§ 2. Функции контекстуальной иронии в творчестве А.П. Чехова

Поскольку ирония представляет собой одну из разновидностей импликации, основной функцией ее является реализация скрытой субъективно-оценочной модальности. Под модальностью мы понимаем «грамматически выражаемое отношение говорящего к действительности, то есть его отношение к содержанию речи, собеседнику, себе самому» [Виноградов, 1980]. Контекстуальная ирония, выполняя эту функцию, дает автору возможность скрытой оценки, характеристики персонажа или явления действительности. Классическое определение иронии предполагает, что оценка эта будет отрицательной. И действительно, в творчестве Чехова контекстуальная ирония нередко реализует именно отрицательно-оценочную модальность:

Аргумент, который все лентяи приводят в свою пользу, всегда один и тот же: они прекрасно выдержали по всем предметам и срезались только на моем, и это тем более удивительно, что по моему предмету они занимались всегда очень усердно и знают его прекрасно; срезались же они благодаря какому-то непонятному недоразумению. (Т. 7. С. 251)

Главному герою рассказа «Скучная история» использование контекстуальной иронии дает возможность завуалированной негативной оценки возмущающего его явления действительности — нерадивых студентов-медиков. Иронический эффект возникает благодаря противоречию: эксплицитно выраженное сочувствие и понимание и имплицитно выраженные насмешка и осуждение.

В той же функции отрицательной оценки контекстуальная ирония выступает в следующем контексте:

Во-первых, он научил жителей городка играть в винт, два года тому назад эта игра была здесь неизвестна, теперь же в винт играют от утра до поздней ночи все, даже женщины и подростки; во-вторых, он научил обывателей пить пиво, которое тоже не было известно; ему же обыватели обязаны сведениями по части разных сортов водок, так что с завязанными глазами они могут теперь отличить водку Кошелева от Смирнова № 21. В-третьих, прежде здесь жили с чужими женами тайно, по тем же побуждениям, по каким воры воруют тайно, а не явно; прелюбодеяние считалось чем-то таким, что стыдились выставлять на общий показ: Лаевский же явился в этом отношении пионером: он живет с чужой женой открыто. (Т. 7. С. 370)

Характеризуя Лаевского, фон Корен перечисляет все благодеяния, которыми Лаевский осчастливил жителей городка. Формально выражена положительная оценка, что подкрепляется соответствующей лексикой со словарно закрепленной положительной коннотацией (жители обязаны Лаевскому, он научил, явился пионером), но в подтексте актуализируется резко негативное отношение фон Корена к действиям Лаевского, отрицательным с точки зрения человеческого общества (карты, пьянство, разврат).

Контекстуальная ирония в функции отрицательной оценки активно используется в драматургических произведениях Чехова:

Аркадина. Это зависть. Людям не талантливым, но с претензиями, ничего больше не остается, как порицать настоящие таланты. Нечего сказать, утешение!

Треплев. (иронически) Настоящие таланты! (...) Вы, рутинеры, захватили первенство в искусстве и считаете законным и настоящим лишь то, что делаете сами, а остальное вы гнетете и душите! (Т. 13. С. 37)

Благодаря диалогической структуре в данном контексте происходит коннотативное осложнение цитируемого слова, и имплицитное значение резко противопоставляется эксплицитному: безусловно положительное «настоящие таланты» явно имеет значение «мнимые, ложные таланты», что подтверждается последующим комментирующим контекстом.

Иронически-отрицательно звучит и реплика Шабельского в пьесе «Иванов»:

Шабельский (Львову). Скажите мне, почтеннейший жрец науки, какой ученый открыл, что при грудных болезнях дамам бывают полезны частые посещения молодого врача? Это! Великое! Куда оно относится: к аллопатии или гомеопатии? (Т. 11. С. 51)

Иронический эффект достигается путем использования в качестве обращения клишированного словосочетания, в семантической структуре которого уже заложен иронический смысл (почтеннейший жрец науки); применение эпитета с ярко выраженной положительной семантикой для характеристики события негативного с точки зрения адресанта иронии (великое открытие). Усилению иронии способствует использование аффективного синтаксиса, риторического вопроса, семантического противоречия (великое открытие — молодой врач как лекарство для дамы). Но в более широком контексте эта реплика получает и иные, более сложные и неоднозначные коннотации — наряду с ироническим отношением Шабельского к врачам и медицине, его отрицательной оценки деятельности Львова и подшучиванием над личным интересом Львова к Сарре, в речи Шабельского звучит страх за Сарру и сочувствие к ней, и неверие в то, что она скоро умрет. Именно эти чувства и старается скрыть Шабельский под маской иронии.

Контекстуальная ирония в функции отрицательной оценки может актуализироваться и в авторском повествовании:

Штабс-капитан Полянский стал уверять Варю, что Пушкин в самом деле психолог, и в доказательство привел два стиха Лермонтова; поручик Гернет сказал, что если бы Пушкин не был психологом, то ему бы не поставили в Москве памятника. (Т. 8. С. 315)

Отрицательную оценку в авторском повествовании получает невежество провинциального общества, рассуждающего о том, что они не знают и не понимают. Для реализации иронического эффекта используются семантические приемы — ложное доказательство и имитация причинно-следственных связей.

Объектом отрицательной оценки может становиться и персонаж в реплику которого вложена авторская ирония, в таком случае нередко возникает переадресовка отрицательной оценки:

Обедая, он все время старался блеснуть перед нами своей воспитанностью: держал вилку в левой руке, утирался салфеткой и морщился, когда в рюмки падали мухи. Всякий знает, что там, где есть мухи, победа не может быть чистой: не говоря уж о простых посетителях. Даже такие лица, как исправник, становой и проезжие помещики, обедая в трактире, никогда не жалуются, если им подают тарелку или рюмку, загаженную мухами; он же не стал есть, прежде чем половой не помыл тарелки в горячей воде. Очевидно, форсил и старался показаться благороднее, чем он есть на самом деле. (Т. 1. С. 90)

Эксплицитно объектом отрицательной оценки здесь является заезжий путешественник, неправильное поведение которого возмущает местного обывателя и все местное общество в его лице. Имплицитно же отрицательную оценку получает сам обыватель и весь местный уклад жизни, поскольку все требования и поступки путешественника совершенно обычны и правильны (нежелание есть из грязной посуды, привычку пользоваться салфеткой и держать вилку в левой руке). Усилению иронического эффекта способствует возмущенный вывод обывателя на основании простых и обыденных действий человека с хорошими манерами: «Форсил и старался казаться благороднее, чем он есть на самом деле».

Но зачастую контекстуальная ирония в чеховском творчестве не имеет пейоративного значения, а представляет собой доброжелательную насмешку:

...я жил в одном из уездов Т-ой губернии, в имении помещика Белокурова, молодого человека, который вставал очень рано, ходил в поддевке, по вечерам пил пиво и все жаловался мне, что он нигде и ни в ком не встречает сочувствия. (Т. 9. С. 174)

Рассказчик подтрунивает над бездельничающим помещиком, который тщится слыть меланхоличным и непонятым толпой человеком в соответствии с модными настроениями.

Контекстуальная ирония реализует доброжелательную насмешку в том случае, когда описываемое событие не является глубоко отрицательным, но и положительным его трудно назвать:

Был бал. Гремела музыка, горели люстры, не унывали кавалеры и наслаждались жизнью барышни. В залах были танцы, в кабинетах картеж, в буфете выпивка, в читальне отчаянные объяснения в любви. (Т. 3. С. 85)

Такой же доброжелательной насмешке подвергаются в авторском повествовании те персонажи, которые хоть и обладают какими-либо недостатками, но Чехову несомненно симпатичны:

Самойленко, с тех пор как уехал из Дерпта, в котором учился медицине, редко видел немцев и не прочел ни одной немецкой книги, но, по его мнению, все зло в политике и науке происходило от немцев. Откуда у него взялось такое мнение, он и сам не мог сказать, но держался его крепко. (Т. 7. С. 356)

Или:

В частности, Леля была убеждена, что, выйдя из института, она неминуемо столкнется с тургеневскими и иными героями, борцами за правду и прогресс, о которых в перегонку трактуют все романы и даже все учебники по истории — древней, средней и новой. (Т. 3. С. 12)

Но доброжелательная насмешка, в функции которой выступает контекстуальная ирония, очень характерная для авторской речи, практически не встречается в репликах персонажей. Вероятно, это объясняется тем, что главным условием функционирования контекстуальной иронии в форме доброжелательной насмешки является безусловно положительное отношение адресанта к адресату иронии, который одновременно является и объектом иронии:

Дорн. Сознательно боятся смерти только верующие в вечную жизнь, которым страшно бывает своих грехов. А вы, во-первых, неверующий, во-вторых — какие у вас грехи? Вы 25 лет прослужили по судебному ведомству — только всего. (Т. 13. С. 34)

Нечасто встречается в художественном творчестве А.П. Чехова и функционирование контекстуальной иронии в форме самоиронии:

Астров. У Островского в какой-то пьесе есть человек с большими усами и малыми способностями... Так это я. (Т. 13. С. 71)

Здесь за самоиронией скрывается горькая правда о себе, которая осознается персонажем — бездарно прожитая жизнь, упущенные возможности и пока еще сохранение внешней вполне привлекательной оболочки.

Контекстуальная ирония, реализующаяся как самоирония в творчестве А.П. Чехова, всегда призвана скрыть какие-то подлинные чувства героев:

Лопахин. Что ж такое? Музыка, играй отчетливо! Пускай все, как я желаю! (С иронией.) Идет новый помещик, владелец вишневого сада! (Толкнул нечаянно столик, едва не опрокинул канделябры.) За все могу заплатить! (Т. 13. С. 247)

За иронией Лопахин пытается спрятать сложный комплекс чувств: свою неловкость от покупки вишневого сада, принадлежащего дорогим ему людям; радость от обладания таким сокровищем, которое и не снилось его предкам; подтрунивание над собой в роли купца-самодура.

