Этот пробел в какой-то степени восполняется двумя-тремя произведениями Чехова, действие которых развертывается не в Москве, а в Московской губернии. Это — «Бабье царство», «Случай из практики» и отчасти «В овраге».
О последнем мы уже говорили по связи с другими вопросами; что же касается мира фабричного, то в названной повести он затронут лишь вскользь. Однако волшебная способность Чехова сказать много, немногими словами позволяет и здесь в нескольких брошенных им штрихах из фабричной жизни уловить ее общий мрачный колорит.
В описании села Уклеево, где развивается действие, читаем: «В нем не переводилась лихорадка и была топкая грязь даже летом, особенно под заборами, над которыми сгибались старые вербы, дававшие широкую тень. Здесь всегда пахло фабричными отбросами и уксусной кислотой, которую употребляли при выделке ситцев. Фабрики — три ситцевые и одна кожевенная — находились не в самом селе, а на краю и поодаль. Это были небольшие фабрики, и на всех их было занято около четырехсот рабочих, не больше. От кожевенной фабрики вода в речке часто становилась вонючей; отбросы заражали луг, крестьянский скот страдал от сибирской язвы, и фабрику приказано было закрыть. Она считалась закрытой, но работала тайно, с ведома станового пристава и уездного врача, которым владелец платил по десяти рублей в месяц».
Еще лаконичнее, но не менее ясно и выразительно показаны в рассказе владельцы уклеевских фабрик, Костюков и Хрымины. Ничего не сообщая о них самих, писатель ограничивается тем, что показывает, как они развлекались: «В праздники Костюков и Хрымины Младшие устраивали катанье, носились по Уклееву и давили телят». И в другом месте, описывая свадьбу в доме Цыбукина: «Зашло солнце, а обед продолжался; уже не понимали, что ели, что пили, нельзя было расслышать, что говорят, и только изредка, когда затихала музыка, ясно было слышно, как на дворе кричала какая-то баба:
— Насосались нашей крови, ироды, нет на вас погибели!
Вечером были танцы под музыку. Приехали Хрымины Младшие со своим вином, и один из них, когда танцевали кадриль, держал в обеих руках по бутылке, а во рту рюмку, и это всех смешило».
С той же сжатой выразительностью отметил Чехов скрытое, но подлинное значение уклеевских «добрых дел», например, мелких подачек, которые делала одна из Цыбукиных, чуждая всему строю этой кулацкой семьи: «В том, что она подавала милостыню, было что-то новое, что-то веселое и легкое, как в лампадках и красных цветочках. Когда в заговенье или в престольный праздник, который продолжался три дня, сбывали мужикам протухлую свинину с таким тяжким запахом, что трудно было стоять около бочки, и принимали от пьяных в заклад косы, шапки, женины платки, когда в грязи валялись фабричные, одурманенные плохой водкой, и грех, казалось, сгустившись, уже туманом стоял в воздухе, тогда становилось как-то легче при мысли, что там, в доме, есть тихая, опрятная женщина, которой нет дела ни до солонины, ни до водки; милостыня ее действовала в эти тягостные, туманные дни, как предохранительный клапан в машине».
В рассказах «Бабье царство» и «Случай из практики» фабричный мир составляет главный материал описания, причем мир подмосковный. Но в обоих произведениях рабочие и их жизнь остаются на заднем плане, передний же занят фигурами владельцев фабрик.
Нельзя не отметить сходство сюжетных ситуаций в названных рассказах, притом весьма значительное, невольно наводящее на предположение, что в основе его лежит какое-то определенное конкретное наблюдение писателя, разработанное им как бы в двух вариантах.
И в том, и в другом рассказе центральное лицо — женщина, владелица фабрики. В обоих случаях — это женщина простого происхождения, хороших душевных качеств, искренняя, глубоко неудовлетворенная своим положением миллионерши-фабрикантши, но бессильная сбросить с своих плеч тяготящее ее и делающее несчастной бремя богатства. Богатство не только не доставляет им радостей, но, наоборот, превращает их существование в какую-то путаницу, лишенную малейшего смысла.
Героиня «Бабьего царства» Анна Акимовна — дочь фабричного рабочего. Но внезапно на нее сваливается наследство, и она становится владелицей той фабрики, где работал ее отец. И вот каким размышлениям предается она по поводу этого переворота: «Сама судьба из простой рабочей обстановки, где, если верить воспоминаниям, ей было так удобно и по себе, бросила ее в эти громадные комнаты, где она никак не может придумать, что с собой делать, и не может понять, для чего перед ней мелькает так много людей; то, что происходило теперь, казалось ей ничтожным, ненужным, так как ни на одну минуту не давало ей счастья и не могло дать. «Вот влюбиться бы, — думала она, потягиваясь, и от одной этой мысли у нее около сердца становилось тепло. — И от завода избавиться бы...» — мечтала она, воображая, как с ее совести сваливаются все эти тяжелые корпуса, бараки, школа...»
И точно те же переживания, только обостренные до мучительной душевной боли, у героини рассказа «Случай из практики», молодой девушки Лизы Ляликовой, владелицы громадной фабрики. Доктор Королев, приглашенный оказать ей помощь после тяжелого нервного припадка, побеседовав с больной и уяснив себе ее душевное состояние, обращается к ней: «Вы в положении владелицы фабрики и богатой наследницы недовольны, не верите в свое право и теперь вот не спите, это, конечно, лучше, чем если бы вы были довольны, крепко спали и думали, что все обстоит благополучно. У вас почтенная бессонница; как бы ни было, она хороший признак. В самом деле, у родителей наших был бы немыслим такой разговор, как вот у нас теперь, по ночам они не разговаривали, а крепко спали, мы же, наше поколение, дурно спим, томимся, много говорим и все решаем, правы ли мы или нет».
А наедине с самим собой, после роскошного ужина в сообществе с испуганной, несчастной матерью Лизы и ее гувернанткой, глуповатой девицей Христиной Дмитриевной, доктор Королев, побродив по фабричному двору, подводит итог своим впечатлениям: «Тут недоразумение, конечно... Тысячи полторы-две фабричных работают без отдыха, в нездоровой обстановке, делая плохой ситец, живут впроголодь и только изредка в кабаке отрезвляются от этого кошмара; сотня людей надзирает за работой и вся жизнь этой сотни уходит на записывание штрафов, на брань, несправедливости, и только двоё-трое, так называемые хозяева, пользуются выгодами, хотя совсем не работают и презирают плохой ситец. Но какие выгоды, как пользуются ими? Ляликова и ее дочь несчастны, на них жалко смотреть, живет в свое удовольствие только одна Христина Дмитриевна, пожилая, глуповатая девица в pince-nez. И выходит так, значит, что работают все эти пять корпусов и на восточных рынках продается плохой ситец для того только, чтобы Христина Дмитриевна могла кушать стерлядь и пить мадеру».
Таким образом, обе героини предстают перед нами жертвами своих миллионов, от которых они получают лишь муки совести.
Если же вникнуть в характер портретов, где Чехов изобразил представителей промышленного мира, то мы окажемся перед интереснейшим фактом: как типичных рабочих, так и типичных фабрикантов и заводчиков мы не обнаружим ни в «Бабьем царстве», ни в «Случае из практики», ни «В овраге».
В самом деле: Хрымины Младшие в последнем из названных рассказов, фабриканты мелкого ранга, почти ничем не отличаются от сельских кулаков Цыбукиных. Что же касается Анны Акимовны и Ляликовой, то какие же они фабрикантши? Владение фабриками для них — не что иное, как случайно постигшее их несчастье, от которого они мучительно и бесплодно мечтают избавиться, и только. А по своей психологии — это подчеркнуто-типичные интеллигентки, наделенные тонкой и хрупкой душевной организацией, безвольем и той сугубо интеллигентской чертой, которая издавна считалась определяющей для данного типа: гипертрофией совести, ее повышенной уязвимостью.
Наконец, что касается рабочих, то в повести «В овраге» они, как отдельные фигуры, вообще отсутствуют, и лишь двумя-тремя беглыми чертами обозначены контуры их мрачного существования. Это же самое и в рассказе «Случаи из практики». И лишь в «Бабьем царстве» среди десятков самых разнообразных персонажей мелькает фигура рабочего Пименова. Но и по поводу него надо заметить, что это собственно не рабочий, а мастер, «служащий», как он и в рассказе именуется; на Рождестве он вместе с другими «старшими» служащими приходит к Анне Акимовне поздравлять ее с праздником, сидит с хозяйкой за общим столом. А притом и роль его в рассказе явно служебная и совершенно лишена самостоятельного значения: он появляется здесь как случайный объект бесплодных мечтаний Анны Акимовны о личном счастье. Существенная неполнота картины московской жизни в творчестве Чехова — отсутствие в ней промышленного мира, — таким образом, совершенно бесспорна.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |