Музыка в доме Чехова

«Приходите к нам сегодня вечером... У нас будет музыка», — приглашал Чехов в Кудрино артиста А.П. Ленского.

Чехов тесно связан с миром музыки. Музыкальное начало одухотворяет произведения писателя, является важным элементом чеховского стиля. Музыка — насущная необходимость для Чехова. Она давала ему большую творческую радость, служила неиссякаемым источником вдохновения. Музыка сопутствовала всей жизни писателя.

Музыка стала близкой Чехову еще в детстве. Музыкальной была чеховская семья. Чехов-гимназист в Таганроге увлекался спектаклями итальянской оперы, бывал на симфонических концертах и вечерах камерной музыки. Во время далеких поездок в приазовскую степь юный Чехов слушал в деревнях народные песни.

В московские годы сформировались музыкальные интересы молодого Чехова. Здесь Антон Павлович посещал Большой театр, а во время поездок в Петербург — и Мариинский оперный театр, где слушал многие оперы в исполнении прославленных артистов. Чехова покорили могучие артистические индивидуальности Антона и Николая Рубинштейнов. Антон Павлович был знаком с артистом Большого театра В.С. Тютюником, композитором Б.М. Азанчевским, известным тогда пианистом и дирижером П.А. Шостаковским. П.А. Шостаковский не раз бывал в кудринском доме Чехова.

Поселившись в 1885 г. в сравнительно просторной квартире на Большой Якиманке, Антон Павлович стал устраивать у себя музыкальные вечера с участием артистической молодежи. У писателя еще не было своего музыкального инструмента, и пианино приходилось брать напрокат. «У нас полон дом консерваторов — музицирующих, козлогласующих...» — шутливо писал Чехов. «Консерваторы» — это студенты Московской консерватории, с которыми дружили Чехов и его семья.

Музыкальные вечера продолжались в доме на Садовой-Кудринской. Здесь выступали молодые музыканты и брат писателя Николай Павлович, который был талантливым музыкантом-самоучкой. Еще в детстве он выучился играть по слуху на скрипке, а потом на пианино. Поэт Л.И. Пальмин писал: «Музыкальный талант у него [Н.П. Чехова] кажется еще более, чем к живописи». Вероятно, в этих словах не было большого преувеличения, и только отсутствие специального образования помешало Николаю Павловичу сделаться крупным пианистом.

О музыкальном даровании Н.П. Чехова свидетельствует следующий эпизод, рассказанный Марией Павловной Чеховой. Однажды, вернувшись после прогулки домой, она застала в гостиной такую картину. Николай Павлович играл на пианино Вторую рапсодию Листа. Кто-то взволнованно, взад и вперед, ходил по комнате. Мария Павловна узнала гостя: это был П.А. Шостаковский. Он был поражен и восхищен исполнением трудного, виртуозного произведения музыкантом-любителем.

Более всего был созвучен артистической натуре художника Шопен, композитор широчайшего диапазона. По словам Антона Рубинштейна, в сочинениях Шопена соединились «трагизм, романтизм, лирика, героическое, драматическое, фантастическое, задушевное, сердечное, мечтательное, блестящее, величественное, простое». Особенно близка была Николаю Павловичу лирика Шопена. Художник чаще всего исполнял пленительные шопеновские ноктюрны, грациозные мазурки, прелюдии, являющиеся одними из наиболее совершенных творений композитора. Очень любил Чехов, когда Николай Павлович играл Шестую прелюдию, исполненную одухотворенной скорби и внутреннего драматизма.

Часто Николай Павлович играл утром, когда в доме было совсем тихо. «Просыпаешься, слышишь чудную музыку и хочется, чтобы она никогда не прекращалась», — вспоминала Мария Павловна.

Антон Павлович любил слушать игру брата. Глубокий лиризм делал Антона и Николая Чеховых особенно близкими. У писателя лиризм нашел гениальное воплощение в его рассказах, повестях и пьесах. У художника он был глубоко скрыт и только неожиданно и сильно проявлялся в исполнении музыкальных произведений.

Чехов любил писать под долетавшую до него приглушенную мелодию. Музыка усиливала творческое состояние Чехова, создавала атмосферу, в которой ему легко работалось. И.Л. Леонтьев-Щеглов вспоминал: «Согнувшись над письменным столом, сидит Чехов и при свете лампы что-то дописывает. Сверху, из второго этажа, доносятся нежные, меланхолические звуки шопеновского ноктюрна. Это брат Антона — Николай Павлович, художник, — играет на рояле». Лирическая стихия, пронизывающая многие произведения Чехова, точно требовала во время их создания музыки.

Часто в гостиной раздавались певучие звуки виолончели. Чехов любил благородный тон этого музыкального инструмента, напоминающий человеческий голос. И не случайно своего рода лирическим музыкальным эпиграфом к пьесе «Иванов» дан дуэт виолончели и рояля, исполняемый за сценой Шабельским и Анной Петровной. Драматург снова привлекает внимание зрителей к этому эпизоду в IV действии пьесы, когда старик Шабельский, склонившись на рояль, безутешно плачет, вспоминая так рано погибшую Анну Петровну.

Чехов слушал произведения для виолончели в исполнении «очень хорошего», по его словам, музыканта М.Р. Семашко. Во второй половине 1880-х годов Семашко был студентом Московской консерватории, учеником знаменитого виолончелиста профессора В.Ф. Фитценгагена. Репертуар артиста был достаточно обширным и в нем, в частности, были «Лебедь» Сен-Санса и «Баркарола» Чайковского, увековеченные потом в чеховском «Рассказе неизвестного человека».

М.Р. Семашко был своим человеком в доме Чехова. Имя «Семаши», «Семашечки» не раз упоминается в письмах Антона Павловича. На своей фотографии, подаренной в 1889 г. Семашко, Чехов сделал такую полушутливую надпись: «Милому Семашечке за его уменье водить смычком по струнам моего сердца».

На музыкальных вечерах у Чеховых выступал флейтист А.И. Иваненко, ставший, по характеристике Михаила Павловича, «вечным другом» их семьи. Играл в чеховской гостиной пианист Г.М. Линтварев, страстный поклонник музыки Чайковского. Антон Павлович очень ценил этого молодого музыканта. «Жорженька талантливый человек, — писал Чехов. — Из всех пианистов, скрипачей, дирижеров, барабанщиков и горнистов, каких только я знал на своем веку, Жорженька единственный показался мне художником. У него есть душа, есть чутье и взгляды».

С кудринским домом навсегда соединено имя Петра Ильича Чайковского. Это был самый близкий для Чехова композитор.

«Я ужасно люблю его музыку», — сознавался Антон Павлович. В свою очередь, Чайковский очень высоко ценил творчество писателя. Кратковременные дружественные отношения их являются одной из интереснейших страниц истории нашего искусства.

Когда Чехов только начинал свой писательский путь, Чайковский уже создал многие свои прославленные оперные, драматические и камерные сочинения. И замечательно, что молодой писатель и знаменитый композитор почувствовали большое взаимное влечение еще в то время, когда не были лично знакомы.

Романсы и фортепианные произведения Чайковского исполнялись на музыкальных вечерах в Кудрине. Но особенно любил Антон Павлович оперу «Евгений Онегин». Здесь органически соединилась любовь писателя к Пушкину и Чайковскому. Несомненно, Чехову, который страстно искал новых путей в литературе, был сродни новаторский пафос оперы, дерзновенно названной Чайковским «лирическими сценами». Отбросив привычные шаблоны, композитор создал произведение, совершившее переворот в развитии оперного жанра. Глубокая реальность изображения, тончайший лиризм, простота и выразительность музыкального языка, подлинно русский национальный характер героев оперы — все это было бесконечно близко Чехову.

Одухотворенность, лирика, психологический реализм Чехова, в свою очередь, безусловно созвучны «лирическим сценам» Чайковского. Академик Б.В. Асафьев утверждал, что в «Евгении Онегине» предварен лиризм чеховских драм» и что «лирику «Онегина» можно измерять всем тончайшим из словесной ткани Чехова».

Конечно, Чехов знал и симфонические произведения композитора. О том, до какой степени они были близки Антону Павловичу, рассказывала сестра писателя Мария Павловна. Однажды, войдя в гостиную дома, Мария Павловна увидела поразившую ее картину. Антон Павлович, не игравший ни на каком музыкальном инструменте, сидел за пианино и одним пальцем подбирал какую-то полюбившуюся ему мелодию. Сестра писателя узнала ее — это была мелодия из Пятой симфонии Чайковского. В Москве Пятая симфония была впервые исполнена 10 декабря 1888 г. под управлением автора.

Чайковский узнал Чехова как писателя только весной 1887 г. Петр Ильич жил тогда в усадьбе Майданово, вблизи Клина. По вечерам, отдыхая от напряженной работы, композитор любил чтение вслух. Читал обычно кто-нибудь из гостей, чаще всего друг Чайковского, известный музыкальный критик, профессор Московской консерватории Н.Д. Кашкин. И вот в одной из газет композитору и Н.Д. Кашкину попался на глаза рассказ Чехова «Миряне» (потом он получил название «Письмо»). Рассказ настолько понравился Петру Ильичу, что был прочитан два раза подряд. Впечатление от рассказа было так велико, что Чайковский послал Чехову восторженное письмо, которое затерялось и не дошло до писателя.

Что же так поразило Чайковского в произведении 27-летнего Чехова, что в нем было особенно созвучно композитору? Конечно, прежде всего величайшая правдивость и простота изображения душевных движений действующих лиц, лиризм и мягкий юмор. Несомненно, Чайковского привлекло и внимание писателя к маленькому человеку, к незначительным, на первый взгляд, событиям его жизни, ярко выраженный гуманизм.

Все это перекликалось с отношением Чайковского к своим героям, о котором он так сказал: «Вследствие особенностей моей артистической индивидуальности я могу с любовью и увлечением писать музыку на сюжет хотя бы ни мало не эффектный, лишь бы действующие лица внушали мне живое сочувствие, лишь бы я любил их, жалел, как любят и жалеют живых людей».

Личное знакомство Чехова и Чайковского состоялось в декабре 1888 г. в Петербурге у брата композитора Модеста Ильича. Антона Павловича поразили простота и скромность композитора. Чайковский «хороший человек и не похож на полубога», писал Чехов под впечатлением встречи.

К этому времени Чайковский узнал и другие чеховские произведения, увидел в писателе огромные творческие возможности. «Имеете ли Вы понятие о новом большом русском таланте, Чехове? — спрашивает Чайковский в письме одну из своих знакомых. — Если нет, то я охотно перешлю Вам его рассказы. По-моему, это будущий столп нашей словесности».

Еще во время встречи с Чайковским у Чехова возникла мысль посвятить композитору новую книгу рассказов. 12 октября 1889 г. Чехов письменно обратился к Чайковскому с просьбой разрешить это посвящение. Конечно, Чайковский мог тоже письменно ответить на обращение, но прошел лишь один день, и Петр Ильич запросто пришел к писателю «с благодарностью», как он сам говорил. Можно себе представить, какою радостью просияли глаза Антона Павловича, когда в маленькой прихожей своей квартиры он неожиданно увидел Чайковского!

Как рассказывает присутствовавший при встрече младший брат писателя, Чехов и Чайковский «разговаривали о музыке и литературе». Однако это не была просто дружеская беседа, это был разговор о большой совместной работе. «Оба они обсуждали содержание будущего либретто для оперы «Бэла», которую собирался сочинить Чайковский. Он хотел, чтобы это либретто написал для него по Лермонтову брат Антон. Бэла — сопрано, Печорин — баритон, Максим Максимыч — тенор, Казбич — бас. «Только знаете ли, Антон Павлович, — сказал Чайковский, — чтобы не было процессий с маршами. Откровенно говоря, не люблю я маршей».

Выбор темы для оперы не был случайным. Поэтическая история самоотверженной любви дочери вольного Кавказа к русскому офицеру Печорину вдохновляла и композитора, и будущего либреттиста. Новый замысел Чайковского был внутренне связан с оперой «Евгений Онегин». Недаром еще Белинский называл Печорина «Онегиным нашего времени». Да и в облике Бэлы, несмотря на все различия, было нечто существенно общее с Татьяной — женственность, душевная чистота и сила чувства.

Лермонтов-прозаик был дорог Чехову простотой, сжатостью, пластической рельефностью стиля. «Я не знаю языка лучше, чем у Лермонтова, — говорил Антон Павлович не раз. — Я бы так сделал: взял его рассказ и разбирал бы, как разбирают в школах, — по предложениям, по частям предложения... Так бы и учился писать». Ссылаясь на «Тамань» Лермонтова и на «Капитанскую дочку» Пушкина, Чехов говорил о родстве стиха с поэтической русской прозой.

Перспектива совместной работы с композитором была необычно увлекательна для Чехова. Сестра писателя так сказала о его душевном состоянии после встречи с Чайковским: «Антон Павлович был счастлив!» Сообщая Модесту Ильичу о встрече с Чеховым, композитор писал: «Ужасно горжусь и радуюсь».

Вероятно, во время посещения Кудрина в сознании Чайковского ожили воспоминания прежних лет. В 1872—1873 гг. композитор жил в доме на Кудринской площади (ныне площадь Восстания), где работал над Второй симфонией¹. В 1874—1875 гг. Чайковский жил на углу Малой Никитской улицы (ныне улица Качалова) и Садовой-Кудринской, почти рядом с домом Корнеева. Здесь композитор создал многие произведения и среди них знаменитый Первый фортепианный концерт.

Вскоре после ухода композитора в доме Чехова снова раздался звонок, и посыльный передал Антону Павловичу конверт. Там было письмо: «Посылаю при сем свою фотографию и убедительно прошу вручить посыльному Вашу! Достаточно ли я выразил Вам мою благодарность за посвящение? Мне кажется, что нет, а потому еще скажу Вам, что я глубоко тронут [подчеркнуто Чайковским] вниманием Вашим».

Фотография хорошо передает облик композитора — его творческую сосредоточенность, суровое вдохновение, напряженную мысль. На лице Чайковского точно лежит отблеск пережитых душевных гроз и бурь. На фотографии рукой Чайковского написано: «А.П. Чехову от пламенного почитателя. 14 октября 1889 г.».

Антон Павлович выполнил просьбу композитора и послал ему свою фотографию и сборник рассказов. На фотографии Антон Павлович написал: «Петру Ильичу Чайковскому на память о сердечно преданном и благодарном почитателе Чехове», а на книге: «Петру Ильичу Чайковскому от будущего либреттиста». В ответном письме Чехов образно выразил свое отношение к Чайковскому: «Очень, очень тронут, дорогой Петр Ильич, и бесконечно благодарю Вас. Посылаю Вам и фотографию, и книгу, и послал бы даже солнце, если бы оно принадлежало мне».

Эти письма приближают к нам события памятного для Чехова дня: мы точно ощущаем интонацию беседы великих современников.

Через несколько дней Чехов был тронут новым знаком внимания Чайковского: композитор прислал ему билет на цикл симфонических концертов Русского музыкального общества в сезон 1889/90 г. Сам Чайковский принимал большое участие в подготовке этого цикла концертов, исключительно интересного по составу дирижеров (А.Г. Рубинштейн, Н.А. Римский-Корсаков, А.С. Аренский, Э.Ф. Направник, А. Дворжак и другие). С этим дорогим подарком композитора произошел неожиданный казус — билет был потерян. Его долго и безуспешно разыскивали все домашние Чехова, пока, наконец, не обнаружили в печке среди сора, куда его нечаянно выбросили при уборке кабинета.

Антон Павлович особенно тщательно готовил к печати книгу, посвященную Чайковскому. 16 марта 1890 г. Чехов писал брату композитора Модесту Ильичу: «Через 1½—2 недели выйдет в свет моя книжка, посвященная Петру Ильичу. Я готов день и ночь стоять почетным караулом у крыльца того дома, где живет Петр Ильич, — до такой степени я уважаю его. Если говорить о рангах, то в русском искусстве он занимает теперь второе место после Льва Толстого, который давно уже сидит на первом (третье я отдаю Репину, а себе беру девяносто восьмое)».

Чайковский, узнав об этой исключительно высокой оценке, отозвался в письме к брату: «Не можешь себе представить, как мне приятны слова Чехова обо мне».

Ранней весной 1890 г. вышел в свет сборник рассказов Чехова «Хмурые люди». Раскрыв книгу, читатель видел на ее первой странице: «Посвящается Петру Ильичу Чайковскому».

В апреле 1890 г. Чехов отправился в далекое и трудное путешествие на остров Сахалин, и это помешало Чайковскому своевременно ответить на посвящение книги. Позднее, в 1891 г., композитор написал Чехову, что он «страшно гордится» посвящением сборника «Хмурые люди» и что он несколько раз порывался написать Антону Павловичу большое письмо, чтобы объяснить, какие именно свойства дарования писателя «так обаятельно и пленительно на него действуют», но так и не смог написать. «Очень трудно музыканту высказывать словами, что и как он чувствует по поводу того или иного художественного явления», — говорил в свое оправдание композитор.

К сожалению, ряд обстоятельств помешал Чехову и Чайковскому осуществить план совместной творческой работы над оперой «Бэла». После сахалинского путешествия, в 1891 г. Чехов уехал за границу, а в 1892 г. оставил Москву и перебрался в Мелихово. Но новые творческие замыслы не дали Антону Павловичу возможности приступить к подготовке либретто.

Композитор также увлекся другими сочинениями. В 1890—1893 гг. были созданы оперы «Пиковая дама» и «Иоланта», балет «Щелкунчик», Шестая патетическая симфония. В это время Чайковский лишь наездами бывал в Москве, проводя многие месяцы в поездках по России и за границей. Почти за четыре года композитор совершил семь путешествий в различные страны Западной Европы и большое артистическое турне по Америке. Тем не менее он продолжал живо интересоваться творчеством Чехова.

25 октября 1893 г. весь мир узнал о внезапной смерти Чайковского. Чехов телеграфировал брату композитора: «Известие поразило меня. Страшная тоска... Я глубоко уважал и любил Петра Ильича, многим ему обязан». Эти взволнованные слова лучше всего говорят о том, чем был Чайковский для писателя. Чехов до конца своей жизни оставался горячим поклонником творчества Чайковского. Романсы композитора часто исполнялись в усадьбе Мелихово, звучали в ялтинском доме Чехова.

О глубине и силе воздействия музыки Чайковского на писателя свидетельствует и ряд прямых откликов в произведениях Чехова. Так, например, третьему действию пьесы «Леший» предшествует ария Ленского из оперы «Евгений Онегин», которая исполняется на рояле за сценой. Полная предчувствия грядущей гибели мелодия вводит зрителей в драматически напряженную атмосферу действия, завершающегося гибелью Егора Петровича Войницкого. В «Рассказе неизвестного человека» Чехов рисует, как музыка Чайковского вызывает у одного из героев произведения, петербургского чиновника, глубоко скрытые хорошие человеческие чувства. Целиком навеян сценой письма Татьяны полный лиризма и мягкого юмора рассказ «После театра».

Конечно, не такие отдельные, сами по себе интересные, «переклички» сближают творчество Чехова и Чайковского, а прежде всего общий художественный строй, общая поэтическая интонация произведений писателя и композитора.

В произведениях великих современников, глубоко русских по духу, в неповторимо яркой, индивидуальной форме выразился вдохновенный лиризм, мужественный пафос преодоления скорби, удивительная сердечность, высокое жизнеутверждающее начало. Чехова и Чайковского сближает их отношение к творческому труду как главному делу жизни, страстная любовь к русскому человеку и русской природе, обаятельная искренность и простота.

Чайковский с его огромной музыкальной интуицией остро ощущал музыкальное в искусстве слова. Чайковскому принадлежат глубокие по мысли слова о Пушкине, который «очень часто вырывался из тесных сфер стихотворства в бесконечную область музыки». Несомненно, композитору было органически близко музыкальное начало творчества Чехова.

Чехов не случайно назвал один из своих лучших рассказов 80-х годов — «Счастье» — «как бы симфонией». Творчество писателя проникнуто лирической, музыкальной стихией. Это проявляется и в особом внимании Чехова к звучанию речи, и в многочисленных звуковых образах, помогающих раскрытию замысла, и в музыкальной грации, гармонии, завершенности произведения. Музыкальное начало одухотворяет самый «воздух» рассказов, повестей и пьес Чехова, вводит в лирические глубины чеховских произведений. Оно связано с тончайшим психологизмом творчества писателя и является характерной особенностью высокого реализма Чехова.

Музыка была необходимой частью атмосферы, в которой созревал и жил гений Чехова. Она обостряла у писателя поэтическое видение мира, углубляла понимание внутренней жизни человека, давала драгоценные для художника творческие импульсы. Все, что Чехов получил от музыки, он с изумительной щедростью отдал людям.

Музыка, занимающая такое большое место в жизни Чехова, с новой и важной стороны открывает нам творческую личность писателя. В годы жизни на Садовой-Кудринской особенно полно проявилась глубокая внутренняя связь Чехова с миром музыки, ее творцами и исполнителями.

Примечания

1. Этот дом отмечен мемориальной доской.