Функции отрицательной оценки и доброжелательной насмешки являются основными, но не единственными для контекстуальной иронии. Возникновение дополнительных функций объясняется тем, что контекстуальная ирония часто встречается в диалогах, которые, особенно в драматургических произведениях, стилизуют живую разговорную речь. Естественным будет предположить, что контекстуальная ирония выполняет в художественном тексте функции, характерные для иронии в разговорной речи. О.П. Ермакова выделяет три специализированные функции иронии в разговорной речи:

• снятие напряжения, создание непринужденной атмосферы;

• снятие эмоционального пафоса;

• средство проявления корпоративности в диалоге.

Для чеховского творчества наиболее актуальной оказалась функция снятия эмоционального пафоса:

Нина. Если бы я была таким писателем, как вы, то я бы отдала бы всю свою жизнь, но сознавала бы, что счастье ее только в том, чтобы возвышаться до меня, и она возила бы меня на колеснице.

Тригорин. Ну, на колеснице... Агамемнон я, что ли? (Т. 13. С. 31)

Тригорин не поддерживает восторженного тона Нины, подчеркивая неуместность патетичных восклицаний в обыденной жизни. Вообще ненужность и неуместность патетики, снятие восторженного пафоса очень актуально для контекстуальной иронии в драматургических произведениях Чехова:

Соня. Он говорит, что леса украшают землю, что они учат человека понимать прекрасное и внушают ему величавое настроение. Леса смягчают суровый климат. В странах, где мягкий климат, меньше тратится сил на борьбу с природой, и потому там мягче и нежнее человек; там люди красивы, гибки, легко возбудимы, речь их изящна, движения грациозны. У них процветают науки и искусства, философия их не мрачна, отношения к женщине полны изящного благородства.

Войницкий (смеясь). Браво, браво! Все это мило, но неубедительно, так что позволь мне, мой друг, продолжать топить печи дровами и строить сараи из дерева. (Т. 13. С. 29)

Войницкий своей репликой снижает, возвращает на бытовой уровень взволнованный, восторженный монолог Сони. Но объектом иронии в данном случае является не восхищение Сони деятельностью Астрова, но сама деятельность Астрова, которая кажется Войницкому ненужной и бесполезной, как и любая деятельность на благо человечества. В контексте всей пьесы это снятие патетики, снижение эмоционального пафоса соотносится с разочарованием Войницкого в своей жизни, и увлечение Астрова лесом в его глазах столь же никчемно, как и его собственное недавнее увлечение бесполезной работой Серебрякова. Бесспорно, иронически-раздраженному эмоциональному тону реплики Войницкого способствует и сложный комплекс взаимоотношений Елены Андреевны, Астрова и Войницкого, что лейтмотивом походит через всю пьесу.

Наряду с функцией снятия эмоционального пафоса в драматургических произведениях А.П. Чехова контекстуальная ирония также может выполнять функцию снятия напряжения, создания непринужденной атмосферы:

Трофимов. Сейчас уедем, и вы опять приметесь за свой полезный труд. (...)

Лопахин. Значит, в Москву теперь?

Трофимов. Да, провожу их в город, а завтра в Москву.

Лопахин. Да... Что ж, профессора не читают лекций, небось все ждут, когда приедешь!

Трофимов. Не твое дело.

Лопахин. Сколько лет, как ты в университете учишься?

Трофимов. Придумай что-нибудь поновее. Это старо и плоско. (Т. 13. С. 250)

Или:

Варя. А, ты назад идешь (хватает палку, оставленную около двери Фирсом.) Иди... иди... Иди, я тебе покажу... А, ты идешь? Идешь? Так вот же тебе (Замахивается.)

В это время входит Лопахин.

Лопахин. Нет, ничего. Шишка, однако, вскочит громадная. (Т. 13. С. 252)

Оба приведенных контекста содержат контекстуальную иронию, которая используется персонажами не с целью завуалировать оценку какого-либо события или эксплицировать насмешку над одним из участников коммуникативного акта, но для того, чтобы скрыть собственные чувства и настроения. Петя Трофимов и Лопахин под прикрытием привычного пикирования пытаются скрыть чувство взаимной симпатии и грусть при расставании, которое может стать для них вечной разлукой, потому что их связи с продажей вишневого сада распались, и они могут никогда не встретиться. А в диалоге Вари и Лопахина контекстуальная ирония, призванная снять напряжение, объясняется неловкостью из-за неудавшегося сватовства Лопахина и стремления Вари скрыть свои чувства к нему. Вообще для контекстуальной иронии, выполняющей функцию снятия напряжения, попытки создания непринужденной атмосферы, оказалось очень характерным отсутствие четко выраженного объекта иронии. Ирония в такого типа контекстах имплицитно актуализирует не иное семантическое наполнение, но иное эмоциональное состояние адресанта иронического высказывания.