Вернуться к Наш Чехов. Альманах. Выпуск V

Т. Егорова

* * *

Посв. Ш. Бодлеру

Перелистать страницы откровений
Весны и осени, и лета, и зимы,
Чтобы душа, познав природу тени,
Смогла понять, что света нет без тьмы.

Что дуализм, — ох, не люблю я «измы» —
Суть мирозданья, норма Бытия.
Воспринимать без боли жизнь, сквозь призму
Полярности — сейчас учусь и я.

Ведь двойственности скрытые истоки
Заложены извечно на пути.
Как нежное соединить с жестоким?
В уродливом прекрасное найти?

Познать восторг от ужаса паденья,
Соединить в едином рай и ад
И ощутить величие — в смиренье
И сладость грусти — в горечи утрат?

Почувствовать отчаянья блаженство
И, возлюбив на равных свет и тьму,
Понять, что не бывает совершенства —
Есть радость от стремления к нему.

На трассе «Симферополь — Ялта»

На отрогах низких снег лежит, как сахар.
Трассу белой краской он готов покрыть.
По дорогам крымским сам Мигель Шумахер
Ездил бы с опаской, поубавив прыть.

Наш водитель Толя молод и напорист.
Мчит, как на поминки, или на пожар.
Ошалел он, что ли, увеличив скорость.
Мечутся снежинки в резком свете фар.

А за перевалом — крутизна и спуски,
Там за поворотом — новый поворот.
Так крутить баранку может только русский,
И притом который лишь в Крыму живет.

Вот уже Алушта, дальше нет скольженья,
На дорогах лужи, вместо снега — дождь.
Нам уже получше, спало напряженье,
И пропала тут же дьявольская дрожь.

Вот уж крыши Ялты, — вид необозримый.
Вижу над Ай-Петри влажную звезду.
«Толик, что-то вял ты, жми на газ, родимый!»
Ведь в душе мы любим быструю езду.

На плато

Взошла Луна жемчужной брошью,
Яйлу сияньем озарив.
С айпетринской скалы я сброшу
Всю хмарь души в морской залив.

И органично, и бездумно,
И медленно, как в полусне,
Сольюсь душою с ночью лунной,
Оставшись с ней наедине.

Чтоб ощутить, как неподвижно
Застыл упругий травостой,
Как ветер дышит еле слышно,
Вплетаясь в шорохи кустов.

Здесь запах трав с озоном смешан,
И тишины настой вокруг,
И каждый звук как будто взвешен,
Так он объемен и округл.

Здесь жив еще природы шепот,
И первозданный жив пейзаж.
А там, внизу — моторов рокот
И фейерверков эпатаж.

Когда спущусь с плато устало
В привычный грохот, гарь, галдеж,
Я вспомню, как Луны мерцала
Мне перламутровая брошь.

Там запах трав с озоном смешан,
И от него пьянеешь вдруг,
И каждый звук в пространстве взвешен,
Так он объемен и упруг.

Печаль

Городские шумы
Постепенно стихали.
Вот и тихой печали
Немеющий зов.
На ее языке
С ней общаюсь стихами,
Чтоб она растворилась
В междустрочье стихов.
И стекая по каплям
С пера на бумагу,
Из души унесла
Горечь зла и обид.
Облегченно вздохнув,
На подушки прилягу.
Я печаль излила,
И она не горчит,
А живет между строк
В добровольной неволе,
В измеренье ином
Затаясь, чуть дыша,
Отпуская меня
В ощущение боли,
Потому что без боли
Черствеет душа.

* * *

То дождь, то снег, а то — небес лазурь
Вдруг озарит унылые дома,
То колобродит ветер-самодур.
Такая уж у нас в Крыму зима.

И на душе в такие дни разлад,
Сумятица и анемия чувств.
В такие дни и мысли невпопад.
Как будто не живу я, а ючусь.

И парк приморский в эту пору хмур, —
Застыли голых веток вензеля.
Лишь солнца ностальгический прищур
Да сырость в закоулках февраля.

А море цвета угольной золы.
То штиль, то шторма рев, но тешит взор
Цветение японской мушмулы
На фоне убеленных снегом гор.