Трактовки иронии как философско-эстетической категории в разные исторические эпохи отличаются, иногда доходя до противоположного понимания сущности и специфики иронии. Античности, например, была свойственна «сократовская ирония», выражавшая философский принцип сомнения и одновременно способ обнаружения истины. Сократ притворялся единомышленником оппонента, соглашался с ним и незаметно доводил его взгляд до абсурда, обнаруживая ограниченность как будто бы очевидных для здравого смысла истин. В античном театре встречается и так называемая «трагическая ирония» (ирония судьбы), теоретически осознанная в новое время: герой уверен в себе, и не видит, в отличие от зрителя, что именно его поступки подготавливают его собственную гибель. Такую «иронию судьбы» нередко называют объективной иронией, а применительно к самой реальности — «иронией истории» (по терминологии Гегеля).
Развернутое теоретическое обоснование и разнообразное художественное воплощение ирония получила в поэтике романтизма, в трудах Ф. Шлегеля, К.В.Ф. Зольгера, произведениях Л. Тика, Э.Т.А. Гофмана, Дж. Байрона, А. Мюссе. Для немецких романтиков ирония становится одним из основных моментов творчества, поскольку по природе своей как нельзя лучше соответствовала романтическому двоемирию, стремлению к субъективности творчества. Романтическая ирония подчеркивает относительность всяких ограничительных по смыслу и значению сторон жизни — бытовой косности, сословной узости, различного рода условностей. Романтическая ирония по мере своего развития претерпевает эволюцию: вначале это ирония свободы, насмехающаяся над всеми, кто пытается придать ей постоянные формы. Потом возникает сарказм необходимости: силы косности и гнета одолевают свободные силы жизни, поэт заносится высоко, но его одергивают, едко и грубо издеваясь над ним. Романтическая ирония обнажила разлад мечты (идеала) и реальной жизни, относительность и переменчивость земных ценностей, подчас подвергая сомнению их какую-либо объективность, подчиняя искусство целям эстетической игры.
Датский мыслитель С. Кьеркегор расширяет иронию до жизненного принципа — как универсального средства внутреннего освобождения субъекта от необходимости и связанности, в которой его держит последовательная цепь жизненных ситуаций. Кьеркегор выступает с резкой критикой романтизма, поскольку считает романтическую иронию искажением («субъективизацией») сократовского принципа объективности, при котором отрицание данной действительности было новым, позитивным моментом, тогда как ирония романтиков, по его мнению, подменяет реальность субъективным образом [Гайдукова, 1976].
Своеобразную концепцию «эпической иронии» как одного из принципов современного реализма обосновал в своих трудах Т. Манн, для которого ирония явилась принципом незаинтересованно-аналитического отношения к действительности. Отталкиваясь от универсальности романтической иронии, он подчеркивал, что ирония необходима для эпического искусства как взгляд с высоты свободы, покоя и объективности, не омраченный никаким морализаторством. Своеобразная «ироническая диалектика» отразилась в театральном методе «отчуждения» Б. Брехта.
Особое место занимает ирония в поэтике постмодернизма, где получает особое именование «пастиш». Пастиш трактуется либо специальная форма пародии, либо как самопародия. Американский теоретик Ф. Джеймсон дал наиболее авторитетное определение понятия «пастиш», охарактеризовав его как основной модус постмодернистского искусства: одновременно и «изнашивание стилистической маски (то есть традиционная форма пародии)» и «нейтральная практика стилистической мимикрии без скрытого мотива пародии, без того, не угасшего окончательно чувства, что еще существует где-то нормальное по сравнению с тем, что изображается в комическом свете» [Цит. по: Ильин, 1999. С. 242—244]. Многие постмодернистские произведения отличаются сознательной установкой на ироническое сопоставление различных стилей, жанровых форм и художественных течений. Специфический характер иронического модуса или пастиша произведений постмодернизма определяется в первую очередь негативным пафосом, направленным против иллюзионизма масс-медиа и тесно связанного с ним феномена массовой культуры.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |