1.4. Восприятие «Дяди Вани» в критических рецензиях на рубеже XIX—XX веков

Пьеса А.П. Чехова «Дядя Ваня» впервые была напечатана в сборнике «Пьесы», вышедшем в свет в апреле 1897 года. Также туда вошли «Чайка» и «Иванов», если говорить о «больших» пьесах драматурга. Первоначально сборник не был широко освещаем в прессе. Те критики, что писали о сборнике, не оценили драматических произведений Чехова. Писали о ненужных и скучных разговорах, о растянутости действия или об отсутствии оного. На первый взгляд, театральные рецензенты сходились во мнении об отсутствии у писателя драматургического таланта.

«Дядя Ваня» не стал исключением. Критики называли его «полуновинкой», вспоминали «старую версию» пьесы — «Лешего», иронизировали о «переделке» пьесы и прогнозировали отсутствие успеха у зрительской аудитории. Как писали, например, в газете «Новости дня» (5 июня 1897 года), пьеса при чтении «производит впечатление очень большое и очень тяжелое, удручающее. <...> Многое очерчено неясно, все действие пьесы точно окутано туманом, быть может — даже умышленным. Нужно долго вдумываться, чтобы понять мотивы поступков героев и оценить всю их правду. А зритель любит ясность, точность, определенность, контуры твердые и даже резкие. Так называемое «настроение» (а его в пьесе бездна!) ценится в зрительном зале очень мало»¹.

Постановка пьесы на сцене Художественного театра способствовала принятию пьесы, благодаря ей драматургическое новаторство Чехова открылось большинству критиков — заговорили о «новом слове», сказанном Чеховым-драматургом. После премьеры спектакля 26 октября 1899 года «Дядя Ваня» стал самой обсуждаемой в печати пьесой, которую считали лучшей вещью текущего репертуара.

В.И. Немирович-Данченко высоко оценивал не только художественную ценность «Дяди Вани», но и считал, что пьеса способствовала художественному развитию МХТ и упрочнению положения принципов реалистического театра. После премьеры режиссер писал драматургу: «Для меня, <...>, несомненно, что пьеса твоя — большое явление в нашей театральной жизни <...> Для меня постановка «Дяди Вани» имеет громаднейшее значение, касающееся существования всего театра»². Немирович-Данченко позднее относил «Дядю Ваню» к числу тех пьес, которые выделялись в репертуаре МХТ своей художественной целостностью, согласованностью, а также мастерским исполнением.

М. Горький был одним из первых, кто оценил пьесу по достоинству, и он неоднократно писал об этом Чехову. Для Горького «Дядя Ваня» был «страшной вещью» [П, 7; 678] (по силе воздействия), и «новым видом драматического искусства» [П, 7; 678], в котором «реализм возвышается до одухотворенного и глубоко продуманного символа» [П, 7; 679]. Побывав 6 ноября 1898 года на спектакле «Дядя Ваня» в Нижнем Новгороде, Горький был под большим впечатлением от пьесы. Он писал в декабре Чехову, что «Дядя Ваня» наводил его на мысли «о жизни, принесенной в жертву идолу, о вторжении красоты в нищенскую жизнь людей, и о многом другом, коренном и важном. Другие драмы не отвлекают человека от реальностей до философских обобщений — ваши делают это» [П, 7; 679].

После премьеры спектакля на сцене Художественного театра критики все больше писали о трагической основе «Дяди Вани», о высокой по своей силе драматической составляющей пьесы, о гнетущей атмосфере пьесы с ее тусклой провинциальной действительностью, которая губит все хорошее, что есть в человеке. Особое воздействие на публику оказал финал «Дяди Вани». Писал о финале и Горький («задрожал от восхищения» [П, 7; 678]), и Г.М. Чехов: «Картина последнего акта была необыкновенно грустна и тяжела, она оставила на всех зрителей впечатление тяжелее всяких трагических сцен»³.

Хороший знакомый Чехова, врач П.И. Куркин, побывавший на премьере в Художественном театре, на следующий же день (в письме от 27 октября 1899 года) сообщал драматургу о настоящем триумфе, что продолжался весь вечер. Куркин также особенно выделял финальную сцену спектакля, сопровождая собственные глубокие впечатления от нее с проницательными рассуждениями о сути финала: «Мне очень хотелось бы разобраться, в чем именно секрет этого очарования последней сцены, — последней сцены, после которой хочется плакать, плакать без конца <...> Дело, мне кажется, в трагизме положения этих людей, — в трагизме этих будней, которые возвращаются теперь на свое место, возвращаются навсегда и навсегда сковывают этих людей. И дело еще в том, что огнем таланта здесь освещена жизнь и душа самых простых, самых обыкновенных людей <...> Поэтому, при виде этой последней сцены, когда все уехали, когда наступили опять бесконечные будни, со сверчками, счетами и т. д., я почувствовал почти физическую боль, и казалось, лично за себя <...> я готов утверждать, что последняя сцена «Дяди Вани» одно из самых сильных и выразительных мест в нашей драматической литературе» [П, 8; 573—574].

В связи с премьерой «Дяди Вани» и откликами на нее прессы Немирович-Данченко спрашивал Чехова (в письме от 28 ноября 1899 года), читал ли писатель рецензии на «Дядю Ваню». Режиссер упомянул ряд статей, которые выбивались из общего ряда откликов и могли бы обратить на себя внимание Чехова: рецензию С.В. Флерова⁴ в «Московских ведомостях», фельетон Н.И. Игнатова⁵ в «Русских ведомостях», рецензию Н.О. Ракшанина⁶ в «Новостях», рецензию А.Я. Фейгина⁷ в «Курьере» и «Русской мысли» и рецензию Н.Е. Эфроса⁸ в журнале «Театр и искусство».

Самую негативную реакцию вызвала у Чехова статья И.Н. Игнатова в «Русских ведомостях». Заметим, что в данной статье критик объединял Войницкого и Астрова из «Дяди Вани» с Тригориным из «Чайки» в тип людей «переутомленного сердца»⁹ и находил параллели с образом Обломова из романа И.А. Гончарова «Обломов». Чехов писал: «мне противно это высасывание из пальца, пристегивание к «Обломову», к «Отцам и детям» и т. п. Пристегнуть всякую пьесу можно к чему угодно <...> Подобных статей я не читаю, чтобы не засорять своего настроения» [П, 8; 319].

Обыкновенно Чехов не высказывал своего мнения о рецензиях полно и определенно. Он говорил, что «рецензии для него недоступны как «китайская грамота»»¹⁰, что он их не читает, чтобы не испортить себе настроение. Тем не менее со статьями Н.Е. Эфроса в «Новостях дня» и А.Я. Фейгина в «Курьере» Чехов ознакомился.

Н.Е. Эфрос в своих статьях¹¹ о «Дяде Ване» от первоначальных коротких заметок в «Новостях дня», где сообщал об успехе пьесы в провинции и замечал в ней «прозу жизни, возведенную в шедевр поэзии»¹², где «нормальным состоянием людей является теперь безумие»¹³, перешел к более развернутым рецензиям.

Критик сравнивал жизнь персонажей «Дяди Вани» с трясиной, засасывающей с каждой попыткой вырваться из нее не потерявших жажду жизни героев («Новости дня», 31 октября 1899 года). Мечты о высоком и правильном гибнут в глуши, путь к осуществлению желаний оказывается ложным, и их жизненные порывы оказываются отданными в бессмысленную жертву. Эфрос видел в «Дяде Ване» жизненную правду, поэтому «сцены из деревенской жизни», по мнению критика, с таким же успехом могли быть названы «сценами русской жизни»¹⁴.

Размышляя о связи трех пьес Чехова («Дядя Ваня», «Иванов», «Чайка») в статье журнала «Театр и искусство» (31 октября 1899 года), критик находил в них основные, неотделимые друг от друга темы: «унылую опошлившуюся жизнь, мучительные, неумелые, и, конечно, бесплодные усилия, протест, выродившийся <...> в брюзжание, и оригинальность — в чудачество»¹⁵. Эфрос предполагал, что отравляющая атмосфера пошлой окружающей действительности заставляет героев поступать так, а не иначе, потому не соглашался с другими критиками, которые не учитывали этого и неудовольствием отмечали поступки чеховских персонажей лишенными оснований, немотивированными и непоследовательными¹⁶.

Не причисляя Чехова к каким-либо направлениям или движениям (декаденты, символисты), Эфрос признавал его мастером художественного слова, которому нет нужды прибегать к приемам из музыки или живописи, чтобы выразить «требуемое душевное состояние»¹⁷. И «настроение», создаваемое благодаря чеховскому таланту, и являлось, с точки зрения критика, отличительной особенностью драматургии Чехова. По мнению Эфроса, Художественный театр не только верно уловил это «настроение» в своей постановке, но и усилил и сделал более выразительным.

Я.А. Фейгин в своих рецензиях («Курьер», 1899, 29 октября, № 299; «Русская мысль», 1899 год, № 11; подпись: — ин) выразил, как нам кажется, общее мнение многих театральных и литературных критиков, которые не смогли вникнуть в суть пьесы: «глухая жизнь «нудных» людей»¹⁸; «беспричинная драма», «необъяснимое крушение веры»¹⁹; слабое раскрытие фигуры Серебрякова, который не представляется зрителю «гениальным полубогом»²⁰, и, соответственно, не оправдывает того подавляющего воздействия на заглавного героя, какое он должен оказывать; любовный конфликт, ставший причиной гнева Войницкого на профессора, как оправдание действий дяди Вани.

Фельетон С.В. Флерова в «Московских ведомостях» (1 ноября 1899 года) отличался некоторой поэтичностью, но за красивыми сравнениями впечатления от «Дяди Вани» с впечатлением, производимым пейзажем, стоят все те же мысли об обыкновенных людях и верном изображении действительности. «Это — сама жизнь, непосредственно зачерпнутая и предлагаемая нам без комментариев, без предисловий, без выводов. Это — пейзаж жизни...»²¹, — писал журналист.

Одним из первых театральных критиков, заявившем о «новом слове» Чехова-драматурга, был Н.О. Ракшанин, петербургский беллетрист и драматург²². «Новым словом» он называл не драму, не комедию или водевиль, а «настроение», и «Дядю Ваню» критик окрестил «настроением в четырех актах»²³ («Новости и Биржевая газета», 1899, 6 ноября, № 306. Подпись — Н. Рок).

Ракшанин, говоря о борьбе «нового направления драматического творчества»²⁴, вооружает Чехова «новым словом» «против давно устоявшихся форм», занимая при этом удобную и безопасную для себя позицию — называет, но не объясняет и не доказывает. Критик никак не оценивает те «движения», о которых он упоминает, и те «новые формы». Воздвигая Чехова на пьедестал творческой борьбы, он сравнивает драматурга с символистами и импрессионистами, для творчества которых неприменимы традиционные определения. Какие же нужны «новые определения», с помощью которых подобает оценивать творчество таких «поэтических» драматургов, как Чехов, Ракшанин мастерски затушевывает туманными рассуждениями об импрессионистических «настроениях».

Венчают рецензию рассуждения критика о чеховских пьесах и самом Чехове. Ракшанин уверенно заявляет, что произведения автора равны его миросозерцанию и настроению, поэтому Чехова рецензент видит «безнадежным пессимистом, <...> глубоко разочарованным в смысле и радости обыденного существования»²⁵. «Пессимистом» Чехова в литературной и театральной критике называли неоднократно.

Не обошел вниманием постановку «Дяди Вани» на сцене Художественного театра П.П. Перцов, петербургский критик и литератор. Журналист пишет о «Дяде Ване» как о лучшей драматургической работе Чехова. По сравнению с «Чайкой», «Дядя Ваня» «выдержаннее и сосредоточеннее в настроении»²⁶, и пьеса отражает настоящую жизнь. Постановку Художественного театра Перцов оценил очень высоко, отметил и талантливую работу режиссеров, и превосходную игру актеров. Создавалось ощущение, писал критик, что это уже не спектакль, который играют на сцене, это сама повседневная жизнь.

В петербургской периодике²⁷ сравнивали героев пьес Чехова с героями драм Г. Ибсена и находили немало общего: «в драмах, где герой погибает от сознания своего собственного бессилия и неутоленной жажды жизни, всегда будет больше драматизма, чем в тех, где герой падает от чужой руки»²⁸. Ведь «драматизм в настроении, разлитом в атмосфере пьесы»²⁹, которым и заряжается зритель, и с напряженным душевным вниманием следит за происходящим на сцене.

Вышеупомянутые петербургские рецензенты, видевшие постановку «Дяди Вани» в Москве, выражали надежду, что в скором времени труппа Станиславского приедет в Петербург и привезет с собою «Дядю Ваню», ведь чеховские пьесы («Чайка», и особенно «Дядя Ваня»), сильно выделялись среди русской драматургии того времени. Однако в действительности реакция петербургских критиков на чеховские пьесы оказалась не столь положительной.

Гастроли МХТ в Петербург состоялись в феврале 1901 года и открывались пьесой «Дядя Ваня» (19 февраля 1901 года). Тут же многие театральные критики³⁰, размышляя над особенностями чеховской драматургии, нашли в пьесе много недостатков. Писали об отсутствии драмы и развития действия, о пустых разговорах³¹, об изображении искусственной жизни, так как все герои в пьесе — «аллегории, которые должны выяснять основную мысль автора»³², об уходе от традиционных форм драмы³³, даже игру Станиславского описывали как подавляющую и затмевающую других актеров, которым отказывали в наличии «таланта и личной инициативы»³⁴.

Актеры московской труппы воспринимали с обидой подобные статьи, особенно учитывая то, что мнения театральных критиков расходились с реакцией публики. В переписке между Чеховым и О.Л. Книппер с 21 февраля по 5 марта 1901 года отражено это двойственное отношение к пьесе. Ольга Леонардовна неоднократно упоминала, что публика любит московскую труппу, в то время как критики обрушивались на Московский Художественный театр с разгромными рецензиями.

Действительно, несмотря на неодобрительные отзывы петербургской критики, зрительская аудитория с восторгом принимала москвичей. Еще после первого представления «Дяди Вани» 19 февраля 1901 года Немирович-Данченко телеграфировал Чехову о «громадном успехе»³⁵ и передавал сердечные благодарности от зрителей. О фуроре сообщил Чехову и А.Л. Вишневский (28 февраля и 18 марта 1901 года). Актер писал Чехову о том, что петербургская публика принимала их труппу замечательно, несмотря на злобные отзывы враждебно настроенных по отношению к театру журналистов, и что гастроли МХТ становятся предметов обсуждения «во всех сферах Петербурга» [П, 9; 530].

Актеры Александринского театра также восторгались постановкой московской труппы. На М.Г. Савину «Дядя Ваня» произвел огромное впечатление. Однако в некоторых случаях восторги были лишь публичны. С этой точки зрения интересны дневники С.И. Смирновой-Сазоновой, откуда можно сделать вывод, что домашние мнения с их заявлениями не совпадали и были, скорее, созвучны критически настроенным отзывам, не принимавших Чехова и Художественный театр³⁶.

Петербургские гастроли Московского Художественного театра в апреле 1903 года, продолжавшиеся почти месяц, ознаменовали новый успех «Дяди Вани». Ольга Леонардовна каждый день писала супругу о фуроре «Дяди Вани»: 10 апреля — «Все отдыхают, говорят о чеховской поэзии, о его лиризме. Я счастлива <...> Во всех газетах говорят о Чехове, о «Дяде Ване»»³⁷; 11 апреля — «Приехали сюда с «Дном» и выезжаем на «Дяде Ване», на который спрос огромный. Все идут на «Дядю Ваню». <...> Везде говорят о Чехове, точно новую пьесу привезли» [П, 11; 510].

Постановка «Дяди Вани» со временем не потеряла свежести исполнения и актуальности. В письме Чехову 17 ноября 1903 года Л.А. Сулержицкий подтверждал этот факт: «Смотрел «Дядю Ваню». Уж бог знает который раз играют, но сыграли отлично — живо, тепло. Публика отлично чувствовала и принимала. И артисты с удовольствием играли. Многие места играют иначе, чем раньше — и лучше» [П, 11; 639].

Итак, в данном диссертационном разделе мы рассмотрели первую публикацию пьесы Чехова «Дядя Ваня» в сборнике «Пьесы» 1897-го года и реакцию на него критиков. В основном сборник нешироко освещался в печати, пьеса осталась недостаточно замеченной в столичных кругах. Те критики, что обратили на нее внимание, писали о безыдейности, серости людей и окружающего мира, отсутствии мотивов у героев пьесы, их пессимизме, о преобладании вялотекущих и неинтересных разговоров, об изображении тусклой атмосферы обыденных будней, о бессобытийности, об отсутствии драматического конфликта и драматического развития действия, что приводило их к мнению о бессюжетности пьес Чехова. В общем, все то, что стало позднее так называемым «общим местом» в ранней критике драматургии Чехова. В итоге некоторые литературные критики поначалу не увидели, что эти особенности пьесы составили более глубокую и психологически напряженную драму героев в отношении окружающей их бытовой повседневности, засасывающей и опошляющей. Описанные ими характерные черты драматургии Чехова только позднее стали восприниматься не как слабые стороны драматургической манеры Чехова, но как ее достоинства.

Пьеса «Дядя Ваня», поначалу планировавшаяся к постановке в Александринском театре, не прошла проверку в Театрально-Литературном комитете, который требовал от автора сокращений и переделок пьесы, если он хочет получить разрешение на постановку пьесы на императорской сцене. Поэтому Чехов, не собирающийся переписывать пьесу, которую он считал законченной и цельной в своем виде, отдал «Дядю Ваню» в Художественный общедоступный театр В.И. Немировичу-Данченко и К.С. Станиславскому, которые 17 декабря 1898 года с успехом поставили чеховскую «Чайку». Премьера «Дяди Вани», состоявшаяся 26 октября 1899 года, прошла не с таким триумфом, как премьера «Чайки», что было связано с волнением актеров, нецелостным пониманием роли некоторыми артистами в связи с противоречивыми указаниями двух режиссеров. Однако со второго представления волнение ушло, внешние эффекты исчезли. Артисты с каждым представлением все глубже вживались в свои роли, достигали подлинного понимания своих героев и создавали нужное настроение на сцене. Несмотря на отзывы некоторых враждебно настроенных по отношению к Художественному театру критиков, представления в Москве и гастроли театра в Крыму и Петербурге доказывали успех «Дяди Вани» и сильное воздействие на зрителей пьесы.

В среде интеллигенции и деятелей искусств пьеса «Дядя Ваня» имела большое значение. С.В. Соболевский писал А.П. Чехову: «Здесь о Вас то и дело вспоминаем и вспоминают по всевозможным поводам. Не далее как на последних двух неделях беседы на собраниях самоучащейся молодежи у Варвары Алексеевны (студенты, студентки, артисты, артистки Общедоступного театра, Ермилов, Иванов и т. д.) были посвящены специально Вам, «Дяде Ване» и «Чайке». Эти две вещи продолжают господствовать в репертуаре не только театра, но и вообще умственного обихода интеллигенции. На них упражняются, учатся думать, разбираться в жизни, искать выхода и т. д. Вот что значит затронуть самую суть и самые наболевшие струны» [П, 9; 334].

Следует отметить, что спектакли по «Дяде Ване» еще до премьеры пьесы в Московском Художественном театре пользовались популярностью на провинциальных сценах, о чем с удивлением замечал Чехов, видимо, после неудачи с «Чайкой» на императорской сцене, не веривший в успех следующей его пьесы. Блестящая постановка Художественного театра способствовала возрастанию популярности пьесы на провинциальных сценах, а также надолго закрепила «Дядю Ваню» в репертуаре МХТ и с годами не потеряла своей жизненности, актуальности и свежести.

В Петербурге Драматический театр В.Ф. Комиссаржевской также поставил пьесу (уже после смерти Чехова). Актриса, долгое время мечтавшая сыграть роль Сони, с блеском справилась со своей задачей. Эта роль стала одной из лучшей в ее репертуаре и навсегда вошла в лучшие страницы театральной истории пьесы.

Таким образом, несмотря на некоторые «выпады» отдельных критиков в сторону «Дяди Вани» и драматургического таланта Чехова в целом, рецензии на постановки данной пьесы в крупнейших театрах Москвы и Петербурга, а также на провинциальной сцене, показывают большой интерес как интеллигенции, находившей в пьесе отражение своих переживаний и собственной жизни, так и заслуженных деятелей литературы и искусства, по достоинству оценивших пьесу Чехова.

Примечания

1. Гродская Н.С. и др. Примечания. Ук. изд. — С. 415—416.

2. Там же. — С. 408.

3. Там же. — С. 409.

4. Рецензия С.В. Флерова (псевдоним — С. Васильев) — «Художественно-общедоступный театр. «Дядя Ваня»» (газета «Московские ведомости», 1899, 1 ноября, № 301).

5. Рецензия И.Н. Игнатова — «Семья Обломовых. По поводу «Дяди Вани»» А.П. Чехова» (газета «Русские ведомости», 1899, 28 октября и 24 ноября, № 298, 325).

6. Рецензия Н.О. Ракшанина (псевдоним — Н. Рок) — «Из Москвы. Очерки и снимки» («Новости и Биржевая газета», 1899, 6 ноября, № 306).

7. Рецензии Я.А. Фейгин (подпись — ин) — ««Дядя Ваня». Сцены из деревенской жизни. Художественно-общедоступный театр» («Курьер», 1899, 27 и 29 октября, № 297, 299) и «Письма о современном искусстве» («Русская мысль», 1899, № 11).

8. Рецензия Н.Е. Эфроса (псевдоним — Старик) — «Из Москвы» (журнал «Театр и искусство», 1899, № 44, от 31 октября).

9. Гродская Н.С. и др. Примечания. Ук. изд. — С. 419.

10. Кузичева А.П. А.П. Чехов в русской театральной критике. Ук. изд. — С. 296.

11. Рецензии Н.Е. Эфроса на «Дядю Ваню»: «Из Москвы». — «Театр и искусство», 1899, № 44 от 31 октября, подпись: Старик; в «Новостях дня»: 26 октября, 1899, № 5898, без подписи; «Дядя Ваня» — 27 октября, 1899, № 5899, без подписи; «Дядя Ваня» — 31 октября, 1899, № 5903, с подписью: — ф —).

12. Ле Флемминг Стивен. Господа критики и господин Чехов: антология / Стивен Ле Флемминг. — М.; СПб.: Летний сад, 2006. — С. 603.

13. Там же.

14. Там же. — С. 604.

15. Там же. — С. 605.

16. Там же.

17. Гродская Н.С. и др. Примечания. Ук. изд. — С. 418.

18. Там же.

19. Там же.

20. Там же.

21. Ле Флемминг Стивен. Ук. изд. — С. 588.

22. Чехов был знаком с Н.О. Ракшаниным, однако не оценивал его высоко: «Ракшанину же имя легион. Таких нестерпимо много» [П, 5; 46], — писал Антон Павлович в письме к А.С. Суворину весной 1892 года.

23. Кузичева А.П. А.П. Чехов в русской театральной критике. Ук. изд. — С. 178.

24. Там же.

25. Там же.

26. Там же. — С. 183.

27. Статья А.А. Рейнгольдта в «Северном курьере». — СПб., 1900. — № 65, 7 января.

28. Кузичева А.П. А.П. Чехов в русской театральной критике. Ук. изд. — С. 187.

29. Там же.

30. Корреспондент «Нового времени» <Одарченко.> («Три драмы А.П. Чехова» — «Новое время», СПб., 1901, 27 марта, № 9008. Подпись: Ченко); критик А.И. Богданович («Московский Художественный театр...» — «Мир божий». — СПб., 1901. — № 4. — С. 1—5; рубрика: Критические заметки. Подпись: А.Б.); критик Д.В. Философов (Д. Философов. «Дядя Ваня»... — «Мир искусства». — СПб., 1901. — № 2—3. — С. 104—106); критик Ю.Д. Беляев (Юр. Беляев. Художественный театр. «Дядя Ваня» — «Новое время», СПб., 1901, № 8975, 21 февраля).

31. Гродская Н.С. и др. Примечания. Ук. изд. — С. 419.

32. Там же. — С. 420.

33. Кузичева А.П. А.П. Чехов в русской театральной критике. Ук. изд. — С. 210.

34. Там же. — С. 214.

35. Гродская Н.С. и др. Примечания. Ук. изд. — С. 401.

36. См.: Чехов: статьи и материалы / Серия: Литературное наследство / [гл. ред.: В.В. Виноградов]. Т. 68. — М.: Акад. наук СССР, 1960. — С. 305, 311.

37. Гродская Н.С. и др. Примечания. Ук. изд. — С. 402.