Прагматическое значение сообщения в художественном тексте имеют те информативные сведения, появление которых обусловлено заданной изначально конкретной целью. Если рассматривать слово как материальный комплекс, за которым закреплена определённая семантика, то, по мнению А.В. Филиппова, «при анализе слова в изоляции за его оболочкой обнаруживается прежде всего интеллектуальное значение, отражающее какое-либо понятие человеческого мышления; затем — эмоциональное значение (в том числе «нулевая» эмоциональность), отражающее какое-либо чувство человеческого сознания. Оба они потенциально информативны, из них складывается информация речи» (Филиппов 1978, с. 57). Следовательно, коннотативность, содержащая элемент интеллектуальных знаний, способствует символической «завуалированности» значения слова или ведёт к углублению этого значения.
По отношению к мысли, отражающей в обобщённом виде явления и предметы, коннотация, безусловно, выступает дополнительным информативным источником. Обратимся к прозе А.П. Чехова:
«Отставной контр-адмирал Ревунов-Караулов, маленький, старенький и заржавленный, шёл однажды с рынка и нёс за жабры живую щуку» (Свадьба с генералом. Т. 3, с. 107).
Среди перечисленных эмоционально-оценочных прилагательных фигурирует слово с информативной коннотативной окраской. Как известно, ржавчина — это «налёт на железе, образующийся вследствие окисления и ведущий к разрушению металла» (Ожегов, Шведова 1992, с. 702). В соответствии с этим, а также благодаря суффиксу субъективной оценки, прилагательное «заржавленный» приобретает дополнительный ассоциативно-образный компонент значения: разрушающийся по возрасту от жизненных тягот и невзгод. Таким образом, коннотацию определяет информативный признак, дополняющий основное лексическое значение слова и устанавливающий границы использования языковой единицы заданной прагматической целью.
Представляется важным провести анализ коннотаций в прозе А.П. Чехова, которые включают в себя жизненный опыт человека и базу его «фоновых знаний».
Художественная картина мира всегда соотносится с объективной реальностью, которая в большей или меньшей степени выражена в произведении. Человек должен как-то отнестись к ощущаемой им действительности, включить её в поле своего внимания. Мы учитываем, что «картина мира есть синтез форм знаний, осмысливающих обыденно-практическую жизнедеятельность человека — область «конечного» и область бесконечного, часто интерпретируемого как «сокровенное» (Роль человеческого фактора в языке 1998, с. 51). Поэтому считаем, что одной из составляющих индивидуальной картины мира А.П. Чехова является художественный анализ человеческого мышления и психики, который заложен в содержательной структуре текста. Невидимый мир чеховского сознания требует от читателя микроанализа оттенков мыслей и чувств.
В.Н. Говердовский, делая краткий экскурс в историю понятия коннотации, проводит мысль о том, что «быть коннотирующим (иметь значение) — значит сообщать информацию (выделение наше — В.Ч.), или подразумевать атрибут. Хотя все свойства предметов нам не известны, коннотации слова достаточно для того, чтобы установить его границы» (Говердовский 1979, с. 83).
Как показывает анализ языковых особенностей произведений А.П. Чехова, знаковым отображением индивидуальной картины мира художника является семантико-стилистическая парадигма. Это постоянная величина авторской позиции. Т.В. Кузнецова определяет такой вид парадигмы как «совокупность повторяющихся языковых единиц дискурса (то есть речи, «погружённой в жизнь»), имеющих семантическую близость, соответствующих одной типовой ситуации и выполняющих одну и ту же экспрессивно-стилистическую роль в структуре текста, вызывающих общий ассоциативный ряд» (Кузнецова 1993, с. 115).
Следовательно, картина мира не есть зеркальное отображение действительности, а именно интерпретация, акт миропонимания, который описывает автор в своём произведении. В связи с этим коннотацию определяет оценочная модальность, то есть «связь», устанавливаемая между ценностной ориентацией говорящего, слушающего и обозначаемой реалией, оцениваемой положительно или отрицательно по какому-либо основанию (Телия 1986, с. 22).
Анализ «зашифрованной» модальной структуры литературного произведения А.П. Чехова позволяет изучить способы выражения позиции автора как субъекта речи. Модальность, содержащая оценку, является тем средством семантики слова, которое способствует установлению и описанию людей, предметов, явлений, составляющих общую картину мира.
Значит, коннотативность в художественном тексте увеличивает внутренний (скрытый) смысл речевой ситуации, содержащий экспрессивно-окрашенную информацию «от автора».
Обратимся к фрагменту.
«И оттого, что эта девушка не любила его (Лаптева — В.Ч.), ему теперь казалось, что возможность того счастья, о котором он мечтал тогда, для него утеряна навсегда» (Три года. Т. 9, с. 8).
Чехов, давая оценку внутреннему состоянию главного героя, вводит в текст модальное слово «казалось», которое позволяет автору как будто отойти в сторону, и предоставляет Лаптеву возможность самому поразмышлять об изменивших его жизнь обстоятельствах.
С целью выражения субъективного отношения к предмету действительности Чехов обращается к одной из составных частей коннотаций — информативности, благодаря которой у читателя возникает точное и полное понимание сущности описанного в тексте явления. В данном случае коннотация представляет собой часть значения такой языковой единицы, как оценочная модальность.
Своеобразно А.П. Чехов передаёт действительность глазами ребенка:
«Кухарка Пелагея возилась около печки и, видимо, старалась спрятать куда-нибудь подальше своё лицо. А на её лице Гриша видел целую иллюминацию: оно горело и переливало всеми цветами, начиная с красно-багрового и кончая смертельно-бледным» (Кухарка женится. Т. 4, с. 135).
В Толковом словаре русского языка у слова «иллюминация» отмечено только одно значение: «декоративное освещение зданий, улиц, парков по случаю какого-нибудь торжества» (Ожегов, Шведова 1992, с. 249). Чехов же придаёт такую смысловую нагрузку этому слову: посредством взгляда мальчика выразить бурю эмоции, которая происходила внутри бедной женщины. Таким образом, в структуре коннотации информативно-образный элемент «иллюминация» придаёт экспрессивную окраску всему фрагменту текста и подчеркивает её. В авторском описании персонажа через эмоции проявляется уровень внутренней (психической) стороны личности.
А.П. Чехов использует это существительное и в другом случае:
«Плачущие не любят, когда кто-то видит их слезы. А я зажигал спичку за спичкой и чиркал до тех пор, пока не опустела коробка. К чему мне понадобилась эта невеликодушная иллюминация, до сих пор никак не могу понять. Вообще холодные люди часто бывают неловки и даже глупы» (Огни. Т. 7, с. 127).
Перед нами — самооценка героя, который анализирует факт своего поведения. Он признаёт бессмысленность своих действий, находясь в состоянии растерянности и замечая даже определённую расточительность в мелочах (игра со спичками). Чтобы передать степень взволнованности героя, Чехов изменяет внутреннюю форму слов. То, что описанный им персонаж смущён и сконфужен, читателю должно «подсказать» прилагательное, употреблённое с отрицательной оценкой («невеликодушная»).
Воспроизведение Чеховым картины мира с помощью переосмысления информации, включённой в состав коннотации и взятой из реальной жизни, допускает подключение к данной языковой модели духовного мира читателя, что, в конечном итоге, меняет личностное восприятие (оценку) героем людей и жизнеустройства.
В речевой характеристике персонажа чеховской прозы значительную роль играют эмоционально-окрашенные слова, содержащие информацию «от автора». Нельзя не учитывать, что на языковом уровне художественного текста функционируют имплицитные значения, создающиеся вследствие скрытых разными способами лексических и грамматических разрядов, и коннотативные значения, возникающие на основе полноты объёма содержания языковых единиц.
Рассмотрим фрагмент:
«Порок madame Таннер заключался в том, что она ела по-человечески. Этот порок жены кольнул Таннера в самое сердце. «Я перевоспитаю её!» — задал он себе задачу и начал развивать m-me Таннер... Через год после свадьбы m-me Таннер приготовляла к обеду уже не четыре, а только одно блюдо, через два же года после подписания свадебного контракта она умела уже довольствоваться баснословным количеством пищи» (Жёны артистов. Т. 1, с. 63).
По первому впечатлению читателю становится очевидно, что Чехов стремится использовать прилагательное «баснословный» в значении «необычайно большой». Но имплицитный уровень фрагмента произведения как раз и заключён в том, что автор «обыгрывает» внутреннюю форму слова, шутливо завуалирует его смысл, состоящий в том, что муж-иностранец посадил свою супругу на голодный паёк.
Обращаем внимание на то, что имплицитный способ как метод определения и характеристики субъекта речи (персонажа литературного произведения) участвует в информативной интерпретации сообщения. Имплицитный смысл следует понимать как признак, не имеющий прямой характеристики в составе языковых значений слова.
Полагаем, что имплицитный уровень предложения в рассказе (повести) А.П. Чехова будет «раскрыт» читателем только тогда, когда становятся понятны все условия создания сюжетной информации и одновременно сохраняется чёткое видение того социально-психологического положения, в котором находятся персонажи.
Коннотативное значение слова участвует в создании глубинной семантической структуры художественного текста. Постичь авторский замысел, реализованный в содержании литературного произведения, — значит войти в область исследования такой структуры.
Если лексическое значение содержит эмоциональную оценку реальной действительности, данную писателем, то, следовательно, при интерпретации смысла высказывания допустимо обращение к информации, находящейся вне прямого смысла высказывания.
Ю.А. Ладыгин высказывает идею о том, что коннотация «может возникать в результате глубинных семантических отношений, устанавливающихся между языковыми единицами в пространстве текста. Замысел отправителя сообщения (автора) является в этом плане одним из важных факторов, оказывающих влияние на содержательность художественного текста. Формальная и содержательная стороны художественного текста, исследуемые в этом ракурсе, позволяют выявлять определённое метасодержание, которому мы даём название «авторская информация» (Ладыгин 2000, с. 79).
Очевидно, что, наделяя слово дополнительным коннотативным значением, Чехов стремится вызвать у читателя эмоциональный (положительный или отрицательный) отклик на представленный в произведении образ человека, предмета или явления.
Реализацию функции коннотации в речевой деятельности персонажа обеспечивают культурные, социальные условия. Н.Г. Комлев, указывая на то, что коннотация не выражена эксплицитно; она есть «семантическая модификация значения, включающая в себя совокупность семантических наслоений, чувств, представлений о знаке... или о некоторых свойствах и качествах объектов, для обозначения которых употребляется данное слово-значение» (Комлев 1969, с. 108).
Коннотативность отличается от экспрессивности тем, что, обладая своеобразными элементами семантического уровня, нацелена на действенный языковый эффект. В ряде случаев автор создаёт информативный языковой портрет конкретного персонажа или даёт разностороннее описание языкового восприятия картины мира.
Рассмотрим пример:
«Оля боялась матери. Она её боготворила и выслушивала её нотации стоя, молча, покраснев. Княгиня считала Олю дитятей. ...Поручик мечтал о женитьбе на Оле, а Оля была влюблена в поручика. ...Оля любила тайком, украдкой, про себя, робко, чуть заметно... Любовь для неё была контрабандой, чувством, на которое было наложено жестокое veto. Ей не позволено было любить» (Зелёная коса (маленький роман). Т. 1, с. 161—163).
В русском языке значение слова «контрабанда» трактуется как «тайный провоз товаров и других предметов через границу» (Ожегов, Шведова 1992, с. 298). Но в произведении Чехова это существительное обретает иной смысл, наделённый индивидуальной эмоциональной окраской. Так автор усиливает информативный акцент на внутреннем состоянии персонажа: в душе молодой девушки чувство влюблённости смешивается с тем ощущением страха и вины, какое обычно, как нам кажется, испытывают нарушители закона. Так Чехов акцентирует наше внимание на психологии сложных семейных отношений, когда эгоистичный и деспотичный родитель распоряжается судьбой и счастьем своих детей.
Иногда основу дополнительной информации, входящей в лексическое значение слова художественного произведения А.П. Чехова, составляют психологические особенности личности персонажа (внутренний эмоциональный мир). Если читатель («потребитель информации», заложенной в тексте) без особых осложнений обращает внимание на психологическую направленность отдельных ассоциативных образов, представленных в рассказах А.П. Чехова, то тем самым такая коннотация, по нашему мнению, свидетельствует о более глубоком проявлении личности автора. Например:
«Ольга Ивановна в гостиной увешала все стены сплошь своими и чужими этюдами в рамах и без рам, а около рояля и мебели устроила красивую тесноту из китайских зонтов, мольбертов, разноцветных тряпочек, кинжалов, бюстиков, фотографий» (Попрыгунья. Т. 8, с. 9).
Существительное «теснота» обозначает отсутствие простора. Следовательно, данная языковая единица изначально имеет отрицательный оттенок выражения значения. Но в сочетании с прилагательным «красивая» рассматриваемое слово получает возможность расширить смысловые рамки, причём приобретает дополнительный информативный компонент содержания: автор иронично сообщает о «минусах» Ольги Ивановны как хозяйки, отмечая неразборчивость в расстановке вещей, захламленность комнаты. Поэтому в повествовании А.П. Чехова такая «теснота» только подчёркивает мир увлечений героини рассказа, становится средством характеристики ее интерьера.
Отсюда следует, что уровень речевого сознания чеховского героя выявляется через изучение информативного свойства коннотации слов тех предложений, в которых автор раскрывает внутренний мир персонажей, касается особенностей их психологии или даёт представление об окружающем героя мире (реальной действительности). «Зашифрованные» сведения в семантике предложения открыто свидетельствуют об отношении писателя к обозначаемому образу или ситуации, так как именно на этой информации акцентируется внимание при знакомстве читателя с данным речевым сообщением.
Одним из средств, используемых А.П. Чеховым в качестве источника дополнительной информации «от автора», является риторический вопрос. Отличительной особенностью семантической основы лексического значения предложения, употребляемого в художественном тексте в качестве риторического вопроса, зачастую становиться метафоричность. Синтаксическая конструкция, вопросительная по строению, содержит в себе какую-то определённую информацию.
Известно, что лексические значения слов, составляющих риторическое и повествовательное предложения, совпадают. Постановка риторического вопроса предполагает отсутствие ответа. Но при этом за обозначенной в литературном произведении проблемой выступает языковая личность (образ автора или персонажа), которая таким образом прямо высказывает отношение к описываемому событию или происшествию.
Используя приём риторического вопроса, А.П. Чехов дает своё понимание психологического настроя персонажа, определяющего мотивацию его поведения, причины поступков. Семантический уровень риторического вопроса проявляется в том, что в своих произведениях писатель старается расширить план содержания высказывания, словно предлагает читателю стать «свидетелем» обстоятельств, выпавших на долю героя как, например, в следующем фрагменте:
«Дело в том, что человека, наделённого от природы нервами оценщика, в ночь под Рождество мучила совесть — событие невероятное и даже фантастическое. Совесть в ссудных кассах имеется только под закладом. Здесь она понимается, как предмет продажи и купли, других же функций за ней не признаётся... Удивительно, откуда она могла у меня взяться?» (Сон (святочный рассказ). Т. 3, с. 152).
Риторический вопрос в данном фрагменте текста становится итогом размышления персонажа о нравственном чувстве, заставляющем человека самого оценить себя и свои поступки. Позиция Чехова проявляется в том, что в мировоззрении человека, профессия которого предполагает коммерческий интерес, нет места раздумьям о совести, поэтому персонаж воспринимается в ироничном виде. Остаётся не до конца выясненным, серьёзно ли герой озабочен внезапным появлением совести, чего раньше не наблюдалось, или иронизирует сам над собой?
В ряде случаев писатель использует риторический вопрос в качестве отражения степени внутренней свободы, способности персонажа мыслить независимо, находясь в обществе. Например:
«Церковь была не полна. Кунина, при взгляде на прихожан, поразило на первых порах одно странное обстоятельство: он увидел только стариков и детей... Где же рабочий возраст? Где юность и мужество? Но, постояв немного и вглядевшись попристальней в старческие лица, Кунин увидел, что молодых он принял за старых. Впрочем, этому маленькому оптическому обману он не придал особого значения (Кошмар. Т. 5, с. 64).
Риторический вопрос входит в состав несобственно-прямой речи. «Голос» персонажа как будто сливается со словами автора. Вероятно, Кунин принял молодежь за стариков, потому что по внешнему виду люди, на которых он обратил внимание, выглядели «изношенными» по причине тяжёлых условий труда. Так Чехову удаётся выразить утверждение о наполненной страданиями жизни «маленьких» людей. Писатель, очевидно, призывает читателя задуматься над картиной, которую увидел Кунин. Драматизм интонации усиливает повторение вопросительного слова «где».
Персонаж из рассказа Чехова «Любовь» в письме к любимой девушке признаётся:
«Всего меня от головы до пяток распирает какое-то странное, непонятное чувство. Анализировать его сейчас не умею, некогда, лень, да и бог с ним, с этим анализом! Ну, станет ли отыскивать смысл в своих ощущениях человек, когда летит вниз головой с колокольни или узнаёт, что выиграл двести тысяч? До этого ли ему? (Любовь. Т. 5, с. 86).
Строй мыслей героя представлен Чеховым в гиперболизированном и одновременно обобщённом виде. Большинство влюбленных склонны к частому преувеличению значения своих собственных чувств. Риторический вопрос в рассказе «Любовь» построен на сравнении двух разных ситуаций: любовь ассоциируется одновременно с трагическим (падение с высоты, приводящее к неминуемой смерти) и счастливым (удача в денежной лотерее) ощущениями жизни. Использование риторического предложения позволяет автору дополнить образно переданные персонажем эмоции более выразительными и колоритными языковыми красками.
Иногда Антон Павлович Чехов, характеризуя образ жизни героя, обращается к вечным проблемам бытия:
«От жизни человеку — убыток, а от смерти — польза. Это соображение, конечно, справедливо, но всё-таки обидно и горько: зачем на свете такой странный порядок, что жизнь, которая дается человеку только один раз, проходит без пользы?» (Скрипка Ротшильда. Т. 8, с. 304).
В приведённом контексте смысл риторического вопроса, на первый взгляд, сводится к возражению персонажа против нормального положения реальных вещей, которые ему совершенно непонятны. Но, можно предположить, что Чехова волнует вопрос о бессмысленности человеческого существования, если жизнь подчинена безрассудной эгоистической манере поведения.
Ещё пример:
«Свадьба была в сентябре. Венчание происходило в церкви Петра и Павла, после обедни, и в тот же день молодые уехали в Москву. ...Они ехали в отдельном купе. Обоим было грустно и неловко. Она сидела в углу, не снимая шляпы, и делала вид, что дремлет, а он (Лаптев — В.Ч.) лежал против неё на диване и его беспокоили разные мысли: об отце, об «особе», о том, понравится ли Юлии его московская квартира. И, поглядывая на жену, которая не любила его, он думал уныло: «Зачем это произошло?» (Три года. Т. 9, с. 30).
Образность в художественном тексте, создающаяся благодаря функциональному назначению риторического вопроса как фигуры речи, логически приводит к коммуникативно-прагматическому эффекту. Таков результат обращения автора к эмоциональной стороне высказывания. Писатель изображает героя в минуты неудовлетворённости своим жизненным выбором. Чехов позволяет герою задать риторический вопрос, в котором содержится отрицательная точка зрения на цепь последних событий его жизни. При этом вопросительная основа предложения уступает главное место информации, выраженной через эмоции. Лаптев признаёт то, что совершил огромную ошибку, только что женившись без любви. Поэтому, размышляя о многом, он чувствует отягощённость своим положением мужа.
Итак, риторический вопрос в прозе Антона Павловича Чехова по содержанию представляет собой обращение героя не только к действительности, но направлен на анализ своего поведения, отношения к окружающим людям; может служить средством выражения точки зрения автора. Писатель использует риторический вопрос не только как выразительный экспрессивный приём языка, но и наделяет его дополнительными семантическими функциями передачи информации: принятия или неприятия существующей действительности.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |