Сущностные свойства ономастической игры необходимо рассматривать, исходя из знаковой специфики ИС и роли каждого разряда имен в трансляции социокультурной, этнокультурной и интертекстуальной информации, связанной с функционированием ИС в художественном тексте, а также с его употреблением как прецедентного феномена.
Специфика знаковой природы ИС позволяет говорить о целом ряде его отличий от имени нарицательного. Основной функцией ИС традиционно считается индивидуализирующая, связанная с выделением предмета из ряда однородных, в отличие от обобщающей, классифицирующей функций имени нарицательного. Такая универсальность применения ИС для номинации различных объектов действительности обусловливает его трактовку как лингвистического знака, лишенного сигнификативного компонента значения. Установка на идентификацию любого объекта позволяет рассматривать ИС как знак, обладающий номинативной универсальностью.
Однако номинативная универсальность онома — понятие относительное, т. к. в языке ИС обладает и номинативной специализацией, о чем свидетельствует выделение различных его разрядов (антропонимы, топонимы, эргонимы, зоонимы и т. д.).
Кроме того, при рассмотрении особенностей ИС нельзя не учитывать ассоциативную нагрузку, которой оно наделяется в речи, а также особенностей психологического восприятия и психологической окрашенности онома, которое оно имеет в сознании говорящих.
Обратимся к ИС как лингвокультурному феномену, что предполагает его рассмотрение как знака ассоциативно нагруженного, полиинтепретационного и полифункционального. Полиинтерпретационность ИС заключается не в особенностях денотативно-сигнификативного компонента значения, в отличие от ИН, а в специфических коннотациях, которые оно приобретает в социо- и этнокультурных контекстах. Важным представляется тот факт, что в подобных контекстах ИС наделяется особыми психологическими ракурсами восприятия носителями языка. В этом смысле для говорящих ИС не столько называет, сколько коннотирует. Ср. следующее мнение известного исследователя на этот счет: «Общее свойство семантики ИС — ее суггестивность, то есть накопление разного рода коннотаций и семантических компонентов, идущих от ассоциаций в тексте и за текстом» [Фонякова 1990: 33].
Данное понимание природы номинативных процессов в сфере ИС представляется особо продуктивным для рассмотрения ассоциативного потенциала ИС, реализующегося в ЯИ. Обратимся к анализу ИС как феномена языка и речи в трех аспектах: семантическом, этнолингвокультурологическом и функциональном. Семантический аспект предполагает исследование особенностей компонентов значения ИС в сравнении с ИН. Этнолингвокультурологический аспект связан с рассмотрением ИС как прецедентного знака, функционирующего в языковом культурном пространстве, наделенном, в том числе, чертами этнической маркированности. Функциональный аспект выражается в анализе особенностей функционирования ИС в различных сферах языка и речевой деятельности и, прежде всего, в художественном тексте, где ИС обретает различную интерпретационную валентность.
Своеобразие семантической структуры ИС по сравнению с ИН обусловило возникновение в науке многочисленных, порой взаимоисключающих мнений по вопросу о наличии/отсутствии у онома лексического значения.
Вопрос о значении ИС, поставленный еще в античности, до сих пор остается дискуссионным. В настоящее время в лингвистике наиболее четко оформились три подхода к его решению. Первый из них сводится к полному отрицанию семантики ИС в связи с трактовкой ИС как денотативно ненагруженного языкового знака. Основой данного подхода в зарубежной научной традиции являются исследования Дж.Ст. Милля, А. Гардинера, Б. Рассела, Дж. Серля, С. Крипке (см. обзор данных подходов в [Lycan 2000], русский перевод: [Ликон 2003]).
Дж.Ст. Милль является основоположником трактовки ИС как «всего лишь метки, значение которой обусловлено его (онома) способностью называть определенный предмет, тем самым вводя данную реалию в дискурс» [Ликон 2003: 160]). Кроме этого, Дж.Ст. Милль полагал, что «сами имена наполняют семантику предложения не большим числом компонентов, чем реалии, ими называемые» [Ликон 2003: 160]. А. Гардинеру принадлежит следующее определение ИС: «Слово или группа слов, специфическим назначением которых признается отождествление и которые выполняют или имеют тенденцию выполнять это назначение исключительно посредством различительного звука (т. е. звукового облика), независимо от какого-либо значения присущего этому звуку с самого начала или приобретенного им в результате ассоциации с объектом или объектами, отождествленными посредством этого звука» (цит. по: [Бондалетов 1983: 13]).
В отечественной науке эта точка зрения изложена в работах, О.С. Ахмановой [Ахманова 1966], А.А. Белецкого [Белецкий 1972], О.Д. Митрофановой [Митрофанова 1958], В.А. Никонова [Никонов 1974], А.А. Реформатского [Реформатский 2002], А.А. Уфимцевой [Уфимцева 1974] и др. исследователей.
Абсолютизация подхода к ИС как асемантичному языковому знаку и трактовка онома только как «слова, словосочетания или предложения, которое служит для выделения именуемого им объекта среди других объектов» [Подольская 1988: 91], то есть характеристика ИС только как ярлыка, метки объекта действительности, представляются принципиально неверными, т. к. границы между ИС и номенклатурным обозначением при таком определении становятся нечеткими (стираются).
Историческим «прецедентом», повлиявшим на формирование данной точки зрения, очевидно, оказалось известное высказывание К. Маркса, ставшее на долгие годы методологической базой для различных ономастических изысканий: «Название какой-либо вещи не имеет ничего общего с ее природой. Я решительно ничего не знаю о данном человеке, если знаю только то, что его зовут Яковом» [Маркс 1955: 107].
Второй подход к определению семантики ИС сводится к отождествлению ее с денотатом. Для разных разрядов ИС денотативный компонент представляется выделенным в зависимости от известности обозначаемого объекта. Ср.: гидроним Байкал вызывает в сознании говорящих представление о самом большом в мире озере, глубоком, с чистой водой и т. п. Для антропонимов денотатом является знание о человеке-носителе ИС (ср. прецедентные ИС: Наполеон, Петр I и. т. п.).
М.Э. Рут считает ведущим денотативный слой семантики онома. «Денотат антропонима, — пишет исследователь, — максимально нагружен — имя имеет смысл, если оно соотнесено с реальным человеком» [Рут 2001: 61]. А.В. Суперанская также считает, что «значение (семантика) имени — фактор его известности, фактор экстралингвистический» и «для понимания семантики имени собственного необходимо знакомство с типовыми ситуациями, в которых употребляется имя, чтобы знать его «семантическую позицию»» [Суперанская 1973: 322].
С другой стороны, в рамках данного подхода принято рассматривать речевые реализации ИС как способы наполнения его потенциальной семантики актуальным референтным смыслом, когда для носителей языка данное ИС становится маркером конкретно представленного объекта. Такое «бытование» ИС предусматривает «знакомство» говорящего с номинируемой реалией и наличие собственных представлений о ней. (Ср. типичный случай употребления личного имени по отношению к человеку, который хорошо известен говорящему и имя которого, таким образом, однозначно его идентифицирует внутри и вне конкретной ситуации общения. С другой стороны, то же личное имя, зафиксированное и каталогизированное в словаре, не вызывает конкретно-образных или ситуативно маркированных представлений, т. к. может быть применено практически к любому человеку, к человеку вообще).
Однако даже в таком референтно-маркированном употреблении ИС, с нашей точки зрения, не могут не находить своего места многочисленные языковые проекции, связанные с особенностями лексической мотивации, структурными характеристиками онома, а также функционально обусловленные традиции именования (ср., например, ставшие хрестоматийными лирические отступления автора в романе «Евгений Онегин», посвященные имени Татьяны Паршой). Нельзя не учитывать также то, что ИС разных разрядов обладают специфичной денотативной потенцией, т. е. могут тяготеть к именованию различных классов объектов (ср.: астроним равнина Зефирия, гидроним озеро Глубокое, антропоним Иван Иванович Иванов и т. п.).
Проблема соотношения референции и денотации ИС может быть интерпретирована в свете представлений о ситуативной о постоянной референтной отнесенности онома («невоплощенные» и «воплощенные» ИС в терминах А. Гардинера, см.: [Бондалетов 1973]). В первом случае мы имеем дело с фактом контекстуального соотнесения ИС с объектом действительности; постоянная референция онома, с другой стороны, предполагает использование ИС для указания на общеизвестную реалию/лицо (ср.: коньяк «Наполеон» — Наполеон Бонапарт).
Некоторыми исследователями для описания разных видов ономастической референции используются понятия «интенсионала» и «экстенсионала», где под интенсионалом понимается «свойство объекта, выражаемое именной группой» (например: «Этот парень наш дворовый Пеле»), а под экстенсионалом — «множество объектов, которые могут обозначаться именной группой» (например: «Всякий Ваня по паспорту Иван») [Кронгауз 1987], [Кацнельсон 1965], [Гудков 1999].
Особое место в рамках данного подхода занимают исследования смысловой структуры ИС в аспекте выраженности/невыраженности отдельных ее компонентов по сравнению с ИН. Н.В. Ботвина отмечает, что у ИС «отсутствует главный компонент лексической семантики, представляющий собой ядро лексического значения нарицательного слова, — понятие» [Ботвина 1988: 18]. При этом автор считает, что необходимо разводить языковую семантику ИС и речевую семантику ИС и, кроме того, выделять в пределах речевой семантики референтную отнесенность онома (в частности, антропонима): «Путь к истинному, полному значению антропонимов лежит через референцию» [Ботвина 1988: 23].
Помимо указания на отсутствие сигнификативного компонента в семантике ИС, некоторые исследователи отмечают преобладание иных компонентов значения онома, маркированных стилистически. Так, Л.И. Андреева считает, что «собственное имя лишено какого-то определенного сигнификативного значения и может ассоциироваться с целым рядом понятий, связанных с общим значением собственного имени» [Андреева 1965: 13]. Вписывая процесс актуализации семантики ИС в ряд стилистических явлений языка, исследователь подчеркивает при этом, что отдельные разряды ИС могут быть особым образом стилистически «заряжены»: «характерные свойства фамилий и прозвищ служат основой для создания стилистически эффективных имен и фамилий» [Андреева 1965: 21].
Третий подход к определению семантики ИС характеризуется тем, что онома трактуется как языковой знак, обладающий особым типом значения — коннотирующим. Одним из основоположников данной трактовки семантики ИС можно считать О. Есперсена, считавшего, что «контекстуальное значение собственного имени более специально, чем контекстуальное лексическое значение апеллятива. Собственные имена обладают большим количеством признаков, чем имена нарицательные. Собственные имена коннотируют наибольшее количество признаков» [Есперсен 1958: 71].
При рассмотрении функционирования языковых знаков (в том числе ИС) в аспекте их культурной маркированности мы опираемся на понятие «культурная коннотация», введенное В.Н. Телия. Под культурной коннотацией исследователь понимает «интерпретацию денотативного или образно мотивированного, квазиденотативного, аспектов значения в категориях культуры» [Телия 1996: 214]. Оперирование данным понятием в качестве основного характерно для лингвокультурологии — «научной дисциплины, исследующей воплощенные в живой национальный язык материальную культуру и менталитет и проявляющиеся в языковых процессах в их действенной преемственности с языком и культурой этноса» [Телия 1996: 216].
Коннотация выступает в роли самостоятельного маркера интенционально-прагматических установок говорящего по отношению к предмету речи. В большинстве случаев коннотация приобретает формы культурно маркированной реакции носителя языка на факты/реалии действительности и тем самым становится важным элементом семантической структуры языкового знака в плане экспликации тех стереотипных установок и элементарных смыслов, которые могут быть заключены в его оболочке. С этой точки зрения собственное имя оказывается в позиции более «авторитетного» в сравнении с апеллятивом носителя и хранителя культурной информации на уровне коннотативного фона/шлейфа, которым оно наделяется в ходе продолжительного функционирования в языке. Изучение коннотативной природы онома имеет большое значение для решения проблемы функционирования ИС, созданного с установкой на ЯИ, в пределах художественного текста.
Понимая коннотацию, в том числе и коннотацию культурную, как основную зону значения ИС, следует обозначить второй аспект рассмотрения функционирования онома как лингвокультурологический.
Позиция семантической (коннотативной) природы ИС напрямую соотнесена с концепцией лексического фона онома, авторами которой являются Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров [Верещагин, Костомаров 1980; 1990]. Понимая под лексическим фоном «всю совокупность непонятийных семантических долей, относящихся к слову» [Верещагин, Костомаров 1990: 43], исследователи утверждают наличие лексического фона у онома: «Имя собственное обладает лексическим фоном. Оно, может быть, действительно лишено лексического понятия, но его лексический фон оказывается обширным и качественно сложным» [Верещагин, Костомаров 1990: 56]. Кроме того, концепция интегральной структуры лексического значения [Стернин 1979] также может рассматриваться как один из вариантов интерпретации соотношения предметно-понятийных и эмоционально-оценочных компонентов лексического значения ИС. Описание ядра и периферии лексического значения, а также системного, актуализированного и личностного компонентов семантики слова представляют лексическое значение в виде диалектически взаимосвязанной, стройно организованной системы денотативной, коннотативной, селективной и эмпирической составляющих.
Набор коннотативных сем, составляющий лексический фон онома, оказывается концептуально важным в моделировании говорящим (автором художественного произведения) ассоциативной семантики ИС.
Культурная коннотация, реализуясь при референтном употреблении ИС в различных типовых контекстах и ситуациях общения, приобретает новые формы и виды и обусловливает функционирование ИС как особого полиинтерпретационного образования. Полиинтерпетационность является третьим аспектом анализа функционирования ИС как языкового знака, наряду с семантикой и лингвокультурологической маркированностью онома. По утверждению А.Ф. Лосева, «всякий специфически языковой знак как в силу своей зависимости от чистой мысли и от своей материально-природной данности, так и в силу своей оригинальности всегда необходимейшим образом оказывается заряженным бесконечными семантическими возможностями» [Лосев 1977: 8]. «Бесконечная семантическая валентность языкового знака», по мнению исследователя, «возникает из того, что он всегда есть акт мышления, а мышление бесконечно уже по одному тому, что оно есть отражение действительности, тоже всегда бесконечной и ничем не ограниченной» [Лосев 1977: 8]. Широкая интерпретационная валентность онома проявляется, например, в реализации его эстетического потенциала в пределах текста как явления культуры. «В художественном тексте имена собственные являются константами того особого мира, какой создается автором в самом тексте» [Лукин 1999: 32].
Процессы порождения и восприятия текста могут быть рассмотрены как специфические для человеческого сознания техники взаимонаправленной и взаимообусловленной интерпретации культурно-языковых кодов. ИС, употребленное в эстетической функции, безусловно, характеризуется «гегемонией эстетической функции и доминированием в семантической сфере «поэтических» коннотаций» [Калинкин 1999а: 62]. Многослойность и неодородность «упаковки» культурной информации в пределах ИС провоцирует бесчисленное количество возможных интерпретаций как со стороны автора-творца, так и со стороны читателя-дешифровщика. Возникающий таким образом диалог является одним из путей порождения особого фиктивного (виртуального) мира, наслаивающегося и надстраивающегося над миром авторского замысла. «Тогда же, когда онимия литературного произведения частично или целиком выдумана, сконструирована, она моделирует ономастическое пространство художественного мира, сотворенного автором, и несет большую эстетическую нагрузку» [Калинкин 1999а: 110].
Употребление ИС в текстах художественных произведений давно привлекает к себе пристальное внимание исследователей. В настоящее время в науке по отношению к таким ИС закрепилось определение «литературное имя», а также ряд других: «говорящее», «значащее» имя; «поэтоним»; «стилистически эффективное имя»; «имя с восстановленной этимологией»; «коннотативный антропоним». Оговоримся, что последний термин, по нашему мнению, наиболее точно определяет природу ИС, употребленного в контексте литературного произведения и насыщенного своеобразной ассоциативно-коннотативной семантикой.
Понятие «коннотативный антропоним» используется, например, в упомянутой выше диссертации Н.В. Ботвиной. Исследователь объясняет необходимость введения данного термина потребностью «выделить в ономастической лексике антропоним, несущий в себе дополнительную качественно-оценочную информацию». Одной из основных особенностей коннотативных антропонимов, является «прозрачность» информации, «представленной коннотативным антропонимом для читателя в контексте или без него» [Ботвина 1988: 8]. Именно на этом основании антропонимы делятся на «контекстные» и «внеконтекстные». Коннотативный антропоним понимается как «литературный антропоним, который в своем содержании заключает не только прямую номинацию лица, дифференцирующее название индивида, но и добавочный эмоционально-оценочный признак, соотносимый с качеством или свойствами его литературного носителя» [Ботвина 1988: 34].
Л.М. Буштян также активно использует понятие коннотации применительно к исследованию ИС в художественном тексте. Под коннотацией собственного имени автор понимает «информационное и эмоциональное содержание онима, соотносящееся прежде всего с его информационной и смысловой функциями» [Буштян 1983: 22]. Признавая существование семантики ИС, Л.М. Буштян утверждает, что ономастическая коннотация имеет экстралингвистическую природу, так как «опирается на денотативное (референтное) значение» имени [Буштян 1983: 33]. Однако такой подход значительно сужает границы ономастической коннотации как ассоциативно-прагматического феномена, потому что выстраивает традиционную иерархию компонентов лексического значения слова (сигнификат — денотат — коннотат), согласно которой ИС с его особой ономасиологической составляющей занимает маргинальное положение. Таким образом, понятие ономастической коннотации ставится в зависимое положение от системно-структурной организации семантики лексемы. Это оборачивается несколько упрощенной и механистичной трактовкой ономастической коннотации как «всего, что выходит за рамки собственно ономастического денотативного значения» [Буштян 1983: 183].
Проблемам функционирования ИС в художественном произведении посвящена особая область ономастики — ономастика литературная. По мнению О.И. Фоняковой, литературная ономастика «изучает все особенности употребления собственных имен в тексте и за его пределами» [Фонякова 1990: 7]. Кроме того, выделяется ряд черт, которыми обладает литературная ономастика по сравнению с узуальной ономастической практикой. Во-первых, «литературная ономастика вторична», так как именно «общеязыковая система дает писателю свои модели и нормы». Во-вторых, «литературная ономастика рождается на основе свободного творческого поиска, выбора, осуществляемого писателем в соответствии с жанром и стилем художественного текста». В-третьих, «литературная ономастика прежде всего «говорит», то есть выполняет стилистическую функцию». Это обусловлено тем, что «ИС в художественной речи дифференцирующую функцию совмещает с эстетической, изобразительной функцией и как бы подчиняется ей» [Фонякова 1990: 7—8].
Описание набора функций литературного ИС в пределах художественного текста составляет отдельную задачу. В современной науке утвердилось представление о следующих основных функциях такого рода имен: номинативной, коммуникативной, характерологической, культурно-исторической, эстетической, экспрессивной, текстообразующей и некоторых других. (См.: Андреева 1995, Ботвина 1988, Воронова 2000, Калинкин 1999а, 1999б, 2000, Лукошкова 2000, Citko 2000).
Четвертым важным свойством литературной ономастики, по О.И. Фоняковой, является «соотнесенность имени персонажа с содержанием целого художественного текста, где оно является ключевым, а также с тематически однородными или контрастными рядами параллельных имен других персонажей» [Фонякова 1990: 8]. Автор раскрывает специфику текстообразующей функции ИС в аспекте той роли, которую оно играет в процессе построения особой «модели мира» [Бахтин 1990]. Подобного рода моделирование исследователь описывает так: «Каждое имя персонажа, участвующего в развитии сюжета, ассоциативно связано с другими группами действующих лиц, а вся система имен таких лиц образует ономастическую парадигму текста, ядро поля ономастического пространства, в то время как иные средства номинации действующих лиц в тексте войдут в периферию этого поля» [Фонякова 1990: 9].
Ключевое понятие ассоциативной связи имен в художественном тексте является методологическим и функциональным основанием выделения подобного рода ономастического поля в его особой разновидности — игрового ономастического поля, характерного для текстов игровой (часто, но не обязательно комической) направленности.
Игровое ономастическое поле является, по нашему мнению, одной из функционально-стилевых разновидностей ономастического поля художественного текста. Его специфика во многом определяется принципами и приемами ЯИ, которые используются автором для создания как отдельных элементов поля, так и моделирования условного игрового художественного пространства целого текста. Это делает закономерным применение ассоциативно-прагматической концепции ЯИ Т.А. Гридиной для исследования фактов внеконтекстуального и контекстуального использования игровых ономастических образований. Ономастическая игра понимается нами вслед за Т.А. Гридиной как «разновидность языковой игры, в основе которой лежит способность говорящих к актуализации ассоциативного потенциала имен собственных с целью создания особого мотивационного контекста их восприятия» [Гридина 2001: 234; см. также: Гридина 1994,1996а, 1999].
Ономастическая игра обладает рядом существенных признаков. В их число входят, во-первых, особенности реализации системно-языковых параметров моделирования игрового ИС, во-вторых, специфика проявления авторского начала в тексте. Поэтому самостоятельной задачей является описание принципов и механизмов создания игрового эффекта, приводящих к появлению цельного семиотического образования — игрового ономастического поля художественного текста, отражающего в своей структуре системно обусловленные (языковые) стереотипы создания и употребления ИС и индивидуальные творческие интенции автора.
Как указывалось выше, эффект ЯИ с ИС обусловлен актуализацией/деавтоматизацией (ломкой, переключением) ономастического стереотипа, под которым мы понимаем относительно устойчивый, закрепленный в языковом сознании «образ» имени, стандартный код интерпретации имени как знака, несущего информацию о его потенциальном носителе. Эксплуатация ономастического стереотипа в целях ЯИ может приобретать эстетическую значимость и активно использоваться в художественном тексте при характеристике персонажа с помощью так называемых «говорящих фамилий».
Обладая ассоциативной направленностью, ономастический стереотип отражает устойчивые представления говорящих о типовых моделях/способах создания и употребления ИС в языке. Именно поэтому специальной проблемой является исследование маркеров восприятия ИС в определенном ассоциативном ключе. К числу таких маркеров относятся:
• параметры социокультурной и этнической характеристики онома (ср., например, идентификатор сферы профессиональной деятельности героя, содержащийся в фамилии протоиерея Елеева — от елей; а также маркер национальной идентичности героя по фамилии Падекуа);
• этимологическая и мотивационная составляющие семантики ИС (ср.: фамилию героя рассказа А.П. Чехова «Экзамен» Змиежалов — от змеиное жало);
• прецедентные компоненты, содержащиеся в коннотативной зоне значения ИС (ср. фамилию Дездемонов, отсылающую читателя к личному имени героини трагедии В. Шекспира «Отелло»);
• функциональная модель ИС (например, использование полной трехчленной формы обращения к герою, занимающему высокое положение на служебной лестнице: Иван Петрович Семипалатов, Иван Прохорыч Халчадаев).
Основные выводы
1. Игра как вид самостоятельной, творчески ориентированной активности человека является онтологически сложным, многоуровневым феноменом, который следует рассматривать с нескольких позиций: психологической, философской, культурологической, литературоведческой, лингвопрагматической.
2. Основным субъектом онтологически нестатичной игровой деятельности является человек — носитель и генератор самообновляющейся культурной информации.
3. ЯИ представляет собой относительно свободную деятельность говорящего по оперированию формальными и содержательными компонентами языковых единиц различных уровней в аспекте осознанной (отрефлексированной) лингвокреативной трансформации их структуры и/или семантики.
4. Ономастическая игра как частная разновидность ЯИ основывается на специфической природе ИС, обладающего ассоциативно-коннотативной семантикой, способной к аккумуляции и хранению культурной информации в пределах коннотативного фона/шлейфа, которым оно наделяется в ходе продолжительного функционирования в языке.
5. Ассоциативно-коннотативная семантика ИС способна реализоваться вне контекста, а также в контексте литературного произведения. В последнем случае многослойность и неоднородность «упаковки» культурной информации посредством ИС провоцирует бесчисленное количество возможных интерпретаций как со стороны автора-творца текста, так и со стороны читателя-дешифровщика.
6. Ономастическая игра может становиться характерной приметой идиостиля писателя, что обусловливает важность рассмотрения ее специфики как особого «кода» передачи культурной информации.
Контрольные вопросы и задания
1. Назовите основные подходы к изучению игры. Чем определяется сложность ее определения?
2. Какие виды игры вам известны? Приведите примеры.
3. В чем состоит заслуга Л. Витгенштейна в определении сущности игры?
4. Что лежит в основе рассмотрения языковой игры как разновидности лингвокреативной деятельности человека?
5. Какие свойства ИС являются основополагающими для появления ономастической игры в художественном тексте, разговорной речи?
6. Приведите примеры ономастической игры, которые встречались вам в разговорной речи, рекламе, художественной литературе.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |