Наиболее часто феномен памяти рассматривается в связи с анализом пространственно-временной структуры чеховского произведения. Вопрос о функциях данного феномена в организации временной структуры можно, пожалуй, назвать наиболее разработанным.
Так, исследователи рассматривают феномен памяти, в частности воспоминание, в связи с реализацией мотива времени в чеховской драматургии. В мире художественного произведения одним из уровней осмысления движения времени, по мнению М.О. Горячевой, является восприятие времени героями произведения1. «Среди известных нам мотивов чеховской драматургии главный — мотив времени... Герои Чехова вспоминают о времени весело и печально, по самым различным поводам <...> Особенно часто, с удивительной странной настойчивостью возникает в их диалогах тема возраста, годов, которые прожиты и которые предстоит пережить»2, — пишет Б.И. Зингерман. «Именно в художественном поле категории времени, в её личном, психологическом аспекте, у Чехова содержится самое полное и откровенное выражение чувств и мыслей героев, их признания и попытки оценить свою жизнь», — считает М.О. Горячева3. Этот аспект категории времени раскрывается в произведении через «мотив..., который объединяет весь комплекс размышлений человека о течении времени, осознание движения своей жизни, её прошлого, настоящего и будущего»4. «Соотносимость течения времени в этих размышлениях с собственной судьбой преобразовывают систему временных координат «прошлое» — «настоящее» — «будущее» в другую, где важными оказываются возрастные категории: «детство» — «молодость» — «зрелость» — «старость» и связанное с ними ощущение движения своей жизни». Этот мотив М.О. Горячева определяет как мотив «психологического» времени. Более того, исследователь считает, что «...если условно представить себе иерархию мотивов времени (в категории времени можно выделить время фабульное, историческое и др.) по значимости содержательных моментов, которые они в себе заключают, то высшую точку займет время психологическое. Этот мотив, связанный с личным восприятием времени, ведет к философским проблемам, к осознанию человеком себя в мире»5. В представлении Б.И. Зингермана, мотив «психологического» времени в чеховской драматургии обладает более сложной структурой. Исследователь отмечает, что чеховским героям присуще ощущение и исторического времени: «они говорят о прошлом и будущем России, о жизни, какой она была когда-то, какой станет через двести-триста лет, и о незаметном неукоснительном движении времени, которое совершается на их глазах и влечет за собой <...> Свое собственное время они воспринимают как неизбежный итог жизни предшествующих поколений и залог небывало прекрасного будущего»6.
Таким образом, феномен памяти, являясь важным элементом временной структуры чеховских пьес, способствует тому, что время в чеховских пьесах «обретает пластичное, внутренне подвижное содержание и стремится предельно развернуть свои границы»7.
П. Шакулина рассматривает воспоминания чеховских героев как элемент пространственно-временной структуры в поздней прозе А.П. Чехова8. По её мнению, одной из причин «частых воспоминаний героев являются жанровые особенности произведений Чехова»9. Во многих произведениях писателя «настоящее, время действия, действительно занимает в рассказе всего несколько дней, зато прошлое увлекает нас далеко за его пределы». Таким образом, считает исследователь, «частые ретроспекции, в частности и воспоминания героев, служат расширению хронотопа, создают различные временные пласты»10.
Специальное исследование феномена памяти как значимого элемента временной структуры чеховского рассказа предпринимает М. Сендерович в структурно-феноменологическом эссе «Chekhov's «Kashtanka» Metamorphoses of Memory in the Labyrinth of Time». Поскольку, как считает исследователь, «временная структура лежит в основе целостного понимания рассказа»11, то вопрос о способе организации этой структуры приобретает принципиальное значение. В основе временной структуры рассказа лежит временной аспект соотношения актуальной действительности и феноменов памяти (воспоминания, воображения, сна). «В плане действительности время течет как необратимый поток, в плане памяти — это циклическая, повторяющаяся закрытая структура»12. Динамика соотношения объективного (векторного, невозобновляемого) времени и психологического (циклического, возобновляемого) времени и составляет динамику сюжета. В свою очередь «динамика циклического времени соответствует трансформации феномена памяти»13. Этот феномен представлен в рассказе такими формами, как воспоминание, воображение и сон, которые и определяют несколько уровней метаморфоз памяти. Вначале «этот феномен возникает как воспоминания настолько живые, что они неотличимы от актуальной действительности». Затем они «являются воспоминаниями, существенно отличающимися от реальности». Далее «они составляют игру воображения в то время, когда Каштанка засыпает». И, наконец, «феномен памяти предстает как сны, после которых динамическая трансформация памяти исчерпывается и наступает полное забвение». И, «когда память прошлого с её соответствующей циклической темпоральной структурой становится исчерпанной, реальность возобновляет свою связь с поступательным движением на уровне событий»14. Таким образом, временная структура рассказа организуется следующим образом: в начале рассказа циклического времени ещё не существует, в конце рассказа его уже не существует. Так через развитие сюжетного мотива «память — забвение» задается динамика психологического времени, которая определяет соотношение двух временных пластов. В свою очередь подобная организация временной структуры «образует необходимую цельность рассказа и задает динамику его развития»15. Структурно-функциональный анализ феномена памяти, проведенный М. Сендерович, показал, что феномен памяти, во-первых, обладает достаточно сложной структурой, а во-вторых, может выполнять сюжетообразующие функции, в частности, участвуя в организации временной структуры произведения. Исследователь не просто перечисляет представленные в рассказе метаморфозы памяти, но прослеживает их художественное воплощение на композиционном, сюжетном, образном и языковом уровнях.
В целом, феномен памяти в приведенных выше исследованиях рассматривается, прежде всего, как феномен художественного времени, а следовательно, как элемент пространственно-временной структуры чеховских произведений, составляющими которой являются прошлое, настоящее и будущее. При этом основной функцией феномена памяти оказываются: усложнение временной структуры, «психологизация» времени, «расширение хронотопа» как в драматических, так и в прозаических произведениях писателя. Кроме того, феномен памяти может являться как сюжетообразующим мотивом отдельного произведения, так и устойчивым мотивом чеховских произведений в целом.
Феномен памяти, в частности воспоминание, неизбежно попадает в поле зрения исследователей и при анализе повествовательной структуры чеховской прозы.
Очевидно, это связано с тем, что, как замечает Н.А. Кожевникова, ссылаясь на высказывания самого писателя, в прозе Чехова «велика роль повествования, организованного точкой зрения персонажа»16. Так, одним из способов создания в произведении иллюзии реальности «является знаменитая «объективность» Чехова, когда автор как бы устраняется из произведения», предложив читателю «...вместо авторского рассказа о прошлом героя его (героя) собственные воспоминания...»17.
Среди рассказов и повестей Чехова существует значительное число произведений, в которых повествование строится в «форме воспоминаний главного героя, через призму восприятия которого пропущены рассказываемые события»18. Многие из них, как известно, имеют характерные подзаголовки («Из записок старого человека», «Рассказ провинциала», «Рассказ художника» и т. п.), акцентирующие внимание читателя на том, что перед ним «воспоминание о передуманном и пережитом... своеобразная исповедь»19. При повествовании такого типа возникают «два основных временных плана — художественное настоящее время или точка отсчета, с которой начинается повествование, и прошедшее... в котором происходят события, ставшие предметом описания»20. Герой выступает в роли рассказчика или автора записок, а его воспоминание, как правило, выполняет функцию рамки. Такая структура позволяет относить некоторые, в особенности зрелые произведения писателя, такие как «Скучная история», «Страх», «Дом с мезонином», «Моя жизнь», к жанру «воспоминания»21.
Воспоминание оказывается значимым элементом повествовательной структуры и в тех произведениях, где повествование ведется от третьего лица. В данном случае также присутствуют два временных плана, однако появляется двухслойная речевая структура. Воспоминания героя «передаются посредством авторской речи, которая и представляет собой второй речевой слой в структуре рассказа, находясь в сложном взаимодействии с первым слоем, речевым планом героя, составляющим основу или канву этой структуры»22. В таком случае, считает Л.Г. Барлас, «в самом тексте нужно найти мотивацию его двухслойности: ведь автор был близок к «чистому» жанру воспоминаний, однако остановился как бы на полпути»23. Так, в рассказе «Верочка», по мнению исследователя, двухслойность речевой структуры обусловлена «требованием правдоподобия... органичности соответствия речи героя его состоянию и той ситуации, в которой он оказался. Событие, ставшее предметом воспоминаний, привело его в такое состояние, в котором сделалась невозможной полнота и точность восприятия»24. Поэтому воспоминания героя составляют лишь рамку, канву рассказа. Сами по себе они «недостаточны, нуждаются в пояснении, дополнении и оценке. Эта роль и принадлежит авторскому речевому плану»25.
Наконец, воспоминания, которые не являются в произведении ни основой, ни канвой повествования, также оказываются значимыми элементами художественного произведения, если только оно осложнено ретроспективным повествованием. Как считает Н.А. Кожевникова, «воспоминания разных типов — одна из важных составных частей прозы Чехова»26. По мнению исследователя, все воспоминания можно отнести к двум типам: «одни из них расширяют круг событий и персонажей, вводят события, которые не были предметом описания. Другой тип воспоминаний связан с тем, что одни и те же события изображаются два или несколько раз — как непосредственно происходящее и как воспоминания». Второй тип воспоминаний, по мнению исследователя, представляют собой «разновидность повтора»27.
Приведем примеры наиболее важных функций воспоминаний первого типа, выделяемых исследователем. К первому типу относятся те воспоминания, которые «содержат предысторию изображаемой ситуации»28 или «предысторию центрального персонажа»29. При этом в таких рассказах, как «Гусев» или «Архиерей», «воспоминания о прошлом рассредоточены по тексту», а «передающая их несобственно-прямая речь, перемежаясь с собственно повествованием и диалогом, композиционно организует текст». Часто «воспоминания, содержащие предысторию персонажа, развертываются параллельно изображению непосредственно совершающихся событий. Через воспоминания показана вся жизнь героя, в то время как реальное время рассказа занимает несколько дней». Кроме того, изображаемая ситуация может вызывать «воспоминание о других, подобных, которые имели место до начала рассказа и не были предметом изображения». При этом случай, описанный, к примеру, в рассказе «Хористка», «утрачивает единичный характер, представляя ряд подобных». Воспоминания могут использоваться автором как «способ изображения событий, которые имели место в рамках развертывания сюжета, но непосредственно не изображались»30. Именно так читатель узнает о проигрыше Никитина, об истории разрыва Тани и Коврина. Воспоминания могут «совмещать разновременные события, которые не были предметом описания, но происходили в изображаемое время»31. Состояние персонажа, «пережитое им в рамках реального повествовательного времени, не описывается в момент переживания, а описывается в другой момент, как воспоминание»32. Таково, например, воспоминание Лаевского о том, как он ехал на дуэль.
Вспоминание как повтор возникает тогда, когда «одни и те же события изображаются два или несколько раз — как непосредственно происходящее и как воспоминание»33. При этом «события, рассредоточенные по всему произведению, стягиваются в свернутое перечисление». В таких рассказах, как «Устрицы», «Ночь перед судом», «На пути», «Тиф» и др., «повторение ограниченного круга деталей, показанных крупным планом, связывает разные состояния персонажа: явь и сон, явь и болезнь, бред. Этот тип повтора используется и «как частный прием организации текста, и как прием организации целого рассказа»34. Воспоминание как повтор имеет место и в том случае, когда, вспоминая, «персонажи подводят итог определенным событиям своей жизни и переоценивают её» («Попрыгунья», «Дом с мезонином»). При этом «изменяющееся отношение к одним и тем же деталям рисует течение времени и внутренние изменения персонажей» («Невеста»)35. Кроме того, «Воспоминания могут быть не только итогом развития разных сюжетных линий, но и толчком к дальнейшему развитию событий». Так в рассказе «Дама с собачкой» «с воспоминаний, в которых стягиваются разные эпизоды прошлого, начинается вторая часть рассказа»36. Таким образом, Н.А. Кожевникова определяет основные функции воспоминаний в повествовательной структуре чеховской прозы: «Когда события не были предметом изображения отдельно от воспоминаний, воспоминания расширяют временные рамки произведения и его событийный ряд. Когда воспоминания связаны с тем, что было предметом изображения, текст содержит повтор с вариациями»37.
В целом, можно говорить о том, что феномен памяти является значимым и многофункциональным элементом повествовательной структуры чеховской прозы.
Однако, как замечает П. Шакулина, «все эти повествовательные и жанровые особенности чеховской прозы, во-первых, не объясняют все случаи, а во-вторых, их недостаточно для ответа на вопрос, почему чеховский герой так любит вспоминать»38.
Значительный вклад в ответ на этот вопрос вносят исследования, в которых данный феномен рассматривается как элемент структуры персонажа. Персонаж в произведении, как известно, обладает определенной структурой, т. е. «его изображение слагается из ряда компонентов, выявляющих как внутренний мир человека, так и его внешний облик»39. Феномен памяти, очевидно, относится к компонентам изображения внутреннего мира персонажа.
Так, С.В. Тихомиров рассматривает феномен памяти, в частности воспоминания и отчасти грезы чеховских героев, как «форму, через которую сознание из своих глубин добывает для непродолжительного созерцания образ идеально понятного и совершенного мира»40. При этом исследователь сосредоточивает внимание на содержательной стороне феномена памяти, выделяя образы счастливого (понятного) бытия в воспоминаниях и грезах чеховских героев. По мнению П. Шакулиной, воспоминания и мечты героев также «создают тот мир, где герои Чехова находят избавление от таких мучений, как одиночество и несвобода»41.
А.Ю. Антоневич исследует феномен памяти с точки зрения его художественной целесообразности в конкретных произведениях писателя, пытаясь определить, «зачем применяется данный прием и какой художественный эффект им достигается»42. Как замечает А.Ю. Антоневич, «характерной особенностью многих произведений А.П. Чехова является развертывание характеристик персонажей как бы в двух мирах, в двух жизненных пластах: реальном и ирреальном»43. Ирреальный мир (как выражение ирреального сознания) исследователь рассматривает как «бессознательный уход (героя. — А.Ж.) в другое измерение собственного бытия»44. Так, в рассказе «Спать хочется» писатель «мастерски передает психические деформации сознания героини, перемещая её из реального мира в ирреальный»45. При этом ирреальное измерение задается «планом феноменов памяти, представленных в рассказе в нескольких трансформациях: 1) воспоминание на грани сна (момент засыпания, погружение в нереальное измерение); 2) сон как воспоминание (цельная «картинка» экранной памяти — описание людей на дороге); 3) бред на грани воспоминания (слияние реального и ирреального планов сознания, отождествление реальных людей с тенями, рассеивание памяти как показатель потери ощущения «я» в реальности). В результате анализа (к которому более подробно мы обратимся в 4 главе) исследователь приходит к выводу, что «воспоминание является одной из наиболее важных причин деформации психики героини»46. Таким образом, «бессознательное обращение персонажа к прошлому, полное растворение в нем» не только позволяют писателю «показать развернутый спектр душевных изменений, дать тонкий и полный психологический портрет», но и «помогает переосмыслить путем проведения ассоциаций между прошлым и настоящим поступки героя»47. Предположение исследователя о том, что «Чехов углубил представление о внутреннем мире личности, изменяя привычную систему пространственных координат», в которой «аналитически можно вычленить... оппозицию «реальное пространство» — «ирреальное пространство»48, убедительно доказывается и на примере анализа рассказа «Гусев». В целом, данные исследования действительно показывают очевидность взаимосвязи в чеховских произведениях «структуры памяти персонажа с областью бессознательного человеческой психики», что, в свою очередь, свидетельствует о целесообразности раскрытия подробной структуры бессознательного чеховских героев.
Таким образом, в чеховских произведениях феномен памяти как компонент структуры персонажа представляет собой способ изображения многоуровневости внутреннего мира персонажа и выполняет функцию психологической мотивировки душевных состояний и поступков героев.
В целом, предпринятый нами анализ работ, в разной степени включающих исследование феномена памяти, позволяет сделать следующие выводы. В художественном мире А.П. Чехова феномен памяти может рассматриваться либо как элемент художественной структуры отдельного произведения, либо как структурная особенность чеховских произведений вообще. Анализ композиции произведений, в частности пространственно-временной организации, структуры повествования, структуры персонажа, а также анализ отдельных композиционных приемов дает представление о феномене памяти, в частности воспоминании, как о значимом элементе художественной структуры, наделенном различными поэтическими функциями. Такой путь исследования, назовем его «структурно-функциональным», позволяет рассматривать феномен памяти в его включенности в различные уровни чеховской поэтики. Перспективы использования структурно-функционального пути при исследовании феномена памяти, следовательно, видятся нам в возможности обнаружения большего числа его поэтических функций.
И вместе с тем, чем больше мы будем получать «доказательств» в пользу разнообразия и художественной значимости этого элемента, тем отчетливее будет вставать вопрос о том, чем обусловлено такое множество поэтических возможностей, которое Чехов открывает в феномене памяти? Ответить же на этот вопрос в рамках структурно-функционального исследования нельзя, поскольку феномен памяти рассматривается здесь исключительно как элемент художественной структуры, как некая текстуальная данность, а сама творческая лаборатория писателя остается за границами рассмотрения.
Примечания
1. Горячева М.О. Мотив «психологического» времени в драматургии А.П. Чехова // О поэтике А.П. Чехова: Сб. науч. тр. / Под ред. А.С. Собенникова. — Иркутск. изд-во Иркут. ун-та, 1993. — С. 192.
2. Зингерман Б.И. Театр Чехова и его мировое значение. — М.: Наука, 1988. — С. 5.
3. Горячева М.О. Указ. соч. — С. 198.
4. Там же. — С. 194.
5. Там же. — С. 203.
6. Зингерман Б.И. — С. 42—43.
7. Там же. — С. 111.
8. Шакулина П. Мотив воспоминаний в поздней прозе Чехова // Молодые исследователи Чехова. Вып. 3. — М., 1998. — С. 155—160.
9. Там же. — С. 156.
10. Там же.
11. Senderovich M. Metamorphoses of Memory in the Labyrinth of Time // Russian Language Journal. — 1985. — Vol. 39. — № 132—134. — P. 121.
12. Там же. — С. 129.
13. Там же.
14. Там же.
15. Там же. — С. 131.
16. Кожевникова Н.А. Язык и композиция произведений А.П. Чехова: Научное издание. — Нижний Новгород, 1999. — С. 4.
17. Шакулина П. Указ. соч. — С. 156.
18. Барлас Л.Г. Язык повествовательной прозы Чехова: проблемы анализа. — Ростов н/Д.: Изд-во Рост. ун-та, 1991. — С. 49.
19. Бялый Г.А. Чехов и русский реализм. — Л., 1981. — С. 55.
20. Барлас Л.Г. Особенности речевой композиции рассказа Чехова «Верочка» // Творческий метод А.П. Чехова: Межвуз. сб. науч. тр. — Ростов н/Д., 1983. — С. 123.
21. Барлас Л.Г. Язык повествовательной прозы Чехова: проблемы анализа. — С. 49.
22. Барлас Л.Г. Особенности речевой композиции рассказа Чехова «Верочка». — С. 124.
23. Барлас Л.Г. Язык повествовательной прозы Чехова: проблемы анализа. — С. 49.
24. Там же. — С. 49.
25. Там же. — С. 49—50.
26. Н.А. Кожевникова. Воспоминания в произведениях А.П. Чехова / Коммуникативно-смысловые параметры грамматики и текста: Сб. ст., посвященный юбилею Г.А. Золотовой. — М., 2002. — С. 403.
27. Кожевникова Н.А. Язык и композиция произведений А.П. Чехова. — С. 38.
28. Там же.
29. Там же. — С. 404.
30. Там же. — С. 406.
31. Там же.
32. Там же. — С. 407.
33. Там же.
34. Там же. — С. 412.
35. Там же. — С. 410.
36. Там же. — С. 411.
37. Там же. — С. 417.
38. Шакулина П. Указ. соч. — С. 157.
39. Хализев В.Е. Теория литературы. — 2-е изд. — М.: «Высшая школа», 2000. — С. 172.
40. Тихомиров С.В. Формы сознания героев в произведениях А.П. Чехова: Дисс. Канд. Филол. Наук. — М., 1987. — С. 84.
41. Шакулина. П. Указ. соч. — С. 159.
42. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. — М., 1996. — С. 26.
43. Антоневич А. Воспоминание как один из способов выражения ирреального сознания главного персонажа в рассказе А.П. Чехова «Спать хочется» // Молодые исследователи Чехова. Выпуск 3. — М., 1998. — С. 53.
44. Там же. — С. 54.
45. Там же. — С. 58.
46. Там же.
47. Там же. — С. 59.
48. Антоневич А.Ю. Деформации художественного пространства в рассказе А.П. Чехова «Гусев» (к вопросу о психологизме чеховской прозы) // Филологические штудии. Сб. науч. тр. — Иваново, 1999. — Вып. 3. — С. 31—32.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |