А.Н. Апухтин — признанный мастер стихотворной психологической миниатюры, один из выдающихся русских лириков, в творчестве которого большую роль играет драматургическое начало. Развитие драматургически-повествовательного начала в творчестве Апухтина определили, на наш взгляд, следующие факторы. Во-первых, преклонение перед драматургией А.Н. Островского, внимание к конфликту и психологически напряженному диалогу его пьес. (Известно, что в поэзии кумиром А.Н. Апухтина был А.С. Пушкин, в прозе — Л.Н. Толстой, а в драматургии — А.Н. Островский.) Во-вторых, особенности мировосприятия, присущие Апухтину как тонкому наблюдателю человеческой психологии. Лёля Апухтин, как звали его в семье и в Училище Правоведения, баловень судьбы, в детстве — любимец матери, в отрочестве и юности — товарищей по учебе (и даже начальства), вырос не эгоцентриком, а человеком, способным не только замечать настроение окружающих, но и отзываться на чужие горе и радость, сопереживать, сострадать.
Возникшая позже репутация человека нелюдимого, «пассивность в сношениях с людьми», как пишет его биограф М.И. Чайковский [Чайковский 2000: 19], были лишь оборотной стороной его ранимости, деликатности и глубокого понимания людей. По воспоминаниям современников, Апухтин слышать не мог нигилистических, в духе Писарева, высказываний о художественном творчестве, об искусстве, особенно о горячо любимом им Пушкине. Погруженный в свой внутренний мир и в мир любимых литературных героев, Апухтин предпочитал держаться подальше от литературной и вообще любой полемики. Зато его не высказанные в гостиных или в печати психологические наблюдения переходили в его поэзию и прозу. Апухтина упрекали, что он в своем творчестве превращает «социальные антитезы в психологические» [Шулятиков 1910: 231]. Однако такой «упрек» можно воспринимать как наивысшую похвалу гуманистическому звучанию произведений писателя.
Апухтин был знатоком и любителем театра. По воспоминаниям современников, он был наделен незаурядным талантом чтеца и свои стихотворения читал превосходно. Участвовал поэт и в любительских спектаклях. «Театр — постоянная тема Апухтина, — отмечал М.В. Отрадин, — ей посвящен целый ряд его стихотворений: «В театре», «M-me Вольнис». «Мы на сцене играли с тобой», «Мне было весело вчера на сцене шумной...», «Актеры», «В театре» («Покинутый тобой, один в толпе бездушной...»), «Публика»...» [Отрадин 1991: 24]. Поэт создал и свой опыт драматической сцены в стихах — «Князь Таврический».
Нередко стихотворения Апухтина построены, как диалог (или содержат его): «Старость», «Смерть Ахунда», «Ледяная дева», «Первое апреля», «29-е апреля 1891 г.», «Письмо», «Ответ на письмо» и многие другие. В подавляющем числе стихотворений звучит живой и страдающий голос, ищущий отклика и сочувствия. Если иное апухтинское стихотворение представляет собой монолог, то это почти всегда в то же время и сценка, созданная с почти театральной выразительностью. Стихотворение-монолог у Апухтина рассчитано на слушателя, на декламацию. «Драматическими монологами» [Отрадин 1991: 35] называет М.В. Отрадин стихотворения Апухтина «Из бумаг прокурора», «Сумасшедший», «Перед операцией». В.И. Масловский пишет, что стихотворный монолог у Апухтина построен, как правило, «на острой драматической, а нередко мелодраматической эффектной коллизии» [Масловский 1989: 99]. «Драматургическое» в апухтинской лирике, возможно, связано еще и с тем, что лирика Апухтина не столь медитативна, сколь экспрессивна. Стихотворение-размышление у него тоже почти всегда представляет собой страстный монолог, обращенный к другу или возлюбленной, к толпе, к судьбе, даже к персонифицированной смерти. Для апухтинской лирики чрезвычайно характерен жанр послания с непременным обращением, адресатом, призывами. А послание по самой природе своей провокативно: оно жаждет быть услышанным, жаждет получить отклик.
Стихотворения «Сумасшедший» и «Перед операцией» — примеры «ролевой лирики». В «Сумасшедшем» речь психически больного пациента, которого навестили жена и родственники, рисует картину как безумия больного, так и скорби близких:
Что наша Оля? Всё растёт? Здорова?
О, господи! Что дал бы я, чтоб снова
Расцеловать её, прижать к моей груди...
Ты приведёшь её?... Нет, нет, не приводи!
Расплачется, пожалуй, не узнает,
Как, помнишь, было раз... А ты теперь о чём
Рыдаешь? Перестань! Ты видишь, молодцом
Я стал совсем, и доктор уверяет,
Что это лёгкий рецидив,
Что скоро всё пройдет, что нужно лишь терпенье...
О да, я терпелив, я очень терпелив...[Апухтин 2000: 258]
«Перед операцией» — монолог умирающей матери, написанный так, что в нем возникает образ адресата последних слов пациентки (доктора) и образы ее детей, к которым устремлены последние мысли страдалицы. Стихотворения «Сумасшедший» и «Перед операцией» не содержат ни одного слова «от автора», однако могут быть не только продекламированы, но и разыграны на сцене, причем несколькими актерами.
Целая драма разыгрывается в стихотворении «С курьерским поездом», которое передает переживания двух немолодых людей, мужчины и женщины, ожидающих встречи после многолетней разлуки. Давным-давно герои стихотворения расстались, и вот с волнением ожидают свидания. Но жизнь прожита, промчалась, как курьерский поезд. Новая встреча не приносит ничего, кроме сожаления, «и поняли они, что жалки их мечты, / Что под туманами осеннего ненастья / Они — поблекшие и поздние цветы — / Не возродятся вновь для солнца и для счастья!» [Апухтин 2000: 231].
Внутренний монолог героя, ожидающего на вокзале приезда когда-то любимой женщины, перебивается авторскими ремарками:
— Ну, как мы встретимся? — невольно думал он
По снегу рыхлому к вокзалу подъезжая, —
Уж я не юноша и вовсе не влюблен...
Зачем же я дрожу?..[Апухтин 2000: 229]
Герой стихотворения не может разобраться в своих чувствах, воспоминаниях, тревогах. Он не влюблен, как он сам думает, но дрожит от волнения. Интонационно-синтаксический строй стихотворения, переносы, паузы, обилие вопросительных знаков передают смятение чувств. Форма внутреннего монолога переходит в форму несобственно-прямой речи:
Давно, давно, еще студентом молодым,
Он с нею встретился в глуши деревни дальной...
Он курс уже кончал, и новой, лучшей доли
Была близка пора... И вдруг он узнает,
Что замужем она, и вышла против воли.[Апухтин 2000: 229]
Монологу героини посвящена вторая часть стихотворения:
— Ну, как мы встретимся? — так думала она,
Пока на всех парах курьерский поезд мчался.
Уж зимний день глядел из тусклого окна,
Но убаюканный вагон не просыпался.
Старалась и она заснуть в ночной тиши,
Но сон, упрямый сон бежал все время мимо.[Апухтин 2000: 230]
Стихотворение выстроено по законам психологической драмы. Этот стихотворный триптих (все три части даже пронумерованы автором) вмещает целую историю драматических отношений героев. Первые две части могли бы быть разыграны и прочитаны на сцене, как монологи героев реалистической драмы XIX века; в финальной же части — встрече — звучат ноты, предвещающие принципы чеховского театра: герои, подобно чеховским, проходят путь от «казалось» к «оказалось» [Катаев 2001: 593]; построение диалога напоминает обмен внешне незначительными репликами героев в чеховских пьесах («И встретились они, и поняли без слов, / Пока слова текли обычной чередою...» [Апухтин 2000: 231]). Персонажи стихотворения Апухтина разлучились потому, что героиня предпочла любви богатство, найдя более выгодную партию, однако Апухтин снимает банальность сюжета, и миниатюрная драматизированная новелла оказывается гораздо более сложной по своему психологическому рисунку. О драматургии Чехова В.Б. Катаев пишет, что в ней «персонажи, казалось бы, полярно разведенные в своем отношении к любви <...>, на деле обнаруживают скрытую общность» [Катаев 2001: 592]. То же самое можно сказать о героях апухтинской) стихотворения, одинаково испытывающих чувство внутренней опустошенности и стремящихся спрятать за «обычной чередою слов» ощущение постигшей их жизненной катастрофы, в которой им некого винить, кроме самих себя.
О пьесе «Вишневый сад» А.П. Скафтымов писал: «С одной стороны, пьеса стремится оттенить и выдвинуть субъективную важность, серьезность и значительность той сосредоточенности, которая волнует данное лицо, а с другой — показать всю ее относительность, эмоциональную неразделенность и удивляющую или смешную странность в глазах других лиц» [Скафтымов 2007: 317]. На наш взгляд, в той же плоскости лежит и драматизм стихотворения Апухтина «С курьерским поездом».
Апухтинские настроения звучат в чеховских прозе и драматургии. Недаром и в чеховскую прозу название «Цветы запоздалые» пришло из романса Апухтина. Соотношение романсной лирики Апухтина и ранней прозы Чехова рассмотрено в статье С.С. Яницкой [Яницкая 2008]. М.В. Отрадин по поводу любовной лирики Апухтина замечает: «Герой Апухтина, словно чеховская Раневская, всегда «ниже любви», находится в ее власти, беззащитен перед чувством любви...» [Отрадин 1991: 25]. Интересно, что в поисках реминисцентных соответствий исследователь лирики Апухтина обращается именно к чеховской драматургии. Отметим также, что обе ситуации (встреча персонажей стихотворения «С курьерским поездом» и встреча чеховского Лопахина с Раневской) подсвечены мотивом железной дороги. В апухтинском стихотворении его символика еще почти неощутима, однако образ «тоски дорожной, железной» в русской литературе вбирает в себя и апухтинские обертоны наряду с некрасовскими, толстовскими и чеховскими.
Прозаическое творчество Апухтина также свидетельствует о том, насколько важной была для него драматургическая разработка характеров. «Архив графини Д**», например, представляет собой собрание писем, каждое из которых, будучи индивидуализированным монологом, ориентировано и на раскрытие психологии адресата, и на создание «речевой маски» адресанта.
«Артистический дар перевоплощения» [Илюшин 2001: 669] (хотелось бы к этой характеристике добавить: «и режиссерский дар») обусловил эпистолярную и дневниковую форму в апухтинской психологической прозе и поэзии. Жанр высказанного и невысказанного монолога (письмо, страница дневника) в поэзии Апухтина сближается с формой монолога в драме, настолько стихотворения в форме монолога выразительны, психологически убедительны. Порой уже в нескольких стихах поэт рисует целый характер, создает драматическую ситуацию. Еще более приближаются к сценической миниатюре апухтинские стихотворения-диалоги, наглядно демонстрирующие драматургическое начало в творчестве этого столь разносторонне одаренного поэта.
Литература
Апухтин А.Н. Все о тебе: Поэзия и проза. М.: ЭКСМО-ПРЕСС, 2000. 640 с.
Илюшин А.А. Алексей Николаевич Апухтин (1840—1893) // История русской литературы XIX века. 70—90-е годы. М.: МГУ, 2001. С. 666—670.
Катаев В.Б. Антон Павлович Чехов // История русской литературы XIX века. 70—90-е годы. М.: МГУ, 2001. С. 551—613.
Масловский В.И. Апухтин // Русские писатели 1800—1917. Биографический словарь. Т. 1. М.: Сов. энциклопедия, 1989. С. 98—100.
Отрадин М.В. А.Н. Апухтин // Апухтин А.Н. Полное собрание стихотворений. Л.: Сов. писатель, 1991. 444 с.
Скафтымов А.П. Поэтика художественного произведения. М.: Высшая школа, 2007. 536 с.
Чайковский М.И. Алексей Николаевич Апухтин // Апухтин А.Н. Все о тебе: Поэзия и проза. М.: ЭКСМО-ПРЕСС, 2000. С. 5—20.
Шулятиков В.М. Этапы новейшей лирики // Из истории новейшей русской литературы. М., 1910. С. 199—294.
Яницкая С.С. Жанровые аллюзии романсной лирики А.Н. Апухтина в ранней прозе А.П. Чехова (к проблеме жанрового синтеза) // Научные труды кафедры русской литературы БГУ Вып. 5. Минск, 2008. С. 158—173.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |