2.9. «Осколки»

Художественно-литературный журнал (с № 49 1881 г. — Еженедельный иллюстрированный журнал). СПб, издатель-редактор Роман Романович Голике; с 1882 г. редакторы-издатели Р.Р. Голике и Н.А. Лейкин¹.

Как оценивался журнал «Осколки» до прихода в них Н.А. Лейкина, можно понять из фельетона в № 30 «Будильника» за 1881 год: «Художественно-литературный журнал «Осколки» издаётся на хорошей (глассированной) бумаге, печатается в Петербурге, редактируется господином Р. Голике, а, в сущности, цена этому журналу не шесть рублей, как означено в заголовке издания, а шесть грошей, да и то еще непременно с рассрочкою и не иначе, как по третям...

Не ошибемся, сказавши, что весь журнал г-на Голике напоминает собою газету-газет «Улей», в которой от первого до последнего слова все заимствовано — в долг и без отдачи или в кредит без возвращения <...>

Вероятно, издатель «Осколков» покупает новые готовые клише за границей, стирает с них предательские надписи и ставит русские заголовки. <...>

Литературный отдел «Осколков» не менее художественного обращает на себя внимание. Здесь по преимуществу свирепеет некая госпожа Назарьева. Она пишет собственноручно повести, компилирует обозрения и составляет, надо полагать, существенный балласт журнала. Честь и слава названной барыне за ревность и прилежание, но, не взирая на растяжимость таланта г-жи Назарьевой, литературный отдел «Осколков» во всяком случае ведется крайне скверно»². Вероятно, придя к заключению, что вести одному журнал не получается, уже в декабре 1881 года Р.Р. Голике пригласил к сотрудничеству Н.А. Лейкина.

Ироничную, впрочем одностороннюю, характеристику Р.Р. Голике даёт в своём фельетонном словаре «Наши знакомые» В.О. Михневич: «...юркий и предприимчивый немчик по печатному делу. Вполне компетентный и счастливый «редактор-издатель» визитных карточек, бутылочных ярлыков, афишек и т. под. литературных произведений, стал в последнее время покушаться и на журнальную деятельность, но с довольно переменным счастьем. Так, издавал «Собрания картин», но безуспешно; потом основал «художественно-юмористический» журнал «Осколки», каковой и поныне издаёт в союзе с г. Лейкиным довольно удачно, благодаря участию сего последнего»³. При создании словаря Михневич прежде всего стремился к достижению комического эффекта, который должны были произвести его статьи, потому и позволяет себе такой тон по отношению к неплохому издателю и человеку. Примечательно, что Михневич знал Голике не понаслышке, ибо издавал в его типографии свою книгу «Всего понемножку» (СПб., 1975). А в год выхода «словаря» — 1884 — Голике, можно сказать, потомственный типограф, открыл первую школу печатного дела при Русском техническом обществе.

А.П. Чехов познакомился с Голике в декабре 1885 года⁴ и довольно быстро между ними установились приятельские отношения. О Голике в письмах Чехов отзывается как о «великолепнейшем парне» (П., I, 193) и «очень милом человеке» (П., I, 240). В письмах с 1890 года Чехов обращается к Голике на «ты», а этим могли похвастаться далеко не все хорошие знакомые Чехова. Неоднократно Чехов дарил свои книги Голике, а на третьем издании сборника «В сумерках» (СПб., 1889) сделал такую шутливую надпись: «Ромаше Голике от знаменитого писателя на память о его великих делах» (П., 12, 156). Интересно, что по человеческим качествам Чехов ставил Голике выше Лейкина, во всяком случае если судить по письму от 31 августа 1888 года А.С. Лазареву (Грузинскому): «Лейкин хороший человек, но Голике еще лучше. Если бы я был уверен, что после Вашей смерти это письмо не попадет в руки Лейкина, то высказался бы пред Вами смелее и с полной откровенностью; но так как письма мои Вы бережете, то осторожно ставлю точку и молчу» (П., II, 323—324).

К 1882 году, когда Лейкин становится редактором «Осколков», в читательской среде за ним уже прочно закрепилась репутация хорошего писателя-юмориста, «маленького Щедрина».

В.Б. Катаев обратил внимание на то, что «в первые годы существования «Осколков» Лейкин стремился возродить одну из традиций 60-х годов — выпускать юмористический журнал, который на своем уровне следовал бы за программой главного печатного органа демократии. «Осколки» хотели быть новой «Искрой» при «Отечественных записках» Салтыкова-Щедрина»⁵. (Так и Лейкин желал быть «маленьким Щедриным»).

Подтверждение этой мысли находим в письме Н.А. Лейкина к А.П. Чехову от 26 апреля 1885 года: «...в «Искре» <...> я начинал свое литературное поприще и много работал, но больше того учился и усваивал себе те принципы, которые теперь провожу в «Осколках»»⁶.

С «Искрой» сравнивали «Осколки» и собратья по перу. Восхищаясь чуть ли не каждым номером обновленных «Осколков», Л.И. Пальмин заметил в письме Н.А. Лейкину от 7 февраля 1882 года: ««Осколки» под Вашею редакциею начинают напоминать «Искру» в ее хорошие годы. Видно, что Вы действительно живая душа журнала и вливаете в него жизнь, насколько это можно в наше паскудное время»⁷.

А в письме к Лейкину от 17 ноября 1884 года Чехов сообщает об интересном разговоре, подслушанном им в редакции журнала «Россия»: «Человек 10—15 сидели за чаем и толковали про «Осколки». Сравнивали с «Искрой», говорили, что они лучше «Искры», что в них есть направление, остроумие... что пресса подло делает, что обращает на них мало внимания и проч. ...Похвалили даже моск<овский> фельетон, спросив меня, кто это Улисс... <один из псевдонимов Чехова в «Осколках», которым он подписывал «Осколки московской жизни». — Э.О.> Не первый уж раз слышу я такое мнение об «О<сколк>ах» и всякий раз «взыграся во чреве моем младенец»... Держитесь! Подтяните художественный отдел до высоты хотя бы стрекозиной и — благо будет...» (П., I, 132—133).

Л.И. Пальмин в письме 1882 года к Чехову, приглашая его к сотрудничеству в «Осколках», так характеризует лейкинский журнал: «В материальном отношении, конечно, много нельзя заработать в «Осколках», так как журнал по объему ограничен, но плата в высшей степени аккуратная и добросовестная. <...> Журнал честный. С хорошим либеральным направлением, в цензурном отношении там несколько легче дышится, чем здесь <в Москве. — Э.О.>, что вы, вероятно, уже могли видеть, если когда-нибудь проглядываете «Осколки». Пишите туда рассказцы, повести, очерки, заметочки, всякую всячину, по величине всё небольшое, но количеством чем больше, тем лучше. Печататься вы будете скоро»⁸.

Сам Пальмин очень любил журнал Лейкина — там были напечатаны, по его признанию, самые лучшие его стихотворения. По воспоминаниям А.С. Лазарева, Пальмин говорил: «Когда я умру, и могила моя травой порастет, мой лучший венок будет из песен, помещенных в «Осколках»»⁹.

Однако стремление редактора к максимальной краткости публикуемых материалов расстраивало Пальмина, в чём он признаётся в письме к Лейкину от 30 ноября 1882 года: «Вам я, по Вашему же желанию и согласно системе, принятой в «Осколках», шлю вещицы только маленькие по числу строк. Теперь же строк на 40—50 я принуждён отдавать в другие места, хотя бы стихи были удачны и хотя бы я лучше желал отдавать их в «Осколки», которые я люблю душевно. Нередко такие вещицы я помещаю в «Московский Листок». Нельзя ли бы Вам было с будущего года хотя страницы на две увеличить объем? Он маловат, так как много места занимают картинки. Правда, это Вам будет стоить некоторых издержек, но зато, быть может, послужит к увеличению реноме «Осколков» и привлечёт новых подписчиков, причем, конечно, об увеличении объема требуется реклама. Советовать, конечно, я не смею, так как Вы в журнальном деле неизмеримо опытнее меня, но всё-таки считаю долгом поделиться с Вами моей мыслью»¹⁰. Однако подобная редакторская политика была скорее рассчитана на читателя. Несомненно, короткий текст воспринимается гораздо лучше.

* * *

Николай Александрович Лейкин познакомился с Чеховым в Москве в 1882 году. В 1904 году он вспоминал об этом так: «С Чеховым я был очень близок, пока он жил в Москве и в своем подмосковном именьице. При наезде в Москву я бывал у него. Приезжая в Петербург, он останавливался у меня, а затем, познакомившись с Сувориным, уж у Суворина. Все его петербургские литературные знакомства прошли через меня. И как писателя Чехова — я отыскал. <...> А отыскал я в Москве Чехова так. Приехал я в Москву для продажи моих книг. Кажется, это было в 1885 г., в третий год моего редактирования «Осколков». Поэт Л. Пальмин, тогда уже постоянный сотрудник журнала, познакомил меня с Чеховым. Знакомство это было очень оригинальное. Я обедал с Пальминым у Тестова, затем поехал к Пальмину пить чай. Было это зимой, под вечер, но засветло. <...> Я просил Пальмина, чтобы он приглашал иногда кое-кого из московской пишущей братии для писания в «Осколках». Он обещал. А когда мы подъезжали с ним к его квартире, сказал мне, указывая на тротуар:

— Да вот два даровитые брата идут: один художник, а другой писатель. У него очень недурной рассказ был в «Развлечении». — Это были два брата Чеховы! Николай — художник и Антон. Я встрепенулся.

— Так познакомь меня поскорей с ними, Лиодор Иванович! — сказал я Пальмину. — Остановимся! Мы вылезли из саней. Пальмин окликал Чеховых и познакомил нас. Мы вошли в ближайшую портерную и, за пивом, я пригласил сотрудничать в «Осколках» и Антона, и Николая Чеховых. Антон Чехов сейчас же стал присылать из Москвы в «Осколках» свои рассказы... Антон Чехов впоследствии называл себя моим литературным крестником...»¹¹

Вот ещё запись, сделанная Лейкиным ранее, 28 октября 1891 года в записной книжке: «С Ант<оном> Павл<овичем> Чеховым я познакомился вот как: в Москву я приехал в 1882 году приглашать кое-кого из московской пишущей братии сотрудничать в «Осколки». Когда я проезжал с покойным Пальминым по Тверской, он указал мне на молодого длинноволосого человека и сказал: «Вот даровитый начинающий человек идет — фамилия его Чехов». Я узнал адрес Чехова, поехал к нему знакомиться и пригласил писать в «Осколки»»¹². Значит, воспоминая об этом знакомстве в 1904 году, Лейкин изменил обстоятельства встречи, олитературил, мифологизировал, пренебрёг датой и фактами, что позже вызвало немалую путаницу¹³.

В любом случае для нас представляются наиболее важными не столько обстоятельства знакомства, сколько взаимоотношения редактора «Осколков», писателя Н.А. Лейкина и писателя Чехова.

Лейкин прилагает все силы для того, чтобы заманить, заинтересовать, а затем удержать перспективного писателя Чехова. В письме от 14 ноября 1882 года Лейкин признавался Чехову: «Мне вообще приятно Ваше сотрудничество. Мелкие Ваши вещи я всегда готов помещать, ежели они будут согласны с программой журнала. Ежели у Вас будут мелочишки для отдела «Осколочки» или подписи к рисункам, то прошу присылать и таковые. Затем прошу Вас сообщить, как Вам доставляют гонорар: после напечатания каждого из ваших рассказов или по окончании месяца, как вообще получают все мои сотрудники, проживающие в Москве»¹⁴.

В письме от 3 декабря 1882 года считает нужным сообщить: «...редакция назначила Вам за прозаические статьи гонорар в размере 8 к. за строчку. При следующем присыле сценок благоволите написать, в какие сроки высылать Вам гонорар»¹⁵.

Чехов польщён таким трепетным отношением к себе и своим произведениям. Он ценит свое участие в «Осколках», ценит журнал за либеральность и относительно высокий гонорар. В письме Ал.П. Чехову признаётся: «Лейкин исполняет мои прошения с особенною ревностью: я у него один из солидных бджёл. Журнал, как увидишь, умно составляемый и ведомый, хорошо раскрашиваемый и слишком либеральный. Там у меня, как ты увидишь, проскочили такие вещи, какие в Москве боялись принять в лоно свое даже бесцензурные издания. Боюсь, чтобы его не прихлопнули. Получаю от Лейкина 8 коп. за строчку. Гонорар наиаккуратнейшим образом высылается каждое первое число» (П., I, 52).

Или: «Хочу «Осколки» сохранить для потомства. Со временем и я буду говорить: «Были юмористы — не вам чета!» — фраза, которую я не раз слышал от хороших и плохих сотрудников «Искры» и старого «Будильника», — пишет Чехов Лейкину в декабре 1883 года (П., I, 95).

Он же оценивает и кредитоспособность Лейкина: «Был у меня Н.А. Лейкин. Человечина он славный, хоть и скупой», — сообщает А.П. Чехов в письме к брату Александру, написанном в октябре 1883 года (П., I, 88).

* * *

В июне 1883 года Лейкин предложил Чехову вести рубрику «Осколки московской жизни», которой до него занимались А.М. Герсон, А.М. Дмитриев, В.А. Гиляровский.

«Важнейшим отличием обозрений московской жизни в «Осколках» от подобных в «Будильнике» являлось то, что у Лейкина Чехов, несмотря на строгую ограниченность тем, мог выбирать их по своему усмотрению, мог составлять «Осколки московской жизни» из своего материала. В «Будильнике» Чехов был лишен даже этой инициативы. Он получал готовую карикатуру и должен был втиснуть текст заметки в узкие рамки тематики, взятой художником»¹⁶.

А.Б. Дерман считал, что «сама структура «Осколков московской жизни» была, мало сказать, противоречива: она была противоестественна. По типу журнала, по категорическому заданию редактора, обозрения должны были в непритязательной, лёгкой форме трактовать о явлениях сплошь да рядом глубоко драматических — о тяжких несовершенствах тогдашней жизни: о грубости нравов, об унижении человеческого достоинства, о ничтожной «расценке» человеческой жизни, о темноте и невежестве, о закоснелых предрассудках, о лакействе и подхалимстве, о жалком состоянии прессы и т. д. Здесь был материал для гневной сатиры, для едкого сарказма, для печальных размышлений — для чего угодно, но только не для невинного осколочного балагурства, которое Лейкин в самозабвении называл «бичеванием»»¹⁷. Действительно, о кукуевской железнодорожной катастрофе, например, в «Осколках московской жизни» говорится как о забавном происшествии. Но в остальном, в описании других событий вовсе не обязательны едкость и сарказм. Достаточно того, что «пропечатали» в журнале. Здесь как раз возможно то «балагурство», о котором и пишет исследователь.

«Сравнительно много места в «Осколках московской жизни» было отведено характеристике газетно-журнальной жизни Москвы; это новая для Чехова тема, внесенная в фельетонное обозрение»¹⁸, — писала М.А. Соколова. Однако «новой» эта тема была только для Чехова-фельетониста, но не для Чехова — автора юморесок и уж тем более не для читателя «малой прессы», которому литературный быт «малой прессы» был уже отчасти знаком по публиковавшимся в ней текстам.

Писать обозрения для Чехова было непросто, о чём он сам неоднократно признавался Лейкину: «Посылаю Вам московские заметки, а с ними и одно маленькое заявление: пишу я юмористический фельетон впервые. Неопытен и малосведущ. В актеры я не уйду, мельницей не займусь, но не могу ручаться, что не буду сух, бессодержателен и, главное, не юмористичен. Буду стараться. Если годится, берите и печатайте...» Но и замечал, что «ранее московские заметки велись неказисто. Они выделялись из общего тона своим чисто московским тоном: сухость, мелочность. Если бы их не было, то читатель потерял бы весьма мало. По моему мнению, в Москве некому писать к Вам заметки. Попробую свои силишки, но... тоже не верю. Я ведь тоже с московским тоном. Не буду слишком мелочен, не стану пробирать грязных салфеток и маленьких актеров, но в то же время я нищ наблюдательностью текущего и несколько общ, а последнее неудобно для заметок. Решайте...» (П., I, 74—75) — писал А.П. Чехов 25 июня 1883 года, посылая первые «куплетцы» на суд редактора.

Но ничего «решать» Лейкин не собирался — его вполне устраивало то, что пишет Чехов. Неоднократно в письмах 1885 года он предлагает Чехову писать что угодно, только писать для «Осколков»: «Из писем Ваших я замечал, что Вы стесняетесь иногда писанием «обозрения», так я давно хотел Вам сообщить, что иногда можно и пропустить очередь московского обозрения, лишь бы вместо <н>его был прислан рассказ. Сносный рассказ, разумеется, в 100 раз лучше плохого обозрения»¹⁹.

«Вплоть до 1885 года Чехов остаётся по преимуществу московским писателем. То обстоятельство, что с конца 1882 года он значительнейшую часть своей продукции помещает в петербургском журнале «Осколки», дела не меняет, потому что московская тема в этой продукции является преобладающей»²⁰, — отмечал А.Б. Дерман.

Сообщая Чехову о начинающих беллетристах Н.М. Ежове и А.С. Лазареве, Лейкин в письме от 12 июля 1884 года приходит к выводу: «Если взять Вас, Л. Пальмина, Ежова и Лазарева, то окажется, что статьи для «Осколков» наполовину пишутся в Москве». А затем выражает пожелание: «Хотелось бы мне все талантливое из Москвы выграбастать»²¹. И тут же сообщает об очень молодом сотруднике «Московского листка», пишущего стихи и прозу, С.Ф. Рыскине, которого нужно разыскать и «окрылить». В подобных суждениях как раз и проявляется лучше всего редакторская политика Лейкина.

Чехов в письме к Лейкину от 30 сентября 1885 года замечает: «...благодаря моему обозрению и тому, что половина осколочных столбов — кровные москвичи, «Осколки» идут за московский <курсив мой. — Э.О.> журнал. <...> «Осколков» в Москве выходит больше, чем «Буд<ильника>» и «Развл<ечения>»!» (П., I, 161—162). И это не случайно. Репутация «Осколков» была намного выше, чем у того же «Развлечения», «Стрекозы», «Будильника», не говоря уж о «Московском листке».

Почти в каждом письме Лейкин упрашивает Чехова писать побольше, т. к. это было обусловлено редакторской политикой в период усиления цензуры — нужно было иметь «запасец»; да и вообще нужно было заполнять журнал: «Попробую обратиться к Вам еще раз с покорнейшею просьбою вспомнить как-нибудь об «Осколках», улучить часик-другой свободного времени, поднатужиться и высидеть что-нибудь по части подписей для рисунков и темок для передовиц. Вы когда натуживались — всегда высиживали что-нибудь такое, что шло в дело. Поднатужьтесь еще раз. Вы не можете себе представить, как трудно мне справляться с делом рисунков, имея у себя только одного ревностного помощника в деле высиживания тем для рисунков — Билибина! Ведь не может быть, чтобы такому юмористу, как Вы, и такому находчивому в течение почти полугода не пришла в голову ни одна темка в голову. Темки, наверное, приходят в голову, но Вы просто пренебрегаете и ленитесь записывать. Попробуйте высидеть что-нибудь хоть вкупе с Вашим братом Александром»²². Какого же качества должно было быть «высиженное» Чеховым?

Для Чехова большие трудности представляли также подписи к рисункам, которые Лейкин просил присылать почаще. Это был самый низкий жанр в иерархии журнальных жанров. Однако, самый необходимый, так как подпись к рисунку на обложке задавала общий тон, настрой каждому конкретному номеру, помимо этого в каждом номере «Осколков» печатались жанровые рисунки в пол-листа — лист в середине журнала, тоже требовавшие подписей.

В письме к Лейкину от 25 июля 1884 года Чехов интересно описывает процесс создания подписей к рисункам: «Теперь о темах для рисунков. Тут прежде всего мне нужно сознаться, что я очень туп для выдумывания острых подписей. Хоть зарежьте меня, а я Вам ничего умного не придумаю. Все те подписи, что я вам раньше присылал, были достоянием не минуты, а всех прожитых мною веков. Отдал все, что было — хорошее и херовое — и больше ничего не осталось. Тема дается случаем, а у меня в жизни хоть и не мало, нет способности приспособлять случаи к делу. Но как бы там ни было, я придумал следующий план действий. Я буду присылать Вам все, чему только угодно будет залезть в мою голову. Сочинители подписей и мертвые не имут срама. Вы не будете конфузить меня, ежели пришлю несообразное...

Я умею сочинять подписи, но — как? В компании... Лежишь этак на диване в благородном подпитии, мелешь с приятелями чепуху, ан глядь! и взбредет что-нибудь в голову...» (П., I, 114).

И, конечно же, Чехов редко присылал темы и подписи к рисункам. Лейкин в письме от 27 мая 1886 года вынужден был написать так: «Придумайте сами ему <Н.П. Чехову> какие-нибудь темы, наконец, украдите где-нибудь. На ловкое литературное воровство по части тем я смотрю сквозь пальцы»²³.

«О высасывании из пальца я с Вами не согласен. Если начнёшь высасывать, то пройдет час, два — а там глядь и ничего не выдумал и не высосал! А за 2 часа можно другое что-нибудь сделать» (П., I, 130), — писал Чехов Лейкину 11 ноября 1884 года, посылая новые темы для рисунков.

Обрадованный «присылом» Лейкин ответил 16 ноября 1884 года: «Спасибо за темы. Ведь вот нашлись же. А говорили, что не из пальцев же высасывать. Да, именно из пальцев. Так мы и делаем с Билибиным. Прямо из пальца высасываем. Сидим, потеем — смотришь, что-нибудь и выйдет», — парирует Н.А. Лейкин в письме Чехову 16 ноября 1884 года (П., I, 383).

В связи с этим интересным признанием вспоминается рассказ Чехова «Два газетчика» (опубликован в 1885 году в «Осколках») — его можно также считать одним из фактов переноса литературно-бытовых отношений в литературный текст.

Журналист Шлёпкин (сотрудник газеты «Иуда-предатель»), обуреваемый «газетным интересом», удивлённо спрашивает коллегу Рыбкина (сотрудника газеты «Начихать вам на головы»): «Как же не о чем писать? Будь у тебя десять рук, и на все бы десять работы хватило». Он готов сто номеров заполнить вопросом о выеденном яйце, готов по поводу трагикомической кончины своего коллеги написать «заметку о самоубийстве, некролог, фельетон по поводу частых самоубийств, передовую об усилении кары, налагаемой на самоубийц, и ещё несколько статей на ту же тему» (С., IV, 157).

Сравниться с Лейкиным в «деле многописания» Чехов точно не мог, в чём признавался в письме к нему в октябре 1884 года: «Зачем Вы в деле скоро и многописания меня сравниваете с собой? Литература Ваша специальность... На Вашей стороне опыт, уверенность в самом себе, министерское содержание^*. А я, пишущий без году неделю, знающий иную специальность, не уверенный в доброкачественности своих извержений, не имеющий отдельной комнаты для письма и волнуемый страстями..., могу ли поспеть за Вами? Если буду писать двадцатую часть того, что Вы пишете, и за это слава богу...» (П., I, 127). В этом письме заложено многое. Пять лет вращаясь в литературных кругах, зная о своей популярности, внимании критики («Становлюсь популярным и уже читал на себя критики» (П., I, 52)), Чехов всё равно не уверен в себе, в своих писательских способностях. Здесь же возможно усмотреть некоторую иронию в фразе «могу ли поспеть за Вами»: за свою жизнь Н.А. Лейкин написал 36 романов, несколько тысяч «мелочей», фельетонов, сценок и рассказов.

Свое писательское credo редактор «Осколков» сформулировал в одном из писем к Чехову так: «Я не оставляю своей обычной литературной работы и точен, как аптекарь. В деле рассказов у меня нет «нельзя» и «некогда», а есть только «надо»»²⁴. При таком подходе не удивительно, что Лейкин написал так много. Это, вероятно, и является главной причиной того, что его творчество исследовано мало.

«Х<удеко>в говорил: «Вот Лейкин! Он если и умирать будет, то подползет к столу на карачках да напишет сценку... А относительно Чехова нельзя до последнего часа быть уверенным, пришлет ли он рассказ»»²⁵, — сообщал Чехову со слов Лейкина В.В. Билибин в письме от 8 октября 1886 года.

Видимо, эта фраза настолько понравилась Лейкину (если он сам, конечно, не был её автором), что он употреблял её уже от своего имени, правда, в несколько ином виде. Так, И.Л. Леонтьев (Щеглов), познакомившийся с редактором «Осколков» 15 декабря 1887 года, записал в дневнике такую лейкинскую фразу: «7000 раз написал, пьяный на карачках доползу, а напишу», а самого Лейкина в связи с этим назвал «приказчиком от литературы»²⁶.

Постепенно отношение Чехова к журналу и его редактору изменяется. Первоначальное восхищение проходит, уступая место анализу и сравнению с другими изданиями. В письме от 22 января 1884 года он замечает Лейкину: «Читаю прилежно «Осколки»... Журнал хороший, лучше всех юмор<истических> журналов по крайней мере... Но не кажется ли Вам, что «Осколки» несколько сухи? Сушит их, по моему мнению, многое множество фельетонов: И. Грэк, Рувер, Черниговец, Провинциальный... И все эти фельетоны жуют одно и то же, жуют по казенному шаблону на казенные темы... Статейки И. Грэка — милые статейки, но они постепенно и незаметно сползают на тот же фельетон. Стихотворный фельетон Черниговца такая непроходимая сушь, что, право, трудно дочитать до конца. Беллетристике отведен у Вас не второй план, но и не первый, а какая-то середка на половине... И беллетристика бьет на сухоядение. Вместо легкого жанра, вместо шаржа, карикатуры видишь тяжеловесный рассказище Баранцевича (Чугунчиков — жутко даже!). Рассказ, может быть, и хорош, но ведь и в писании еще сказано: ина слава луне, ина слава звездам... Что удобно на страницах «Живоп<исного> обозр<ения>», то иногда бывает не к лицу юмор<истическому> журналу. Порфирьев сух до nec plus ultra. Изящества побольше бы! Где изящество, там шик. Многое можно нацарапать на эту тему, но не нацарапаешь всего, не доскажешь... Да и у Вас-то закружится голова от советчиков. Для Вас, хозяина журнала, думавшего и передумавшего о журнале более, чем кто-либо из нас, наши советы сравнительно с Вашими думами и планами покажутся праздной болтовней... Советчик, советуя, обыкновенно не замечает препятствий...»^** (П., I, 98—99).

«Прилежное» чтение журнала показало, как видно, что А.П. Чехов превзошёл Н.А. Лейкина уже не только как писатель, но и как редактор. Что касается писательства, уже в 1880-е годы Лейкин становится профессиональным штамповщиком — герои, сюжеты, лексико-стилистические приёмы (например, излюбленная им синекдоха) повторяются из номера в номер «Осколков» и «Петербургской газеты», из сборника в сборник (иногда даже в одном сборнике Лейкина можно обнаружить практически идентичные по сюжету произведения).

Представляет интерес ответное письмо Лейкина от 19 февраля 1884 года, в котором он отчасти излагает свою позицию по поводу содержания и направления юмористических журналов вообще и «Осколков» в частности: «Если бы я мог, я сделал бы «Осколки» от странички до странички «фельетоном», но людей нет. Вы забываете, что «Осколки» журнал еженедельный, а не сборник. Журнал должен откликаться на все злобы дня, как крупные, так и мелкие. Это-то ведь и задача журнала, тогда только журнал будет иметь успех через свою отзывчивость»²⁷.

В переписке Чехова и Лейкина эта тема вновь становится актуальной через 2,5 года — в конце 1886 года. Причиной тому послужили всего несколько строк в письме Чехова: «Нет ли каких проектов, планов и изменений по части «Осколков» для предстоящего 1887 года? Надо бы двух-трех сотрудничков прибавить. В «Осколках» всё старые работники. Когда я во вторник после обеда читаю сей журнал, то он напоминает мне Францию: цветущая, богато одаренная, но несомненно вымирающая нация!» (П., I, 383). Лейкин буквально «разразился» ответом: «Неужели Вы думаете, что я и сам не понимаю, что журнал страдает рутиной и однообразием? Скажу Вам больше. Когда читаешь «Осколки», то слышится как будто каждая статья в прозе и стихах (не исключая моих статей) говорит: «Я написана по казенной надобности, написана потому, что нужно было что-нибудь написать». С рисунками еще того хуже. Там уже прямо одни и те же физиономии, одни положения, одни позы и казенщина, казенщина. Вижу, что все плохо, но как выйти из этого? Научите. Вы пишете, что надо бы двух, трех сотрудников прибавить... Но где их взять? <...> допустим, что если бы я нашел кое-кого из сносных сотрудников. Ведь пусти их к себе, я должен урезать заработок Вам, Билибину, Грузинскому, ибо, поместив их, я должен не помещать Вас. Что вы все тогда скажете? Да и зачем же я буду заменять сносными талантливых и относительно талантливых? Также однообразны «Осколки» вследствие давления цензуры»²⁸.

Месяцем раньше, в письме от 13 октября 1886 года Лейкин пытался уверить Чехова в том, что именно читательский запрос, социальный заказ делают «Осколки» такими, какие они есть: «Подписчик на «Осколки» — специальный подписчик и требует юмористики, веселых сценок, сатирических или шуточных или шаловливых стихов. Итак уж мы не ту ноту тянем. Раздаются даже жалобы на серьезность. В № 41 передовые пальминские стихи поместил скрепя сердце. Вот Ваш последний рассказ «Месть» пришелся как нельзя более кстати. Это совсем ко двору. Я не смешливого десятка, а в конце засмеялся. Главное, совсем неожиданный конец. Прекрасный рассказ, хотя и без подкладки»²⁹. Эта тема будет развита в переписке Чехова и Лейкина в дальнейшем (см. в разделе «Петербургская газета» письмо Чехова от 2 сентября 1887 года).

(Чехова уже не устраивает «работа на смех». По воспоминаниям М.П. Чехова, Антону приходилось настраиваться на юмористический тон. Если бывали гости, он на некоторое время прекращал занятия за письменным столом, чтобы «подурачиться» с ними, или просил М.П. Чехова, когда гостей не было, поиграть что-нибудь весёлое, чтобы «писалось»³⁰).

Ещё один аспект недовольства, впрочем, вполне понятного — Н.А. Лейкин сильно ревновал своих авторов к другим изданиям. И если Чехов, Пальмин или кто-нибудь из авторов был уличён Лейкиным в том, что они работают одновременно и в других изданиях (а такое случалось нередко), то Лейкин очень «обижался». Примеров тому масса в чеховском эпистолярном наследии.

В мае 1885 года Ал.П. Чехов упрекает брата Антона: «Где у тебя совесть — не знаю. Даже такой почтенный градоправитель, как его превосходительство господин Николай Александрович Лейкин на тебя обижается. Они даже, как хозяин «Осколков», остановили твою вторую статью в «Пет<ербургской> газ<ете>» и не дозволили ее печатать, вследствие чего благородное потомство не будет в состоянии оценить твоего последнего труда. Вся беда в том, что ты, презренный брат мой, будто бы перестал писать в «Осколки» и оказался расположенным к другому органу печати. Но чтобы тебе было понятнее и яснее, я прямо перехожу к повествовательному-летописному изложению. Маия 13-го дня [...] года зашел я за получением гонорария к гг. Лейкиным и услышал речь такую: (приблизительно дословно):

«А ваш брат (т. е., ты грешный иерей) в «Пет<ербургскую> Газ<ету>» второй рассказ прислал, а для «Осколков» — ничего. Я, как хозяин «Осколков», постарался остановить вторую статью и она в «Пет<ербургскую> Газ<ету>» не пойдёт... Не могу же я!.. Я других сотрудников прогоню. Они с Лиодором (т. е., ты с поэтом) из-за 15 рублей пошли в «Развлечение» и отняли у меня 200 подписчиков, — так я бы им по 50 рублей дал, если бы они захотели и попросили. Посмотрю, что дальше будет. Где вы найдёте такой журнал, чтобы на одних стихах и на одной прозе (подлинное выражение) в год могли бы зарабатывать сотрудники по 900 рублей? А у меня на этот счёт — педантичная аккуратность. Как 1-е число, так всем и рассылается... <...>»

Билибин во время этой речи молчал и что-то писал с видом человека, делающего «дело» и участия в беседе не принимал. Получив свой гонорар, я ушёл, скорбя о тебе, мой умом за разум зашедший, к сожалению, брат мой. Кой чёрт дёрнул тебя писать в «Пет<ербургской> газ<ете>», когда есть такой могущественный и сильный покровитель, как Н.А. Лейкин?»³¹, — иронически замечает Ал.П. Чехов, сам не раз «грешивший» одновременным сотрудничеством в разных изданиях.

Проходит несколько лет от начала сотрудничества Чехова в «Осколках», и первоначальная восторженность Чехова журналом проходит, уступая место суровой реальности. Разочарование в Лейкине придет позже, но уже к середине 1880-х годов появляется недовольство А.П. Чехова редакторской политикой Лейкина.

«Редкое единство человеческих и писательских требований — к себе и к другим, которое осуществилось в личности Чехова, напрасно искать в ком-либо из писателей его окружения. Одно это может многое объяснить в разочаровании, которое Чехов испытывал по отношению к тем, в ком хотел видеть союзников и единомышленников. Но эти разочарования, охлаждение, отход становились фактом литературы, ибо сопровождались и переоценкой Лейкина-писателя»³², — очень точно заметил В.Б. Катаев.

Это замечательное наблюдение можно соотнести с некоторым отстранением Чехова от круга прежних коллег-литераторов к концу 1880-х годов. Он сам развивается как писатель и хочет видеть развитие «малой прессы». Для Чехова на этапе становления как газетчика, как писателя существовали «мастера» определённых жанров: И.Ф. Василевский (Буква) — в жанре фельетона, В.В. Билибин (И. Грэк) — в жанре журнальной «мелочишки», а в жанре сценки — Н.А. Лейкин. Однако со временем идеалы рушатся, для Чехова приходит пора осознания оскудения таланта «мастеров», пора разочарования в них и поиск новых путей. Увы, коллеги толкутся на одном месте, «жуют» и пережевывают одно и то же. Так в общем-то и Лейкин — основной тематический стержень его творчества — купечество и купеческий быт. При том, что произведения Лейкина, как правило, отличает замечательный слог, невозможность вырваться за рамки определённой и давно найденной тематики и формы не позволила развиваться Лейкину-писателю. Как заметил В.Б. Катаев, Лейкин доосколочного периода гораздо интереснее как писатель, чем Лейкин периода редактирования «Осколков». Действительно, многочленство (активное участие в общественной жизни города), редактирование журнала, сотрудничество в «Петербургской газете» и т. д. не оставляли времени для работы над поиском хотя бы новых тем.

В январе 1886 года в письме к Ал.П. Чехову появятся строки: «Был я в Питере и, живя у Лейкина, пережил все те муки, про к<ото>рые в писании сказано: «до конца претерпех»... Кормил он меня великолепно, но, скотина, чуть не задавил меня своею ложью...» (П., I, 176).

3 февраля того же года он советует в письме Александру Павловичу: «Хромому чёрту не верь. Если бес именуется в св. писании отцом лжи, то нашего редахтура можно наименовать по крайней мере дядей её. Дело в том, что в присланном тобою лейкинском письме нет ни слова правды. Вообще лгун, лгун, лгун. Наплюй на него и продолжай писать, памятуя, что пишешь не для хромых, а для прямых» (П., I, 193—194).

Примечания

*. Только от «Петербургской газеты» во второй половине 1880-х годов Лейкин получал около 10 000 рублей ежегодного дохода. Естественно, прибыль приносили сами «Осколки». Также Лейкин получал процент от издания, продажи и переиздания многочисленных своих книг.

**. Интересной особенностью подачи материала, например, в «Будильнике» было то, что политические темы в текстах журнала избегались, зато часто были представлены на обложке журнала. То же касается и темы чумы, не представленной в текстах журнала, но сатирически изображённой на обложке 22 № журнала за 1880 год. Кстати, к 1882—1883 году многие «тонкие» журналы (в том числе и «Осколки») поняли необходимость соотношения «картинки», визуализированного образа и текста. Этот процесс можно проследить хотя бы на примере «Будильника» за 5 лет (с 1880 по 1884 годы). Если в 1880-м году обложка, рисунки в номере (за исключением «сезонных»: новогодних, пасхальных, «дачных» номеров) никак не соотносятся с текстом публикаций, то уже к концу 1881 года появляются попытки подобных соотношений. Из номера в номер печатаются истории в «Альбоме Маралы Иерихонского» (псевдоним Л.И. Пальмина) вместе с сопровождающей их картинкой. Вообще тема соотношения иллюстраций с содержанием номера, качество их и другие проблемы, связанные с иллюстрациями обсуждались и на страницах самих журналов, хотя и не часто. Так, в нескольких номерах «Будильника» за 1881 год эта тема в связи с конкретными изданиями («Нева», «Нива», «Осколки» (под ред. Р.Р. Голике) и др.) обсуждается под рубрикой «Литературная летопись»: «Положительное отсутствие «эстетического чутья» безусловно не позволяет русским иллюстраторам и юмористам достигать уровня столь присущего европейским их собратьям... Татарщины еще много осталось и в жизни, и в литературе, вот в чем именно заключается беда нашего поколения и времени!»

1. Лисовский Н.М. Указ. изд. № 1499. С. 398.

2. Литературная летопись // Будильник. № 30. 1881. С. 490—491.

3. Михневич В.О. Указ. соч. С. 59—60.

4. См.: Летопись. Т. 1. С. 212.

5. Катаев В.Б. «Осколочная» сатира // История русской литературы XIX века. М.: МГУ, 2001. С. 335.

6. ОР РГБ. Ф. 331. К. 50. Ед. хр. 1-в. Л. 4.

7. ОР РНБ. Ф. 115. Ед. хр. 51. Л. 5.

8. Цит. по: Из дневника Н.А. Лейкина (Публикация Н.И. Гитович) // Литературное наследство. Т. 68 (Чехов). М., 1960. С. 500. (РГАЛИ. Ф. 549. Оп. 1. Д. № 311). Письмо Пальмина к Чехову датируется Н.И. Гитович концом октября 1882 года, однако вполне вероятно, что оно было написано несколько раньше. В письме Лейкину от 20 сентября 1882 года Пальмин сообщал: «Чехову, по обещанию, я давно уже отправил приглашение сотрудничать в «Осколках» и послал ему Вашу карточку» (ОР РНБ. Ф. 115. Ед. хр. 51. Л. 14 об.).

9. РГАЛИ. Ф. 529. Оп. 1. Д. № 329. Л. 20.

10. ОР РНБ. Ф. 115. Ед. хр. 51. Л. 16—16 об.

11. Цит. по: Из дневника Н.А. Лейкина. (Публикация Н.И. Гитович) // Литературное наследство. Т. 68. М., 1960. С. 499.

12. Летопись. Т. 1. С. 100.

13. В «Летописи жизни и творчества А.П. Чехова» (М., 1955) и в статье «Из дневника Н.А. Лейкина» в т. 68 «Литературного наследства» (М., 1960). Н.И. Гитович настаивала на том, что встреча Лейкина и Чехова не могла произойти ранее конца октября 1882 года.

В 1982 году в комментариях к сборнику «Спутники Чехова» В.Б. Катаев предложил пересмотреть датировку знакомства, основываясь на фразе из письма Пальмина Лейкину от 20 сентября 1882 года: «Чехову, по обещанию, я давно отправил приглашение сотрудничать в «Осколках» и послал ему Вашу карточку» (ОР РНБ. Ф. 115. Ед. хр. 51. Л. 14), и называл апрель 1882 года временем вероятного знакомства. В качестве аргумента упомянуто (но не процитировано) письмо от 2 апреля 1882 года. Процитируем его: «В Москве разнесся слух <курсив мой. — Э.О.>, что Вы едете на Фоминой неделе в Москву и будто здесь будете издавать «Осколки». Ваше молчание я и приписываю тому обстоятельству, что Вы на днях лично к нам собираетесь». (Там же. Л. 10 об.). Слух так и остался слухом, ибо в письме от 29 апреля того же года Пальмин спрашивал Лейкина: «Когда же Вы-то пожалуете к нам в Москву и собираетесь ли?» (Там же. Л. 9 об.).

Но предположение В.Б. Катаева не находит подтверждения и в других архивных источниках. По письмам Пальмина к Лейкину понятно, что уже в апреле Лейкин заболел и собирался на Кавказ, а не в Москву. Поездка состоялась и продлилась до 1-го сентября, начавшись не позже мая (что ясно из писем Билибина к Лейкину и Пальмина к Билибину этого периода). В мае Лейкин посетил Пальмина, о чём мы узнаём из переписки Пальмина и Билибина («Николай Александрович, бывши у меня перед отъездом, сообщил мне во время его отсутствия заведование «Осколками» он поручил Вам» (письмо от 4 июня 1882 года, ОР РНБ. Ф. 115. Ед. хр. 50. Л. 1)), но в Москве или в селе Богородицком, где жил на даче Пальмин и откуда писал это письмо, неизвестно. Чехов в переписке Пальмина и Билибина не упоминается в 1882 году вообще. Также представляется сомнительным, что Л.И. Пальмин стал бы в октябре 1882 года передавать Чехову просьбу Лейкина о желании познакомиться, «хотя бы заочно», если встреча состоялась в апреле или мае. Всё это даёт основания считать датировку, данную Н.И. Гитович, более оправданной.

14. РГАЛИ. Ф. 549. Оп. 1. Д. № 303. Л. 1.

15. Там же. Л. 2.

16. Соколова М.А. Неизвестные фельетоны Чехова в «Будильнике» // Чехов и его время. М.: Наука, 1977. С. 256.

17. Дерман А.Б. Москва в жизни и творчестве А.П. Чехова. М.: Московский рабочий, 1948. С. 43.

18. Соколова М.А. Указ. соч. С. 248.

19. ОР РГБ. Ф. 331. К. 50. Ед. хр. 1-в. Л. 9 об.

20. Дерман А.Б. Указ. соч. С. 28.

21. ОР РГБ. Ф. 331. К. 50. Ед. хр. 1-а. Л. 19 об.

22. ОР РГБ. Ф. 331. К. 50. Ед. хр. 1-в. Л. 1.

23. ОР РГБ. Ф. 331. К. 50. Ед. хр. 1-е. Л. 1.

24. ОР РГБ. Ф. 331. К. 50. Ед. хр. 1-д. Л. 45.

25. ОР РГБ. Ф. 331. К. 50. Ед. хр. 75-в. Л. 1.

26. Литературное наследство. Т. 68. С. 480.

27. ОР РГБ. Ф. 331. К. 50. Ед. хр. 1-а. Лл. 4 об. — 5.

28. ОР РГБ. Ф. 331. К. 50. Ед. хр. 1-е. Л. 53.

29. ОР РГБ. Ф. 331. К. 50. Ед. хр. 1-е. Л. 47.

30. Чехов М.П. Антон Чехов и его сюжеты. М., 1923. С. 20.

31. Письма Ал.П. Чехова к брату Антону Павловичу Чехову. М., 1939. С. 120—121.

32. Спутники Чехова. М., 1982. С. 448.