Жаркий полдень. В небе ни облачка. В лучах горячего полуденного солнца, серебрясь и сверкая, игриво плещется о берег волна. Где-то далеко-далеко у тонкой и ровной, как натянутая струна, линии горизонта бесконечный морской простор соприкасается со светлой, прозрачной голубизной неба.
Вдоль побережья с его многочисленными здравницами, парками, курортными поселками, извивами дорог, петляющих среди вечнозеленых кипарисов, можжевельников, земляничников и кедров, протянулась с запада на восток высокая южная гряда Крымских гор.
Крутые, изрезанные оврагами склоны и сползающие к морю отроги, заботливая матушка-природа приодела в чудесный зеленый кафтан из соснового леса. Один из таких отрогов уходил в море, заканчиваясь там обрывистым трехпалым мысом Ай-Тодор с живописными скалами Парус и Аврора.
У подножия мыса на берегу уютной маленькой бухточки среди скал, — крохотный пляж.
На горячей, веками обкатываемой неутомимою волною гальке нежатся, томятся и плавятся от жара разомлевшие тела отдыхающих. Весело резвятся, громко хохочут, брызгаясь в воде, ребятишки, а местные мальчишки, что постарше, с лихой бравадою, красуясь перед девчонками, ныряют в морскую пучину с уступов ближайших скал и с небольшого причала, к которому один за другим через каждые десять-пятнадцать минут подходят прогулочные катера с любознательными экскурсантами. Их привлекает сюда широко известный миниатюрный замок «Ласточкино гнездо», примостившийся на самом краю скалы Аврора на сорокаметровой высоте над морем.
На причале в ожидании очередного катера толпится народ. Тут же идет оживленная торговля свежими булочками, пирожками, сладкой татарской пахлавой и прочими вкусностями, а также морскими раковинами, пемзой, разрисованными камешками и... живым товаром — славными тружениками, чистильщиками прибрежных вод — черноморскими крабами.
Насильно лишенные своей обители и безжалостно брошенные в стеклянные трехлитровые банки, они, эти несчастные невольники, копошась, перебирая клешнями, ползая друг по другу, не ведают того, какая жестокая казнь уготована им.
А торгует ими полуобнаженное существо женского пола под широкополой соломенной шляпой, в темных очках и с ярко намалеванными оранжево-красными губами.
— Дамочка, купите вашей девочке краба. Недорого, всего пять гривен за штуку, — с напускной любезностью обращается она к рядом стоящей молодой дородной даме в миникупальнике и с прозрачной, завязанной косыночным узлом на боку, набедренной повязкой из куска шифона. Она вместе со своим важным, гордо выпятившим вперед голый живот, супругом и белокурой, как ангелочек, дочерью лет четырех-пяти с любопытством разглядывала заключенных в банку животных.
— Его можно засушить, покрыть лаком, — продолжает торговка, — и будет вам хороший сувенир на память о Крыме, о «Ласточкином гнезде», а девочке — забавная игрушка. Где вы еще такую купите?!
Намётанный глаз продавщицы, четко видит своего потенциального покупателя. И на этот раз она не ошиблась.
— Светочка, доченька, хочешь такого краба? — оживилась дамочка, обратившись к своему ангелочку.
— Да, хочу, — глядя заворожено на живую волнующуюся массу в банке, тут же отозвалась несмышленая, избалованная девочка, зная наперед, что любое ее желание будет незамедлительно исполнено.
— А как правильно его засушить? — поинтересовалась мамаша, ничуть не смущаясь, что речь идет о живом, чувствующем существе.
— Очень просто, — стараясь услужить покупателю, дабы не упустить его, живо откликнулась торговка. — Берете дощечку и длинным гвоздиком прибиваете к ней краба, а затем оставляете на солнышке, пока не высохнет.
— Женщина, как вы можете такое говорить?! — вмешалась в разговор худенькая, хрупкая женщина средних лет, — это же живые существа, отпустите их в море, не мучьте их, они столько пользы приносят! Море очищают, а вы их убиваете, да еще и издеваетесь над беспомощными. Отпустите.
— Ха! Жалостливая какая нашлась. Иди своей дорогой и не лезь, куда тебя не просят, — зло рявкнула торговка в сторону невесть откуда явившейся помехе.
Взяв желанную купюру, она вытащила из склянки одного из крабов и подала девочке, приговаривая при этом:
— Какая хорошенькая девочка. Как тебя зовут? Светочка? Бери, красавица, краба. Он твой. Не бойся, за спинку пальчиками его возьми, вот так, как я его держу, крепко-крепко, а я тебе сейчас пол-литровую баночку для него достану, — заискивающе ласковым голосом объясняла она девочке, не обращая внимания на увещевания худенькой женщины, интеллигентно продолжающей взывать к благоразумию непутевую мамашу.
— А что тут такого? — возмущенно парировала дамочка. — Подумаешь: краб! Да их таких в море видимо-невидимо, а дочь у меня одна. Пусть поиграется, детям нельзя отказывать ни в чем.
— Да ведь вы жестокость в дочери воспитываете. Вы же мать, женщина; неужели не понимаете? Девочка, — с последней надеждой обратилась она к ребенку, — пожалей краба, брось его в море, ты же хорошая, добрая девочка.
— Отстань от ребенка, — грубо вмешался в разговор папаша, — ишь, нашлась воспитательница, своих воспитывай. Иди, иди. — И, переведя взгляд на дочь, растерянно глядевшую то на краба в своей ручке, безнадежно перебирающего в воздухе клешнями, то на ссорящихся из-за него взрослых, смягчившимся голосом сказал ей:
— Пойдем, Светик. Не обращай внимание на эту ненормальную. — И взяв дочку за руку, притянул ее к себе.
Но девочка вдруг заплакала и, вырвавшись от папаши, взмахнув ручкой, бросила краба в море.
Толпа замерла. Лицо женщины, защитницы младших братьев, просветлело (еще бы! Жизнь маленького беспомощного создания, обреченного на мучения, спасена, и спасла ее девочка. Браво, девочка!), и она, ласково посмотрев в широко раскрытые и просиявшие радостью глаза ребенка, чье сердечко пробудилось к сострадательной любви и сочувствию к нуждающемуся в помощи существу, медленно зашагала прочь.
А в это время мамаша, придя в себя от неожиданности, подбежала к дочери и с раздражением закричала:
— Ты что, Светлана? Зачем ты его выбросила? Ты же сама хотела поиграться с крабом. Мы же деньги за него заплатили, а ты что сделала? Да что ж это такое!?
— А ты чего стоишь, — переметнулась она на супруга, — сделай же что-нибудь. Мужчина ты или не мужчина?! — Это все из-за нее, — спохватился папаша, бросившись вдогонку за удаляющейся женщиной. — Эй, ты, интеллигенция! Ты куда? Постой, постой — дернул он ее за плечо, — думаешь, что все это так и сойдет тебе? Верни деньги за краба, а не то сейчас же полетишь вслед за ним, — орал взбешенный папаша, тесня женщину к краю причала.
Обстановка накалялась.
Толпа зевак, прежде равнодушно наблюдавшая за происходящим, оживилась. Кто-то, не разобравшись в чем дело, кричал: «Держите воровку! Вон она, вон она, уходит. Где милиция? Позовите милицию!» Кто-то с ухмылочкой подзадоривал папашу: «Мужик, хватай ее — да в море, крабам на съедение». Другие встали на сторону женщины, возмущаясь жестокосердием родителей невинной девочки, прочувствовавшей за этот короткий срок извечную борьбу противоположностей: добра и зла.
— Не ее, а этих живодеров надо сбросить в море.
— Да еще и оштрафовать как следует за браконьерство.
— Родители — называется! Чему ребенка-то учат?!
— Такие только детей калечат.
— А девчушка — молодец! Умница! Сама маленькая, а сердце, отзывчивое имеет, не то, что некоторые, — раздавались со всех сторон голоса.
Тем временем к причалу подошел катер. Народ, еще немного пошумев, угомонился, сосредоточившись на посадке.
Хрупкая женщина тоже молча, неторопливо, без оглядки, сохраняя выдержку и спокойствие, направилась к теплоходу, а вслед ей все еще летели обрывки брани безрассудно негодующей, смешной и жалкой в своем неистовстве четы.
Вот и место свободное есть, у самого борта. Свежий бриз ласкал прохладой. Позади — живописные скалы и удаляющийся причал, где всего несколько минут назад произошло то, что теперь казалось каким-то промелькнувшим сном, оставившим в памяти еще не стертые временем воспоминания о нем. Постепенно нервная внутренняя дрожь от недавно пережитого волнения успокоилась, и её наполнило светлое чувство тихой радости за спасенную жизнь крохотного создания, за маленькую наивную девочку, может быть впервые в жизни сделавшую свой выбор между добром и злом.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |