1. Жизнь, принесенная в жертву идолу

Мы знаем из воспоминаний Н.К. Крупской, что Ленин высоко ценил «Дядю Ваню».

Судьба «маленького человека», главного героя чеховского творчества, тема красоты — краеугольная тема Чехова. Так определяется общее содержание пьесы.

Герой пьесы близок по всему своему облику доктору Дымову из рассказа «Попрыгунья» — рассказа о «незаметном» человеке, мужественном и сильном, чья душевная мягкость, доброта, робкая, всегда немного виноватая деликатность, простота лишь подчеркивают твердость воли, неутомимость в труде, настойчивость в достижении цели, самоотверженную преданность своему труду, науке.

Жена Дымова не поняла, не заметила в своей суете, в поисках «великого человека», что великий человек жил рядом с нею. Она проглядела, пропрыгала главное, не поняла внутренней красоты Дымова, не сумела увидеть необыкновенное в обыкновенном.

Повседневный героизм труда, скромность подлинной внутренней силы, способность к самопожертвованию — черты любимого чеховского героя.

Чехов был художником простых, обыкновенных русских людей, готовых к подвигу во имя правды, справедливости, науки, не могущих примириться с жизнью, не вдохновленной большой целью.

Жизнь была жестока и несправедлива к «маленьким людям», она обманывала их, бесстыдно эксплуатировала их стремление к самопожертвованию во имя высокой цели. В эксплуататорском обществе люди вынуждены отдавать свои лучшие силы ничтожному своекорыстному счастью немногих. Сколько человеческой красоты пропадает напрасно, расходуется на пустяки, на ложные цели, опошливается, мельчает на повседневной каторге жизни!

Своеобразной особенностью всей эстетики Чехова и было умение найти скрытую красоту обыкновенных людей — красоту обыкновенного, «незаметного», будничного в тогдашней русской жизни, ту красоту, мимо которой прошла «попрыгунья».

Тема «Дяди Вани» — тема «маленького человека», чья жизнь принесена в жертву чужому и недостойному счастью, ложной цели, идолу, кумиру, тема напрасно пропадающей красоты, уничтожаемой той злой, разрушительной силой, которая губила все прекрасное на земле. Тоска о том, что разрушается, гибнет красота, мечта о торжестве красоты в будущем — таков лейтмотив пьесы.

Горький писал Чехову после спектакля «Дядя Ваня» в Художественном театре, что в этой пьесе, как и в «Чайке», «реализм возвышается до одухотворенного и глубоко продуманного символа.

Слушая вашу пьесу, думал я о жизни, принесенной в жертву идолу, о вторжении красоты в нищенскую жизнь людей и о многом другом, коренном и важном».

Проникая в скрытую глубину чеховского творчества, Горький указывает на самое важное в пьесе. Свою мысль о широком, обобщающем значении пьесы он подчеркивает: «содержание в ней огромное, символистическое, и по форме она вещь совершенно оригинальная, бесподобная вещь»¹.

Самим названием пьесы автор как бы указывает на повседневность, обыкновенность и своих героев и их страданий. Иван Петрович Войницкий — дядя Ваня — и его племянница Соня работают не покладая рук всю свою жизнь во имя чужого, ничтожного счастья. Такова судьба «маленьких людей» в мире, где все устроено так, что для счастья одних необходимы страдания и самая жизнь других. Об этих проклятых законах говорит один из героев рассказа «Крыжовник», Иван Иванович:

«Счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут свое бремя молча, и без этого молчания счастье было бы невозможно».

Прекрасно сказал в письме к Чехову, написанном на другой день после премьеры «Дяди Вани» в Художественном театре, давний друг Антона Павловича, земский врач П.И. Куркин (кстати, составивший такую же картограмму по Серпуховскому уезду, какую составил Астров): «Огнем таланта здесь освещена жизнь и душа самых простых, самых обыкновенных людей. Все улицы переполнены этими людьми, и частицу такого существования носит в себе каждый...» Эти строки ценны и как верная характеристика пьесы и как свидетельство того, что современники видели в «Дяде Ване» драму жизни многих и многих людей.

Дядя Ваня и Соня отдают все свои силы труду во имя благополучия отца Сони, профессора Серебрякова, и его супруги. Они привыкли считать профессора крупным ученым, передовым мыслителем, духовным вождем.

Серебряков, старик, ныне уже отставной профессор, женат вторым браком на молодой женщине, красавице Елене Андреевне. Его первая жена, Вера Петровна, мать Сони, сестра дяди Вани, умерла много лет назад.

Имение, где трудятся Иван Петрович и Соня, принадлежало Вере Петровне. Теперь оно по закону принадлежит Соне. Имение было куплено отцом Ивана Петровича и его покойной сестры в приданое Вере Петровне. Отец смог собрать средства для этого приобретения только благодаря тому, что Иван Петрович отказался от своей доли наследства в пользу сестры, которую горячо любил. Отец уплатил за имение далеко не всю стоимость, образовался большой долг. В продолжение долгих лет Иван Петрович «работал как вол» для того, чтобы уплатить долг. Имение чисто от долгов и не расстроено только благодаря его трудам и усилиям. Двадцать пять лет работал он, «как самый добросовестный приказчик», высылая весь доход от имения в столицу, для того чтобы Серебряков мог спокойно писать свои ученые сочинения и ораторствовать с кафедры. Дядя Ваня и Соня похоронили себя в четырех стенах, недоедали куска, не знали никаких других интересов, кроме заботы о профессоре. Вся проза повседневных хозяйственных дел, ночи, отданные переписыванию бумаг, переводу книг для профессора, полный отказ от личных радостей, нищенское жалованье, которое получал Иван Петрович от Серебрякова, — все это было освящено в глазах дяди Вани и Сони высокой целью. Их вдохновляла мысль, что, служа ученому, они служат науке, культуре, прогрессу — общей идее. Профессор был для них «существом высшего порядка». Его статьи они знали наизусть. Ни Ивану Петровичу, ни Соне даже в голову никогда не приходило вспомнить о том, что и по существу и по закону имение принадлежит Соне, а не Серебрякову. Они добровольно обрекли себя на роль безропотных служителей, поклоняющихся своему «идолу». Серебряков тоже «забыл» о том, что имение принадлежит его дочери, он привык рассматривать его как свою собственность.

Таков был подвиг жизни Ивана Петровича Войницкого — умного, одаренного человека, который, быть может, сам смог бы сделать немало в своей жизни, если бы не положил ее безропотно в подножье своему кумиру.

Дяде Ване сорок семь лет. Он — нищий. Он никогда не знал ни отдыха, ни счастья. И, однако, он гордился бы прожитой им жизнью, если бы теперь, под старость, не пришел к ужасному для себя выводу.

Теперь, когда его жизнь уже на закате, у него открылись глаза на беспощадную правду. Он ясно увидел, что отдал все свои лучшие годы ничтожеству. Он понял, что его «идол» — просто напыщенная бездарность, набитая претензиями и самомнением, «старый сухарь, ученая вобла». Мы застаем Войницкого — уже в самом начале пьесы — в тяжелом состоянии человека, которому пришлось убедиться в бессмысленности всей прожитой им жизни, всего своего труда. Уже с прошлого года живет он в этом тягостном сознании. Ничтожность его прежнего кумира стала особенно ясной теперь, когда профессор «вышел в отставку и его не знает ни одна живая душа, он совершенно неизвестен; значит, двадцать пять лет он занимал чужое место». Двадцать пять лет писал он и читал лекции об искусстве, ничего не понимая в искусстве, пережевывая чужие мысли, и, следовательно, двадцать пять лет дядя Ваня работал только для того, чтобы профессор Серебряков мог занимать чужое место.

По своему облику Серебряков отчасти сближается с учителем Беликовым, «человеком в футляре», — вплоть до таких деталей, что в жару и духоту профессор ходит в пальто, калошах, с зонтиком и в перчатках. Но есть серьезное различие между Беликовым и Серебряковым. Подавляя всех окружающих, наводя на них уныние, Беликов и сам глубоко несчастен в своем жалком страхе перед жизнью, в своей постоянной заячьей дрожи. Серебряков самоуверен и самовлюблен. Он не несчастен, ему лишь нравится выглядеть страдальцем.

Избалованный легко давшейся ему карьерой, успехом у женщин, работой на него дяди Вани и Сони, Серебряков бездушен, эгоистичен, «вопиюще бессердечен». За двадцать пять лет он не догадался ни разу поблагодарить Войницкого, прибавить ему хоть рубль к мизерному жалованью.

И вот теперь он приезжает со своей женой в имение, чтобы по необходимости поселиться здесь: он вышел в отставку, у него не хватает средств для жизни в столице.

Его приезд нарушает весь строгий трудовой порядок в доме. Профессор тиранит всех своими капризами, своей подагрой, своим эгоизмом. Все вынуждены считаться только с ним, заботиться только о нем.

Тяжелое состояние Войницкого усугубляется вспыхнувшей в нем трагически запоздалой страстью: безнадежной любовью к жене профессора. «Роскошная женщина», как говорит о Елене Андреевне приятель Войницкого, доктор Астров, она становится для Ивана Петровича воплощением молодости, всей прелести живой жизни, погубленной им, безвозвратно потерянной. Так же как жизнь Войницкого отдана безраздельно Серебрякову, так же и его утраченные счастье, молодость, красота жизни, воплощаемые в его глазах Еленой Андреевной, похищены Серебряковым. Ненависть к Кощею, похитителю молодости, счастья, красоты, ревность к профессору разгораются мрачным огнем в душе Войницкого.

Так он приходит к своему бунту, такому же запоздалому, как и его любовь. Он как будто требует обратно свою загубленную жизнь!

А тут еще профессор подливает масла в огонь. Он торжественно созывает домочадцев и объявляет им свой проект: продать имение, чтобы на вырученные деньги он с супругой мог жить в столице. Он не переносит деревенской жизни, не может жить без городского шума и суеты.

Войницкий потрясен. Мало того, что он отдал и все свои средства и самую жизнь Серебрякову. Теперь, когда он стал стар, его гонят вместе с Соней на все четыре стороны, выбрасывают, в благодарность за все, из родного угла, где все создано его трудами. Тем самым еще больнее, еще оскорбительнее подчеркивается вся бессмысленность его труда. Его бунт доходит до апогея.

«Ты погубил мою жизнь! — кричит он Серебрякову. — Я не жил, не жил! По твоей милости я истребил, уничтожил лучшие годы своей жизни! Ты мой злейший враг!»

Серебряков бросает ему в лицо:

«Ничтожество!»

«Пропала жизнь! — восклицает Войницкий в полном отчаянии. — Я талантлив, умен, смел... Если бы я жил нормально, то из меня мог бы выйти Шопенгауэр, Достоевский... Я зарапортовался! Я с ума схожу...»

У нас не вызывают улыбки недоверия слова дяди Вани о том, что из него мог бы выйти большой человек. За время нашего знакомства с ним на протяжении трех актов мы успели оценить и его острый ум, и одаренность, и способность к большим чувствам.

Бунт дяди Вани заканчивается двумя выстрелами в Серебрякова. После этой кульминации Войницкий некоторое время лелеет мысль о самоубийстве, но затем, под влиянием нежной, кроткой Сони, он вновь возвращается к своему труду все на того же Серебрякова.

После случившегося профессор с супругой уже не может оставаться в имении. Серебряковы уезжают. Происходит «примирение», и дядя Ваня заверяет Серебрякова, что все останется по-прежнему: отставной профессор, как и прежде, будет аккуратно получать весь доход от имения.

Такова история жизни, отданной «идолу».

В пьесах Чехова перед нами проходят истории человеческих жизней. Прошлое, настоящее, будущее героев, развитие их судеб и характеров предстает перед нами с такою же полнотой, как это бывает в романе. И мы с полной художественной ясностью можем вызвать в воображении образ Вани Войницкого, простодушного, прямого, цельного, серьезного и мечтательного юноши, как говорили в те времена — «идеалиста». Всю романтику своей молодости, все стремление к идейности, жертвенности юноша связал с известным ученым, мыслителем Серебряковым, на которого он привык смотреть глазами своей сестры, поэтической девушки, благоговейно отдавшей свою юность и чистоту Серебрякову. Иван Петрович обожает свою сестру, она — «прекрасное, кроткое создание, чистая, как вот это голубое небо, благородная, великодушная». Она любила Серебрякова «так, как могут любить одни только чистые ангелы таких же чистых и прекрасных, как они сами». Мать молодых людей, Вани и Верочки, тоже слепо обожает ученого. В семье Войницких — культ Серебрякова. В это возвышенное, самоотверженное служение кумиру втягивается и подрастающая дочка Веры Петровны и профессора, Соня, похожая характером, чистотой, кроткой готовностью к самопожертвованию на свою мать. И вот проходит длинный ряд лет в тихой усадьбе, всецело отданных культу «великого ученого», после чего стремительно развертываются события пьесы. И с такою же ясностью, с какой предстают перед нами прошлое и настоящее Войницкого, видим мы и его бесприютное будущее, его старость, не согретую уже ни иллюзиями, ни мечтами — ничем.

Один из критиков-современников заметил, что «в «Дяде Ване» символизирована уже вся провинция, возложившая все свои упования на профессора Серебрякова, который оказался ученой воблой и ничтожеством и только жирел на счет провинции, самодовольно убежденный, что он духовный вождь ее, краса и упование, единственное основание лучшего будущего»².

Обобщающее значение образа профессора Серебрякова очень широко. В нем развенчиваются кумиры тогдашней интеллигенции, либеральные «властители дум», ученые сухари, с их чуждостью подлинной русской жизни, самовлюбленностью, презрением к рядовым людям вроде Астрова и Войницкого, доктринерством, убеждением в своем особом, высоком положении избранных «светлых личностей», возвышающихся над серой толпой.

Тема разоблачения всей страшной бесплодности служения «идолам», «избранным» личностям — эта постоянная чеховская тема нашла сильное выражение в «Дяде Ване». Ведь и бунт дяди Вани бесплоден именно потому, что он направляется против отдельной личности, — той самой, преклонению перед которой он отдал все свои силы.

Примечания

1. «М. Горький и А. Чехов. Переписка, статьи, высказывания», Гослитиздат, М. 1951, стр. 64.

2. К.И. Арабажин, Этюды о русских писателях, изд. «Прометей», СПб. стр. 108.