Важным признаком, характеризующим коннотацию, является ассоциативность. По нашему мнению, именно она создаёт дополнительный «образ» в рассказах А.П. Чехова. Как известно, анализ языковых особенностей прозы Чехова предполагает исследование «подводных течений», участвующих в формировании содержания произведения. Таким образом, от учёта ассоциативных признаков коннотации зависит процесс изменения в сознании читателя лексического центра сообщения в сторону установления истинного значения слов.
А.П. Чехов, несомненно, рассчитывал на то, что в процесс постижения речевого плана художественного текста будут включены такие аспекты духовного мира читателя, как эмоции, жизненный опыт и интуиция.
Обратимся к примерам:
«В колыбели лежал маленький человечек, который криком, визгом и писком аккомпанировал своему расходившемуся папаше» (Жёны артистов. Т. 1, с. 59).
Выделенный нами глагол в контексте рассказа А.П. Чехова содержит ассоциативно-образный компонент, позволяющий автору «высветить» нервозную атмосферу в артистической семье. Голосовые интонации ребенка воспринимаются окружающими, от лица которых выступает автор, как музыкальное сопровождение (своеобразная психическая реакция) действий конфликтующей стороны — родного отца.
Показателями коннотативности являются «проводники» смысла, конкретизирующие характер сообщаемого явления, расположенные в области переосмысления значения языковой единицы. Например:
«Толстый хотел было возразить что-то, но на лице у тонкого было написано столько благоговения, сладости и почтительной кислоты, что тайного советника стошнило. Он отвернулся от тонкого и подал ему на прощанье руку» (Толстый и тонкий. Т. 2, с. 251).
А.П. Чехов вводит в художественно-речевую ткань произведения ассоциативно-образное сочетание разных по значению языковых единиц. С.И. Ожегов и Н.Ю. Шведова объясняют одно из значений существительного «кислота» в переносном смысле как «уныло-тоскливый, выражающий неудовольствие, без всякого подъёма воодушевления» (Ожегов, Шведова 1992, с. 280). Очевидно, Чехов увеличивает экспрессивную функцию данного слова за счёт присоединения к нему прилагательного «почтительный». Вследствие этого возникает авторская ирония, определяющая в художественном тексте замысел писателя.
Р. Барт под смыслом в художественном тексте понимает не значение слов или словосочетаний, фиксируемых словарями и грамматиками, а, прежде всего, «коннотации лексии, то есть её вторичные значения. Эти коннотативные значения могут быть представлены ассоциациями» (Барт 1980, с. 310). Таким образом, если значение слова используется Чеховым в переносно-метафорическом виде, то можно считать, что ассоциативно-образная окрашенность внутренней формы языкового выражения, сочетаясь с оценочной модальностью, становится дополнительным показателем оценки автором реальной действительности.
Ещё пример:
«Титулярный советник Семён Алексеич Нянин, служивший когда-то в одном из провинциальных коммерческих судов и сын его Гриша, отставной поручик — личность бесцветная, живущая на хлебах у папаши и мамаши, сидят в одной из своих маленьких комнаток и обедают» (Психопаты. Т. 4, с. 159).
Приводимая автором характеристика персонажа включает словосочетание, основу которого составляет ассоциативно-образная типология людей. «Личность бесцветная» — человек, не только не выразительный внешне, но и не имеющий собственного «голоса» в обществе, никогда не высказывающий личного мнения и зависимый от других. Таким образом, в семантике языковой границы заключено восприятие реальной действительности, зафиксированной в сознании автора.
В.Н. Телия констатирует, что коннотативные признаки «отображают представление носителей языка об ассоциативных связях обозначенной словом реалии со свойством другой названной реалии как по сходству, так и по смежности» (Телия 1981, с. 226). Так происходит и в прозе Чехова: иногда ведущую роль в понимании смысла произведения играет слово или словосочетание, построенное на сравнении каких-либо явлений по ассоциации:
«...Все пять месяцев он шатался по городу, просил дела и только сегодня решился выйти на улицу просить милостыню... Отец мой не слышит. Он всматривается в движения толпы и провожает глазами каждого прохожего... По его глазам я вижу, что он хочет сказать что-то прохожим, но роковое слово тяжёлой гирей висит на его дрожащих губах и никак не может сорваться» (Устрицы. Т. 3, с. 131—132).
В этом фрагменте взаимодействуют коннотативный и ассоциативный смыслы. Так Чехов концентрирует внимание читателя на положении людей, которые, чтобы не умереть с голоду, вынуждены просить подаяние. В результате ассоциативного сравнения словосочетание «роковое слово» приобретает предметную самостоятельность, подчёркивает ту последнюю, для уважающего себя человека, грань, которая определяет унизительный способ добывания денег, от чувства собственной гордости.
Ассоциативность, выраженная в языковом сознании персонажа, определяет уровень завуалированности действий — первопричин развития сюжета. Внутри представления автора о людях, предметах, его окружающих, находится признак ассоциативности, фиксирующий «скрытые» информативные связи в литературном произведении. Рассмотрим следующий фрагмент:
«Для портного наступила новая эра... А что диковиннее всего, он перестал ходить в кабак и занялся работой. Тихо помолившись, он надевал большие стальные очки, хмурился и священнодейственно раскладывал на столе сукно» (Капитанский мундир. Т. 3, с. 165—166).
Автор, подробно описывая своего персонажа — «маленького человека», употребляет наречие с той оценочной окраской, которая подчёркивает осознание важности своей работы портным. Шитьё капитанского мундира превращается для него в целый ритуал, напоминающий некое церковное таинство. В данном контексте через ассоциативный признак проявляются следующие коннотации: таинственность, сосредоточенность и ответственность действий, трепетное и уважительное отношение к порученному делу. Тем самым, при описании эмоций персонажа, Чехов неявно выражает симпатию к этому трудолюбивому человеку, очень ценящему свое ремесло.
Поэтику Антона Павловича Чехова определяют разнообразные художественно-изобразительные приёмы, с помощью которых писатель «подключает» читателя к пониманию глубинного смысла рассказа или повести. Одной из фигур речи, которая задействована в языковом процессе развития сюжета и появляется как результат уподобления одного предмета другому, является сравнение. Данная единица языка также может выступать в качестве стилистического приёма, основанного «на образной трансформации грамматически оформленного сопоставления» (Одинцов 1997, с. 534). Если рассматривать ассоциативность как связь, возникающую между двумя образованиями при определённых условиях, способствующих восприятию, выражению чувств, то она становится основополагающим фактором сравниваемых объектов / субъектов в художественном тексте.
Представляется важным выявить в произведениях А.П. Чехова варианты использования писателем сравнений, построенных на ассоциативном уровне, и охарактеризовать первоэлемент сопоставления образов в каждом конкретном случае. Анализ языковых особенностей чеховской прозы позволяет выделить три группы сравнительных конструкций, основу которых составляет ассоциативность. Это факторы — зооморфный, социально-психологический и культуры. Рассмотрим каждое объединение более подробно.
Первая группа сравнений имеет общую направленность — зооморфный фактор. А.П. Чехов неоднократно обращается к сравнениям по ассоциации из мира «братьев наших меньших», чтобы подчеркнуть:
а) сложность положения, в котором оказался описываемый автором персонаж:
«Она застряла в тесной толпе и, не двигаясь ни взад ни вперед, походила на птичку, которую сильно стиснули в кулаке» (Драма на охоте. Т. 3, с. 297);
б) ироничное отношение повествователя к изображаемому лицу:
«Держась обеими руками за цветочный горшок, немного приподняв одну ногу и притаив дыхание, она напоминала собаку, которая делает стойку и с страстным нетерпением ожидает «пиль!» (Пустой случай. Т. 5, с. 307—308);
в) афористичность высказывания:
«Везти под венец вспыльчивого, взбешенного человека — это, по-моему, так же неумно, как просовывать руку в клетку к разъярённому тигру» (Из записок вспыльчивого человека. Т. 6, с. 301);
г) поведение людей, находящихся в состоянии сильного волнения:
«Андрей Андреич встряхивает головой, как укушенная лошадь, и, чтоб заглушить тяжёлые воспоминания, начинает быстро креститься» (Панихида. Т. 4, с. 355);
д) сходство облика или поведения героя с представителями животного мира:
«Три дня ходил я из угла в угол, как волк в клетке, и всеми силами своей недюжинной воли старался не пускать себя из дому» (Драма на охоте. Т. 3, с. 331).
В изученных нами фрагментах, которые объединены по одному ассоциативному «зоологическому» признаку, сравнения по желанию автора передают особенности поведения персонажа в социальной среде.
Следующую группу условно можно определить как фактор культуры (литература, искусство, религия). А.П. Чехов, вводя «информативные» сравнения в повествование, рассчитывает на осведомлённость читателя в разных областях знания и веры. Например:
«Любовь была самая настоящая, такая, как в романах описывают, бешеная, страстная, и прочее» (Сильные ощущения. Т. 5, с. 108).
Писатель указывает на состояние влюблённости в комическом виде, ассоциативно сопоставляя его со стилем шаблонных произведений, написанных на эту тему.
А.П. Чехов сравнивает состояние людей, погружённых в размышление о вечном, с представителями восточных религий:
«Старик и Санька со своими герлыгами стояли у противоположных краев отары, стояли не шевелясь, как факиры на молитве, и сосредоточенно думали» (Счастье. Т. 6, с. 218).
Иногда у Чехова сравнение строится на ассоциативном сопоставлении образов обывателя со значительной фигурой из мирового культурного наследия, что усиливает комизм положения персонажа. Например:
«Вокруг него, как вокруг парнасского Аполлона, на высоких коммерческих табуретках за толстыми книгами сидят дамы» (Без места. Т. 4, с. 217).
В данном случае персонаж ассоциируется с мифологическим героем, являющимся главным среди Муз — богинь, олицетворяющих разные виды искусства.
Как видим, использование писателем сравнений, основу которых составляет фактор культуры, позволяет А.П. Чехову направить читателя к «фоновым знаниям» для того, чтобы понять значительность или ничтожность положения, в котором оказался персонаж.
Наконец, третью группу можно охарактеризовать как социально-психологический фактор. Как нам кажется, Антон Павлович Чехов при описании внешнего и внутреннего состояния героя употребляет сравнения в качестве наиболее яркой характеристики его эмоций. Так, например, писатель сопоставляет особенности речи персонажа с положением человека, пережившего техногенную катастрофу или испытавшего испуг от злобно настроенного животного:
«По голосу и движениям вошедшего заметно было, что он находился в сильно возбуждённом состоянии. Точно испуганный пожаром или бешеной собакой, он едва сдерживал своё частое дыхание и говорил быстро, дрожащим голосом, и что-то неподдельно искреннее, детски-малодушное звучало в его речи» (Враги. Т. 6, с. 30).
Чехов часто выстраивает сравнительные отношения по ассоциации с большими чувствами «маленьких» людей, акцентируя внимание на их небольших запросах в жизни:
«День был ясный, морозный... На душе было вольготно, хорошо, как у извозчика, которому по ошибке вместо двугривенного золотой дали» (Исповедь. Т. 2, с. 26).
В портретной характеристике персонажа писатель допускает шутливое сравнение с обычно «низкой» по своему значению бытовой ситуацией:
«В своё время это была замечательная красавица, в которую так же легко было влюбиться, как наступить соседу на мозоль» (Открытие. Т. 4, с. 321).
Как видим, в передаче внутреннего состояния субъекта в момент радости, разочарования, встречи со знакомым человеком или разрешением проблемы, А.П. Чехов не только анализирует психологию героя, но и проводит аналогии с ситуациями из жизни людей.
Итак, нами рассмотрено три типа сравнительных конструкций, в которых ассоциативный фактор играет ведущую роль. В художественно-речевой системе Чехова подобные сравнения помогают соотнести описание героя или события с фактом из полученных знаний других наук. Таким образом писатель решает задачу активного участия читателя в постижении замысла его произведения.
В заключение отметим, что коннотативный смысл в художественном тексте А.П. Чехова возникает на ассоциативной основе формирования дополнительных смыслов. Процесс образования ассоциативных представлений в языковой системе художественной прозы Чехова обусловлен указанием писателя (своеобразного «отправного» центра в понимании смысла текста) на особое восприятие характеристики героя или события. Считаем, что основу подобного описания у Чехова составляет субъективно авторское отношение к внешним / внутренним сторонам окружающего мира.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |