«...Всевышнего на всем лежит печать...»
Напротив моего родительского дома стоит здание трехэтажного машиносчетного бюро, а за ним виднеется раскидистая крона огромного дуба. С детских лет мне помнятся частые мамины воспоминания о трагической судьбе семьи Шубиных, когда-то до войны живших на этом месте. Петр Шубин по окончании института по распределению работал в нашем городке инженером на спиртозаводе. Тогда же он полюбил скромную и красивую девушку Настю. Ее отец был хорошим плотником и столяром и на маленьком земельном участке напротив нашего дома буквально в течение года, к свадьбе дочери, построил небольшой домик с резными ставнями и крыльцом, с высоким забором и воротами. Этот участок принадлежал крестной матери Насти — Яжевской. По окончании семилетки Настю крестная взяла к себе в ученицы, так как была хорошей портнихой. К моменту свадьбы Настя уже сама неплохо кроила и шила, что позволяло ей брать заказы на пошив верхней одежды.
Счастливо начиналась их с Петром совместная жизнь. В 1938 году появился первенец Боря, через полтора года — Леня, а в начале 1941 г. — Шурик. При каждом рождении сына отец высаживал в глубине двора саженец дуба и все шутил, что скоро здесь будет дубовая роща.
Жили они в достатке, любви и взаимопонимании. Настя была веселой, хозяйственной, с красивым певучим голосом. Она успевала везде: обшивала всех желающих, воспитывала детей и вела маленькое хозяйство. Петра уважали в районе: он был хорошим работником, участвовал в самодеятельности, обладал приятным тенором и по воскресеньям ездил с женой по окрестным селам с выступлениями. Пели они дуэтом, и жители района с нетерпением ожидали их приезда. Телевидения тогда не было и художественная самодеятельность была главным развлечением.
Недолго длилась их счастливая жизнь. 22 июня 1941 года началась война, и Петр с первых дней ушел на фронт добровольцем, а буквально месяца через три Настя получила извещение о его гибели. Это был первый удар судьбы. Немцы заняли наш городок так быстро, что никто не успел эвакуироваться. Осенью того же года, когда Настя гостила с детьми у своих родителей, при авианалете бомба угодила в их новый красивый дом, и по возвращении они увидели только глубокую воронку и пепелище, да чудом уцелевший тоненький обгоревший дубок, который сиротливо покачивался в глубине искареженного двора. На этом беды Насти не закончились.
Во время оккупации в Ичнянских лесах был организован партизанский отряд, и отец Насти помогал партизанам оборудовать землянки. Возвращаясь однажды из леса за провизией, он был схвачен немцами, приведен в собственный двор и вместе с женой был сожжен в хате живьем как партизан. В это время Настя жила с детьми у крестной, которой помогала шить бурки — теплую обувь и обменивать ее на рынке на продукты. За один год оккупации Настя постарела лет на двадцать, и только дети давали ей силы для продолжения жизни.
Следующая беда случилась летом 1942 года. Настя отправилась на рынок, а там была облава, и ее вместе с другими женщинами угнали в Германию. Остались ее маленькие дети у Яжевской, у которой было двое своих детей семи и девяти лет. Горю не было предела. Пришли на помощь женщине соседи и разобрали по семьям Настиных детей. Хотя у моей мамы нас было четверо, она взяла к нам годовалого Шурика, который прожил с нами до конца войны и называл мою маму мамой, а для нас был братом.
В конце 1945 года возвратилась из Германии Настя Шубина. Там она работала на химическом заводе по восемнадцать часов в сутки и получила открытый туберкулез легких. Остановилась она у Яжевской, собрала всех своих детей, но прожила очень недолго. Четко помню ее похороны. Люди навзрыд плакали, и мы, дети, глядя на взрослых, тоже плакали, и от этих рыданий стоял такой страшный гул, что у меня, десятилетней девочки, волосы поднимались дыбом.
Был у Яжевской брат Василий Львович, до войны служивший кадровым офицером, но потерявший во время войны руку и получивший серьезные ранения. Вернулся он из госпиталя домой с молодой женой, которая буквально выходила его. Своих детей у них не было, и они взяли опекунство над детьми Насти и стали для них заботливыми родителями. Вскоре старшего Борю определили в суворовское училище. Василий Львович, хоть и был без руки, преподавал в школе военное дело, жена работала в больнице, дети учились.
Но недолго продолжалась счастливая жизнь. Буквально через год (а мы учились с Шуриком в одной школе), когда их класс собирал в поле колоски, разразилась гроза. Учитель физики, классный руководитель, приказал детям бежать к оврагу и там ложиться на землю. В классе было тридцать человек детей, но именно в Шурика попала молния. Он умер на месте мгновенно. Что это? Злой рок? Почему судьба так безжалостно расправлялась с семьей Шубиных? Ведь строилась она на любви и согласии...
Но и это еще не все. Как-то приехал на каникулы старший сын Борис, курсант военного училища, и они с братом Леней отправились на речку купаться. У реки стоял высокий тополь, и к его ветви была привязана веревка, с которой ребята, раскачиваясь, прыгали в воду. Леня решил прыгнуть прямо с дерева и больше не вынырнул. Вытащили юношу из реки с головой, пробитой об угол сейфа, затопленного немцами при отступлении, но он был мертв. С тех пор никто и никогда не видел Бориса. Он навсегда покинул край, где судьба так безжалостно распорядилась его родом...
Давно нет в живых ни Яжевской, ни ее детей, ни Василия Львовича и его жены и никаких сведений о судьбе Бориса — последнего представителя семьи Шубиных. Только огромный дуб своей развесистой кроной напоминает о трагической судьбе хозяина, который посадил его.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |