Вернуться к А.Б. Дерман. Москва в жизни и творчестве А.П. Чехова

Глава VI

Характерные черты громадного ума Чехова — трезвость и ясность, заметно выступающие уже в его гимназических письмах, — нашли весьма благоприятную почву для развития в изучении естественных, в частности медицинских, наук, которому Чехов отдался с большим усердием и серьезностью. Если всю жизнь он высоко ценил естествознание и медицину, как научные дисциплины, отводя им почетнейшее место в сфере человеческой деятельности, не исключая творческой деятельности художника; если не только по своим воззрениям, но и в самых приемах творческой работы Чехов больше, чем кто бы то ни было из русских писателей, приближался к типу деятельности ученого, то несомненно, что прочный фундамент этого был заложен в годы пребывания Антона Павловича в стенах знаменитого рассадника русской культуры, старейшего нашего университета. Влияние его с этой стороны на Чехова было, таким образом, велико и благотворно.

Что же касается влияния университета на его общественно-политическое развитие, то, как мы видели, оно было более чем скромно: ни корпоративные студенческие организации, ни общественно-политические группировки не захватили Чехова.

Едва ли не главной причиной этого следует считать обостренное, ревнивое, переходившее в мнительность отношение Чехова к своей духовной самостоятельности и независимости.

Эта его черта укреплялась в том противодействии нивелирующему влиянию мещанского окружения, которое еще смолоду проявлял Чехов. Фундамент мещанской мудрости в том ведь и состоит, чтоб все было «как у людей», «как во всем свете», чтоб все шло «по заведенному» и т. д. Беспрекословное следование традиции, подчинение авторитету — будь то авторитет родителей, начальства, попов, старших, обычаев, — характернейший признак мещанства.

«Выдавливая из себя по каплям раба», Чехов противопоставлял притязаниям «авторитета» то самостоятельный анализ, то скептицизм, то насмешку. Духовная самостоятельность становится его важнейшим принципом, чистоту которого он оберегает с ревностью и даже подозрительностью.

Эта черта являлась источником и силы и слабости Чехова. Благодаря ей ему нередко удавалось свежо и своеобразно подойти к явлению, обезличенному общим мнением, однако, с другой стороны, та же черта приводила подчас к тому, что Чехов «самостоятельно» открывал давно открытую Америку и, что еще хуже, порою явно отставал в понимании и оценке общественно-политических явлений.

В частности, и отчужденность Чехова от студенческой среды, по-видимому, была обусловлена этой же чертой. В массовом увлечении тогдашнего студенчества революционными идеями для Чехова заключалось нечто как бы притязающее и на его собственную волю, стремящееся подчинить его еще одному «авторитету», — авторитету «кружковщины» и т. д.