Литературно-художественный журнал. Выходил в свет в 1882—1883 гг. еженедельно в Москве. Издатель-редактор Е.С. Сталинский. В 1881 г. вышел № 1 (ноябрь); в 1882 г. вышли №№ 1—50, в 1883 г. №№ 1—81.
«Волна»
Литературно-художественный журнал. Выходил в 1884—1885 гг. еженедельно в Москве. Издатель-редактор Н.А. Русианов.
В январе 1882 года Чехов начинает сотрудничать в иллюстрированном журнале «Москва», который издавали литератор Е.С. Сталинский и художник-литограф И.И. Кланг.
«Кланг был литографом. Вероятно, литография приносила очень мало дохода, потому он что он рисовал посредственные карикатуры, которые помещал во второстепенных журналах. Впрочем, все тогдашние московские иллюстрированные журналы были второстепенными <курсив мой. — Э.О.>. Я так полагаю, что для того, чтобы усилить свои средства и дать постоянную работу своей литографии, И.И. Кланг затеял в 1882 году издание большого иллюстрированного художественного журнала «Москва», в котором все иллюстрации должны были изготовляться в красках. Это была по тогдашнему времени довольно смелая и оригинальная затея. Были приглашены в качестве художников мой брат Николай, Н. Богатов, И. Левитан и другие, а к участию в литературном отделе — мой брат Антон. На первых номерах журнала И.И. Кланг постарался. Они действительно для не особенно требовательного подписчика могли казаться положительно хороши <...>. Брат Антон выступил в «Москве» почему-то не с рассказом, а с рецензией, но затем смилостивился и дал туда целую повесть «Зелёная коса», которую отлично иллюстрировал брат Николай. Но недостаток средств для хорошей рекламы и равнодушие публики не дали «Москве» окрепнуть, и она скоро увяла. По каким-то соображениям И.И. Кланг переименовал её в «Волну», но не помогло и это. Дело прекратилось. Я долго ходил в редакцию получать для Антона причитавшийся ему гонорар, но это не всегда удавалось, так как издатель, по словам служившего у него в конторе мальчика Вани Бабакина, тотчас же через задний ход уходил из дому»2.
В 13 августа 1883 года в рубрике «Осколки московской жизни», которую к тому времени вёл А.П. Чехов, появляются довольно занятные характеристики редактора и издателя «Москвы»:
«Г. Сталинский — это тот самый «индивидуй», который в 1880 г. в г. Харькове, издавая газету «Харьков», 30-е февраля выдумал. Изгнан был из «Кавказа» и из «Харькова». Ходит в старомодном цилиндре, пишет плохие стихи и любит пофилософствовать.
Г. Кланг — это тот самый молодой человек (блондин с большим носом), который намозолил глаза мировому судье Александровского участка.
Оба они, г. Кланг и г. Сталинский, знают таблицу умножения, но не знают, что слово «ехать» через «ять» пишется... Оба они, поправ все божеские и человеческие законы, издавали «Москву». Оба они перессорились между собой, поругались, посудились и оба издают теперь по отдельному журналу: Сталинский ту же «Москву», Кланг — «Россию». Секретарь «Москвы» поссорился с г. Клангом и тоже хочет отдельный журнал издавать, рассыльный мальчик Иван тоже хочет издавать и... скоро весь Арбат от Ворот вплоть до Плющихи изукрасится редакционными вывесками. Поздравляю. «Москва», говорят, уже лопнула, и г. Сталинский, который убежден в том, что он рожден быть редактором или ничем (aut redactor aut nihil), сидит теперь в портерной и выдумывает новый журнал. «Россия» только что нарождается, и еще даже в самой редакции неизвестно имя первого подписчика... <...> Пусть себе рождается, сколько ей угодно, но... один нескромный вопрос: со сколькими сотрудниками, сколько раз и чего ради судились вы, г. Кланг, издавая вашу «Москву»? Впрочем, вместо постскриптума можно запустить и еще один вопросик: кто скушал деньги, полученные с подписчиков за «Москву» в сем 1883 году? Вы или ваш коллега Сталинский?
В холодной вам, субъекты, сидеть, а не журналы издавать!» (С., 16, 42—43).
Пытаясь продлить жизнь «Москве», Кланг переименовал её в «Волну», но и это не помогло делу.
«Есть в Москве три лишние вещи: журнал «Волна», музей Винтера и московский балет. Тому, другому и третьему пора уже, по всем правилам обмена веществ, уступить свои атомы другим организмам и улетучиться...» — писал Чехов в тех же «Осколках московской жизни» (С., 16, 124—125).
Примечательно, что сам Чехов опубликовал в № 12 «Волны» только юмористические биографии «Жизнеописания достопримечательных современников».
В сравнении с такими изданиями «малой прессы», как «Будильник», «Стрекоза» и «Осколки» журналы «Москва», а затем «Волна» по качеству иллюстраций действительно превосходили их (впрочем, журналы и обозначены в подзаголовке как «литературно-художественные»). Кончено, затраты на печать столь высококачественных иллюстраций были велики и, наверняка, не окупались (что подтверждают современники): рекламы практически не было, подписчиков было сравнительно немного.
Однако качество иллюстраций не всегда соответствовало качеству печатаемых материалов. Чеховские рассказы в журнале «Москва» часто представляют собою развёрнутые подписи к рисункам. Впрочем, именно в журналах «Москва» и «Волна» попытка связать иллюстрации и публикуемые материалы была наиболее очевидной, это необходимо также обозначить в ряду отличительных особенностей этих журналов от прочих, выходивших в то же время.
Среди публикаций в «Москве» можно найти рассказы Альфонса Доде и других иностранных авторов, но они плохо сочетались со стихотворными этюдами, например, Евгения Вернера. Во всём же остальном набор жанров, сюжетов, тем практически не отличался от прочей продукции «малой прессы» 1880-х годов: романы с продолжением, рассказы, пародии на романы, рубрика «Обо всем и отовсюду» (хроника и фельетонные обзоры газет), театральные заметки.
Журнал «Волна», который воспринимался современниками как правопреемник «Москвы», в жанровом составе не сильно отличался от предшественника. Однако, сознание необходимости в большей степени отражать проблемы современности, нежели это делают прочие периодические издания, привело к увеличению числа корреспонденций из регионов, бытовых очерков. Просьба о присыле такого рода материалов содержится уже в опубликованной в первом номере программе журнала:
«Заручившись участием лучших литературных и художественных сил, мы приступаем к изданию «Волны» с существенною целью служить интересам общества, жить его жизнью и путём обличения сглаживать по возможности те недостатки общественного организма, которые мешают развитию честных стремлений и начинаний. Мы будем стараться, чтобы наша «Волна» была верным отражением общественных стремлений и по тому обращаемся ко всем [1 сл. утрачено] людям мысли — не обходить нас своим содейст[вием]. Сверх того, сознавая необходимость чаще слышать [из среды] самого общества о его положении и пот[ому м]ы бы желали как можно более корреспон[денций] из концов России. <...> Корреспон[денции могут] быть всякие, так, напр.: очерки нравов, [описания] городского и сельского быта, этнографические сведения, известия о достопримечательных событиях в городах и губерниях, указания на местные нужды, заметки и известия промышленные и торговые, чисто литературные произведения всякого рода и всякие злобы дня. <...>
Мы не самообольщаемся и знаем, что на нашем пути [встрет]им много разочарований и преград, но мы убеж[дены], что только путём самоизучения будем мы прибли[жены] к тому общественному самосознанию, на котором [стоит] совершенствование общества и без которого все лучшие пожелания останутся навек химерами. Только соединенными силами можем мы действительно двинуться вперёд и потому, подстрекаемые любовью к родине и правде, смело пишем на нашем знамени: «долг, честь и правда». Мы надеемся, что лучшие представители нашего общества и братья по стремлению примкнут к нам и мы дружно с надеждою и верою возьмемся за наш нелегкий труд»3.
Однако это программное заявление и содержащиеся в нём призывы довольно скоро разошлись с практикой, и «Волна» в значительной степени стала походить на прочие издававшиеся в 1880-е годы издания, с той лишь разницей, что больше места уделялось в ней публикациям романов с продолжением, повестей и рассказов. Полноценного сатирического изображения действительности читатели так и не увидели. Вести серьёзную литературную полемику авторы «Волны» также оказались не в силах, впрочем, попытки к этому были, например, в нерегулярной рубрике «По литературным волнам» (затем в рубрике «Волны литературного болота»), которые вёл А.О. Эльснер под псевдонимом Барон А.Э.:
«Жизнь общества остановилась, по-видимому, в заколдованном кругу исключительно личных интересов. От всего сильного и смелого оно стало отворачиваться с инстинктивной робостью. Вот одна из причин, почему большая половина наших периодических изданий наполняется совершенно непроизводительным балластом, а некоторые из них даже сплетнями и клубничными похождениями слащавых героев и героинь. Можно без преувеличения сказать, что в нашей литературе всё мертво и те, которые с себе чувствуют искру Божью, не смеют произнести своего слова; потому что люди рутины не желают ничего ни чувствовать, ни понимать»4.
В первых своих заметках Эльснер обвиняет большинство современных ему периодических (литературных и старичиеских) изданий в лакействе по отношению к тёмному читателю и в основном справедливо замечает:
«Даже люди «темного царства» вовсе не лишены способности понимать хорошее, чувствовать краску стыда, когда бич сатиры прямо или косвенно затронет их больное место. Почти у всякого человека также есть свои идеалы, свои более или менее высокие стремления, которые из года в год подавлялись под действием всевозможных зол времени. Задача творчества — вызвать, оживить эти взгляды и стремления, поднять хотя на время его духовные силы, вызвать в нём то лучшее и благородное, что неумолимая жизнь подавляла своими железными тисками. Такая задача высоко плодотворная. Писатель в некотором смысле тот же миссионер. Задача того и другого осветить мысль и поднять дух над магериею. Тогда только печатное слово будет пользоваться общим уважением; только при условии совершенной честности и даже отречения от своих личных выгод писатель может выполнить свою роль. Органы современной печати, по-видимому, не желают знать этого, и то, что они преподносят публике на страницах их журналов и газет, может только извратить мысль и подорвать всякое уважение к ним читателя. Они все более начинают выполнять роль послеобеденных каламбуристов и действительно у нас есть журналы, которые людьми [«]темного царства[»] очень удобно читаются в антракте, между двумя блюдами»5.
Понятно, что Эльснер в своих заметках прибегает к обобщению, отвергая наличие просветительского начала «малой прессы» (о наличии такового уже было сказано в первой главе). Интересно в его публикациях другое: взгляд дворянина (А.О. Эльснер действительно был бароном) на задачи литературы. Представление о писателе-миссионере не было распространено в среде авторов «малой прессы», что также уже отмечалось выше.
Трудно теперь сказать, что повлияло на формирование невысокой литературной репутации «Волны» среди коллег и читателей6, но, вероятно, расхождение слова с делом, то есть изначальный посыл к сатирическому осмыслению, изображению действительности и по сути отсутствие таковых в публикациях журнала, сыграли не последнюю роль.
Примечания
1. Лисовский Н.М. Указ. изд. № 1569. С. 416.
2. Чехов М.П. Вокруг Чехова. С. 72—73.
3. Волна. М., 1884. № 1. С. 5. Поскольку удалось обнаружить только ветхий экземпляр № 1 журнала «Волна», имеющий утраты печатного текста по краям, в квадратных скобках мы даём прочтение некоторых слов, восстановленных по смыслу и количеству пропущенных литер.
4. Волна. М., 1884. № 1. С. 10.
5. Там же. С. 11.
6. Л.И. Пальмин, к примеру, в письме к Н.А. Лейкину от 13 марта <1885 года> называет «Волну» «поганым журналом» (ОР РНБ. Ф. 115. Ед. хр. 51. Л. 84 об. — 85), что, правда, может быть оправдано тем, что Пальмин в нём не участвовал, а журнал не раз «продёргивал» и Лейкина, и «Осколки».
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |