Антон Павлович Чехов, стремительно ворвавшись в литературную жизнь последней четверти XIX века, мгновенно стал объектом пристального внимания как читателей, так и критики, неустанно следившей за развитием его творческого таланта. Практически каждое новое произведение Чехова вызывало бурную и неоднозначную реакцию рецензентов. Прошло чуть больше века, но интерес к наследию великого писателя не ослаб: сегодня исследователей привлекает практически все, что так или иначе было связано с его творческой жизнью. Фонд чеховианы включает сотни томов воспоминаний современников, эпистолярное наследие чеховского окружения, разнообразные формы критических работ — от сборников стихов о Чехове1 до монографических книг, посвященных комплексному разбору поэтики его произведений и вопросам их интерпретации, анализу интертекстуальных связей и определению степени влияния творчества Чехова на развитие мирового искусства.
Что касается собственно литературоведческих работ, то они демонстрируют абсолютно разные методы освоения творческого наследия писателя. Причиной данного разнообразия является невозможность избрания единого подхода к анализу произведений Чехова. С другой стороны, это же обстоятельство объясняет практически полное отсутствие работ, в которых выбранный метод исследования был бы представлен в чистом виде и не дополнялся бы другими.
Исследования, основывающиеся на биографическом методе изучения, особенно интересны для характеристики той среды, в противодействии с которой формировались представления писателя об искусстве и складывалась его концепция творчества. Обширный материал о жизни Чехова представлен в работе Н.И. Гитович, множество интересных фактов о взаимоотношениях писателя с реальными читателями и об эволюции этих отношений содержит книга А.П. Кузичевой2.
Продуктивным для нашего исследования является культурно-исторический метод, применяя который, ученые рассматривают творческий путь писателя на фоне основных событий эпохи, в тесной связи с ними. Особое внимание в работах таких исследователей уделяется литературной среде, в которой вращался Чехов3.
Для понимания того, насколько новаторской была чеховская концепция творчества, многое дают труды Г.П. Бердникова, З.С. Паперного, Р.Г. Назирова, И.В. Грачевой, Р.-Л. Джексона и др. В них проанализированы литературные связи Чехова с произведениями зарубежных и русских писателей — Данте, Шекспира, Гюго, Флобера, Ибсена, Стриндберга, Ионеско, Пушкина, Лермонтова, Лескова, Салтыкова-Щедрина, Толстого, Достоевского, Бунина, Короленко, Горького, Варфоломеева и пр.4 Функционирование элементов фольклорной поэтики в прозе и драматургии Чехова блестяще исследовал в работе «Литература и фольклорная традиция» Д.Н. Медриш.
В качестве доминирующего стимула деятельности писателя часто рассматривается его полемика с предшественниками, отталкивание от использовавшихся ранее, а в его эпоху автоматизированных приемов, в частности, стремление пародировать бытующие литературные формы. На первом плане здесь оказывались задачи исследования чеховской поэтики, добротное и серьезное основание которому положено в работах А.П. Чудакова, З.С. Паперного, И.Н. Сухих, В.И. Тюпы, Э.А. Полоцкой и других.
В.Б. Катаев, обращаясь к произведениям Чехова, заметил, что в них предметом действия часто «становятся явления в области сознания». К подобного рода выводам подводят также исследования Г.А. Бялого, М.Л. Семановой, И.Н. Сухих, статьи Н.Я. Берковского, А.П. Скафтымова, Я.С. Билинкиса. Большую работу в этом направлении провела Г.М. Ибатуллина, доказавшая в книге «Человек в параллельных мирах: художественная рефлексия в поэтике чеховской прозы», что «проблема человеческого сознания и отражения в разных формах и типах в их отношении к живой действительности — основополагающая для творчества Чехова»5.
Но при всей изменяемости оценок, методик анализа и методов исследования художественных произведений писателя в работах чеховедов всех поколений отмечены некоторые общие положения: еще в критических статьях, изданных при жизни Чехова и носивших часто характер моментального отклика на выход в свет нового сборника или отдельного рассказа, был обозначен новаторский характер произведений писателя6. Рецензенты писали о внимании автора к «обыкновенным» героям и обыденным событиям, отличающим его от других писателей, о его пристрастии к малым формам, спорили, как замечает Э. Полоцкая, «по поводу незавершенных финалов в его рассказах и повестях, затрагивая тем самым вопросы композиции чеховской прозы, отмечали его излюбленные изобразительные средства (предпочтение двух-трех ярких деталей подробным описаниям портрета, обстановки, природы), своеобразие психологических характеристик (вместо непосредственно рассказа о внутреннем состоянии героя — внешние приметы этого состояния), музыкальность слога»7. Эта же исследовательница приходит к выводу, что все эти споры косвенно свидетельствовали об объективном признании художественной новизны чеховского творчества.
Сам Чехов сказал однажды: «Все мною написанное забудется через 5—10 лет; но пути, мною проложенные, будут целы и невредимы»8. Первая фраза звучит абсолютно по-чеховски, в некоторой степени она дань скромности, в чем-то — шутка. Вторая полна глубокого значения. Здесь Чехов, всегда скромный, далекий от пафоса и патетики, открыто называет себя первооткрывателем и в этом видит свое писательское призвание. Это, пожалуй, одна из немногих фраз, в которой писатель поделился своими размышлениями об оценке и значимости собственного творчества.
Приоритет творчества как такового над его осмыслением вполне закономерен, что объясняется вторичным положением критики, анализа по отношению к процессу и результату творческого созидательного акта. Но несмотря на то, что литературный процесс и литературоведение — это два самостоятельных направления культурного развития, в истории литературы есть множество примеров, когда художники подкрепляли образцы новаторского искусства теоретическими программными установками. Например, в эпоху классицизма сами художники зачастую становились теоретиками, формируя в своих трактатах нормативную эстетику — в некоторых случаях художественные произведения воспринимались самими авторами-теоретиками как экспериментальное поле для доказательства уже сформулированных теоретических положений. В начале XX века, когда русская поэзия обогатилась различными литературными направлениями, помимо блестящих примеров нового поэтического творчества их авторы издавали собственные литературные манифесты: «Символизм», «Как мы пишем. О себе как о писателе» А. Белого, «Об искусстве, литературе, поэзии», «О назначении поэта» А. Блока, «Наука о стихе» В. Брюсова, книга «Письма о русской поэзии» Н. Гумилева, сборник статей «О поэзии» О. Мандельштама, «Как делать стихи?» В. Маяковского и др.
Новатор Чехов напротив, в юности нарушая традиционные литературные каноны, пародируя шаблонные сюжеты, расхожие мотивы и темы, а в годы зрелого творчества явившись родоначальником новой драмы, сознательно избегал какого-либо теоретизирования по поводу своих революционных идей в области литературы. Однако размышления о сущности искусства, о роли писателя, об особенностях художественного восприятия нашли свое отражение в творчестве художника: отсутствие специализированных статей компенсировалось постановкой вопросов о природе творчества в самих произведениях писателя. Такую особенность чеховской поэтики, когда теоретические аспекты творчества сами являются предметом изображения, подчеркнула в уже названной работе Г. Ибатуллина. Анализируя область сознания в прозе и драматургии Чехова, она замечает: «Исследование связей формальных и содержательных структур в системе чеховского произведения оказывается в центре нашего внимания, поскольку сама форма у Чехова становится предметом изображения»9 (курсив мой — О.Г.).
Полностью разделяя эту точку зрения, добавим, что в прозе и драматургии Чехова предметом изображения становится широкий круг вопросов теории литературы, касающихся разных аспектов творчества: в разнообразных формах в произведениях писателя отражаются его размышления о сущности и специфике литературы, о ее общественных функциях, об отношении литературы к действительности, о проблемах восприятия художественного текста. Степень изученности в текстах писателя его концепции творчества и особенностей художественного восприятия явно недостаточна для такого крупного художественного феномена, что и определяет актуальность изучения произведений Чехова именно с этой точки зрения. К тому же в условиях небывалого расцвета в наши дни массовой литературы дополнительное значение приобретает изображенная Чеховым картина расцвета псевдоискусства и агрессивного внедрения человека массы в культуру.
Объектом предлагаемого исследования являются художественные произведения Чехова, а также эпистолярное наследие писателя, предметом — воплощенная в них концепция творчества и художественного восприятия: вопросы соотношения искусства, творчества и жизни, феномен творческой личности в понимании Чехова в разные периоды его жизни, образы, связанные с массовой культурой, определение роли читателя в литературной жизни, характеристика методов воздействия литературы на читательское сознание, классификация типов читательской рецепции, воплощенных в чеховских произведениях.
Предмет определяет цель настоящего исследования — основываясь на текстах художественных произведений Чехова, обозначить авторскую концепцию творчества и художественного восприятия.
Достижению данной цели способствует реализация следующих частных задач:
1) рассмотреть пародии Чехова с точки зрения содержания в них полемического и программного подтекстов;
2) проанализировать отраженные в прозе и драматургии Чехова представления писателя о роли художника в обществе, о сущности и специфике искусства, о проблемах развития массовой культуры, об основных функциях художественного текста и о различных уровнях его рецепции;
3) исследовать вопрос об отражении в произведениях Чехова феномена художественного восприятия и показать роль этого явления в разрушении писателем культурных моделей и клише;
4) выявить аспекты воплощения взглядов Чехова на творчество и художественное восприятие в прозе и драматургии на проблемно-тематическом, сюжетно-композиционном, образном уровнях;
5) определить понятие «нормы»/«идеала» в чеховской модели соотношения искусства и действительности.
Теоретической базой нашей работы являются основные положения литературоведения, представленные в трудах Б.В. Томашевского, А.Н. Веселовского, В.М. Жирмунского, А.П. Скафтымова, М.М. Бахтина, Д.С. Лихачева, Е.В. Хализева, Н.Д. Тамарченко, В.И. Тюпы, С.Н. Бройтмана.
Центральным звеном теории литературы является общая, или теоретическая, поэтика, круг вопросов которой делится на две сферы. С одной стороны, предметом исследования теоретической поэтики служит непосредственно произведение во взаимосвязи со всеми его формальными характеристиками — жанром, композицией, сюжетом, персонажем, хронотопом и пр. Пристрастия Чехова в данной области хорошо иллюстрируются синтагматикой его произведений, т. е. сам факт того, как написано произведение, говорит о точке зрения автора на ту или иную проблему (например, о специфике использования художественной детали, особенностях композиции и пр.). Данная область поэтики достаточно подробно изучена в научной литературе о Чехове, и потому акцент в предложенном исследовании будет смещен в другую область теории литературы, вопросы которой отражены на семантическом уровне произведений писателя. В первую очередь это относится к проблеме функционирования литературного произведения — вопросам о специфике искусства, о соотношении искусства (литературы) и действительности, о феномене творчества, а также о взаимодействии художественного текста и читателя.
Методологической основой исследования служит комплексный подход, синтезирующий культурологические и собственно литературоведческие принципы, что предполагает сравнительный, историко-культурный, мотивный, структурно-семиотический типы анализа.
Научная новизна настоящей диссертационной работы заключается в том, что впервые предпринята попытка детального анализа феномена творческой личности и художественного восприятия в прозе и драматургии Чехова. Новый подход связан с тем, что произведения анализируются с точки зрения отображения в них системы развернутых взглядов писателя на причины расцвета массовой культуры, на соотношение искусства и действительности, на триаду «художник-творчество-действительность».
Теоретическая значимость диссертации связана с обобщением и развитием представлений о художественном мире Чехова как скрытой системе теоретических рассуждений автора, среди которых особое место занимает феномен творчества и художественного восприятия.
Практическая ценность приведенного исследования состоит в том, что его результаты могут быть использованы при чтении историко-литературных и теоретико-литературных учебных курсов, а также спецкурсов по творчеству Чехова. Кроме того, обобщения, сделанные нами, могут оказаться полезными для исследователей искусствознания, студентов театральных институтов.
Положения, выносимые на защиту:
1. В художественном мире Чехова вопросы, связанные с творчеством и проблемой художественного восприятия, ставятся уже в самых ранних произведениях. Об этом свидетельствуют многочисленные пародии, которые превышают задачу осмеяния чужого текста. В них писатель не только воспроизводит образцы эпигонской массовой литературы, но и, обнаруживая в ней то, что изжило себя, высмеивая тривиализованные темы, в опосредованной форме создает образ автора-псевдохудожника, превращает в предмет изображения само псевдотворчество. Пародии Чехова — это в первую очередь творческий диалог с литературой, диалог, который демонстрирует образец высокой художественной рецепции писателя.
2. Полемизируя со сложившейся литературной традицией, Чехов не только вступает с ней в художественный диалог, но и вырабатывает на уровне художественного воплощения новую эстетику, которая опрокидывает традиционные представления о художественной форме и содержании, о способах и принципах создания образа, о жанровой системе литературы. Все это не только декларируется, но и воплощается уже в раннем творчестве великого художника.
3. Особое место в творчестве Чехова занимает феномен массовой культуры в связи с проблемой проникновения «человека массы» в сферу искусства, и в литературу в частности. Псевдописатели, стремительно заполняющие литературное пространство, являются одними из наиболее популярных персонажей в произведениях Чехова 1880—1885 годов. В связи с обращением к проблемам массовой литературы в произведениях Чехова также находят отражение образы тех, кто воспринимает массовую культуру. В его рассказах изображаются разные типы читательской, слушательской, зрительской рецепции: от наивного, мещански-утилитарного, скептического до критического.
4. Рациональным схемам, программам, прагматическому отношению к жизни и искусству Чехов противопоставляет идею полноценной жизни человека в реальности и в искусстве, которая представляет гармоничное единство мира идеального, духовного и мира реальной действительности. Во многих рассказах писателя настойчиво звучит мысль о том, что жизнь должна быть одухотворена творчеством и, вместе с тем, искусство должно быть наполнено, пронизано жизнью. Только в случае тесного взаимопроникновения в реальность искусства, одухотворяющего действительность светом, красотой и силой, можно говорить о полноценной жизни.
5. В поздней прозе Чехова многократно и в разных вариантах воспроизводится дихотомия «художник-реципиент». В произведениях этого периода писатель сосредоточивает свое внимание не столько на самом факте утилитарного отношения к искусству, сколько на пагубных последствиях такого художественного восприятия, когда литературная структура, спроецированная в область частного опыта, способна организовать и индивидуальное видение окружающего мира, и самую личность читателя. Создавая многочисленные образы читателей, механически воспринимающих художественные тексты, обнаруживающих в них иллюстрацию жизни и руководство к действиям, Чехов показывает, к чему приводят рассуждения о том, что искусство — это всего лишь отражение действительности. Разрушая культурные модели эпохи, Чехов утверждает чтение (в его широком смысле) как творческую деятельность: чтобы чужие тексты стали своими, они должны соединиться с опытом, который привносится читателем из своего жизненного мира. Творческая игра, когда жизнь и искусство гармонически дополняют друг друга, трактуется писателем как особого рода понимание, когда происходит «превращение чужого в свое-чужое»10.
6. Писатель сознательно отказывается от дидактической направленности своих произведений, потому что не воспринимает литературу как универсальное средство для осуществления контроля над действительностью, подвергает последовательной критике точку зрения сторонников утилитарной эстетики на то, что мир и человека можно изменить с помощью рациональных принципов, сформулированных в произведениях искусства. Интуитивно реализуя принципы «вчувствования» (убеждения приходят только с пережитым) и в отношении к искусству, и в отношении к жизни, Чехов в своем творчестве избегает рационалистических суждений, логической завершенности сюжетов, однозначности в выражении авторской позиции.
7. Драматургию Чехова можно условно назвать художественным трактатом о соотношении искусства и действительности: в пьесах Чехова воссоздаются типы читателей, деятелей искусства, находят художественное выражение размышления писателя о театре, литературе, искусстве жизни. Особую важность в пьесах Чехова приобретает тема жизнетворчества. Неспособность человека подчинить себе материал действительности, преодолеть обстоятельства, отсутствие созидательного начала оборачиваются не только жизненной драмой, но и творческим бессилием художника.
Апробация научных результатов. Основные положения исследования изложены в виде докладов на IV Международной конференции «Русское литературоведение в новом тысячелетии» (Москва, 2005), Республиканской конференции молодых ученых «Актуальные проблемы филологии» (Уфа, 2005), Межрегиональной научно-теоретической конференции «Литература, язык и художественная культура в современных процессах социокультурной коммуникации» (Уфа, 2005), Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 15-летию со дня принятия Декларации о государственном суверенитете Республики Башкортостан и 5-летию образования Нефтекамского филиала БашГУ «Наука и образование — 2005» (Нефтекамск, 2005), Региональной научно-практической конференции «Язык и литература в поликультурном пространстве» (Бирск, 2006). Основное содержание диссертации нашло отражение в семи научных публикациях.
Список опубликованных работ по теме диссертации:
1. Галимова О.М. Хронотоп театральных подмостков в драматургии А.П. Чехова [Текст] / О.М. Галимова // Искусство и образование. 2008. № 11. С. 94—100 (0,4 п. л.).
2. Галимова О.М. Художественная интерпретация триады «действительность — творчество — искусство» в пьесе А.П. Чехова «Чайка» [Текст] / О.М. Галимова // Вестник Башкирского университета. Уфа: РИО БашГУ, 2009. Т. 14. № 1. С. 182—186. (0,6 п. л).
3. Рамазанова О.М. (Галимова) Проблема читательской рецепции в раннем творчестве А.П. Чехова [Текст] / О.М. Рамазанова // Русское литературоведение в новом тысячелетии. Материалы IV Международной конференции. В 2 томах. Т. 1. М., 2005. С. 149—152 (0,2 п. л.).
4. Рамазанова О.М. (Галимова) А.П. Чехов о соотношении искусства и жизни (на материале раннего творчества) [Текст] / О.М. Рамазанова // Актуальные проблемы филологии. Материалы Республиканской конференции молодых ученых. Уфа, 2005. С. 229—234 (0,25 п. л.).
5. Рамазанова О.М. (Галимова) Чехов о творчестве в повседневности [Текст] / О.М. Рамазанова // Литература, язык и художественная культура в современных процессах социокультурной коммуникации. Материалы Межрегиональной научно-теоретической конференции. Уфа, 2005. С. 78—83 (0,25 п. л.).
6. Рамазанова О.М. (Галимова) А.П. Чехов как внимательный читатель Н.В. Гоголя и Ф.М. Достоевского [Текст] / О.М. Рамазанова // Наука и образование — 2005. Материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 15-летию со дня принятия Декларации о государственном суверенитете Республики Башкортостан и 5-летию образования Нефтекамского филиала БашГУ. В 3-х частях. Ч.П. Нефтекамск, 2006. С. 382—386 (0,2 п. л.).
7. Рамазанова О.М. (Галимова) Новые мечтатели в «Рассказе неизвестного человека» А.П. Чехова [Текст] / О.М. Рамазанова // Язык и литература в поликультурном пространстве. Материалы Региональной научно-практической конференции. Вып. 3. Бирск, 2006. С. 290—297 (0,4 п. л.).
Структура работы. Исследование состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы. В первой главе рассматривается программный аспект ранней прозы Чехова (1881—1886 годы), выразивший взгляд автора на проблему соотношения творчества и псевдотворчества в жизни и искусстве. Вторая глава посвящена анализу отраженного в зрелых прозаических произведениях Чехова вопроса о взаимодействии искусства и реальности. В третьей главе исследуются сквозные для его драматургии мотивы искусства жизни и жизни в искусстве.
Примечания
1. См., напр.: Бушканец Л.Е. Необычные формы литературной критики (Образ писателя и стихотворения об А.П. Чехове в начале XX века). Казань, 1999.
2. См.: Гитович Н.И. Летопись жизни и творчества А.П. Чехова. М., 1955; Кузичева А.П. Ваш А. Чехов. М., 2000.
3. См.: Катаев В.Б. Чехов и его литературное окружение. М., 1982; Бялый Г.А. Русский реализм. От Тургенева к Чехову. Л., 1990; Турков А.М. Чехов и его время. М., 2003.
4. См.: Бердников Г.П. «Дама с собачкой» А.П. Чехова. К вопросу о традиции и новаторстве в прозе Чехова. Л., 1976; Паперный З.С. «Леший» и «Русалка» // Чеховские чтения в Ялте: Чехов и русская литература. М., 1978. С. 44—55; Катаев В.Б. Литературные связи Чехова. М., 1989; Грачева И.В. Литературные реминисценции в драматургии А.П. Чехова // Русская драматургия и литературный процесс: Сборник статей. СПб., Самара, 1991. С. 15—21; Джексон Р.-Л. Мотивы Данте и Достоевского в рассказе Чехова «В ссылке» // Сибирь и Сахалин в биографии и творчестве А.П. Чехова: Сборник научных статей. Южно-Сахалинск, 1993. С. 18—26; Громова М.И. Новые имена. Чеховские мотивы в современной русской драме // Громова М.И. Русская современная драматургия. М., 1999. С. 45—61; Одесская М.М. Ибсен и Чехов: миф, сказка, реальность // Драма и театр: Сб. научн. трудов. Тверь, 2002. С. 129—134; Лазареску О.Г. «Арифметика» и «филология» как языки описания в пьесах А.П. Чехова и драматургии абсурда // Драма и театр: Сб. научн. трудов. Тверь, 2002. С. 73—82; Скаковская Л.Н. Традиции А.П. Чехова в пьесах М. Варфоломеева // Драма и театр: Сб. научн. трудов. Тверь, 2002. С. 193—196; Назиров Р.Г. Чехов против романтической традиции (К истории одного сюжета); Пародии Чехова и французская литература; Достоевский и Чехов: преемственность и пародия // Русская классическая литература: сравнительно-исторический подход. Уфа, 2005. С. 41—158.
5. Ибатуллина Г.М. Человек в параллельных мирах: художественная рефлексия в поэтике чеховской прозы. Стерлитамак, 2006. С. 8.
6. См., напр.: Яго (Сергеенко П.А.) Летучие заметки // Новороссийский телеграф. 1884. № 2931; Оболенский Л.Е. Обо всем // Русское богатство. 1886. № 12; Дистерло Р. Новое литературное поколение // Неделя. 1888. № 15; Волынский А.Л. О Чехове // Северный вестник. 1893. № 5; Куприн А.И. О литературе // Жизнь и искусство. 1900. № 23.
7. Полоцкая Э.А. О поэтике Чехова. М., 2001. С. 5—6.
8. Чехов А.П. Полн. собр. соч.: В 30 т. М., 1976—1988. Письма. Т. II. С. 119. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте только с указанием тома (римская цифра) и страницы (арабская цифра). Цитирование томов писем специально оговаривается (П.).
9. Ибатуллина Г.М. Указ. соч. С. 175.
10. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 371.
| К оглавлению | Следующая страница |