Глава X

Как это ни покажется странным и на первый взгляд даже парадоксальным, огромную роль в этом процессе сыграла как раз та работа начинающего писателя, которой он явно тяготился и результаты которой в общем балансе его творчества занимают весьма скромное, долгое время даже почти не учитывавшееся место: работа в жанре публицистического фельетона. Парадоксальность усугубляется еще и тем, что работа эта протекала не в московской прессе, а в петербургском юмористическом журнале «Осколки».

Редактором его был популярный в те времена писатель-юморист Лейкин, человек не лишенный дарования, но малокультурный, прижимистый, типичный мещанин по всему своему духовному складу, но, как редактор, обладавший ценным свойством жадно выуживать повсюду способных сотрудников и цепко за них держаться. Необходимо, кроме того, отметить, что Лейкин, хотя и слабыми узами, был все же связан с традициями оппозиционной литературы 60-х годов прошлого века и состоял в свое время сотрудником не только «Искры» Курочкина, но и «Современника» Некрасова, причем традицией этой гордился.

Когда поэт Пальмин, раньше других учуявший в молодом Чехове зерно громадного таланта, указал на него Лейкину, с которым был связан давними связями, Лейкин ухватился за него с обычной своей цепкостью.

Это было в конце 1882 года, на третьем году литературной деятельности Антона Павловича. На первых порах он стал давать в «Осколки» мелкие вещицы того же в общем характера, какие давал и в другие органы прессы. Они вполне удовлетворяли редактора, и все требования, которые он предъявлял к новому сотруднику, сводились к тому, чтобы вещицы были, во-первых, как можно короче; чтоб были елико возможно злободневны и даже сезонны: летом — на дачные темы, осенью — на свадебные, к пасхе, рождеству и новому году — святочные; чтоб они были смешны и забавны; чтобы читатель чувствовал в них легкий душок оппозиционности. И, наконец, чтобы их было возможно больше. В переписке с Чеховым редкое письмо Лейкина обходится без нетерпеливого понукания: «Писать надо больше, одно скажу... Вот, например, что у Вас много отнимает времени: зачем Вы перебеливаете Ваши рассказы? Кто это нынче делает? Пишите прямо набело. Написал, прочел и посылаю, исправив кое-что, — вот как все журнальные работники делают...»

Необходимо, наряду с этим, отметить, что Лейкин, не в пример московским органам малой прессы, все-таки в каких-то пределах пытался бороться с обезличивающим гнетом тогдашней цензуры. Чехов это ценил. Уже вскоре после начала работы в «Осколках» он писал брату Александру: «Журнал, как увидишь, умно составляемый и ведомый, хорошо раскрашиваемый и слишком либеральный. Там у меня, как ты увидишь, проскочили такие вещи, какие в Москве боялись принять в лоно свое даже бесцензурные издания. Боюсь, чтобы его не прихлопнули».

Сравнительно более широкие цензурные возможности заключали в себе и возможность некоторого расширения тематики творчества молодого Чехова, что и не замедлило дать определенные результаты. В скором времени в «Осколках» появляются такие его вещи, как «Торжество победителя», «Справка», «Толстый и тонкий»; а далее даже такие, как «Хамелеон».

Однако еще важнее для развития творческого роста Чехова было то, что работа в «Осколках» самым тесным образом была связана с более углубленным отношением к окружающей писателя действительности. Мы имеем в виду его систематическое освещение московской жизни на страницах журнала Лейкина в форме фельетонов под общим заглавием «Осколки московской жизни», которые Антон Павлович начал вести с середины 1883 года и прекратил в октябре 1885 года.

Надо сказать, что подобного рода фельетоны встречаются у Чехова и до его сотрудничества в «Осколках», но они имеют случайный характер. Еще в 1881 году он поместил в журнале «Зритель» описание вечера в процветавшем тогда московском увеселительном кафе-шантане «Салон де варьете». В том же журнале и за тот же и следующий годы находим несколько откликов Чехова на явления театральной жизни Москвы: «Сара Бернар» и «Опять о Саре Бернар», вызванные гастролями знаменитой французской актрисы; «Гамлет на Пушкинской сцене»; в журнале «Москва» заметку «Фантастический театр Лентовского», «На волчьей садке» и несколько других. Почти все они носят характер рецензий, написанных в непринужденном тоне беглых зарисовок. И в них проскальзывает иной раз легкая публицистическая нотка. Характерно, однако, что свою первую чисто публицистическую заметку Чехов направил в «Осколки»: это «Злостные банкроты». Она касается того явления, которое неизменно вызывало негодование со стороны писателя, о чем уже мы говорили: бывшие питомцы университета не погашают ссуд, полученных ими в годы студенчества из Кассы вспомоществования.

Потому ли, что заметка понравилась Лейкину, или по другим соображениям, он обратился в июне 1883 года к Антону Павловичу с формальным предложением: «Не желаете ли Вы принять на себя составление «Осколков московской жизни» в моем журнале, т. е. Московского обозрения? Писать обозрение я Вас попросил бы два раза в месяц, т. е. через номер, и по возможности поюмористичнее. Говорить надо обо всем выдающемся в Москве по части безобразий, вышучивать, бичевать, но ничего не хвалить, ни перед чем не умиляться. «Осколки», как Вы видите, не для похвалы... Размер обозрений должен быть от 100—120 строк».

Ответ Чехова заслуживает большого внимания: весь тон его — живое свидетельство, что молодой писатель с серьезным чувством ответственности отнесся к предложению:

«Посылаю Вам московские заметки, а с ними и одно маленькое заявление: пишу я юмористический фельетон впервые. Не опытен и малосведущ... Не могу ручаться, что не буду сух, бессодержателен и главное не юмористичен. Буду стараться. Если годится, берите и печатайте, а если не годится, то... фюйт! Буду высылать Вам куплетцы, Вы выбирайте и, ради бога, не церемоньтесь. Данною Вам от бога властью херьте все неудобное и подозреваемое в негодности. Я щепетилен, но не для «Осколков». Предложи мне эту работу другая редакция, я отказался бы или обошелся бы без этого заявления, но у Вас я слушаюсь и говорю правду... Мне дороги не мои интересы, а интересы «Осколков». К «Стрекозам» и «Будильникам» я отношусь индифферентно, но печалюсь, если вижу в «Осколках» что-либо не вытанцевавшееся, мое или чужое — признак, что мне близко к сердцу Ваше дело... Не буду слишком мелочен, не стану пробирать грязных салфеток и маленьких актеров, но в то же время я нищ наблюдательностью текущего и несколько общ, а последнее неудобно для заметок».

И в ряду рубрик «О том, о сем», «Комары и мухи», «Финтифлюшки» и др., под которыми печатались мелкие безделушки Антона Павловича, появилась новая рубрика, без подчеркнутого указания на ее забавность, — «Осколки московской жизни», а в ряду бесчисленных псевдонимов молодого писателя: «Чехонте», «Антоша», «Антоша Ч.», «Г. Балдастов», «Человек без селезенки», «Брат моего брата» (намек на Александра Чехова, ранее Антона Павловича выступившего в печати) и др. — новые псевдонимы: «Рувер» и «Улисс», которыми Чехов подписывал свои московские обозрения.