Пройдя мимо базилики и дворца, я вышел к обрыву плато, недалеко от геодезического знака. Подо мной открылась горная долина. На склонах лежала тень, а дно долины было освещено солнцем и казалось удивительно близким. Поля, дороги, заросли дуба пушистого — всё виднелось, как на ладони. На солнце зашло облачко, по лесам и полям внизу побежала его тень, как бы указывая направление взгляду. Видимость в этот день была хорошей, и в той стороне открылись горы. Чатыр-Даг с античным святилищем на вершине Эклизи-Бурун. Гора Чёрная с Южной и Северной Чучелью, закрывающие собой Космодамиановский монастырь. Бабуган, хранящий много тайн. Гурзуфская яйла с ещё одним святилищем между перевалами Гурзуф-Эгер и Писара-Богаз на древнем торговом пути. На западе просматривалось море — в Северной бухте. Бросив взгляд на дорогу внизу, ведущую на Мангуп с южной стороны, я развернулся и ушёл к базилике.
Камни юстиниановского храма были прогреты солнцем. Я встал у апсиды с южной стороны базилики и, положив руки на остатки стены, попытался представить себе прошедшую жизнь города. Я спросил:
— Каким ты был, и для чего Господь создал тебя?
И город ответил:
— Смотри сам.
...И я оглянулся вокруг. За полукруглой апсидой, покрытой конической крышей, возвышалась серая стена огромного храма, сложенного из ровно обточенных блоков известняка. Я пошёл вдоль стены под арочными окнами, завернул за угол и заглянул внутрь. В храме шла служба, и он был освещён огнём светильников. Их свет терялся высоко под стропилами черепичной кровли центрального нефа, где слышалась воркотня голубей. На мозаичных полах с рисунком в виде перекрещивающихся кругов, набранных из белого мрамора, красного сланца и чёрного базальта, стояли молящиеся люди. На солее, устланной каменными плитами, и за низкой алтарной преградой я увидел служащих иеромонахов.
Пройдя между двумя рядами мраморных колонн поближе к апсиде, я остановился у одной из колонн с капителью, высеченной, как я помнил, из проконесского мрамора, посмотрел на изумительные фрески по Евангельским сюжетам, покрывающие стены храма и, сосредотачиваясь, попытался вслушаться в слова молитв...
Служба закончилась. Вместе со всеми я вышел из храма и за крещальней повернул по одной из улиц на край плато с юга. Глянув вниз на дорогу, по которой продвигался к городу обоз с солёной рыбой, пателлой и устрицами из Каламиты, я направился в город. Проходя возле красивых зданий, я иногда заглядывал внутрь дворов через распахнутые ворота. Мне показалось, что возле хозяйственных построек и домов я видел спящих в разнообразных позах поселян. Удивляясь увиденному, я прошёл мимо балки и садов в ней, «орошенных сладостными водами источников, бьющих из земли, изобильных водой...», и встретил жителей города, занимающихся повседневным трудом.
В небольшой оружейной мастерской под навесом, стоящим на выдолбленных в скале лунках, лежали охапки кизиловых прутьев для стрел и дротиков и деревца потолще, видимо, на рукоятки мечей. Тут же работники развешивали полотняные мешочки с сушёными ягодами кизила и липовым углём для раненых и заболевших и перебирали запас грабового угля для обогрева в ненастную пору года. Отбросив ветку тиса от прядающей лошади в стойле и погрозив пальцем детям, я подошёл к лечебнице. Заметив ссадины на моих руках, флевотом (врач) приветливо улыбнулся и протянул что-то. Увидев вопрос на моём лице, он сказал:
— Это мазь из смирны и парфенитского ладанника, на сырой нефти. Не забудь помолиться Феодору Тирону.
Поблагодарив врача, я помазал руки и отправился бродить по всему городу. Мне попадались женщины возле домов, размалывающие на муку вместе с пшеницей вымоченные и высушенные жёлуди и засаливающие красный кизил, как оливы. Встречались мужчины, ремонтирующие свои дома и строящие храмы... Пройдя мимо группы всадников, собирающихся в дозор, я повернул в сторону городских врат. На своём пути я встретил много дворцов и храмов замечательной архитектуры, но самыми прекрасными были врата.
«О друг мой, кто без слёз и глубокой печали
Описал бы постройки из огромных, отлично пригнанных и соразмерных камней,
Порталы, портики, четырёхгранные контрфорсы и прочее дивное строение?
Над ними возносил свою кровлю храм,
Выстроенный всенадлежайшим образом, как было видно по его очертаньям».
Чувствуя, что больше не увижу города, с большим сожалением я вышел за врата. На небольшой площадке внизу и слева от меня кто-то коптил рыбу в дубовых и ореховых листьях.
Вдыхая пряный аромат, я обогнул по дороге Монастырский мыс... передо мною открылась широкая долина с шоссе и едущим по нему микроавтобусом. Тогда я повернул назад и, пройдя мимо Тешкли-Буруна через разрушенные врата, попросил у Города:
— Я видел многое, что-то понял, и всё же объясни мне увиденное! И Город мне ответил:
— Ты видел бодрствующих, это были люди, думающие о своих близких, природе и Боге. Не лицемеры, а люди действительно ходящие перед Богом всё время, чем бы они ни занимались. Впрочем, занятия их ты приметил. Остальной город был погружён в это время в сон. Там, куда ты идёшь, всё будет наоборот, и ты будешь замечать какое-то время только спящих. Научись видеть тех, кто не спит, и мы встретимся вновь. Прощай!
...Я прощался с Мангупом на крутом обрыве Внешней Гряды, напротив Речных Врат. В степь за спиной садилось солнце. На противоположной стороне обширной долины, лежащей у ног, в низких закатных лучах ярко пылали обрывы куэстовых гор. Молочно-белый с голубым отливом туман, закрывший ущелья, проходы из Горной Таврики, покрыл вуалью спящие города-крепости Мангупа и Эски-Кермена. В синем, темнее цветков цикория, небе потихоньку угасали облака, отразившие багрянец заката. Поднявшийся ветерок принёс волну аромата богородской травы от прогретых за день на солнце скал, поиграл седым ковылем на краю обрыва и умчался на другую сторону долины в места, где совсем недавно ещё он поднимал пыль на городских каменных улицах, обтекал дворцы и храмы, резвился среди зубцов сторожевых башен и срывался вниз к бегущим на дне долин хрустальным рекам, перебирая по пути листву роскошных садов...
Описание города Теодоро. Стихи Матфея, простого и смиренного святителя.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |