Глава I. Весна жизни

«Когда ещё я не пил слёз Из чаши бытия...»

(Дельвиг. «Элегия»)

Преисполненный великих стремлений, энергии, сил, прибывает в Дялиж, в земскую больницу, молодой доктор Старцев Дмитрий Ионыч. Перед ним заманчивое будущее: интересная работа, благородная цель жизни — «помогать страдальцам, служить народу». Он молод, здоров, весел, полон надежд, беспричинной юношеской радости, ожидания счастья. Всё ему кажется интересным, занимательным, новым.

Весенний праздничный день наполняет его счастьем, бодрит и радует: он идёт средь зелёных полей, идёт не спеша, наслаждаясь, идёт в город отдохнуть и развлечься и всё время поёт романс Яковлева на слова элегии Дельвига:

Когда, душа, просилась ты
Погибнуть иль любить,
Когда желанья и мечты
К тебе теснились жить,
Когда ещё я не пил слёз
Из чаши бытия, —
Зачем тогда в венке из роз,
К теням не отбыл я!..

Длинный и скучный роман Веры Иосифовны будит какие-то смутные, но «хорошие» мысли.

Шумная и однообразная игра Котика увлекает, а сама Котик восхищает его.

Запах сирени за окном, отголоски песен навевают элегическую грусть. И даже нудные, плоские остроты Туркина и нелепое выступление Павы не «раздражают» (как будет позднее), а «занимают» его.

А всё вместе «так приятно, так ново».

Простившись с Туркиными, он ещё «зашёл в ресторан и выпил пива», а потом уже отправился в Дялиж. Возбуждённый и радостный, весь охваченный сладкой истомой весенней ночи, он шёл и всю дорогу напевал:

Твой голос для меня и ласковый и томный...

Придя домой, он не чувствует ни малейшей усталости, а, наоборот, в приливе бодрости готов так шагать и петь ещё двадцать вёрст. Наконец, он ложится спать, но в его дремлющем воображении возникают впечатления дня, и он смеётся, засыпая.

Как же сумел передать автор весь этот аромат молодости?

Вся глава наполнена весенней свежестью, запахом сирени, ожиданием счастья: и тенистый сад, где «весной поют соловьи и цветут сирени», и весенний праздничный день, и юная девушка, в которой всё «говорит о весне, о настоящей весне», и песни и смех с улицы, и хор песенников в городском саду, и звуки рояля в доме, и чувствительные романсы, и весенняя ночь — всё, что связано с молодостью.

Поистине перед нами весна жизни. И можно ли, читая эти строки, представить себе тот потрясающий финал, которым завершился жизненный путь земского врача Дмитрия Ионыча Старцева?

А между тем автор уже обозначил, правда, очень незначительным по виду, как бы вскользь брошенным намёком отправную точку линии материального благосостояния Старцева, которое будет неуклонно сопутствовать процессу его душевного опустошения, ускорит этот процесс и, наконец, завершит его трагическим финалом. Чтобы сделать этот намёк ещё менее заметным, автор заключает его в скобки («своих лошадей у него ещё не было») — и всё. Он как бы не хочет ещё омрачать радостных страниц тревожными сигналами.

Но зато причина будущей гибели Старцева показана во всей красе. Вся экспозиция первой главы посвящается описанию города С., его обитателей и особенно «талантливой» семьи Туркиных.

Читателю сразу становится не по себе в обществе этой «умной, интересной, приятной семьи», в мире праздности, скуки, застойности их жизни и никчёмности существования. Молодой же, жизнерадостный человек, просидев целую зиму один, «среди больных и мужиков», не задумался ещё над тем, что он увидел и услышал. А увидел он интеллигентных людей, домашний уют, хорошо сервированный стол, вкусный ужин, услышал весёлые разговоры, звуки рояля, словом, то, чего в Дялиже не было, — и всё показалось ему ново, интересно и занимательно. А самое главное, что привело его в восторг, — это прелестное, обаятельное существо, обещающее так много, много радости впереди.

Так по-разному воспринимают и оценивают общество города С. читатели новеллы и её герой. С каждой последующей главой эта разница будет сглаживаться, но не будем предвосхищать событий — автор этого не делает. Пока же герой не видит изнанки жизни «талантливого» семейства, он ещё «не пил слёз из чаши бытия».

Таким является Старцев на заре своей жизни. Недаром в начале этой главы звучит элегия Дельвига:

Не нарушайте ж, я молю,
Вы сна души моей...

Сколько тонкого вкуса проявлено Чеховым в выборе этого романса.