За окнами кружится первый снег, укрывая спящую землю белоснежным покрывалом. И выглядит это необычайно красиво. Я выхожу на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. Утренний морозец приятно щиплет за щеки и нос, снег поскрипывает под ногами.
Так и хочется впасть в беззаботное детство: поваляться в снегу, поиграть в снежки, покататься на санках — словом, делать все, что душе угодно. Оглянувшись вокруг и убедившись, что никто меня не видит, я налепил себе снежков и принялся обстреливать растущую неподалеку ель, с веток которой от моих «выстрелов» сыпались искрящиеся снежинки.
Наклонившись за очередным снежком, я удивленно замер: передо мной стояла жена Надя.
— Надюша? — только и смог произнести я, разводя руками.
А она, глядя, как я растерялся, весело рассмеялась и сказала:
— Там Ванька проснулся, тебя зовет. Не хочет вставать, пока ты не придешь...
Услышав про сына, я сразу же поспешил в дом.
Ваньке всего четыре, а он уже с удовольствием лазит по шведской стенке, болтается на турнике и просит, чтобы ему непременно купили боксерскую грушу. Я пообещал, что на Новый год Дед Мороз обязательно принесет ему грушу. С того самого момента Ванька каждый день спрашивает у меня, когда же, наконец, будет Новый год и просит посмотреть, какое сегодня число...
— Это кто тут вставать не хочет? — спрашиваю я, входя в Ванькину комнату.
Он улыбается и натягивает на себя одеяло: хочет, чтобы с ним поиграли. Тогда я подхожу к кровати, беру его на руки и прошу:
— Закрой глазки!
— Сюрприз? — заинтересованно спрашивает Ванька.
— Сюрприз! — говорю я и подношу его к окну, чтобы показать необычайную красоту природы, заснеженные домики и улицы, а главное горку, где, несмотря на ранний час, уже вовсю катается детвора.
— Посмотри, сынок!
Ванька оживляется. Он тянет ручки к окну, словно хочет приблизить к себе желаемое удовольствие.
— Кататься хочу, — просит Ванька. — Папа, ты пойдешь со мной?
— Конечно, — говорю я. — А потом едем к бабушке. Ты же хочешь к бабушке?
Ванька в ответ только сопит и просится с рук, а потом бежит одеваться.
За завтраком он ест очень быстро — так ему хочется кататься. Я понимаю это и не заставляю его ждать. Поэтому через несколько минут мы уже на горке. Она раскатана почти до предела, аж блестит. Так же блестят и Ванькины глаза. Он даже не плачет, когда падает, не обращает внимания, что в сапожки набивается снег. Ванька счастлив. Взобравшись на вершину горки, он машет мне варежкой.
— Папа, я еду, — кричит Ванька.
И санки мчатся вниз. Посреди горки мальчишки постарше построили трамплин, и Ванька наехал на него, прежде чем я успел его предупредить. Санки подпрыгнули, как-то нелепо накренившись, и Ванька упал в снег, а санки понеслись дальше. Испугавшись за сына, я бросился к нему и подхватил на руки.
— Ванечка, ты не ударился? — забеспокоился я, осматривая его и отряхивая пальтишко.
— Нет, папочка, — произнес Ванька. И жалобно добавил: санки убежали!
Убедившись, что с сыном все в порядке, мы вместе идем искать санки, которые, как потом выяснилось, доехали до самого низа и, врезавшись в дерево, перевернулись.
— Ну что, теперь домой? — спрашиваю я. — Бабушка ждет!
— А может, еще покатаемся? — просит Ванька.
— Лучше, когда вернемся. Тогда долго будем кататься, — пообещал я. — Беги к маме!
После обеда Надя собрала самые любимые Ванькины игрушки и приготовилась его одевать. А он неожиданно расплакался и убежал в свою комнату.
— Что с ним, Алеша?
— Не знаю, — я даже растерялся. — Все было хорошо...
Я решил взять Ваньку на руки. Но он почему-то расплакался еще сильнее. Тогда я начал убаюкивать его, и он постепенно успокоился, а потом заснул. Мы завернули его в пуховое одеяло и уложили на заднем сиденье. А Надя села рядом со мной, и мы отправились в путь.
Дорога была заснеженной, и машины двигались медленно, как огромная вереница жуков, длина которой растянулась на многие километры. Снежок все летел и летел, ударяясь о лобовое стекло и прилипая к нему...
Ох, и заждалась нас, наверное, мама! Напекла моих любимых пирожков, плюшек, щей наварила, чаю заварила с мятой! А как она Ваньке обрадуется! За те полгода, что мы не виделись, он подрос, повзрослел. Я оглянулся. Ванька спал на сиденье, забавно раскинув ручки, и тихонько посапывал. И чего он только расплакался?
— Алеша, ты бы помедленнее. Нам не к спеху, — попросила Надя.
— Можно, — согласился я, вдавливая педаль тормоза.
Но машина продолжала нестись по заснеженной трассе.
Еще нажал — результата никакого. Я испугался. По спине пробежал холодок.
— Что случилось? — спросила Надя, заметив неладное.
— Не могу затормозить, — упавшим голосом произнес я.
Надя побледнела.
Как назло идущие впереди машины шли слишком медленно. Чтобы не создать аварию, приходилось их обгонять. Обгоняя следующую машину, я увидел, как прямо на нас на огромной скорости идет автопоезд. Пытаясь развернуться, я начал лихорадочно крутить баранку. Тут же послышались предупреждающие сигналы, свист тормозов автопоезда, но разъехаться было уже невозможно. Не отрывая глаз, смотрел я, как расстояние все сокращается, и что было силы, вцепился в руль.
Вся жизнь моя пронеслась перед глазами за одно мгновение. Надя закричала. Нашу машину от сильного столкновения отбросило в сторону и, переломав придорожные ограждения, она устремилась куда-то вниз. Пока машина переворачивалась в воздухе, я мельком увидел сквозь разбитое окно кусочек неба, заснеженные пригорки, и, наконец, обрыв, заросший кустарниками и невысокими тощими березками...
Как будто кусок раскаленного железа мне воткнули в спину, а все лицо залила кровь из рассеченного осколком надбровья. Надю от удара выбросило из машины, и она теперь лежала на снегу, окровавленная, с растрепанными волосами... Нужно было как-то помочь ей, но я не мог вылезти из машины, превратившейся в груду искореженного железа. С трудом я обернулся, чтобы посмотреть на Ваньку и оцепенел. Ребенок лежал неподвижно, а по его головке струилась кровь.
Увидев эту невыносимую для себя картину, я рванулся к сыну, и прижал его к себе. Ванькины ручки безвольно свесились. Он впервые не обнял меня, не улыбнулся. По телу пробежала дрожь.
— Ванечка, сынок, — прошептал я, утирая его мокрую от крови челочку. — Скажи мне что-нибудь!
Но ответа не последовало. Не желая верить в страшную догадку, я встряхнул мальчика и крикнул ему прямо в ухо:
— Ваня!
Крикнул так, что испугал самого себя. Что-то заболело, защемило в моей груди, как огнем обожгло все внутренности. Заблестели и угасли тысячи искорок в моих глазах. Последний луч заходящего солнца спрятался за горизонтом. И наступила тишина...
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |