Мирский М.Б. Доктор Чехов

[Мирский М.Б. Доктор Чехов. М.: Наука, 2003. 238 с.]¹

Театр, как известно, начинается с вешалки, а книга — с аннотации. С нее я и начала знакомство с трудом известного историка медицины. Как, однако, изменилось то, что называют культурным каноном, — подумалось мне, когда я прочитала: «не всем известно», что Чехов «был еще и незаурядным врачом». Еще не так давно это знал любой выпускник средней школы. Но это так, к слову. А дальше аннотация, как предписано этому жанру, сообщает о том, о чем, собственно, и повествует рецензируемая книга. О том, что «как писатель Чехов в своих произведениях в полную меру использовал знание медицины, особенно психологии и психиатрии, а также практику земской медицины и врачебного быта». Как он в качестве «ученого-медика» собрал и проанализировал огромный материал о населении острова Сахалин. А как «практический врач работал в земских больницах, лечил людей, спасал человеческие жизни». И только вот себя «не смог защитить от смертельной болезни и потому умер совсем молодым».

Тут как будто бы все верно и — все не совсем точно. Психология, к примеру, никогда не была частью медицины. Писателям же свойственно быть хорошими психологами, даже не будучи медиками, но это исходит из специфики того интеллектуального языка, каким является литература. А Чехов, говоря о значении для себя научного метода мышления, привитого ему в университете, имел в виду нечто иное. Об этом и хотелось бы прочитать в книге.

При написании «Острова Сахалин» Чехов, конечно, использовал методологический инструментарий науки социологии — столь ценимую им статистику. И хотя он сам писал, что хотел бы сделать из этого диссертацию, ученым-исследователем он не был. В земской больнице он работал, будучи студентом, и некоторое время по окончании. И во время холеры работал как врач. Но практиковать бросил достаточно рано. Есть сомнения даже в том, висела ли табличка «Доктор Чехов» на двери кудринского дома-комода, которая украшает нынешний музей Чехова. И уж точно не было в Кудрине у него того, что называлось в те времена врачебной практикой (это я уже забегаю вперед, в текст книги). Хотя лечить, давать медицинские советы он любил, хотел, чтобы в нем видели хорошего врача, и к этой ипостаси своей репутации относился ревниво, может, как раз потому, что врачом в том смысле, в каком профессиональными врачами стали его товарищи по университету Савельев, Зембулатов, Коробов, или земцы Куркин, Орлов, Витте, или лечивший его Альтшуллер, не стал.

Пересилило писательство — оно, а не медицина, оказалось его предназначением. Но был Чехов от природы наделен особым аналитическим умом, и, как дается музыкальный слух, так дается и дар особой наблюдательности и умения типизировать, обобщать наблюдаемое. На это свойство его ума легло медицинское образование — московская школа клиницистики, которую он прошел в университетские годы. Вот об этом бы и прочитать в новой книге про «доктора Чехова». Кого-то, возможно, Чехов и спас от смерти, как врач. А кого-то не смог (после чего — такова, во всяком случае, легенда — практиковать перестал, т. е. снял с двери табличку «Докторъ Чеховъ»). А насчет того, что себя вылечить не смог, то Чехова лечили от чахотки совсем неплохие врачи, но вылечить такую форму, тем более отягощенную многими другими болезнями, видимо, в то время было нельзя. Говорю я об этом так подробно потому, что приблизительность знания о том, о чем пишет уважаемый автор, ощущение которой возрастает по мере чтения книги, — похоже, в данном случае его метод.

Книг о Чехове-враче на русском языке несколько. Самой полной по использованному материалу до сих пор считалась книга Е.Б. Меве, вышедшая двумя изданиями (последнее, расширенное и дополненное, в 1989 году). Но только он не чеховед, как сообщает Мирский, а врач-фтизиатр. Но это тоже к слову. А вот писать после Меве, который собрал и систематизировал весь имеющийся по теме материал, еще одну книгу — значит, обещать что-то новое. Скорее всего, новую методологию, новую точку видения проблемы. Именно то, чего так не хватало обстоятельной книге Меве.

С тех пор как Чехов стал предметом моих собственных размышлений о литературе и жизни, я мечтаю прочесть такую работу, которая объяснит мне то, что, не имея медицинского образования, я лишь интуитивно ощущаю — как в механизме художественного мышления Чехова действует это самое медицинское образование, научный метод, что «выстроило» тот угол зрения, под которым Чехов видел людей так, а не иначе, — потому что был врачом не просто по образованию, но по мироощущению, мышлению, философии жизни, как в итоге всего этого возникла совершенно особая, ни на что и ни на кого не похожая материя его прозы, как, другими словами, это самое медицинское образование и мышление повлияло на его поэтику и даже стилистику. Ведь дело же здесь не в выведенных Чеховым типах врачей — от Дымова до Ионыча — и не в частотности обращения писателя к самой этой профессии.

Вот Мирский перечисляет в книге другие примеры сочетания врачебного образования и писательства — в диапазоне от Рабле и Шиллерадо Юлия Крелина и Василия Аксенова. Ну вот и прочитать бы в его книге о том, чем же Чехов отличался от всех других писателей, имевших медицинское образование, потому что ведь их писательский опыт — это ясно всем внимательным читателям — несопоставим в этом смысле с феноменом Чехова.

Книга состоит из глав, идущих шаг в шаг за биографией или по биографии, — немножко детства и гимназии, чуть побольше университета, затем работа в земской больнице, поездка на Сахалин, жизнь в Мелихове (лечит крестьян и работает на холере), клиника Остроумова, куда он попадает с кровотечением, переезд в Ялту, женитьба, смерть в Германии (все факты хорошо известны, даже в их освещении нет ничего нового) — и глав, повторяющих тематику всех других книг про Чехова-врача, — медицинская тема в творчестве, врачи-герои произведений Чехова, мировоззрение писателя (и здесь все до зеленой скуки знакомо даже своей стилистикой).

При чтении книги у меня вдруг возникло неловкое такое ощущение — и оно крепло от страницы к странице, — что обращение к теме «доктор Чехов» для автора книги случайно, никак не является плодом многолетней работы не только в отношении сбора материала (все источники лежат на поверхности, использовались десятки раз, многое к тому же автор берет из «вторых рук» — цитирует «по», вне собственного контекста цитируемых отрывков и т. п.), но, прежде всего, в отношении погружения в тему — погружения в Чехова, в его жизнь, в написанное им, в его время. Что автор знает биографию Чехова неглубоко, в основном в тех клише, которые сложились во времена столь давние, что даже удивительно, как это они оказались так живучи, что могут сегодня всерьез повторяться. Об этом говорит не только характер неточностей или мелких ошибок, но, главным образом, то, что для автора, историка медицины (я специально подчеркиваю первое слово) полностью отсутствует и иерархия источников, и собственный контекст фактов и документов, и естественные для него, специалиста, ассоциации и параллели с историей науки, которые создают свой фон, и т. п. Автор не заглядывал, похоже, даже в комментарии к томам писем из ПССП, не говоря уж о просмотре фонда Чехова в ОР РГБ, где хранятся письма к нему врачей и знакомых земцев. Он их не знает. И Чехова он прочел — даже в качестве просто читателя — как-то несерьезно, неглубоко, в границах стереотипных представлений о задачах самой литературы... Если бы в книге не было сведений об авторе, из которых я и узнала о его научных званиях, и грифа Института истории естествознания и техники, который, помнится, славился некогда своими специалистами, я бы ни за что не догадалась, что книгу написал человек, имеющий медицинское образование и серьезно занимающийся историей науки.

Начинается книга с рассуждений том, что связывает профессию врача с писательством. Автор приводит слова А. Моруа («и те и другие забывают о себе ради других людей»), идеалистическая наивность которых сегодня разве что умиляет, потом слова Моэма о том, что благодаря врачебной практике Чехов приобрел знания человеческого характера. (А если бы не было у него этой практики... И что ж Толстой, у которого ее не было, не знал человеческого характера?) Несерьезно это как-то для книги, выпущенной «Наукой». И пассажи вроде такого вот: «Выполняя свои врачебные обязанности, позже избрав своей профессией литературу и став писателем, Чехов много ездил по городам и весям, жил в самых различных местах, где наблюдал жизнь своих героев, их радости и горести, их успехи и неудачи, был свидетелем нужды и отчаяния бедного люда. Все это вошло в его произведения, нашло в них свое блестящее художественное отражение», — ни на йоту не приближают нас к разгадке феномена Чехова. Справедливости ради, я должна поблагодарить автора за приведенные им сведения о количестве писателей с медицинским образованием — по подсчетам поляка Станислава Конопки, их было около 120. Это, пожалуй, единственное, чего из имеющегося в книге Мирского я не знала.

А ведь, читая книгу, я все ждала, что, говоря, скажем, об университетских годах Чехова, автор объяснит нам, профанам, что это за московская медицинская школа, что она дала Чехову. Я надеялась, что автор как историк медицины скажет что-то по существу о прослушанных студентом Чеховым лекциях, о профессорах, многие из которых учились или стажировались в Европе и создали потом свои научные школы. И как-то же это все «вошло» в медицинское образование Чехова. В первом томе новой Чеховской летописи, которая, видимо, прошла мимо Мирского, перечислены все экзамены, которые Чехов сдавал, все лекционные курсы, которые прослушал. Ну вот и рассказать бы на основе этого о том, как Чехова эта медицинская школа научила мыслить, как его природные способности аналитика совпали с направлением этой школы. Ничего этого в книге, увы, нет.

А что же тогда есть? Да то, что и у всех писавших на эту тему раньше — от Шубина до Меве. Только меньше, только выхолощеннее. Ни в одном из приведенных фактов автор не увидел ничего сверх того, что было у его предшественников. Просто все, что лежит по этой теме на поверхности, еще раз адаптировано под представления и возможности нового автора и собрано под обложку, на которой значится новое имя.

А что касается творчества Чехова, ради прояснения сути которого такая книга должна была бы быть написана, то в этом отношении книга представляет собой набор общих мест и банальностей. Так что мне в какой-то момент даже захотелось, перефразируя аннотацию, напомнить самой себе, что Чехов был, между прочим, не только врач по образованию, но и великий писатель. О чем, читая эту книгу, довольно легко забыть.

Примечания

1. Первая публикация: Гитович И.Е. Еще раз о том, что Чехов был врачом // Чеховский вестник. 2004. Вып. 14. С. 32—37.