучую фразеологию, не наполненную реальным жизненным содержанием. В обстановке утраты идеалов общество и литература обратились к проблемам частной жизни человека во всем многообразии жизненных проявлений, а не только как части общественного и социального устройства государства. В связи с этим закономерно возник вопрос о физической и физиологической природе человека, важной частью которого стала проблема взаимоотношения полов. Были распространены и приобрели популярность два основных подхода к этим проблемам. Первое направление представляли последователи учения Дарвина, которые, игнорируя любые отношения, лежащие вне практического смысла и пользы, предлагали механистически-утилитарную теорию естественного полового отбора. Философы идеалистического направления причисляли половые отношения к области мистического ужаса и отвращения. Популяризировалось мнение Шопенгауэра о том, что любовь — это игра, с помощью которой женщинам удается обмануть умных мужчин и заставить их служить «вероломному гению рода», который «лишь промышленник и хочет лишь производить»4. Перед «могуществом бессознательного, заставляющего человека подвергать себя мимолетному наслаждению, обрекая на длительные страдания»5, преклонялся Гартман, чье имя и идеи также были широко известны в России. Осмысление этих вопросов нашло воплощение в философских учениях В.С. Соловьева и В.В. Розанова, создавших собственную концепцию любви, брака и семьи с учетом национального самосознания.
Чеховское понимание этой проблемы включало в себя романный — Гончарова. Тургенева, Толстого, Достоевского — опыт, который в противовес социологическим схемам предлагал сложную, противоречивую картину мира. Отличительной чертой русских романистов, начиная с Пушкина, явился, по замечанию Н.Я. Берковского, «постоянный поиск общности направления в человеческих замыслах, действиях и поступках»6. В середине XIX века стремление русских писателей изображать индивидуальную судьбу человека в сопряжении с судьбами мира получило новое развитие. Эпоха пореформенной России с особой остротой поставила проблему изображения «нового человека» в литературе. В романе это нашло отражение в поиске особого типа героя, в котором личностное начало не подавляло бы общественного, а индивидуальная судьба становилась частью общей судьбы мира, в какой-то мере объясняя и оправдывая его. Формирующаяся концепция мира и человека требовала адекватной формы выражения в художественном тексте. Этот процесс обусловил жанровые поиски Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, И.А. Гончарова, И.С. Тургенева, что в конечном итоге привело к созданию нового типа романа, основным содержанием которого становится не история противостояния отдельно взятой личности, а поиск общих путей духовно-нравственной эволюции человечества через мучительные прозрения героев.
Романная концепция мира и человека органично включала в себя интерес писателей к темам любви и страсти. Г.К. Щенников считает, что в романах середины века любовь и страсть исследуются, с одной стороны, как стихийная, произвольная сила, способная погубить человека, с другой — проявления любви и страсти рассматриваются как особенности национального самосознания7. В.А. Недзвецкий в статье «И.А. Гончаров и русская философия любви: (к постановке проблемы)» отмечает, что проблема любви, взаимоотношения полов, возникшая в русской философии конца XIX века, была образно разработана, рассмотрена, представлена в русском романе, прежде всего Толстого, Тургенева, Достоевского, Гончарова8. Понимание проблемы взаимоотношения полов в чеховском сознании было скорректировано романной, образной разработкой этих вопросов. В обращении Чехова в этой геме значение имела не столько проблема взаимоотношения полов, сколько весь комплекс этических, эстетических и философских вопросов, связанных со сферой взаимоотношений между людьми, в том числе мужчинами и женщинами. Чехова интересовали духовные и физические силы человека, во всей их природной полноте и гармонии. Подобный подход к осмыслению сущности живого выражал чеховский идеал человека как гармонии тела и духа, формировал представление о норме и оценке в этической системе Чехова.
Содержание концепции раннего Чехова можно выделить из его интерпретации научных исследований, в частности, Ч. Дарвина, Г.Г. Бокля и Т.Г. Спенсера, о которых он упоминает в своем письме от 17 (18) апреля 1883 года. Оригинальность замысла диссертации «О половом авторитете» Чехов видит в естественнонаучном подходе к теме и использовании «приемов Дарвина», о которых он пишет, что они ему «ужасно нравятся» (П. 1; 65). Открытие Дарвина заключалось в применении им принципа эволюции к биологическим наукам. Достоинство работ ученого состояло в наличии богатого фактического материала с опорой на реальную сельскохозяйственную практику того времени. В теории Дарвина Чехова особенно привлекло сочетание теоретического и фактического материала, которые подтверждали друг друга. Этот принцип Чехов предлагает принять как основу исследовательской работы. В рассуждениях Чехова, при всей специализации и спорности суждений, важен тезис о том, что стремление «к совершенному организму выражает закон природы» (П. 1; 64). Проблема совершенного организма связана с вопросом о совершенном человеке. Этому подчинен весь план диссертации и метод исследования. Чехов предлагает «рассмотреть животный мир от клеточки до человека» (П. 1; 65), историю мужчины и женщины в аспекте социологии, политики, знаний и творчества. Сделав это, исследователь, по мнению Чехова, должен будет констатировать факт существования неравенства между полами: «авторитет у homo есть: мужчина выше» (П. 1; 64). Однако более важный для Чехова тезис состоит в том, что «природа не терпит неравенства... и стремится к совершенному организму» (П. 1; 64). Основная задача человека — помогать природе в достижении совершенства: «нужно помогать природе,
Страница пропущена.
Современный уровень литературоведения заставляет исследователя по-новому взглянуть на саму теорию позитивизма и ее значение в сформировании художественного сознания русского искусства в конце XIX века. Отмечая влияние идей позитивизма на творческий метод А.П. Чехова, видимо, следует говорить в целом о философии научного метода как определяющем факторе художественного сознания писателя.
Особого внимания, на наш взгляд, заслуживает статья А.Г. Головачевой «О тех, кто читает Спенсера», автор которой, отмечая элементы «цитации» идей Спенсера чеховскими героями, говорит о наличии «особого образа Спенсера у автора, умеющего встать над своими героями, постигающего закономерности развития каждого создаваемого характера, каждой идеи — и в этом, кстати сказать, следующего научному методу самого Г. Спенсера»9. Говоря об особом значении Спенсера в русской культуре конца XIX века, исследовательница подчеркивает своеобразную амбивалентность этой фигуры. С одной стороны, Спенсер превращался «в очередной анекдот русской жизни»: «Как в гоголевскую эпоху предметом особого щегольства было имя Пушкина, так в чеховскую, сделались имена Бокля и Спенсера»10. С другой стороны, существовала «ученая, профессорская среда, в которой в последней трети XIX века царил без преувеличения культ Г. Спенсера»11. Чехов, став студентом медицинского факультета Московского университета, погрузится именно в эту среду и «с жадностью будет напитываться соками доселе неведомого ему ученого мира»12. Существенное значение имеют рассуждения автора статьи «о бурном формировании московского символизма в недрах позитивизма». Идеи Бокля и Спенсера были тем «философским замесом», на котором воспитывалось целое поколение символистов — Белый, Брюсов. «Воспитанные в русле позитивного мышления, «дети» в итоге заявили о себе как символисты, т. е. духовные антагонисты «отцов»13, — пишет А.Г. Головачева. Во многом соглашаясь с автором статьи, подчеркнем, что отношения Чехова с теорией позитивизма не были однозначными. Чехов принадлежал к другому поколению, чем символисты. Идеи Спенсера и Бокля в определенной степени обусловили его мировоззрение и тип художественного сознания, однако восприятие идей Спенсера и Бокля носило у Чехова и критический характер, даже в раннем периоде. При сравнительном анализе текста письма (П. 1; 62—66) и научных трактатов Спенсера и Бокля, упоминаемых в нем, можно обнаружить точки соприкосновения, а также отталкивания Чехова от теорий позитивистов, их переосмысление и трансформацию. Интерес Чехова к Спенсеру носит глубокий и длительный характер, диалог с Боклем по времени более краток, однако не менее значителен.
Внимательное изучение Чеховым Бокля проявилось в рассуждениях о методах исследования, а именно об индуктивном и дедуктивном методах познания. Размышления Чехова в рамках диссертации необычайно интересны тем, что в форме философской дискуссии намечается путь к эстетическим принципам будущего писателя. Рассматривая возможные пути достижения истины, Бокль указывает индукцию и дедукцию, подчеркивая, что «оба метода имеют свое значение, и если оба они приводят к одному и тому же результату, то через это самый результат получает новую силу и становится еще более убедительным и неоспоримым»14. Бокль подчеркивает и существенное различие: «Индукция выдвигает на первый план частные явления, дедукция же общие положения или идеи» (180). Не отрицая значения индуктивного метода, предпочтение Бокль отдает дедукции, так как «ум наш, занимаясь исследованием одних только частных истин, рискует впасть в ужасную ограниченность» (197). Вслед за Боклем в своей диссертации Чехов предлагает систему последовательного применения индуктивного и дедуктивного методов. Индуктивный путь позволял использовать огромный фактический материал, а дедукция давала возможность широкого его осмысления. Раннее знакомство Чехова с индуктивным и дедуктивным способами познания действительности найдет отражение в будущем творчестве писателя. Отмечая особенности разработки гносеологической темы у Чехова, В.Б. Катаев говорит об особом творческом методе «индивидуализации» каждого отдельного случая»15. Чехов, по мнению ученого, стремится показать ложность общих представлений и шаблонных решений: «Главную задачу Чехов видел в указании на несостоятельность «общих мест», общих решений, постоянно сталкивая их с конкретными «ситуациями», с индивидуальными и единичными явлениями»16. Источником этого метода Катаев считает усвоение уроков научной школы в стенах Московского университета, в частности, общефилософской и медицинской системы профессора Г.А. Захарьина. Думается, что у Чехова был еще один, не менее важный, источник подобного мировоззренческого и художественного принципа — это идеи Бокля. Для Чехова особое значение приобрело отношение Бокля к знанию как субъекту человеческого познания. По мнению Бокля, единственная выгода обладания фактами — «это возможность делать из них выводы» (174). Знание, таким образом, не комплекс представлений, устоявшихся и законченных, а живой непосредственный процесс познания действительности.
Предпочтение Чехов, как и Бокль, отдает дедуктивному методу, рассматривая собственную идею как ее результат: «к самой идее пришел я дедуктивным путем, его держаться буду и при решении» (П. 1; 65).
По мнению Бокля, дедуктивный способ мышления не отделим от творческого начала, потому что без духовного, поэтического элемента постижение истины было бы невозможным. В открытиях, сделанных дедуктивным путем, большую роль сыграли красота и поэзия, из сложного взаимодействия которых рождался творческий акт или дедуктивное озарение. Примером такого «величайшего открытия, сделанного дедуктивным путем» (184), Бокль считал закон Ньютона. Развивая и расширяя мысль английского философа, Чехов относит самого Ньютона к тем совершенным организмам, создавая которые, человек помогает природе.
В процессе научного открытия существенное значение для Бокля имеют соединение трех компонентов: поэзии, красоты и идеи. Открытие, сделанное естественником Гаю, он описывает следующим образом: «...Когда его поэтическая натура наслаждалась созерцанием красоты, ум его поразился идеей симметрии <...> и таким образом он разгадал загадку, которая не далась его даровитым, но не изобретательным предшественникам» (188—189). В размышлениях Бокля об особой роли искусства (поэзии) в обществе и более поздних высказываниях Чехова много общего. Бокль считает, что «если бы была более тесная связь между поэзией и наукой, то естественная философия сделала бы еще большие успехи» (200). В качестве примера гениального поэтического прозрения законов природы Бокль приводит монолог Гамлета, в котором Гамлету удалось «схватить великое учение о неуничтожимости материи» (194). Общий для Чехова и Бокля пафос единения науки и искусства в процессе эволюции и прогресса человечества заключается в признании огромной роли предвидения и прозрения, свойственного художнику. Осмысляя художественную природу рассказа Д.В. Григоровича «Сон Карелина» (1887), Чехов замечает: «Я подумал, что чутье художника стоит иногда мозгов ученого, что то и другое имеют одни цели, одну природу и что, быть может, со временем при совершенстве методов им суждено слиться вместе в гигантскую, чудовищную силу, которую теперь трудно и представить себе <...> «С<он> К<арелина>» навел меня на такие же мысли, и сегодня я охотно верю Боклю, к<ото>рый в рассуждениях Гамлета о прахе Александра <Македонского> и глине видел знакомство Шекспира с законами обмена веществ [тогда еще неизвестные], то есть способность художников опережать людей науки» (П. 2; 360). Этот отрывок не вошел в текст окончательного письма Григоровичу. Видимо, Чехов не хотел выглядеть философствующим метром в отношении Григоровича, вниманием которого очень дорожил, не хотел навязывать своего мнения и убрал из письма «рассуждения» из черновика. А через два года в письме А.С. Суворину, в связи с полемикой вокруг романа Поля Бурже «Ученик», Чехов напишет: «Знания всегда пребывали в мире. И анатомия и изящная словесность имеют одинаково знатное происхождение, одни и те же цели, одного и того же врага — черта и воевать им положительно не из-за чего... Потому-то гении никогда не воевали, и в Гете рядом с поэтом прекрасно уживался естественник» (П. 3; 216). Таким образом, идея соединения науки и искусства, с которой Чехов познакомился в трудах Бокля, существенным образом повлияла на формирование его мировоззрения и типа художественного мышления.
В философско-этической системе Бокля в связи с вопросами о совершенствовании общества большое внимание уделяется проблемам отношений мужчины и женщины, исследованию воздействия любви на характер отношений людей и общественный прогресс. Носителем творческого начала Бокль считал женщину, влияние которой он сравнивал с «нижним течением» (172), незаметным для торопливого наблюдателя, но отразившимся на характере и объеме знания. Бокль полагал, что женщины, от природы более чувствительные, обладающие более живым воображением, склонные к дедуктивному методу мышления, влияют на мужской, индуктивный способ мышления, внося в жизнь мужчины поэтический и творческий элемент. Это влияние продолжается на протяжение всей жизни: от отношений между матерью и сыном до возвышенной любви мужчины к женщине. Повышенное внимание Бокля к проблемам отношений мужчины и женщины, к любви как проявлению важнейшего созидающего начала природы во многом было созвучно Чехову. В «Безотцовщине» решение философских и общественных конфликтов связано с воссозданием всеобщей атмосферы любовных увлечений и разочарований.
Понимание Чеховым проблемы любви, взаимоотношений полов носило сложный и незавершенный характер. Он не избежал влияния времени, однако, по замечанию Н.М. Зоркой, Чехов, «который хронологически стоял на пороге повального увлечения «эротической свободой», «проблемой пола»... ни на сантиметр не приблизил основную доминанту литературы «серебряного века» — «сексуальную революцию»17. Во многом это определилось пониманием любви как творческой, созидающей и преобразовывающей силы. В письме к А.С. Суворину, по поводу его пьесы «Героиня» Чехов пишет: «Половая сфера, конечно, играет важную роль на сем свете, но ведь не все от нее зависит далеко не все; и далеко не везде она имеет решающее значение» (П. 9; 23). В истолковании проблем любви Чехов исходил из понимания нормы гармоничного единства мира и полноты человеческого существования, важной частью которого является чувство.
Принцип взаимосвязи и взаимообусловленности явлений мира, каждый элемент которого подчинен общему закону природы — развитию, ярко выражен в работе Спенсера «Воспитание умственное, нравственное и физическое»18. Для Чехова он имел особое значение. Спенсер полагал, что путь эволюционного развития — от простого к сложному — совершается на всех уровнях и во всех областях жизни. Любое явление представляет собой результат длительного развития. По мнению Спенсера, это общий закон природы, поэтому исключительную роль он отводил воспитанию и формированию человека. Система воспитания Спенсера строилась на том, что психология человека в основе своей биологична и физиологична. В теории Спенсера особую привлекательность для Чехова приобретала мысль о том, что для достижения положительного результата в сложном процессе воспитания человека необходимо опираться на естественное, природное чувство, подчиниться «более разумному природному началу»19. Необходимым условием достижения положительного результата Спенсер считает изучение законов природы: «Действия индивидов зависят от законов их природы и могут быть поняты только тогда, когда понятны эти законы» (69). Далее Спенсер приходит к выводу о том, что «по мере того как люди приобретают знания законов жизни, они начинают менее доверять себе и более природе» (290). В письме о диссертации Чехов повторяет и развивает гуманистические и просветительские идеалы Спенсера: «Воспитание мешает природе. Воспитание. Отличная статья Спенсера». (П. 1; 66). Тезис о приоритете природного, естественного начала в человеке, о необходимости знания законов природы и подчинения им стал принципиально важным для последующего творчества Чехова. А.П. Чудаков замечает: «Чехов был первым в литературе, кто включил в сферу этики отношения человека и природы»20. Расширяя и дополняя это положение, И.Н. Сухих называет природу «центральным пунктом представлений Чехова о «норме»: «Природа не просто «знает» истину, она сама есть очевидная и реальная истина, соприкосновение с которой, однако, происходит эпизодически, в момент высшего подъема духа, нравственного прозрения»21.
Истоки чеховского понимания проблемы взаимоотношений природы и человека необходимо искать и в его раннем и внимательном чтении Спенсера и Бокля. По всей видимости, представления Спенсера о человеке как части природы, полагавшего необходимость ее изучения для более ясного понимания самого человека, в отличие от представлений Бокля, считавшего природу «общим врагом» человечества, которого необходимо знать, чтобы успешно бороться с ним, Чехову были гораздо ближе.
Проблема взаимодействия природы и человека в творчестве А.П. Чехова носит гносеологический характер. По мнению В.Б. Катаева, «самостоятельным объектом анализа в его (Чехова) произведениях становится познавательная деятельность человека, его ориентирование в действительности, представления о мире и определяемое им поведение»22. Невозможность понимания между носителями разных систем представлений и оценок Катаев считает основным элементом поэтики А.П. Чехова. Ученый отмечает, что авторская позиция А.П. Чехова, независимо от трагического или комического пафоса, заключается в попытках разрушить эти замкнутые системы, показать, что любые оценки относительны и в мире нет абсолютно верной теории. Формированию такого взгляда на мир во многом способствовало знакомство с работой Спенсера «Воспитание», в которой философ подчеркивает: «Люди состоят во власти связанных с ними идей» (196) — и настаивает на опытной, практической проверке любого знания. Вслед за Спенсером Чехов полагал, что каждая отвлеченная идея должна пройти проверку эмпирическим способом. В свою очередь это обусловило в творчестве Чехова проблему самостоятельности мышления и поведения личности. В драме «Безотцовщина» эта тема явственно прозвучит в словах главного героя Платонова: «Я колокол и вы колокол, с тою только разницей, что я сам в себя звоню, а в вас звонят другие» (С. 11; 101). Конечной целью воспитательного процесса Спенсер считал создание «существа, способного управлять самим собою, а не существа, управляемого другими» (266).
Первостепенную роль в формировании самостоятельной личности Спенсер отводил научным знаниям, так как «с помощью опытом добытого знания... люди останавливаются, когда идут по ложному пути (219). Научное знание способствует обеспечению жизненных потребностей человека. Спенсер создает «систему знаний», ценность каждого из которых определяется способностью «создания благоприятных условий, приближающих человека к полной жизни» (16). Только научное знание в полной мере отвечает этой задаче; так, например, без знания психологии и биологии невозможно верно судить о социальном и политическом устройстве государства: «При отсутствии психологических и биологических обобщений невозможно разумное толкование явлений социальных» (169). Спенсер был глубоко убежден, что для понимания сложного необходимо понимание законов простого. Этот закон распространялся и на социальную структуру общества: «все действия общества суть совокупные действия индивидов» (169). Это положение Спенсера нашло отражение в стремлении Чехова «индивидуализировать каждый случай» (Катаев).
Работа Спенсера «Воспитание» оказала влияние и на формирование эстетических представлений Чехова. Спенсер считал, что искусство зависит от жизни: «Все произведения искусства более или менее воспроизводят объективные и субъективные явления, они хороши только соразмерно тому, насколько они согласуются с законами этих явлений» (76). Чехов неоднократно высказывался по поводу отсутствия у русских писателей глубокого знания тех предметов, о которых они пишут: «Русский писатель живет в водосточной трубе... не знает он ни истории, ни географии, ни естественных наук, ни религии родной страны, ни администрации, ни судопроизводства...» (П. 1; 242). Требовательность Чехова в этих вопросах во многом была сформирована ранним чтением Спенсера.
В теориях Спенсера и Бокля Чехова привлекало восприятие мира и человека как единого целого, во всей полноте духовного и физического совершенства. Центральные темы исследований ученых — интерес к основам мира, внимание к сочетанию физиологии и психологии в характере человека — естественным образом сопрягались с собственно чеховскими поисками идеала человека. Влияние Спенсера можно обнаружить в высказываниях Чехова по поводу роли воспитания в формировании личности, которое писатель считал основным в развитии человека. Этические позиции Чехова во многом определились под влиянием закона всеобщей связи, обозначенного в работах Спенсера и Бокля. Для становления эстетики писателя исключительную роль сыграли методы научного познания, описанные Боклем. Сочетание индуктивного и дедуктивного мышления, обогащенное литературным и жизненным опытом художника, стало основой его творческого метода. Эту особенность стиля Чехова отмечает Д.С. Балухатый: «Чехов берет жизнь не в статическом состоянии и не в типовых только чертах, а как отрезок динамического жизненного процесса, и притом в его индивидуальном выражении. Отсюда и общий художественный метод Чехова, метод индуктивного художественного изложения: Чехов не дает прямого синтетического толкования среды, общая тематика произведения не «доказывается» приводимыми материалами, но возникает в результате суммирования самим читателем различных элементов, рассыпанных в произведении»23.
В процессе формирования художественного мышления А.П. Чехова теории Бокля и Спенсера сыграли значительную роль. Идеи ученых во многом были близки писателю. Тем не менее излишняя рациональность в построении картины мира, упрощение сложных связей мира и человека делали отношение Чехова к теории позитивистов неоднозначным. Восприятие позитивистских теорий Спенсера и Бокля у Чехова было изначально скорректировано знанием о сложности, многомерности человеческого характера, сформировавшегося под влиянием художественной литературы. В первую очередь, существенное значение имела художественная структура русского классического романа. Под влиянием романного слова картина мира Чехова значительно дополнялась и расширялась, в нее включались элементы, которые не учитывались теориями позитивистов. В связи с этим знаменательно упоминание в письме, наряду с трудами Бокля и Спенсера, пьесы Захер-Мазоха «Рабы и владыки»24. Основная тема этого произведения — взаимоотношения мужчины и женщины и вытекающие из этого проблемы нравственного, социального и философского характера. В пьесе Захер-Мазоха представлены и проанализированы различные типы взаимоотношений мужчины и женщины среди которых есть бескорыстная любовь, хищническое наслаждение властью, продажная любовь, любовь-дружба. Знакомство Чехова с творчеством этого писателя отразится в «Безотцовщине»; одна из героинь которой, Саша, будет читать книгу Захер-Мазоха «Идеалы нашего времени» и ничего не поймет.
Пьеса «Рабы и владыки» включала в сферу внимания Чехова то, что позитивисты исключили или относили к области разума, а именно, любовь и страсть. Понимание любви как основы жизни отразится не только в философии писателя, но и в его эстетике. В 1886 году в письме к брату Александру Чехов напишет: «Не нужно гоняться за изобилием действующих лиц. Центром тяжести должны быть двое: он и она» (П. 1; 242). У Чехова было свое собственное понимание изображения этой сферы жизни человека, основанное на осмыслении жизни как сложной, многомерной структуры, в которой все явления взаимосвязаны и взаимообусловлены. В письме Е.П. Гославскому по поводу его пьесы «Свободный художник» в более поздний период Чехов напишет: «Любовь не интимна, женщины не поэтичны, у художников нет вдохновения и религиозного настроения, точно все это бухгалтеры, за их спинами не чувствуется ни русская природа, ни русское искусство с Толстым и Васнецовым» (П. 8; 171). Для Чехова принципиально важным было восприятие и изображение мира поэтично, со множеством настроений, лирических оттенков, недоговоренностей, но вместе с тем целостными и полным. Поэтому осложнение характера человека существованием не поддающихся контролю чувств было закономерным. В чеховском мире наличие необъяснимых случайностей, разрушающих логически выверенную систему, обязательно. Отражением этого общего принципа восприятия действительности в поэтике Чехова можно считать «не связанные с сюжетом и характерологией детали, производящие впечатление случайных», которые обнаруживаются в любом чеховском произведении и которые сам автор считал выражением его представлении жизни»25.
Концепция личности, получившая развитие в последующем периоде творчества писателя, основные свои черты обретала в начале 80-х гг. XIX века. Она складывалась под влиянием многих факторов, основным из которых можно считать влияние русского романа, а также, характер научных интересов Чехова. Рассматривая человека как сложное единство духовного и физического, писатель вырабатывал собственную концепцию мира, в которой основным критерием оценки человека была его способность к активному самоутверждению и самосознанию в меняющемся мире. Наиболее полно процесс формирования концепции мира и человека нашел отражение в ранней, во многом несовершенной и противоречивой, но удивительной пьесе А.П. Чехова «Безотцовщина».
Примечания
1. См.: Катаев В.Б. Проча Чехова: проблемы интерпретации. М., 1979; Громов М.П. Книга о Чехове. М., 1989; Леве Е.Б. Медицина в творчестве и жизни А.П. Чехова. Киев, 1961; Троева И.П. А.П. Чехов — естественник и художник // О поэтике А.П. Чехова. Иркутск, 1993; Пруйяр Ж. де. Антон Чехов и Герберт Спенсер (об истоках повести «Драма на охоте» и судьба мотива грации в их творчестве) // Чеховиана. Чехов и его окружение. М.: Наука. 1996; Чудаков А.П. Чехов и Мережковский: два типа художественно-философского сознания // Чеховиана. Чехов и «серебряный век». М., 1996. С. 50—67.
2. Чехов А.П. ПСС. Соч. Т. 16. С. 271. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием серии, тома и страницы в скобках.
3. Михайловский Н.К. Сочинения. СПб., 1897. Т. 3. С. 601.
4. Цит. по: Каро Е. Пессимизм в XX веке. М., 1883. С. 130—131.
5. Там же. С. 143.
6. Берковский Н.Я. О повестях Белкина // Статьи о литературе. М.; Л., 1962. С. 269.
7. Щенников Г.К. Достоевский и русский реализм. Свердловск. 1987. С. 237—240.
8. Недзвецкий В.А. Известия АН России. Сер. языка и литературы. Т. 53. 1994. № 1. С. 24—35.
9. Головачева А.Г. О тех кто читает Спенсера (Чехов и его герои накануне XX века) // Вопросы литературы. 1998. № 4. С. 169.
10. Там же. С. 162.
11. Там же. С. 166.
12. Там же. С. 160.
13. Там же. С. 167.
14. Бокль Г.Т. Этюды Г.Т. Бокля, автора «Истории цивилизации в Англии». СПб., 1867. С. 180. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с указанием страницы в скобках.
15. Катаев В.Б. Проза Чехова: проблемы интерпретации. М., 1979.
16. Катаев В.Б. Указ. соч. С. 87—97.
17. Зоркая Н.М. Чехов и «серебряный век»: некоторые оппозиции // Чеховиана. Чехов и «серебряный век». М., 1996. С. 5—14. С. 8.
18. Спенсер Г.Т. Воспитание умственное, нравственное и физическое. СПб., 1877.
19. Спенсер Г.Т. Указ. соч. С. 10. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с указанием страницы в скобках.
20. Чудаков А.П. Поэтика Чехова. М., 1971. С. 250.
21. Сухих И.Н. Проблемы поэтики А.П. Чехова. Л., 1987. С. 162.
22. Катаев В.Б. Проза Чехова: проблемы интерпретации. М., 1979. С. 44.
23. Балухатый Д.С. Стиль Чехова // Балухатый Д.С. Вопросы поэтики. Л., 1990. С. 81.
24. Захер-Мазох «Рабы и владыки». Сценический фельетон в 4 действиях. Сочинения Сахер-Мазоха, автора романа «Идеалы нашего времени» / Пер. с нем. М.В. Корнеева. Изд. ред. «Музыкальный свет». СПб., 1876.
25. Катаев В.В. Указ. соч. С. 67.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |