6. Нина Заречная и Лика Мизинова

Быть может, еще и потому так много любви в «Чайке», что большая любовь, казалось, готова была в то время войти в жизнь самого Чехова.

Антон Павлович жил в те годы в своем имении Мелихово, недалеко от Серпухова. Частой гостьей в Мелихове была Лика Мизинова — молодая девушка, готовившаяся стать оперной актрисой.

Т.Л. Щепкина-Куперник, тоже бывавшая частой гостьей в Мелихове, рассказывает в своих воспоминаниях, что Лика — Лидия Стахиевна Мизинова — была «девушкой необычайной красоты, настоящая «Царевна Лебедь» из русской сказки; ее пепельные вьющиеся волосы, чудесные серые глаза под очень темными бровями, вся необыкновенная мягкость и непередаваемая прелесть в соединении с полным отсутствием ломанья и даже слегка суровой простотой, делали ее обаятельной»¹.

Их отношения были на грани любви. Но Антон Павлович не делал решающего шага. Лика умела входить в тот шутливо-иронический тон, которым он окрашивал их отношения. В своих письмах друг к другу оба они непрестанно шутят. Этот тон, однако, не мог удовлетворить ее. Ей было все труднее справляться со своим чувством. В одном из писем она решается даже обратиться к нему с просьбой помочь ей в борьбе с самой собою:

«Вы отлично знаете, как я отношусь к Вам, а потому я нисколько не стыжусь и писать об этом. Знаю также и Ваше отношение, или снисходительное, или полное игнорирования. Самое мое горячее желание, — вылечиться от этого ужасного состояния, в котором нахожусь, но это так трудно самой. Умоляю Вас, помогите мне, не зовите меня к себе, не видайтесь со мной. Для Вас это не так важно, а мне, может быть, это и поможет Вас забыть...»²

Оба сильно тянулись друг к другу. Но как только назревала «угроза» превращения их полудружбы, полу-влюбленности в нечто гораздо более серьезное, так Чехов, подобно герою своего рассказа «У знакомых», «по обыкновению разыгрывал все в шутку». Он помогал Лике, но не тем способом, о котором она просила его: не прекращением встреч, а шуткой. Он помогал ей «разрядить» напряжение ее чувства к нему, чтобы ей легче было поверить, что ее чувство не слишком серьезно.

Прошло время, и Лика уже более или менее спокойно могла вспоминать о том, что была «дважды отвергнута» Чеховым.

А с ним происходило, по-видимому, нечто близкое тому, что так часто происходит с его героями, отказывающимися от «всепоглощающего» личного счастья.

У него вовсе не было ясного, продуманного решения — бежать от любви. Нет, как раз в период дружбы с Ликой мы встречаем в его письмах и такие признания: «Скучно без большой любви», и размышления о том, что следовало бы ему жениться. Он думал о возможности и большой любви и женитьбы. И все же предпочел «разыграть все в шутку». Возможно, что впоследствии, когда он писал «Чайку», он вложил свою грусть и об этой отвергнутой им любви в слова Тригорина: «Я чувствую, что съедаю собственную жизнь, что для меда, который я отдаю кому-то в пространство, я обираю пыль с лучших своих цветов, рву самые цветы и топчу их корни».

А далее, как правильно указывает один из биографов Чехова — Ю. Соболев, впервые опубликовавший письма Л. Мизиновой к Антону Павловичу³, события развернулись так, что дали Чехову сюжет для «Чайки». «Дважды отвергнутая» им Лика бросилась в новое увлечение. Писатель Потапенко, отличный скрипач, часто посещал Мелихово. Устраивались дуэты, Лика пела. Было много музыки, много поэзии в Мелихове, с его озером, парком. Лика влюбилась в Потапенко, — может быть, «с горя»... «А я... окончательно влюблена в Потапенко, — пишет она Антону Павловичу. — Что же делать, папочка? Вы все-таки всегда сумеете отделаться от меня и свалить за другого»⁴.

Жена Потапенко походила по характеру на Аркадину. А все поведение Потапенко в истории с Ликой — на поведение Тригорина в его отношениях с Ниной. Юная девушка, мечтающая о сцене, женатый писатель, который не смог ни отказаться от любви девушки, ни дать ей настоящую любовь, — такова сюжетная основа «Чайки», заимствованная из той драмы, которая завязалась в Мелихове.

Лика выдержала обрушившиеся на нее испытания. Есть основания думать, что даже в период ее страстного увлечения Потапенко в ее душе оставался живым другой образ — образ человека, гораздо глубже чувствовавшего ее обаяние, гораздо серьезнее относившегося к ней и не пожелавшего разменять свое чувство на мелкую монету мимолетного романа.

История несчастной любви Лики Мизиновой объясняет нам и происхождение сюжета «Чайки» и секрет зарождения некоторых главных образов пьесы, в частности образа Тригорина. Так же как в чувствах Лики образ Чехова и затем образ Потапенко сливались в один образ ее отвергнутой любви, так и в «Чайке» образ Тригорина содержит в себе и Чехова и... Потапенко, как ни странно сочетание двух столь несоизмеримых величин. Для Чехова же это сочетание было вполне естественным, потому что он смотрит на события, развертывающиеся в «Чайке», прежде всего глазами Нины Заречной, а значит, и глазами Лики Мизиновой. Мысли Тригорина о литературе, его тоска писателя, гражданина, патриота — все это чеховское. Его поведение в отношениях с Ниной Заречной и Аркадиной — потапенковское. Впрочем, разумеется, было бы неверно механически «делить» Тригорина на две части — писательскую и личную, как неверно было бы и сводить этот образ к прототипам. Тригорин — нечто третье, иное по сравнению со своими прототипами. Чехов очень не хотел, чтобы его Тригорин воспринимался как фотография реального лица, и был огорчен тем, что в сюжете его пьесы многие узнали историю романа Потапенко и Лики Мизиновой. Он писал о «Чайке»: «Если в самом деле похоже, что в ней изображен Потапенко, то, конечно, ставить и печатать ее нельзя».

«Чайка», как мы знаем, провалилась на сцене Александринского театра не по этим причинам.

Провал «Чайки» тяжело отозвался на здоровье Чехова, но не смог надломить его творческую волю.

Примечания

1. Сборник «А.П. Чехов. Затерянные произведения, неизданные письма, воспоминания, библиография», изд. «Атеней», Л. 1925, стр. 219.

2. Юр. Соболев, Чехов. Журнально-газетное объединение, М. 1934, стр. 208—209.

3. Юр. Соболев, Чехов. Журнально-газетное объединение, М. 1934, стр. 203—210.

4. Там же, стр. 210.