Вернуться к Ши Шаньшань. «Новые люди» А.П. Чехова в культурно-исторических контекстах России и Китая

2.4. Нравственное начало в человеке: интерпретации творчества А.П. Чехова в 1950—1990-е гг.

В октябре 1949 г. китайское революционное движение (при братской помощи Советского Союза) добилось победы, и в стране началось строительство социалистического общества. Победа революции способствовала созданию благоприятных условий для удовлетворения интереса китайских читателей к русской классической литературе, в частности, — к наследию Чехова. Дружественные отношения, возникшие между Китаем и Советским Союзом, способствовали развитию чеховедения.

В ноябре 1949 г., вскоре после образования нового Китая, в Шанхае был издан «Сборник рассказов Чехова» в трёх томах, в котором были опубликованы 64 произведения писателя. Перевод был осуществлён непосредственно с русского языка и был гораздо более точен, чем предшествующие издания. Первый и третий том подготовил Цзинь Жэнь, имевший опыт перевода шолоховского «Тихого Дона», а над вторым томом работал Гэ Баоцюнь. Трёхтомник был переиздан в 1953 г.

Спустя год шанхайское издательство «Пинмин» («Рассвет») приступило к публикации многотомного собрания сочинений писателя, вышедшего под названием «Избранная проза А.П. Чехова». В период с 1950 г. по 1958 г. было выпущено 27 томов издания, составителем и переводчиком которого был Жу Лун, ставший одним из лучших интерпретаторов Чехова. В это собрание вошло 220 произведений Чехова, в том числе фрагменты его дневников, письма, воспоминания и очерки о Чехове, а также некоторые другие материалы.

Чехов привлёк переводчика в первую очередь как «выдающийся реалист», «критическое острие» которого, как подчёркивал Жу Лун, было направлено против «рушащегося строя старой России», «нравственного вырождения и болезненного состояния жизни среднего и высшего слоёв». В своей статье «О рассказах Чехова», в дальнейшем переработанной в послесловие к книге «Чехов: дети», переводчик отмечал, что писатель был особенно «ненавидел рабское преклонение людей из низов перед высокопоставленными чиновниками, выступал против произвола и самодурства богатых людей, против продажи души за деньги, против серости жизни» [Жу Лун 1956: 164].

Такие же художественные особенности переводчик выделил в других рассказах русского писателя — «Горе», «Анюта», «В овраге», «Бабье царство», «Палата № 6» и других, в которых, по его мнению, Чехов боролся против «социального гнёта» и «классового антагонизма». В качестве наиболее яркого примера обличения «болезненного образа жизни» современного общества были отмечены рассказы «Приданное», «Дама с собачкой», «Поцелуй»1.

Собрание сочинений Чехова, выпущенное в 1950-е гг., стало важным событием в жизни китайской интеллигенции. Один из ведущих китайских русистов того времени, профессор Гэ Баоцюань, писал по этому поводу: «...По сравнению с «Собранием лучших рассказов Чехова», изданным в 1930 г., это издание стало дальнейшим шагом вперёд и дало нам возможность познакомиться с ещё большим числом чеховских произведений» [Гэ Баоцюань 1960: 134]. Высоко были оценены предложенные Жу Луном интерпретации чеховских героев, в которых стали подчёркиваться не только идеологические, но и морально-этические аспекты. «Жу Лун видел в Чехове и горячего защитника человеческого достоинства, и носителя высокой морали», — отмечает современный исследователь Чжан Цзяхуа [Чжан Цзяньхуа 2010: 109].

В 1950-е гг. все основные повести, рассказы, драматические произведения, письма и записные книжки Чехова появились в нескольких вариантах переводов и стали широко известны китайским читателям. Творческое наследие русского писателя органично вошло в культуру страны, помогая китайским читателям в их общественном и нравственном совершенствовании. На страницах китайских газет и журналов стали регулярно появляться статьи, посвящённые чеховскому наследию. Китайские исследователи внимательно следили за работами советских литературоведов, посвящёнными жизни и творчеству Чехова, переводили их статьи и книги.

При этом китайские литературоведы и критики в своих оценках творчества Чехова и его произведений исходили из интерпретаций, сформировавшихся в предшествующий период.

Так, например, в 1954 г., в день 50-летия со дня смерти Чехова, который широко отмечался в КНР, газета «Жэньмин жибао» опубликовала статью Хэ Цзяхуэя «Памяти великого русского писателя-реалиста Антона Чехова». О ключевом для китайской культуры произведении Чехова — повести «Палата № 6» в статье было сказано: «Это одно из лучших произведений русской литературы, с болью написанный смелый обличительный документ». Все творчество Чехова опровергает буржуазные выдумки о том, что он был равнодушен к общественной жизни. В прозе Чехова показаны разные слои русского общества того времени. «Он писал о крестьянах, учителях, врачах, офицерах, помещиках, кулаках, торговцах, мелких чиновниках... Можно видеть, как широк диапазон его встреч с людьми, как обширны знания жизни!» [Серебряков 2005: 32].

Близкие мысли высказывал и другой известный специалист по русской литературе и переводчик — Чжан Тяньи: «Демократизм Чехова, — отмечал он, — его обличительная критика жестокой и отвратительной эксплуататорской системы, его мечты о прекрасном и свободном мире, его величие и вместе с тем близкая нам простота — все это приводит нас к глубокому пониманию того факта, что Чехов — это великий мастер реализма, подлинно народный писатель. Это отношение к Чехову разделяют народы всех стран мира» [Чжан Тяньи 1954]2.

Большой интерес в рассматриваемый период стал проявляться к драматургии Чехова.

Появление новых интерпретаций драматургии Чехова в 1940—1950-е гг. было тесно связано с именем китайского режиссёра и драматурга Цзяо Цзюйиня — одного из основателей Пекинского Народного Художественного театра. В Новом Китае он стал наиболее известным специалистом в области драматургии (и в том числе творчества А.П. Чехова).

Цзяо Цзюйинь продолжил линию социально-исторических интерпретаций в трактовке чеховского наследия. Он предложил новую трактовку основной идеи «Вишнёвого сада». Его прочтение пьесы А.П. Чехова на долгие годы стала образцовым для китайского театра и определило логику развития китайского чеховедения на несколько десятилетий.

Цзяо Цзюйинь считал, что понять смысл чеховского «Вишнёвого сада» невозможно без учёта исторического контекста, знания особенностей развития российского общества и популярных в России идей. Цзяо Цзюйинь определил пьесу «Вишнёвый сад» как «символическую поэму общества». В одной из своих статей, посвящённых русскому драматургу, он отмечал: «Чехов является замечательным доктором, который лечит не только больных, но и всё наше общество. И рецепт такого лечения заключался в уничтожении бесполезного вишнёвого сада и насаждении нового, плодоносного вишнёвого сада» [Цзяо Цзюйинь 1947: 137]. С точки зрения китайского режиссёра и критика, Чехов сумел раскрыть в пьесе закономерности исторического развития человеческого общества, и поэтому «новый хозяин» сада Лопахин оказывается значительно лучше, чем его предыдущие хозяева.

Однако Цзяо Цзюйинь не ограничивался социально-историческими интерпретациями персонажей Чехова. Китайского критика и драматурга интересовала система чеховских деталей, принципы психологического анализа образов, нравственное содержание поступков «новых людей» и их следствия для окружающих.

Цзяо Цзюйинь стал первым китайским исследователем, который занялся тщательным анализом речи героев драмы и показал важность языка для интерпретации психологии их поступков. Он отметил «любимые слова» действующих лиц и раскрыл оттенки в их речевых характеристиках. Цзяо Цзюйинь отмечал: «Если мы будем внимательно следить за жизнью человека в быту, то поймём, что большинство людей, оказавшихся в ситуации трагического жизненного тупика, оказываются весьма малословны или используют реплики, совершенно лишённые эмоций» [Цзяо Цзюйинь 1947: 144].

Приведём другое важное высказывание Цзяо Цзюйиня, в котором определяются художественные функции реплик персонажей: «Для того, чтобы понять Чехова, надо принять его поэтику, усвоить лирические элементы в его творчестве, а ещё надо отказаться от фальшивого представления об «искусственности» сценического искусства, надо найти в его пьесах подлинную жизнь. В этом и заключается истинная ценность Чехова, величие «Вишнёвого сада»» [Цзяо Цзюйинь 1947: 146—148].

В 1949 г. Цзяо Цзюйинь переработал сделанный им ранее перевод пьесы «Вишнёвый сад», в котором углубил нравственно-психологические характеристики образов. В «Послесловии переводчика» (ноябрь 1953 г.), Цзяо Цзюйинь повторил многие характеристики чеховской драматургии, данные им ранее, в 1943 г. Однако его обновлённая интерпретация наполнилась глубокими психологическими рассуждениями. В своих размышлениях о Чехове опирался на суждения М. Горького и цитировал его «Воспоминания о Чехове», переведённые на китайский язык в 1950 г. известным писателем Ба Цзинем, а также высказывания К. Станиславского из книги «Моя жизнь в искусстве».

Подводя итоги своей работы над осмыслением творчества Чехова, Цзяо Цзюйинь признавался: «За несколько десятков лет работы в качестве театрального режиссёра я очень многому научился у пьес Чехова. Они открыли мне необходимость искать истоки художественного творчества в реальной жизни, отталкиваться при создании образов на сцене от духовного мира героев, показывать эпоху через внутреннюю душевную борьбу действующих лиц, через столкновение их идеалов, мыслей, чувств» [Цзяо Цзюйинь 1953: 587].

К сожалению, успешно развивавшийся в 1950-е гг. процесс взаимодействия русской и китайской литературы, а также литературоведческие исследования творчества русских писателей были прерваны трагическими событиями «культурной революции». После завершения «культурной революции» и начала нового этапа реформ в КНР возобновилась публикация переводов и новых серьёзных литературоведческих работ о Чехове. Известный китайский чеховед профессор Чжу Исэнь, автор монографии «Мастер рассказа Чехов», отмечал: «...В страшное десятилетие культурной революции, когда наказание грозило за чтение иностранной литературы, невольно возникало опасение, что русский писатель будет забыт. Однако это было ошибочное ощущение. Имя Чехова и его бессмертные произведения уже давно глубоко укоренились в сердцах многочисленных китайских читателей. Они не забыли Чехова, — напротив, после многих лет страданий в изменившихся общественных условиях с особым интересом обратились к чеховским произведениям, открывая в них все новые достоинства» [Чжу Исэнь 1984: 6].

В 1978 г. Китай вступил в новую эру реформ и открытости, и интерес к творчеству Чехова вновь стал быстро возрастать.

Творчество Чехова оказалось близким запросам китайских читателей нового поколения, которые в первую очередь увидели в произведениях писателя борьбу с всяческими формами угнетения, направленную на изменение жизни, непримиримость по отношению к произволу, призыв к осмысленному отношению к действительности, стремление к раскрепощение человеческой личности.

Наиболее важной для новых китайских читателей оказалась «нота бодрости и любви к жизни», увиденная в творчестве русского писателя М. Горьким. Именно в этом аспекте Чехов по-прежнему помогал отстаивать гуманистические идеалы, учил бороться с предрассудками прошлого, обличал социальную систему, построенную на чинопочитании, взяточничестве и эксплуатации людьми друг друга.

О своей приверженности чеховским художественным принципам заявили многие китайские писатели, активно работавшие в 1970—1980-е гг., — например, Ван Мэн, Чжан Цзе, Фэн Цзицай, Сяо Фусин, Тун Даомин и другие, которые в своих выступлениях заявляли о своём восхищении русским писателем и о том, что на их собственное творчество существенно повлияли художественные принципы Чехова.

Обратимся более подробно к творчеству двух современных писателей, в произведениях которых обращение к созданию новых интерпретаций чеховских образов проявилось особенно ярко, — Чжан Цзе и Тун Даомина.

Чжан Цзе (родилась в 1937 г.) — известная современная китайская писательница. А. Чехов стал главным вдохновителем всего её литературного творчества. В художественном восприятии Чжан Цзе Чехов — писатель, который утверждает принципы высокой духовности, направленные против «мещанской реальности» и любого способа морального угнетения человека [Чжоу Чжинсюн 2011: 80].

Писательница неоднократно заявляла о своей любви к творчеству русского писателя, и поэтому в её литературных произведениях появлялись не только чеховские идеи и художественные приёмы, но и многочисленные детали и ситуации, связанные с Чеховым. Анализ творчества Чжан Цзе показывает, что писательница, как и Цзяо Цзюйинь, исходит из социально-психологических интерпретаций образов чеховских персонажей.

В 1979 г. Чжан Цзе опубликовала рассказ «Любовь невозможно забыть» (другой вариант названия в переводу на русский язык — «Любовь, тебя не забыть»), который стал одним из её лучших произведений и стал считаться первым произведением китайской «женской прозы». Период конца 1970 — начала 1980-х гг. с точки зрения социальной ситуации во многом походил на 1930-е гг.: в то время прогрессивные реформы в Китае только начинались, а сознание людей находилось в «переходном состоянии», на стыке «старого» и «нового».

В рассказе описывается история любви молодой писательницы Чжун Юй и пожилого руководящего работника, которые любили друг друга, однако существующие семейные обстоятельства и общественные предрассудки не позволили им создать свою семью.

Чжун Юй имеет прекрасное образование, она талантлива, элегантна и изысканна. Она не принимает «мещанскую» жизнь «обычных» людей и сохраняет свои юношеские духовные устремления и мечты (в этом плане она очень напоминает Надю в рассказе Чехова «Невеста»). Чжун Юй любит читать и бережно хранит Полное собрание сочинений Чехова. Это собрание сочинений — единственный подарок, который ей сделал любимый человек. «Когда она уезжала в командировку, то на всегда брала с собой один из 27 томов собрания произведений Чехова» [Чжан Цзе 1980: 109]. Чжун Юй связывает с книгами Чехова все свои искренние чувства, и они возвышают её. В своём завещании она просит кремировать своё тело вместе с книгами любимого писателя. Книги Чехова являются не только художественной деталью, «реквизитом» произведения, — они углубляют его идею: человек должен отбросить мещанские представления о любви и браке: любовь и брак неотделимы друг от друга; но брак без любви аморален в большей степени, чем любовь без брака.

Проблематика и стиль рассказа «Любовь невозможно забыть» также очень близок к проблематике и стилю чеховских произведений. Так же, как и китайскую писательницу, Чехова всегда интересовало положение женщины в современном обществе и исследование возможной степени её самостоятельности. В этом произведении нет подробного описания любовной истории героев, нет развёрнутого сюжета и антагонистического конфликта. Краткое, «очерковое» изложение событий, насыщенная лиричность, перенос авторских оценок в подтекст предоставляли большую свободу читателю, который мог самостоятельно «додумывать» отдельные эпизоды, о которых подробно не рассказывает автор, и самостоятельно оценивать характеры персонажей. Такие особенности стиля произведения не были характерны для традиционной китайской литературы, но именно они оказывались близки к чеховскому стилю.

В 1981 г. был издан роман Чжан Цзе «Тяжёлые крылья», который стал первым эпическим произведением, посвящённым экономическим реформам в Китае, начавшимся в 1978 г., когда Китай пошёл по пути реформ и открытости. Произведение было удостоено высшей награды в китайской литературе — литературной премии Мао Дуня. В дальнейшем роман был переведён и опубликован более, чем на десяти языках.

Роман «Тяжёлые крылья», с одной стороны, связан с традицией советского «производственного» романа, затрагивавшего одновременно идеологические и политические проблемы. В произведении описываются реформы, осуществляемые в период «четырёх модернизаций» на автомобильном заводе, принадлежащем Министерству тяжёлой промышленности. Однако китайскую писательницу интересует не только политический и экономический аспект реформ, но и их психологические последствия.

Быстрое реформирование страны и промышленного производства, затронувшее всех людей, — от рядовых рабочих до заместителя министра — способствовало формированию двух разных психологических категорий людей: реформаторов и консерваторов. В романе раскрывалась трудность и сложность реформ, демонстрировалось столкновение разнообразных политических взглядов, раскрывались острые конфликты, возникающие между реформаторами и консерваторами, а финал произведения при этом оставался открытым (возможные варианты его завершения отдавались на суд читателя).

Один из героев произведения, Чжэн Цзыюн, являющийся заместителем министра промышленности, «твёрд, принципиален, имеет собственный нетривиальный взгляд на то, как надо поднимать производство, осуществлять реформы экономики» [Чжан Цзе 2011: 13]3. Новый директор завода — Чэнь Юнмин — оказывается перед новыми сложными проблемами. Его волнует «запущенная организационная работа, похожая на действия ржавого механизма, где ни одна деталь как следует не вращается, убыточность предприятия, нехватка производственных заданий, куча неотложных бытовых проблем, стоящих перед коллективом» [Чжан Цзе 2011: 76—77].

Как это и положено герою, действующему в рамках социалистического «производственного романа», Чэнь Юнмин размышляет о стоящих перед ним политических задачах: «...Он думал о том, что, если коммунист оказался на поле боя, он должен по собственной инициативе устремляться в самое жаркое и опасное место. Ведь пролетариат призван освободить не только все человечество, но и самого себя. Это освобождение касается и материальных, и духовных сфер, оно должно привести к формированию совершенного человека. Да, мир будущего — это мир совершенных людей, и человек должен уже сейчас, начиная с себя, стараться, чтобы этот мир был создан скорее» [Чжан Цзе 2011: 76—77].

С другой стороны, роман «Тяжёлые крылья» был связан и с традициями русской психологической прозы, предъявлявшей к герою требование высокой духовности и детально раскрывавшей внутренний мир человека, сложности в развитии внутрисемейных отношений. Писательница, следуя чеховским принципам, глубоко раскрывает внутренний мир современного человека (например, именно так изображается Ян Сяодун — простой рабочий, принадлежащий к новому поколению). С этой тенденцией также связан интерес автора и героев к «духовным сферам», к проблеме формирования «совершенного человека», без которого невозможен переход в «новый мир». Поэтому Чэня Юнмина волнуют «сложные человеческие отношения», с которыми он сталкивается на заводе [Чжан Цзе 2011: 76—77]. Отталкиваясь от образов чеховских героев, китайская писательница как бы показывает их возможное развитие в будущем, их потенциальные перспективы как «новых людей» нового мира.

Тун Даомин (1937—2019) — известный переводчик русской литературы, театральный критик, и драматург. Он по праву считается «самым понимающим Чехова человеком» в современном Китае. В 1956 г. Тун Даомин обучался в Московском государственном университете, где посещал спецкурс «Драматургия Чехова», читавшийся известным специалистом по творчеству Чехова и театральным критиком советской эпохи В.Я. Лакшиным, и получил от него похвалу.

После возвращения в Китай Тун Даомин активно занимался переводом произведений русской литературы, писал театральные рецензии. Он глубоко изучал творчество Чехова, заново перевёл на китайский язык «Чайку», «Вишнёвый сад», «Дядю Ваню» и другие пьесы Чехова. Он сам всю жизнь стремился жить в соответствии с чеховскими принципами, как бы «питаясь» его произведениями, и стремился к духовному самосовершенствованию. Люди, лично знавшие Тун Даомина, отмечали, что в его характере легко узнаются гуманистические чувства и темперамент Чехова. В интервью, данном незадолго до своей смерти, Тун Даомин заявил: «Чехов стал моим основным объектом исследования — и это для меня счастье на всю жизнь» [Тун Даомин 2018]4.

В 1996 г. Тун Даомин начал писать собственные пьесы и сценарии. В 2009 г. была опубликована его первая пьеса «Я — чайка», которая была посвящена 100-летию со дня первой постановки чеховской пьесы «Чайка» и 150-летию со дня рождения Чехова (китайский писатель работал над своим произведением 13 лет).

Уже по заглавию произведения понятно, что эта пьеса тесно связана с чеховской «Чайкой» — как в плане сюжета, так и в плане символики и системы образов.

Пьеса «Чайка» всегда была сложна для постановки и порождала множество режиссёрских и актёрских интерпретаций. Не случайно провалилась её первая постановка на сцене Александринского театра в Санкт-Петербурге. Постановка этой пьесы, как правило, удаётся тогда, когда её создатели исходят из понимания неоднозначности интерпретаций образов персонажей и раскрывают их связи с актуальным современным содержанием. Особенно сложной и важной для постановки оказывается интерпретация образа «чайки» — Нины Заречной, который — в соответствии с текстом пьесы — может быть интерпретирован по-разному. Этот момент хороню уловил китайский драматург.

Действие пьесы Тун Даомина происходит в современном китайском театральном коллективе, где ставится спектакль по пьесе Чехова «Чайка» — спустя 100 лет после премьерной постановки этой пьесы в России. Образы чеховских героев переселяются на китайскую сцену, однако сам процесс постижения характера героев китайскими артистами оказывается весьма сложным и к тому же накладывается на личные отношения, возникающие между артистами.

В пьесе «Я — чайка» показывается сложность и запутанность чувств, а также внутренняя борьба, через которую проходят два молодых актёра — девушка и юноша — во время репетиций чеховской пьесы (они готовят роли Нины Заречной и Треплева): разрыв в их жизни между идеалом и реальностью — как и у чеховских персонажей — оказывается слишком велик, и им трудно достичь одновременно и собственного материального благополучия, и духовной гармонии, необходимой для того, чтобы вдохновенно сыграть чеховских персонажей. Актёры постоянно оказываются в разных эмоциональных состояниях: то надежды, то растерянности, то гнева; они стремятся найти компромисс между своей личной жизнью и жизнью героев, образы которых они воплощают на сцене, и одновременно внутренне подсознательно сопротивляются этому.

В моменты, когда актриса, готовящаяся сыграть Нину Заречную, оказывается в состоянии наибольших колебаний и сомнений, в её снах всегда появляется Чехов, который беседует с актрисой, даёт ей мудрые советы и указывает верную жизненную дорогу. «Свободный человек обязательно и есть счастливый человек. Свободное и глубокое размышление о жизни и безразличие к жизненной суете — это высшая степень счастья... [Тун Даомин 2012: 66]; «Люди постоянно прогрессируют, подумайте, каким прекрасным станет человечество через сто лет, через тысячу лет. Но через сто лет, через тысячу лет люди все-таки будут говорить, как нам больно. Так как человечество никогда не прекратит духовное совершенствование, поэтому не надо смеяться над теми, кто страдает, потому что страдают все, кто стремится к духовному совершенствованию. Некоторые люди на вид кажутся самодовольными, но на самом деле они внутренне тоже страдают. Конечно, боль тех, кто отказывается идти на компромисс с жизнью, тяжелее, потому что в мире количество людей, признающих компромиссы, все-таки больше. Ты не хочешь идти на компромисс с жизнью, и жизнь может тебя не принять» [Тун Даомин 2012: 97].

Ночные диалоги актрисы с Чеховым наполнены высоким гуманизмом, в них передаётся стремление героини к свету и свободе, к личному достоинству, к достижению духовного совершенства. Актриса — вслед за чеховской героиней Ниной Заречной — вновь и вновь повторяет: «Я чайка, я хочу летать...», и эти слова ободряют её, помогают отстаивать собственные убеждения, проявлять решимость в самых сложных жизненных и сценических ситуациях.

Интерпретация образа Нины Заречной, представленная на китайской сцене, раскрывает характерное для «человека конца эпохи» душевное состояние, передающее дисгармонию между реальностью и идеалом, между материальными благами и духовным богатством и показывает, как можно преодолевать этот разрыв, проявляя силу воли и стремясь к чудесной гармонии.

Исследуя современный вариант «новых людей», Тун Даомин развивает социально-психологический тип интерпретации чеховских героев, предложенный в произведениях Цзяо Цзюйиня и Чжан Цзе, однако в своих произведениях усиливает лирико-философский аспект. Писателей «Нового Китая», развивавших чеховские художественные принципы в 1950—1990-е гг., объединил интерес к анализу психологии героев, нравственному содержанию поступков людей.

Исследование творчества А.П. Чехова в Китае продолжилось и в XXI в., хотя уже не такими быстрыми темпами, как в 1950-е гг.: практически все основные произведения русского писателя были переведены (в нескольких версиях) в предшествующие периоды, а в критике и литературоведении сложились основные интерпретации его произведений. Особую роль стали играть представления о Чехове как о писателе, который глубоко сочувствовал народу, был активным борцом за «новую жизнь» и ввёл в литературу образы «новых людей», способствовавших формированию аналогичных образов в китайской литературе XX в.

Примечания

1. Перевод высказываний Жу Луна выполнен диссертантом. — Ш.Ш.

2. Здесь и далее перевод высказываний Цзяо Цзюйиня выполнен диссертантом. — Ш.Ш.

3. Здесь и далее цитаты из произведений Чжан Цзе даны в переводе автора диссертации. — Ш.Ш.

4. Здесь и далее перевод высказываний и цитат из произведений Туна Даомина выполнен диссертантом. — Ш.Ш.