Конкуренция в литературной среде была жёсткая и жестокая. Возникшие из-за постоянной борьбы за существование зависть и недоброжелательство литераторов друг к другу из-за более высокой платы, популярности — были заурядным бытовым явлением.
О зависти в газетной среде Чехов напишет в 20-х числах февраля 1883 года Ал.П. Чехову так: «Есть на белом свете одна скверная болезнь, незнанием которой не может похвастаться пишущий человек, ни один!.. <...> Это кичеевщина — нежелание людей одного и того же лагеря понять друг друга. Подлая болезнь! Мы люди свои, дышим одним и тем же, думаем одинаково, родня по духу, а между тем... у нас хватает мелочности писать «умолчу!». Широковещательно! Нас так мало, что мы должны держаться друг друга... ну, да vouz comprenez!» (П., I, 58).
Эта тема получила продолжение и в следующем письме к брату от 13 мая 1883 года: «Газетчик значит, по меньшей мере, жулик, в чём ты и сам не раз убеждался. Я в ихней компании, работаю с ними, рукопожимаю и, говорят, издали стал походить на жулика. <...> ...тот газетчик, кто, улыбаясь тебе в глаза, продаёт душу твою за 30 фальшивых серебряников и за то, что ты лучше и больше его, хочет погубить тебя чужими руками — вот это газетчик, о котором я писал тебе» (П., I, 68—70).
Понять, что же такое «кичеевщина», помогают факты, приведённые А.В. Амфитеатровым: «Чехов рано познакомился с товарищескою завистью. Редактор «Будильника», А.Д. Курепин, дважды показывал мне анонимные письма, якобы читательские, которые получал он, — с упрёками, зачем «Будильник» помещает так много «бездарной» прозы «скучного» Антоши Чехонте и мало уделяет места высокоталантливым произведениям некоторого псевдонима, захватывающим читателя, привлекающим публику и делающим честь журналу. Подобных писем, по словам Курепина, он получал много. Слог показался знакомым. Сравнил почерки. Оказалось: пишет сам «высокоталантливый» псевдоним!.. Любопытнее всего, что автор сих удивительных проделок был не только не чужой, но даже довольно близкий Чехову человек»1.
Эта ли история в действительности связана с Н.П. Кичеевым установить точно теперь не представляется возможным, но то что репутация Н.П. Кичеева и его двоюродного брата П.И. Кичеева в литературной среде была сомнительной, могут подтвердить следующие строки письма Л.И. Пальмина к Н.А. Лейкину, которое, вероятно, следует датировать концом ноября — началом декабря 1883 года: «Н.П. Кичееву Вы не особенно доверяйте. Это ползучее животное, езуит и мерзавец. Его брат П.И. Кичеев, головорез и убийца, все же милее мне, чем этот субъект. <...> Кичеев затевает в Москве какой-то «Артистический Листок». Мнение об этой жалкой бездарности, умеющей ловко обрабатывать свои дела, Вы спросите у нашего милого, славного Антоши»2.
Но когда конкуренты касались чести, человеческого достоинства, дело могло принять серьёзный оборот — несправедливо обиженный мог подать и в суд. Однако, «высмеивание» могло служить и целям «обличённого», служить средством рекламы, как самого потерпевшего, так и его издания. Это очень хорошо понимал, например, Н.А. Лейкин, натерпевшийся от издания А.Я. Липскерова. Так, в письме от 8 августа 1884 года к Чехову читаем: «Послушайте, Вы работаете у Липскерова. Скажите ему, то есть поговорите с ним, зачем он допускает помещать на меня пасквили в «Сатирическом листке», пасквили, составляющие прямо клевету, затрагивающие мою честь. Смеяться можно, я рад, когда надо мной или моими произведениями смеются, шутят, пробирают, повторяю, рад, ибо это в сто раз лучше забвения <курсив мой. — Э.О.>», но затрагивать честь нельзя. Очевидно, этот еврюга Липскеров этого не понимает, так я могу это ему доказать судом. Надо Вам сказать, что я, как гласный городской Думы, безвозмездно и даже с изрядными расходами из своего кармана шлялся целую неделю по подвалам, лазая по чердакам и распределял в<ос>помоществование бедным из тех сумм, которые пожертвовал на бедных В<еликий> Кн<язь> Сергей Александрович. <...> И вдруг этот еврюга Липскеров помещает в «Сат<ирическом> листке» стихи, где говорится, что я, выдавая бедным деньги, выговаривал у них рубль на журнал «Осколки». Ведь уж это чорт знает что такое! Дальше прибавляется «Конечно, таким манером, мол, всегда журнал распространить можно». Если я подам на Липскерова в суд, то его будут судить как человека, оскорбившего не писателя, а должностное лицо, — судить не в окружном суде, а в судебной палате»3.
Иногда факты личной биографии, неудачные литературные начинания могли быть на руку конкурентам. Поэт И.А. Белоусов вспоминает об этом в связи с деятельностью Н.И. Пастухова: «Во время службы в целовальниках <в 50-х гг.> Пастухов написал и издал книжечку своих стихотворений, в которых было много автобиографического и бытового из кабацкой жизни, кроме того — описаний рыбной ловли. <...> Когда у «Московского листка» явились конкуренты и в Москве начали издаваться «Новости дня», «Русский <сатирический> листок» и другие газеты, то в них в отделе «Почтовый ящик» нередко можно было встретить такого рода ответы: «NN. Присланное вами стихотворение принадлежит не вам, а Н.И. Пастухову...» — и при этом приводилось стихотворение, взятое целиком из его книжечки, которая в то время представляла библиографическую редкость, так как Пастухов скупал и уничтожал эту книжечку.
Делалось это конкурентами для того, чтобы выявить дискредитирующим образом вошедшего в славу счастливого издателя. Такого рода ответы появлялись в конкурирующих с «Московским листком» газетах не один раз и, надо предполагать, как это уязвило «именитого Пастухова»4. Белоусов также предполагает, что эти ответы в «Почтовом ящике» составлялись не без участия А.П. Чехова, вероятно, только на основании того, что у Чехова была эта книжечка Пастухова и что он сотрудничал в «Новостях дня». (Видимо, это было всё-таки не так). Среди писем Л.И. Пальмина к Н.А. Лейкину сохранился фрагмент письма от 25 декабря без указания года, в котором Пальмин своеобразно защищает Пастухова, вероятно, в связи с появившимся в «Осколках» фельетоном, в котором вновь было затронуто кабацкое прошлое редактора-издателя «Московского листка»: «Насчёт «арбатского кабатчика» — (т. е. Пастухова), по моему мнению, не лучше ли бы выкинуть? <...> ... попрекать человека прошлым — глупо. Ну что же, что он был кабатчиком? На Пастухова когда-нибудь можно напасть с другой стороны... Поосновательнее...»5 Действительно обсуждение «генеалогии» Пастухова, обсуждаемое довольно часто, судя по сохранившимся мемуарам, переписке авторов, а также публикациям в «малой прессе», уже надоело и читателям, и писателям. Прав Пальмин в том, что человека нужно судить по его настоящим делам, а не только по давним. И происхождение редакторов изданий массовой литературы оказывалось не так важно, что, кстати, отмечает Пальмин в переписке с Лейкиным, вышедшим, напомню, из купечества.
Нормой литературного быта «малой прессы» было и высмеивание изданий-конкурентов. Нападки на некоторые издания были столь часты, что, наверняка, быстро надоедали читателям. Однако определенное восприятие этих изданий, если и не резко отрицательное, то во всяком случае ироническое, у читателя также формировалось.
Жертвами конкуренции нередко бывали и авторы «малой прессы». Так, «переманивание» популярных литераторов стало чуть ли не поведенческой нормой. Особенно часто в воспоминаниях фигурируют газеты «Новости дня» и «Московский листок». Н.М. Ежов вспоминал о том, как издатели «делили» Власа Михайловича Дорошевича, фельетоны которого «действительно пользовались огромным успехом, поднимая чуть ли не до сотен тысяч тиражи изданий, в которых он сотрудничал»6: «В «Будильнике» Дорошевич писал настолько интересно, живо, смешно, что газета «Новости дня», конкурировавшая с «Моск<овским> листком» поспешила пригласить новоявленного юмориста, и Дорошевич стал писать у Липскерова ежедневную хронику под заголовком «Злобы дня». Тогда Пастухов, редактор-издатель «М<осковского> л<истка>», добился, что цензура запретила такой заголовок, но Липскеров поставил вместо «Злобы дня» — «За день», и в этой хронике Дорошевич достиг высшей точки своего успеха»7. Затем Дорошевич перешёл в «Московский листок» и должен был ругать газету Липскерова. Впрочем, как отмечает мемуарист, «такие «переходы» Дорошевич делал много раз»8.
В письме Чехова к Лейкину от 25 декабря 1883 года находим описание «борьбы за Чехова» между Пастуховым и Липскеровым: «Кстати о маленькой дрязге, подаренной мне сегодня «на елку». Пастухов, обидевшийся на меня за заметку о московской малой прессе, под рассказом Агафопода Единицына <псевдоним Ал.П. Чехова. — Э.О.>, помещенном в рождественском номере «Московского листка», подмахнул: «А. Чехов». Рассказик плохонький, но дело не в качестве рассказа. <...> Москвичи, прочитав мою фамилию, не подумают про брата и сопричтут меня к Пазухину и Ко. Полной фамилией подписуюсь только в «Природе и охоте» и раз подписался под большим рассказом <«Шведская спичка». — Э.О.> в альманахе «Стрекозы», готов, пожалуй, подписываться везде, но только не у Пастухова. Но далее... Благополучно паскудствующие «Новости дня» в «пику» конкуренту своему Пастухову напечатали в своем рождественском номере произведение господ, изменивших накануне праздника своему благодетелю Пастухову (Вашков, Гурин и др.). Номер вышел ядовитый, «политичный». Чтобы еще громче пшикнуть под нос Пастухову, «Новости дня» под одной маленькой ерундой, которую я постыдился бы послать в «Осколки» и которую я дал однажды Липскерову, подмахнул тоже мою полную фамилию (а давал я Липскерову мелочишку под псевдонимом...) «На, мол, гляди, Пастухов, к тебе не пошел, а у нас работает да еще под полной фамилией». Выходит теперь, значит, что я работаю и в «Новостях дня» и в «Московском листке», служу двум богам, коих и продал в первый день Рождества: и Пастухову изменил, и Липскерову» (П., I, 93—94).
Наиболее значимым фактором, оказывавшим влияние на литературную продукцию «малой прессы», безусловно, была цензура. Рассмотрение этого фактора тем более интересно, что по отношению к литературным текстам действия цензуры не были одинаковыми в разные годы и даже в разных городах. В значительной степени цензурный контроль усилился после убийства 1 марта 1881 года Александра II.
Примечания
1. Амфитеатров А.В. Славные мертвецы / Собрание сочинений. Т. 14. СПб., 1912. С. 201.
2. ОР РНБ. Ф. 155 (Бурцев). Ед. хр. 51. Лл. 211—211 об. (Датировка моя. — Э.О.).
3. ОР РГБ. Ф. 331. К. 50. Ед. хр. 1а. Лл. 23 об. — 24.
4. Белоусов И.А. Литературная среда. Воспоминания 1880—1928. М., 1928. С. 30—31.
5. ОР РНБ. Ф. 115. (Бурцев). Ед. хр. 51. Л. 212.
6. Белоусов И.А. Литературная среда. Воспоминания 1880—1928. М., 1928. С. 24.
7. Ежов Н.М. Указ. соч. С. 293.
8. Там же.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |