Основным условием осмысления прагматической пресуппозиции является наличие истинностного значения, а именно учитываются: 1) коммуникативные качества личности; 2) её мировоззрение; 3) знание о себе и окружающем мире. Отличительным качеством пресуппозиций и показателем их присутствия в предложении служит «тот факт, что они не попадают под отрицание: при отрицании высказывания его пресуппозитивная часть сохраняется неизменной» (Лукин 1999, с. 34).
В целом для творчества Антона Павловича Чехова характерен подбор лексических и грамматических средств, который подчинён задаче раскрытия характера и выражению идеи рассказа: употребление каждой языковой единицы строго мотивированно.
В литературном произведении может быть прямо не названа информация, с которой, по мнению автора, читатель уже знаком. Человек, стремящийся осознать смысл художественного текста, «пропускает» его содержание через свой внутренний мир. А.А. Брудный предлагает выделять три уровня понимания письменного текста, каждый из которых зависит от его специфики. С точки зрения учёного, первый уровень — это монтаж, когда читаемый текст как будто монтируется в сознании логически сменяющих друг друга фрагментов. Второй уровень заключён в сопоставлении компонентов текста. Отражаясь в понимании общей структуры содержания, их соотношение меняется. Третий уровень состоит в появлении общего смысла (концепта) текста (Брудный 1976, с. 153).
Известно, что подтекст как категория текста особенно часто обнаруживается у писателей психологической прозы (в том числе и у А.П. Чехова). Пресуппозиции являются логическим развитием понятийных и скрытых категорий. И.Р. Гальперин указывает на то, что при первом восприятии содержание высказывания заключено в наиболее общем значении. В дальнейшем, при повторном прочтении наступает переосмысление содержания, которое зависит «от типа самого сообщения, от того... насколько воспринимающий сообщение (рецептор) подготовлен своим накопленным опытом улавливать дополнительные оттенки значения, порождаемые формой выражения; от ситуации, в которой сообщение закодировано» (Гальперин 1976, с. 268).
С помощью грамматических и лексических средств А.П. Чехову удаётся раскрыть художественную идею через подтекст, через определенные «подводные течения» в тексте художественно тонко и глубоко. Речь героев чеховского рассказа, слова автора способствуют развитию сюжетной линии и раскрывают внутреннее состояние персонажей, изменение их взаимоотношений.
В современных лингвистических исследованиях ставится вопрос о целостном тексте как содержательной категории и утверждается необходимость учёта не только текстовых, но и внетекстовых связей при его изучении. На психологические особенности понимания произведений, связанные с их семантической спецификой, обратил внимание А.А. Брудный. По его словам, «для того, чтобы понять ситуацию, в которой индивид непосредственно участвует, читающий или слушающий текст с необходимостью воссоздаёт её в сознании, хотя и не полностью, не в её релевантных деталях, взятых в известном отношении друг к другу» (Брудный 1975, с. 115).
Смысл предложения формируется в результате соотношения семантики и грамматики лексических единиц, его составляющих, интонации, связью с определённой ситуацией. Ю.С. Степанов характеризует семантику как «всё содержание, информация, передаваемые языком или какой-либо его единицей (словом, грамматической формой слова, словосочетанием, предложением)» (Степанов 1990, с. 438). При этом значение каждой языковой единицы определяется: во-первых, её сопоставлением с другими единицами того же уровня, что даёт возможность рассматривать их в определённом ряду, то есть выделить признаки, по которым значения единиц противопоставлены друг другу. Во-вторых, значение каждой языковой единицы определяется её способностью сочетаться с другими единицами того же уровня. Так, особенности лексической и синтаксической сочетаемости слова, являющейся центральной единицей языка (и различных групп), неразрывно связаны с его значением.
Если семантика характеризует состав значения речевого сообщения, то прагматика определяет условия, задачи и итог применения высказывания в жизни человека. В.И. Заботкиной отмечается, что «между видом пресуппозиции (показателем возраста, социального статуса, пола и т. д.) и типом прагматической информации в слове существует определённая связь. Определённые компоненты пресуппозиций коммуникантов соотносятся с определённым типом прагматических компонентов в слове» (Заботкина 1989, с. 37).
Рассматривая понятие и значение как формы отражения действительности, Л.А. Новиков утверждает: «в значение слова включаются не все, а только те признаки, которые позволяют нам «опознать» обозначаемый предмет, дают возможность ограничить данное слово от других близких по семантике слов в процессе «обычного, обиходного общения» (Новиков 1982, с. 39).
Известно, что слово (а точнее, образ, отражающий реальное слово) может служить знаком. Поэтому, проводя семантический анализ рассказов А.П. Чехова, важно учитывать глубинные особенности, взаимозависимость и внутреннюю речь. Участие пресуппозиций в период возникновения и восприятия коммуникативного смысла, как полагает С.В. Гармаш, «расширяет представление о семантической структуре предложения» (Гармаш 1998, с. 18).
Для выявления семантического строения слова необходимо распознать логику внутреннего соединения и порядок расположения разных компонентов значения в слове, а также — узнать, с помощью каких языковых приёмов происходит выделение его лексико-семантического значения. В этой связи «модальная отмеченность слова, — как пишет Е.С. Яковлева, — определяется наличием в его семантике, скрытой модусной характеристике «знакомство говорящего с предметом речи» (Яковлева 1994, с. 282). То есть, «знакомство» подразумевает наличие у говорящего достоверной информации о предмете речи, полученной с помощью собственного опыта или из надёжного, с точки зрения говорящего, источника.
М.И. Гореликова и Д.М. Магомедова считают, что «пресуппозиция — это знание лингвистически не оформленной части сообщения, это всё то, что должно иметься в сознании получателя лингвистически оформленного сообщения, всё то, что лежит за пределами сообщения» (Гореликова, Магомедова 1989, с. 33). В.А. Звегинцев полагает, что пресуппозиции «из той чрезвычайно широкой по своим границам области, которую мы обозначаем как опыт, или внелингвистические знания (куда относятся и культура, и исторические условия, и обычаи, и верования и т. д.)» (Звегинцев 1976, с. 277).
Пресуппозиция предполагает реализацию разных смыслов, оттенков значения одного и того же слова в отрезке текста. Причём разные смыслы фразы способны заключать в себе словосочетание, предложение и целый контекст. За счёт этого происходит непосредственное указание на восприятие другого человека.
Г.В. Колшанский утверждает, что «пресуппозиция работает постоянно в беспрерывном процессе общения. Она может быть простой или более сложной, но присутствует в каждом коммуникативном акте» (Колшанский 1980, с. 79). Среди значений, в которых употребляют термин «пресуппозиция», Н.Д. Арутюнова выделяет: «1. представление говорящих о естественных отношениях между событиями (логическая пресуппозиция); 2. условия эффективного речевого акта (прагматическая пресуппозиция); 3. представление говорящего о степени осведомлённости адресата речи (коммуникативная пресуппозиция)» (Арутюнова 1971, с. 89).
Коммуникативно-прагматические свойства языковой единицы могут образовываться с помощью тех пресуппозиций, которые функционируют одновременно с общими языковыми компонентами в контекстуальных пределах художественного текста.
Как отмечает Е.А. Реферовская, «для установления полного взаимопонимания между отправителем и получателем недостаточно лингвистически оформленного сообщения (или серии сообщений — текста). Для слушающего необходима опора, которую он находит в таком существенном экстралингвистическом факте, как «пресуппозиция» (Реферовская 1989, с. 41).
Сущность пресуппозиции художественного текста может быть воспринята как область истинностного знания или объяснена через указание на те обстоятельства, в которых воспроизведено речевое сообщение.
Пресуппозиция, являющаяся эксплицитно выраженной семантической категорией, позволяет исследователю использовать ещё один вариант рассмотрения языковых особенностей литературного произведения. В лингвистике нет однозначного понимания этого термина. Поэтому из множества существующих дефиниций мы считаем возможным отобрать лишь те, которые могут быть существенными для углубленного изучения художественной прозы А.П. Чехова.
Е.В. Падучева объясняет пресуппозицию как «термин лингвистической семантики, обозначающий компонент смысла предложения, который должен быть истинным для того, чтобы предложение не воспринималось как семантически аномальное или неуместное в данном контексте» (Падучева 1997, с. 374).
Пресуппозиция в художественном тексте выступает как та семантическая категория, значение которой может отличаться от смысла традиционной логической категории. Например:
«Назовите мне хоть одного корифея нашей литературы, который стал бы известен раньше, чем не прошла по земле слава, что он убит на дуэли, сошёл с ума, не чисто играет в карты!» (Пассажир 1-го класса. Т. 5, с. 275).
Г.Ф. Гаврилова, рассматривая подобные предложения, отмечает, что их главная часть «может иметь утвердительную форму, но имплицитно выражать семантику, свойственную отрицательному предложению, или быть ориентированной на пресуппозицию знания об отсутствии в реальной действительности предмета, обозначенного определяемым существительным» (Гаврилова 1979, с. 109). Следовательно, основу данной пресуппозиции составляет приобретённый опыт говорящего, его умение правильно оценить ситуацию.
Рассмотрим следующий фрагмент:
«Жил он с ней сорок лет, но ведь эти сорок лет прошли, словно в тумане. За пьянством, драками и нуждой не чувствовалась жизнь» (Горе. Т. 4, с. 233).
Здесь первое предложение получает однозначный смысл на основании того, что супружество не оставило добрых воспоминаний по причине разгульного и безрассудного человеческого поведения.
Прагматическая пресуппозиция в художественном тексте предопределена установкой автора или субъектом её выражения выступает персонаж, от лица которого ведётся повествование, например:
«Через минуту я уже был за воротами и шёл в город, чтобы объясниться с отцом. Было грязно, скользко, холодно. В первый раз после свадьбы мне стало вдруг грустно, и в мозгу моём, утомлённом этим длинным серым днем, промелькнула мысль, что, быть может, я живу не так, как надо. Я утомился, мало-помалу мною овладели слабодушие, лень, не хотелось двигаться, соображать, и, пройдя немного, я махнул рукой и вернулся назад» (Моя жизнь. Т. 9, с. 246).
Смысл высказывания проясняется в пресуппозиции, которую можно определить как зависимость человека от природных явлений, оказывающих влияние на его настроение. Состояние окружающего мира заставляет чеховского персонажа пересмотреть отношение к описываемому действию. Наречия, существительные и глаголы являются в данном случае признаками внутренней речи героя, служат средством выражения его психологического состояния.
С целью адекватной интерпретации высказывания необходимо принимать во внимание, что в состав пресуппозиции художественного текста заложены те знания о мире, которые уже изначально имеются в сознании внимательно изучающего текст читателя, хотя напрямую не обозначенные в литературном произведении, но, безусловно, связанные с ним.
Рассмотрим пример:
«Из кадила струится синеватый дымок и купается в широком косом луче, пересекающем мрачную, безжизненную пустоту церкви. И кажется, вместе с дымом носится в луче душа самой усопшей. Струйки дыма, похожие на кудри ребенка, кружатся, несутся вверх к окну и словно сторонятся уныния и скорби, которыми полна эта бедная душа» (Панихида. Т. 4, с. 355).
Дым здесь антропоморфичен, в сознании повествователя воспринимается как поведение живого существа, которое передаёт ощущение светлой грусти, успокоения. Введённые в контекст сравнения усиливают мысль автора о том, что описываемая в рассказе смерть человека является освобождением от оков тяжёлой и безрадостной жизни.
Пресуппозиция является важнейшим составляющим ментального пространства произведений А.П. Чехова. С точки зрения В.А. Звегинцева, «пресуппозиции образуют смысловой каркас, на котором строится текст» (Звегинцев 1976, с. 287). Экстралингвистические сведения о различных жизненных ситуациях создают разновидность прагматической пресуппозиции.
А.П. Бабушкин, описывая архитектоническую типологию пресуппозиций в диалогическом тексте, отмечает, что «когнитивный анализ пресуппозиций возможен исходя именно из того положения, что пресуппозиция — это информационная категория, изучение которой открывает доступ к ментальной сфере человеческого бытия» (Бабушкин 1999, с. 39). Это во многом определяет психологизм, который, как известно, в чеховских рассказах занимает главное место:
«Вот поцеловались. Лаптев был уверен, что миллионы и дело, к которому у него не лежала душа, испортят ему жизнь и окончательно сделают из него раба; он представлял себе, как он мало-помалу свыкнется со своим положением, мало-помалу войдет в роль главы торговой фирмы, начнёт тупеть, стариться и в конце концов умрёт, как вообще умирают обыватели, дрянно, кисло, нагоняя тоску на окружающих. Но что же мешает ему бросить и миллионы, и дело, и уйти из этого садика и двора, которые были ненавистны ему ещё с детства?» (Три года. Т. 9, с. 89—90).
В данном контексте большую роль играет пресуппозиция, содержащаяся в национальном русском менталитете и сформулированная в поговорке «Не в деньгах счастье». Она «срабатывает» в решительный момент выбора героя между личной свободой и зависимостью от богатой невесты.
Существует точка зрения, что «понять текст в рамках социальной коммуникации означает некоторым образом включить его в мир собственной личности, взаимодействовать с ним» (Текст как явление культуры 1989, с. 19).
Пресуппозиция как логико-лингвистическая категория предполагает учёт разносторонних знаний, жизненного опыта в коммуникативной деятельности человека:
«Сидя рядом с молодой женщиной, которая на рассвете казалась такой красивой, успокоенной и очарованной в виду этой сказочной обстановки — моря, гор, облаков, широкого неба, Гуров думал о том, как, в сущности, если вдуматься, всё прекрасно на этом свете, всё, кроме того, что мы сами мыслим и делаем, когда забываем о высших целях бытия, о своём человеческом достоинстве» (Дама с собачкой. Т. 10, с. 133—134).
Субъективный, исповедальный оттенок фрагмента показывает, как меняется настрой героя в результате размышлений о своей жизни, её анализа и самооценки. Гуров начинает понимать (и в этом, как нам кажется, проявляется позиция самого автора), что счастье каждого человека заключено в стремлении к достижению гармонии собственной души с внешним миром и это при отказе от неблаговидных мыслей, поступков.
Пресуппозиция фокусирует внимание на главном для автора — духовном мире человека. В рамках пресуппозиций имплицитный уровень художественного текста проявляется через информацию, передаваемую персонажами в процессе общения. Например:
«— Ты женился бы на мне, если бы я не вышла за Петра Егорыча?
«Вероятно, нет», — хотелось мне сказать, но к чему было ковырять и без того уж больную ранку, мучившую сердце бедной Оли? Конечно, — сказал я тоном человека, говорящего правду» (Драма на охоте. Т. 3, с. 334).
По-видимому, персонаж-рассказчик хорошо знаком с человеческой психологией. Положение, в котором он находится, заставляет его «сыграть» роль честного человека. Для того, чтобы не причинить боли уже сильно страдающей женщине, рассказчик умело использует полученные в жизни сведения о том, какой должна быть интонация голоса человека, стремящегося убедить собеседника в своей правоте. Тем самым герой чеховской прозы, обращаясь к знаниям о речевой деятельности человека, пытается разрешить острую психологическую ситуацию.
Пресуппозиция участвует в формировании коммуникативного смысла высказывания:
«Она с серьёзным, холодным выражением оглядела мебель, точно хотела сосчитать её, и продолжала: — Комфорт и удобства обладают волшебною силой; они мало-помалу затягивают людей даже с сильною волей. Когда-то отец и я жили небогато и просто, а теперь видите как. Слыханное ли дело, — сказала она, пожав плечами, — мы проживаем до двадцати тысяч в год! В провинции!» (Моя жизнь (рассказ провинциала). Т. 9, с. 228).
В процессе интерпретации данного фрагмента важное значение имеет пресуппозиционный фактор. Возмущение героини по поводу растранжиривания денежных средств родственниками воспринимается серьёзно только тогда, когда она вносит в свою речь важное дополнение: семья живет не в столичном городе, а на периферии.
В основе пресуппозиции литературного произведения заключено развитие идеи, закономерно проявляющейся в единицах речевого сообщения как отражение сознания «говорящего» субъекта.
Проводя семантические исследования русского языка, Е.В. Падучева замечает, что «пресуппозиция относится к числу прагматических понятий: носителем пресуппозиции в норме является говорящий (или какой-то другой субъект, который замещает говорящего по правилам, общим для всех эгоцентрических элементов» (Падучева 1996, с. 234).
Чтобы достаточно полно осознать смысл предложений, пресуппозиционно обусловленных, исследователю чеховской прозы необходимо изучить информацию, которая взята из внелингвистической области знаний.
Языковая структура литературного произведения состоит из многочисленных грамматических и художественно-изобразительных элементов, с помощью которых писателю удаётся наиболее продуктивно реализовать свой творческий замысел. Большой научный интерес вызывает анализ функционирования фразеологических выражений, в содержание которых включена пресуппозиция.
Одним из отличительных качеств фразеологизма является способность изменения семантического значения лексических элементов. Фразеологизмы в поэтике Антона Павловича Чехова представляют собой не только употребление автором устойчивых словосочетаний (предложений), но и приобретение другого смысла в пресуппозиционном контексте. Известно, что «в использовании литературных цитат новое, чеховское, проявляется не только в обновлении общеизвестных изречений путём их перефразировки, но и в применении к совершенно иным фактам действительности» (Валгина 1960, с. 35).
Попробуем в процессе анализа рассказов писателя охарактеризовать пресуппозиционную функцию, которую выполняют фразеологизмы в прозе Чехова, и постараемся определить, насколько изменилось семантическое наполнение значения устойчиво воспроизводимой в речи фразы, зафиксированной во фразеологических словарях.
Обратимся к следующему фрагменту:
«Десятого мая взял я отпуск на 28 дней, выпросил у нашего казначея сто рублей вперёд и порешил во что бы то ни стало «пожить», пожить во всю ивановскую, так, чтобы потом в течение десяти лет жить одними только воспоминаниями» (Из воспоминаний идеалиста. Т. 4, с. 50).
В данном контексте известный фразеологизм употреблён А.П. Чеховым не в своей традиционной форме «кричать во всю ивановскую», а как стилистически оправданная контаминация. Персонаж стремится, несмотря на любые сложные жизненные обстоятельства, отдохнуть с размахом. Таким образом, фразеологический оборот использован писателем с семантическим оттенком «широко» провести досуг.
Ещё пример:
«На пятый день было сделано так, что он (Ногтев — В.Ч.) явился в дом Лелиных родителей с визитом. Знакомство затянулось гордиевым узлом: связалось до невозможности развязать» (Скверная история. Т. 1, с. 217).
Во фразеологическом обороте, этимологическую основу содержания которого составляет древняя история о военной колеснице древнего царя Гордия, где дышло и ярмо были связаны ремнём в запутанный узел, Чехов «смещает» смысловые акценты в сторону описания взаимоотношения людей. Автор иронично подчёркивает зависимое положение персонажа, его подчинённую роль в общении с людьми, не скрывающих намерений заполучить Ногтева в супруги своей дочери.
Другой пример:
«С Николаем Максимычем Путохиным приключилась беда, от которой широким и беспечным российским натурам так же не следует зарекаться, как от тюрьмы и сумы: он невзначай напился пьян и в пьяном образе, забыв про семью и службу, ровно пять дней и ночей шатался по злачным местам» (Беда. Т. 5, с. 436).
В контекст рассказа введён фразеологизм, обычно выполняющий функцию предостережения человека от слишком большой самоуверенности в своих поступках, которая может привести к самым неожиданным последствиям. У А.П. Чехова этот устойчивый словесный оборот, благодаря пресуппозиции, получает дополнительный смысл: писатель привносит сатирическую окраску в описание цепи поступков человека, склонного к чрезмерным возлияниям. Так обнаруживается образ автора, способствующий образованию нового смысла известного фразеологизма.
Следовательно, вводимые Чеховым пресуппозиционно обусловленные фразеологические выражения с уже исторически устоявшимся традиционным образным значением в контексте художественного произведения приобретают дополнительный оценочный смысл. Лексико-семантический смысл таких фразеологизмов способствует образованию новых ассоциативных представлений в процессе интерпретации чеховской прозы.
Как утверждает Н.Д. Арутюнова, пресуппозиция включена в семантику предложения как «фонд общих знаний» собеседников, как их предварительная договорённость (Арутюнова 1971, с. 89). При анализе функционирования языковых знаний на прагматическом уровне в художественных текстах А.П. Чехова обнаруживаются те выражения, которые обусловлены фондом общих знаний. Например:
«Он не выражал ни удовольствия от того, что женится, женится скоро, на Красной Горке, ни желания повидаться с невестой, а только посвистывал» (В овраге. Т. 10, с. 150).
Для того, чтобы стали понятны мотивы поведения персонажа, должно быть известно, что на Руси Красная Горка считалась праздником, в течение которого играются свадьбы и идёт усиленное сватовство, женихи выбирают невест.
Как видим, речевое сообщение можно воспринимать как языковую область, состоящую из двух категорий знаний — лингвистической и внелингвистической (пресуппозиционной).
Другой пример:
«Звали его Иван Васильич Початкин, и родом он был из Каширы. Теперь, поздравляя Лаптева, он выразился так: — С вашей стороны заслуга храбрости, так как женское сердце есть Шамиль» (Три года.
Т. 9, с. 33).
Необходимо вспомнить, что Шамиль был храбрым полководцем и организатором общегорского государства, участником Кавказской войны (1817—1859 гг.). Чеховский персонаж, рассуждая о способности подчинить себе женщин, сравнивает лиц противоположного пола с предводителем горцев. Шамиль для русского народа стал олицетворением гордости, могущественности, непреклонности.
Известно, что пресуппозиционная основа предложения предполагает соблюдение и выполнение тех условий, при которых рассматриваемое исследователем (читателем) высказывание должно восприниматься как факт действительный или неверный.
Обратимся к фрагменту:
«Весна не чиновная особа и чествовать её не за что, но древляне, кривичи, мерь и прочие наши прародители, не имея среди себя заслуженных статских советников и полицеймейстеров, поневоле должны были чествовать не людей, а времена года и другие отвлечённости» (Красная Горка. Т. 3, с. 215).
Описывая торжественную встречу весны, писатель останавливает внимание читателя, на том, что предки современных людей были гораздо свободнее в выражении своих чувств по отношению к природе.
Как нам кажется, Чехов делает акцент на том, что в прошлом жилось лучше, так как тогда не существовало государственных чиновников, внушающих (по долгу службы!) страх и жестокость к любому человеку, являющемуся для них потенциальным нарушителем общественного порядка. С другой стороны, пресуппозиционно высмеивается стремление чиновников всячески себя возвеличивать и требовать безоглядного почитания чуть ли не до космических размеров.
Пресуппозицию в художественном тексте составляют энциклопедические знания, важные для постижения авторского замысла, которые, хотя и не обозначены прямо в языковой системе произведения, но существуют в сознании читателя. Причём, по мнению В.З. Демьянкова, информационный «базовый запас постоянно расширяется: иначе мы понимали бы только те высказывания, которые нам уже известны или истинность которых из наших знаний выводима с оценкой «верно» или «неверно» (Демьянков 1981, с. 374).
Рассмотрим следующий фрагмент:
«В голову её (Машеньки Павлецкой — В.Ч.) полезли всякие несообразности. Если её могли заподозрить в воровстве, то, значит, могут теперь арестовать, раздеть догола и обыскать, потом вести под конвоем по улице, засадить в тёмную, холодную камеру с мышами и мокрицами, точь-в-точь в такую, в какой сидела княжна Тараканова» (Переполох. Т. 4, с. 333).
В размышлениях молодой девушки содержится указание на подлинный исторический факт. Известно, что Тараканова выдавала себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны, объявила себя претенденткой на русский престол. Была арестована и заключена в Петропавловскую крепость. Предполагаем, что Машенька Павлецкая мысленно поставила себя на место княжны-арестантки, вспомнив детали известной картины, являющейся, впрочем, плодом воображения художника К.Д. Флавицкого, на которой изображена смерть Таракановой во время наводнения. Так пресуппозиция, основу которой составляют фоновые знания, помогает глубже понять душевное состояние главного героя.
Прагматическая пресуппозиция проявляется при том условии, что автор (или лицо, выступающее «от автора») в своей речи использует факт, однозначно оцениваемый в обществе или приводит фразу, хорошо знакомую читателю с широким кругозором.
Как известно, интертекстуальность подразумевает включение текстов (заимствование идеи), созданных в разное время и написанных в разных жанрах. В результате такого наложения при рассмотрении содержания используемой в тексте цитаты сознание читателя образует дополнительные ассоциативно-смысловые построения.
Литературная реминисценция обычно предназначена для того, чтобы напомнить о существовании другого художественного текста. Появление реминисценции обусловлено обращением писателя к уже прежде известному изображению человека или предмета. То есть, в этом случае происходит заимствование образов и связанных с ним стилей.
Для выявления в произведении таких образов читателю необходимо «включить» свое ассоциативное мышление, обратиться к «фонду» общих знаний. Реминисценции дают толчок для развития сюжета или помогают создать образы, подчеркнуть особенности мышления человека, ярче представить картины его быта (см.: Терехова 1999, с. 39).
Чаще всего реминисценция представляет собой неявно выраженное заимствование, если, конечно, автор в точности не приводит контуры ритмического и синтаксического «рисунка» напоминаемого образа. Следовательно, реминисценция передаёт стиль, манеру письма цитируемого писателя. В таком случае возникает сложность определения границы, указывающей на неосознанное употребление реминисценции или наоборот на сознательное стремление автора воспроизвести чужой образ.
По нашему мнению, А.П. Чехов вводит в произведение небольшие цитаты в форме крылатых слов. Такие меткие высказывания имеют образную основу и извлечены из фольклорного, библейского, литературного, научного или публицистического текста. В качестве крылатых слов могут выступать суждения (впоследствие превратившиеся в афоризмы) известных людей.
По форме крылатые слова (выражения) представляют заимствование лексем, эксплицитно выраженных языковых единиц. Хотя крылатые слова могут употребляться в несколько сокращённом виде, но их смысл остаётся неизменным.
Иногда к ключевым словам относят образные замечания писателей. Имена прославленных государственных деятелей, вымышленных литературных героев; названия мифологических и реальных исторических фактов, используемые в переносном смысле, также могут составлять крылатые высказывания.
Употребление А.П. Чеховым в произведении подобных слов позволяет читателю воспринимать их содержание по ассоциации со смыслом известного источника — анонимного высказывания или авторского текста. И хотя форма крылатых слов в повествовании Чехова претерпевает модификацию, тем не менее, благодаря неизменности, устойчивости своего содержания, такие языковые единицы, безусловно, продолжают соотноситься с идеей, заключённой в исходной, первоначальной мысли.
Причём, как считает В.К. Петров, семантика крылатых выражений «в отличие от подобных фразеологических единиц имеет свои особенности, которые определяются существующими связями крылатого выражения со своим источником» (Петров 1973, с. 124). Отсюда становится понятно, что связь известного выражения со своим первоисточником предопределяет фразеологичность «крылатого» сообщения.
Устойчивые, афористично-образные выражения, входя в конкретный художественный текст, не только не утрачивают своей экспрессивности, но и приобретают дополнительное ситуативное значение. По утверждению А.М. Бабкина, смысловая ёмкость таких реминисценций (то есть существует точка зрения о синонимичности понятий «реминисценция» и «крылатые слова») «позволяет употреблять их в контекстах разнообразного характера, но вместе с тем экспрессивно-эмоциональная выразительность их обязана тому источнику, из которого они извлечены как цитаты» (Бабкин 1970, с. 112).
Известные меткие слова, вводимые Чеховым в рассказ, служат определённым указанием для читателя на имеющийся в произведении дополнительный смысл. При этом крылатые слова приобретают индивидуальную коннотативную (у Чехова — часто ироническую) окраску.
Афористично-образные выражения помогают писателю ярко охарактеризовать происходящие в произведении события, дать им свою (авторскую) оценку. Поэтому цитата, содержащая ключевые слова, становится субъективно-эмоционально окрашенной. В таком выражении семантика художественного образа увеличивается за счёт расширения переносного значения используемых устойчивых слов.
Рассмотрим пример:
«Ни к чему эта мера не поведет-с, верьте слову-с... Женщина — штука бедовая! Вы ей шляпку запретили носить, а она назло вам на своей голове из волос такую вавилонскую башню устроит, что не только актёров, но и света не увидите!» (Мнения по поводу шляпной катастрофы. Т. 4, с. 155).
Смысл замечания «от автора» становится понятным, если вспомнить библейскую историю о попытке людей построить после всемирного потопа город Вавилон и башню до небес, что и вызвало гнев Бога. Писатель же при описании внешности персонажа использует выражение «вавилонская башня» в переносных значениях: во-первых, сооружение огромного размера; во-вторых, беспорядок, суматоха, суета.
Таким образом, крылатые слова могут функционировать в языке произведений Чехова в качестве метафоры. Причём такое перенесение свойств одного предмета на другой во многом определяют лексические значения слов, которые есть «своего рода умственные «концентраты», сгустки человеческих знаний об определённых фрагментах и сторонах окружающей нас действительности» (Кацнельсон 1965, с. 9). Более подробно о роли метафоры в ироническом тексте см.: Fornelski 1994.
Думается, что Чехов использует крылатые слова и выражения для того, чтобы читатель, обратившись к интеллектуальным сведениям, смог достаточно ярко представить образ персонажа.
Антропологический запас знаний конкретного «говорящего» человека имеет субъективный характер. Это позволяет исследователю литературного произведения выявить индивидуальные особенности речевого поведения героя, а также помогает определить случаи применения персонажем той экстралингвистической информации, которая содержится в его сознании.
Следующий пример:
«Она решила сейчас же найти мужа и высказать ему всё: гадко, без конца гадко, что он нравится чужим женщинам и добивается этого, как манны небесной» (Именины. Т. 7, с. 172).
Героиня рассказа, характеризуя поступки своего нерадивого супруга-ловеласа, сравнивает его действия с манерой поведения изголодавшегося человека. Согласно библейской легенде, Бог поддерживал людей, странствовавших по пустыне, тем, что посылал им пищу — «манну» с неба. Но если в Библии этот поступок был направлен на спасение людей, то в сознании чеховской героини такой «дар» для мужа является постыдным и порочным.
К.П. Сидоренко, обратившись к исследованию «скрытой цитаты», пишет: «использование выражений какого-либо конкретного источника без ссылки на него, — стилистический приём, основанный на соотнесённости выражения с иным текстом, использующий «чужесловность» в экспрессивных целях, нередко допускающий замену компонентов, изменение формы слова и т. п.» (Сидоренко 1995, с. 98).
Ещё фрагмент:
«Размеры извозчичьих санок вам известны. Я литератор, из чего явствует, что я тощ и легковесен. Моя жена — тоже тоща, но она всё-таки шире меня, ибо её поперечные размеры волею судеб увеличены. Тёща же изображает из себя дистанцию огромного размера; поперечник её равен длиннику; вес 7 пуд. 24 фунта» (Задача. Т. 3, с. 115).
А.П. Чехов вводит в художественный текст слова действующего лица комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума» — Скалозуба, являющиеся отзывом о современной ему Москве. В дальнейшем выражение «дистанция огромного размера» стало употребляться при характеристике пространства, большого расстояния. Но Чехов использует слова из известной комедии в качестве оценки персонажем-рассказчиком очень крупных частей тела тёщи. Так, в раннем творчестве Чехова крылатое выражение становится одним из способов юмористического описания людей.
К.А. Долинин, изучая имплицитное содержание высказывания, отмечает: «нельзя говорить о понимании, если мы не знаем, кто, кому, где, когда и зачем говорит и пишет то, что мы слышим или читаем» (Долинин 1983, с. 46).
Считаем, что пресуппозиции, выстраиваемые Чеховым на основе экстралингвистических сведений, содержащихся в речи персонажей, позволяют читателю составить общую характеристику личности описанного человека и дать оценку его социальной принадлежности, нравственному уровню, внешнему виду и т. д.
Рассмотрим пример:
«Высшее образование и то, что она (Варя — В.Ч.) стала врачом, казалось, не коснулись в ней женщины. Она так же, как Татьяна, любила свадьбы, роды, крестины, длинные разговоры о детях, любила страшные романы с благоприятной развязкой, в газетах читала только про пожары, наводнения и торжественные церемонии; ей очень хотелось, чтобы Подгорин сделал предложение Надежде, и если бы это случилось, то она расплакалась бы от умиления» (У знакомых. Т. 10, с. 16).
Писатель, характеризуя Варю, даёт ссылку на образ жизни Татьяны Лариной, представленный А.С. Пушкиным в романе «Евгений Онегин». Рассказчик переосмысляет занятия и увлечения пушкинской героини, акцентируя внимание читателя на общих с текстом романа глагольных компонентах (любила, читала, хотелось). При этом автор приводит совершенно иные существительные (не из произведения Пушкина), наполненные новым содержанием, иронически характеризующим быт Вари. Таким образом, ссылка на произведение Пушкина использована Чеховым не в полной мере, а только как часть образа. А далее Чехов следует по линии снижения пафоса пушкинской героини.
«Известно, что цитирование, аллюзии, реминисценции, — утверждает О.В. Карасёв, — всё это элементы, точнее, маркеры интертекстуальности, но они могут выступать и в интерпретации, выполняя при этом различные смысловые нагрузки» (Карасёв 1996, с. 4).
Обратимся к другому фрагменту.
«Это была Наталья Степановна, или, как её называли, Кисочка, та самая, в которую я был по уши влюблён 7—8 лет назад, когда ещё носил гимназический мундир. Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой...» (Огни. Т. 7, с. 117).
Писатель включает в речевую ткань повествования фразу из «Первой песни» поэмы А.С. Пушкина «Руслан и Людмила», где она относилась к событиям из истории прошлого России. В контексте чеховского рассказа данные крылатые слова выполняют роль обобщающей характеристики юности главного героя-рассказчика. «Дела давно минувших дней» для персонажа из рассказа А.П. Чехова — это первая любовь, пылкие ухаживания за молодой девушкой.
Смысл пресуппозиции речевого сообщения в художественном тексте выступает как средство взаимодействия энциклопедических знаний человека с коммуникативной деятельностью общества.
Л.А. Исаева высказала мысль о том, что «актуализация индивидуально-авторских пресуппозитивных компонентов становится базой представления присущих только художественным текстам скрытых смыслов» (Исаева 1996а, с. 15).
Т.М. Николаева обратила внимание на роль пресуппозиций в непосредственном продуцировании текста. По её словам, «говоря, человек не только нечто утверждает, но и сообщает об этом своем утверждении. При этом, меняя коммуникативный пафос высказывания, по-разному акцентируя информационные центры, он может маневрировать пресуппозицией и ассерцией (утверждением), переводя одно в другое» (Николаева 1978, с. 21).
Ещё пример:
«Ольга Ивановна всегда звала мужа, как всех знакомых мужчин, не по имени, а по фамилии; его имя Осип не нравилось ей, потому что напоминало гоголевского Осипа и каламбур «Осип охрип, а Архип осип» (Попрыгунья. Т. 8, с. 26).
Читатель чеховского произведения вспоминает, что герой комедии Н.В. Гоголя «Ревизор», которого зовут Осип, выполнял обязанности верного слуги. В упоминаемой скороговорке это имя произносится с отрицательной модальностью («охрип»). Можно предположить, что таким образом А.П. Чехов указывает на высокомерное (ставит мужа в равное положение с другими мужчинами, стыдится его и его «плебейского» имени), небрежное отношение к супругу.
Итак, интерпретируя высказывание, мы обращаемся не только к языковой, но и к внеязыковой информации, которая помогает глубоко понять содержание высказывания, образов и идей художественного произведения.
Становится очевидно, что, благодаря привлечению энциклопедических знаний и личных эмоций читателя, понимание содержания прагматической пресуппозиции, представленной в рассказах А.П. Чехова, способствует появлению нового дополнительного смысла. Пресуппозиция в чеховских произведениях служит элементом ментального пространства, через которое автор раскрывает художественную идею.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |