В формировании эмоционально-интимного тона общения участвуют конкретные жанры диалога, а именно: праздноречевые (шутка, признание).
В других жанрах эмоционально-интимный тон общения также может проявляться, но эти два наиболее ярко проявляют близость коммуникантов, интимность их общения.
Жанр признания обусловлен наличием близких и дружеских связей, взаимопонимания между партнерами по общению. Признание часто носит очень личный характер, доверить свое признание можно не каждому человеку. Желание поделиться интимными переживаниями, личными достижениями, услышать в ответ искрений, не сухой и формальный, ответ — такова генеральная интенция жанра признания.
Шутка выполняет свою особую роль в коммуникации. Часто за шуткой братья Чеховы скрывают глубокие переживания. Не желая травмировать друг друга, они с помощью этого жанра пытаются смягчить эффект от неприятного события или сообщения.
При рассмотрении различных способов и вариантов выражения интенции шутки и признания, мы можем сделать заключение, что первичной оказывается та или интенция (жалоба, упрек, требование и пр.), которая затем облекается в жанр шутки или признания.
II.1.1. Жанр шутки
Представление о шутке как речевом жанре отражено в концепции речевых жанров М.М. Бахтина. Выделение речевого жанра шутки (и шире — комических РЖ) в качестве объекта исследования обусловлено наличием устойчивых первообразных представлений о понятии комического, заложенных в языковом сознании социума. Существование в обыденном сознании таких категорий, как «шутка», «острота», «шуточность», «шутить», и их осмысление позволяет говорить о том, что высказывания и тексты, имеющие свойства комического, осознаются как уникальные и обладающие специфическими свойствами (это дает возможность выделить их в качестве автономного объекта) и при этом мыслятся как речевые жанры (следовательно, могут быть описаны в терминах теории речевых жанров).
Речевой жанр «шутка» является особым РЖ, осуществляющимся в ходе реализации говорящим установки на комический эффект. Будучи одним из результатов творческой активности человека, он формируется, в первую очередь, в сфере бытового общения, которую отличает возможность нестандартного подхода к языку и свобода экспериментирования.
Шутка представляет собой многоцелевой речевой жанр, иллокутивная сила которого складывается из нескольких составляющих, причем обязательным является наличие в качестве доминирующего компонента сознательной установки на комический эффект. О возможном наличии разнообразных коммуникативных намерений у авторов РЖ «шутки» свидетельствуют такие реактивные реплики на шутки, как, например: «что ты глумишься!», «не насмехайся», «спасибо, утешил», «пытаешься подбодрить?» и т. п. РЖ «шутка» выполняет фатическую роль, будучи ориентированным на межличностные отношения (Дементьев 1999).
Необходимым условием успешного осуществления РЖ «шутки» является учет различных аспектов, определяющих взаимоотношения автора и адресата и влияющих на их речевые действия. Это общность апперцепционной базы коммуникантов, социальный статус адресанта и адресата относительно друг друга, психологическое состояние участников общения, личностные качества коммуникантов: наличие способности у говорящего продуцировать шутки, а у слушающего — интерпретировать высказывание в должном режиме (шутливой тональности).
В аспекте формальной организации (языкового воплощения) РЖ «шутка», в отличие от других речевых жанров, располагает системой косвенных репрезентаций, основанных на использовании формантов различных речевых жанров (просьбы, вопроса, совета, приказа и др.). Участие в языковом оформлении метакомпонента с обозначением собственного жанра исключается (невозможность таких выражений, как: «А сейчас я пошучу» и пр.). Появление собственных жанровых показателей (на перлокутивном этапе), как правило, свидетельствует о неудачном осуществлении РЖ «шутки», что может фиксироваться как адресатом («оставь свои дурацкие шутки», «вечно ты шутишь некстати»), так и автором («не пугайтесь, я пошутил», «это была всего лишь шутка») (Шурина 1999).
РЖ шутки является средством, ведущим к некоей цели, за ним стоят устойчивые желания говорящего. Часто комизм создается смешением двух РЖ, при этом появляется новая коннотация того или иного явления или мысли (например, сопоставление нейтрального жанра с экспрессивным (Степанов 2005).
Специфика РЖ «шутки» обусловливает сложность процесса его распознавания и интерпретации — затруднение восприятия может приводить к возникновению неинтенциональных (нежелательных) перлокутивных эффектов (разных типов). Всякое ответное действие (независимо от формы) включает в себя три стадии, когда речь идет о таком специфическом жанре, как РЖ «шутка»:
1) понимание;
2) оценка;
3) действие.
Нарушения на первой стадии могут быть связаны с нераспознаванием адресатом жанровой сущности шутки или с неправильной интерпретацией высказывания. При этом может возникнуть:
1) нежелательный перлокутивный эффект в виде определенных последствий (например, шутливый приказ может быть воспринят как руководство к действию);
2) вместо ожидаемого перлокутивного эффекта какой-то другой (обострение ситуации, вместо ее сглаживания);
3) отсутствие желаемого перлокутивного эффекта (отсутствие любой реакции).
Если первая стадия пройдена удачно, отрицательный перлокутивный эффект может возникнуть на второй: адресату просто не нравится данная шутка, он ее оценивает как неудачную («дурацкие шутки», «прекрати эти глупые шутки»).
Нарушения, произошедшие на первых двух стадиях, могут реализовываться в виде отрицательного перлокутивного эффекта на третьей, а могут проявляться в виде нулевого перлокутивного эффекта, не доходя до нее (Щурина 1999).
Жанр шутки в эпистолярном наследии братьев Ал.П. Чехова и А.П. Чехова выполняет одну из ведущих ролей. Будучи остроумными и ироничными людьми, оба брата постоянно демонстрируют в своих письмах юмор, а порою и сарказм.
Обратимая эпистолярная коммуникация позволяет проследить процесс диалога — шутка адресанта вызывает ответную реакцию (с различной перлокуцией) у адресата и наоборот.
Звучание той иной информации, сообщаемой коммуникантами в процессе общения, меняется за счет использования жанра шутки, сглаживающей эффект от печального сообщения. Например, в письме А.П. Чехова к старшему брату, где он сообщает о своей болезни, автор для смягчения грустной и тягостной темы приводит шутливую (нелепую с точки зрения здравого смысла и логики) причину возникновения заболевания, которая является ироничным выпадом в адрес брата. Цель такой шутки правильно расценить может только близкий человек, который не обидится на нелепые обвинения, увидит за ними истинную причину подобного речевого поведения (прагматический заряд данной шутки, ее интенцию) — успокоить и развеселить адресата, отвлечь его от грустных мыслей (Дело вот в чем... В этом году, когда ты попрекнул меня благословением святейшего синода, меня огорчило твое неверие — и вследствие этого, в присутствии г. Суворина, у меня пошла кровь) [ПСС 6, 323].
Таким образом, шутливые высказывания скрывают в себе подлинный смысл, не соответствующий эксплицитно заявленному (абсурдному, нереальному, содержащему преувеличения), противоречащий характеру дружеских отношений, и который не может быть понят буквально.
В переписке братьев Чеховых употребляемые коммуникантами шутливые высказывания содержат в своем ядре разнообразные интенции, которые автор помещает в оболочку жанра шутки для достижения определенных целей.
Так, можно выделить группу, ориентируясь на целевые назначения, например, функция приведенных ниже «шуток» — разрядить эмоциональное напряжение.
I. По целям:
1. Смягчить печальное известие или негативный эффект:
1) шутка-жалоба: Температура нормальная, потов ночных нет, слабости нет, но снятся архимандриты [ПСС 6, 323];
2) шутка-упрек: Определили у меня верхушечный процесс, т. е. признали за мной право, буде пожелаю, именоваться инвалидом. Приказали много есть. Значит не папаше и мамаше кушать нада, а мне [ПСС 6, 323];
3) шутка-сообщение: Необходимо все-таки, не откладывая, написать завещание, чтобы ты не захватил моего имущества [ПСС 6, 323];
2. Завуалировать волнение, собственное настроение, интимность сообщения:
1) шутка-признание: Я — как мущина (в этом я убеждаюсь с каждым днем, люби я как 40 сороков тысяч братьев, окажусь бессилен, потому что я — папа, а не мама) [П 214];
2) шутка-благодарность: Я в твоей любезности вижу не одолжение, а подвиг [ПСС 2, 86] и др.
Таким образом, истинные интенции облекаются в форму шутки, которая при этом выполняет при этом разнообразные функции, направленные на адресата.
Также, выделяется группа «шуток» по формальным признакам. При сохранении уже названных функций шутка в своей формально-структурной организации может строиться с опорой на определенные жанры, используя их внешние, эксплицитно выраженные показатели.
II. По формальным признакам:
1. шутка-утверждение: Человеку в 30 лет нужно быть положительным и с характером [ПСС 1, 242]. В этом случае комизм достигается стилистическим несоответствием употребления интенции утверждения-назидания в контексте дружеского общения.
2. шутка-предсказание: Какой же таганрожец не объедается бавнами, красными и синими?! Я удивляюсь только тому, как ты дерзнул изругать эти блюда?! Попадешь в Таганрог — сам объешься этого добра и почувствуешь только тогда, когда на столе лежать будешь [П 93];
3. шутка-пожелание: Твой журнал получаем и с восторгом прочитываем биографии великих брандмайоров и списки пожалованных им орденов. Желаем, Сашечка, и тебе получить Льва и Солнца — орден — А.Б.) [ПСС 5, 29];
4. шутка-распоряжение: На расходы трать, сколько следует, но с угрызениями совести [ПСС 2, 21];
5. шутка-утешение: Давыдов деньги вышлет, а если доселе не выслал, то потому что сам без штанов ходит [ПСС 1, 229] и др.
Таким образом, шутка может внешне иметь форму определенного жанра (утверждения, пожелания и т. п.), а ее функциональное назначение имеет прагматическую заряженность — создать у адресата определенный шутливый настрой.
При изучении диалога интересно пронаблюдать, что может являться причиной употребления жанра шутки и каким образом коммуникант выстраивает свое перлокутивное реагирование на шутку адресата.
Рассмотрим пару писем, написанных в жанрах «распоряжение-выполнение» (см. главу I), и содержащих шутливые высказывания, которые, в свою очередь, содержат в себе интенции «обвинение-оправдание». Акция, заявленная А.П. Чеховым в виде шутки-обвинения (На расходы трать, сколько следует <...> Помни и чувствуй; несмотря на твою заведомо жульническую натуру, я доверяю тебе большие суммы [ПСС 2, 21]), по всей видимости, необходима автору письма в качестве эмоциональной разрядки, доброго поддразнивания старшего брата, а также для функционального намерения — снять эффект назидательности.
Понимание, а также оценку и действие в ответ на данную акцию-шутку, содержащую шутливое обвинение, Александром Павловичем мы находим в реакции-оправдании (Так как ты — человек мнительный и двулично вольнодумствующий, то я прилагаю тебе при сем счет, как я распорядился твоими деньгами <...> У меня твоих денег <...> не осталось <...> Честь для меня дороже всего <...> Мой характер ты знаешь: лучше пускай дети без штанов ходють, а брата я всегда облагодетельствую и никогда об этом не помяну [П 150]).
О понимании шутки свидетельствует то, что шутливый тон брата Ал.П. Чехов принимает и поддерживает в своем письме (это понимание шутки), об этом свидетельствуют ответные шутливые обвинения в адрес А.П. Чехова, шутливые рассуждения о готовности пожертвовать ради брата интересами собственных детей. Ответная шутка носит оттенок шутливого оправдания, что прослеживается в оправдательной манере письма. И в этом видна оценка шутки. Это — ответная шутка, что свидетельствует об адекватном восприятии шутки коммуникантом, о желании поддержать общение в прежнем тоне. Т. е. действие Ал.П. Чехова состоит в шутке-реакции.
II.1.2. Жанр признания
Под признанием понимаем «открытое и откровенное сообщение о своих действиях и поступках» (Ожегов, Шведова 1994: 581).
Подобно шутке, высказывания, выраженные в жанре признания, также имеют полиинтенционную структуру. Генеральная интенция (оправдаться, утешить и др.) — составляет ядро, облеченное в жанровую оболочку признания.
Жанр признания помогает автору выразить свои мысли и чувства с интимным, доверительным оттенком, поскольку признаться можно только близкому человеку, который примет признание, поймет и откликнется.
Выделяется группа интенций праздноречевого диалога, требующих эмоционального реагирования от адресата:
1) признание-жалоба: Вся жизнь была не для себя. Годы ушли [П 214];
2) признание-утешение: Но к чему я никогда не могу оравнодушеть, так это к тем передрягам, которые тебе volens-nolens приходится переживать чуть не каждый месяц. Чем глубже погружаюсь я в старость, тем яснее вижу шипы роз, коими усеян твой жизненный путь [ПСС 5, 198];
3) признание-похвальба (выражение радости и гордости): Миша мой (младший сын Ал.П. Чехова — А.Б.) — «краса гимназии», учится превосходно, утешает и радует учителей и директора [П 403];
4) признание-шутка: Я бедный, но честный человек и четверки чаю мне... мало [П 379] и др.
Например, в признании-сообщении (У меня наступает детородство. Нынче или завтра, или через неделю — готовым быть надо [П 242]) автор не употребляет нейтральную по стилю лексику, а использует слово детородство, которое призвано выразить особое отношение, эмоции тревоги и беспокойства адресанта к предстоящему для него событию — рождению ребенка, а также вызвать у адресата необходимое сочувствие, отклик, сопереживание. Данное слово трудно представить в письме к малознакомому человеку, его можно употребить только в общении с очень близким другом.
Мера откровенности адресанта проявляется в теме признания, в глубине ее раскрытия; интенсивность чувств создается с помощью нарастания эмоционального тона в письме, вопросительной интонации, указывающей на волнение, употреблении лексики с семантическим признаком определенной эмоции, усилительных частиц (Что мне делать с моим несчастным Николаем (старший сын Ал.П. Чехова — А.Б.)? Для гимназии он не годен. Меня пригласили его взять даже из частной гимназии, где за деньги все терпят [П 334]. А также коммуниканты активно используют сравнения и метафоры, которые помогают им выразить отношение к той или иной ситуации, сравним: у Ал.П. Чехова: Никак не могу отделать так, чтобы почувствовать, что выполнил то, что задумал; Сюжет я взял не по силам; Моя пьеса — нечто в роде наказания за грехи [П 230]; у А.П. Чехова: Пьеса у меня вышла легкая, как перышко [ПСС 2, 125]. В одном случае: пьеса-наказание, мучение, неудача, в другом: пьеса-перышко, радостная, светлая работа.
Особенности проявления диалога можно проследить в паре писем, содержащих интенции «признание-жалоба» и «признание-утешение»:
«Ему (Ал.П. Чехов пишет о себе в 3-м лице — А.Б.) стало грустно. Разрывать узы любви и родства грустно. Он было повесил голову <...> [П 90] (имеются в виду осуждение родственниками Александра Павловича его незаконного брака и появления на свет его внебрачной дочери).
Собственно жалоба маркируется в письме словами стало грустно; кроме этого используются образные выражения и фразеологизмы, которые служат для усиления перлокутивного эффекта: разрывать узы любви и родства; повесил голову.
Ответ содержит интенцию признания-утешения:
«А я бы на твоем месте, будь я семейный, никому бы не позволил не только свое мнение, но даже и желание понять. Это мое «я», мой департамент <...> [ПСС 1, 57].
А.П. Чехов выстраивает утешение в форме признания, объясняя собственное поведение в подобной ситуации, что создает определенный воздействующий эффект. Употребление местоимений Я, МОЙ противопоставляется местоимению СВОЙ (т. е. чужой, другой): автор советует адресату научиться ограждать себя от недоброжелателей. Преобладание интенций праздноречевых жанров, в выделяемых группах подтверждает наше утверждение об активном участии данных жанров, а именно шутки и признания, как наиболее имманентных, в формировании эмоционально-интимного тона обратимой эпистолярной коммуникации.
Прагматический подход состоит в том, что автор коммуникации для выражения своего состояния и настроения выбирает оболочку праздноречевого жанра, который выполняет особую функцию — создать эмоционально-интимный настрой общения и вызвать ответную реакцию адресата.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |