Вернуться к Цзинь Тяньхао. Пейзаж и тема природы в творчестве А.П. Чехова

3.2. Философия природы

3.2.1. Природа и философские мотивы

Пейзаж в произведениях Чехова не только играет свою роль в описании обстановки действия и в развитии сюжета, обладает эстетической ценностью, но иногда и имеет философское наполнение.

Описание природы может наводить читателя на философские размышления и тем самым вносить свою лепту в формирование философского содержания произведения. Природа в творчестве Чехова является колыбелью цивилизации, вечным и животворящим началом.

Например, по мнению Н.Е. Разумовой, смысловой комплекс образа чеховской степи содержит идею непреодолимой онтологической разноуровневости мира и человека. Поскольку в середине 1880-х годов «единственной несомненной данностью для Чехова представляется человек с его ищущим сознанием, то образ степи ассоциируется с гносеологической проблемой познаваемости мира, решаемой в эти годы в агностическом ключе»1. Р.Л. Джексон пишет о философском содержании «Степи», трактуя поездку Егорушки как путешествие, «в котором принимает участие вся Россия»2, и приходит к выводу: «В негативном мифе русского пространства и русских блужданий в пустоте писатель обнаружил более значительный миф — о вселенском движении сквозь время, которое не есть поток, и сквозь пространство, которое не есть плоскость»3. К сожалению, Р.Л. Джексон в своей интересной статье не представил достаточных аргументов в пользу своего конечного утверждения. На наш взгляд, Чехов в повести лишь подводит читателя к глубоким философским размышлениям, не стремясь «от себя» утверждать какие-либо философские идеи4.

Чеховский пейзаж порой одновременно реалистичен и символичен. И с помощью пейзажа Чехов раскрывает различные мотивы в своих произведениях.

В творчестве Чехова смысл жизни является проблемой, которая обладает аксиологическим значением. «Осмысленная жизнь без определенного мировоззрения — не жизнь, а тягота, ужас» [П. III: 107], — так пишет Чехов в 1888 г. по поводу своего замысла рассказа, из которого потом вырастает «Дуэль».

В повести «Степь» образ степи связан с мотивом жизни. Жизнь — это та же безбрежная, неоглядная степь. Жизнь сама по себе бессмысленна. Она лишь череда бесцельных встреч и тривиальных событий5. Путешествие Егорушки в степи — поиск своего места в жизни. Именно в этом плане путешествие мальчика имеет экзистенциальный смысл.

Сквозь повесть «Степь» проходит лирическая тема простора. Степные просторы вызывают у Чехова мысли о возможности большой, полноценной жизни на земле6.

Степь в пейзажных зарисовках дана в контрасте двух её состояний: гармонии, полноты, наполненности светом, звуком, движением и другим состоянием, когда «жизнь замерла», когда все представлялось, «оцепеневшим от тоски»7.

На наш взгляд, основная идея повести — философская: человек и мир должны быть в родстве. Но между ними — драматический разлад. Человек потерял способность любоваться красотой мироздания. И этот распад связей человека и природы может привести к необратимым негативным результатам.

Степь была зеркалом, отражающим глядящегося в нее человека. Но собственная сущность степи остаётся неуловимой. Она живет самостоятельно, по своим законам. Как вспомнил отец Христофор из своей былой учёности: «Существо есть вещь самобытная, не требуя иного ко своему исполнению» [Чехов VII: 22].

В состав темы степи входят несколько социально-философских мотивов.

В центре повествования оказывается мотив дороги.

Мотив дороги является одним из ведущих в произведении. Он значим как для реального пространства, так и для воображаемого сказочного. Внимание Чехова привлекла широкая степная дорога — «шлях».

Т.О. Буглак отмечает мотив богатырства в образе дороги в повести «Степь». По её мнению, «степная дорога Чехова поражает необычайным простором, наводящим на «сказочные» мысли — по такой дороге должны шагать только люди-богатыри»8. Дорога в степи явилась для Чехова тем инструментом, посредством которого он сталкивает ставшего уже традиционным в русской литературе «маленького человека» и суровую действительность, которая всячески препятствует его стремлениям к истине.

М.М. Бахтин9 считает, что дорога — «преимущественное место случайных встреч. На дороге пересекаются пространственные и временные пути» представителей всех классов, стран, религий, этносов и возрастов. Действительно, в повести «Степь» для Егорушки важны именно его встречи с самыми разными людьми, с разными картинами степной природы.

С мотивом дороги связан мотив дали. Этот мотив связан с постоянным стремлением человека вперед, к цели жизни. Опять же, даль не является чем-то конкретным, вызывая у нас ассоциации с будущим, с неизвестностью, с движением вперед.

Мотив дороги встречается и в других произведениях Чехова. Например, героиня в повести «Три года», посетив выставку, остановилась перед небольшим пейзажем. На холсте изображена тропинка на берегу речки, исчезающая в темной траве. Юлия вообразила, что она перенеслась внутрь картины и ощутила одиночество. Тропинка в картине символизирует путь жизни. Героиня хотела уйти от своей скучной и пошлой жизни. Она хотела найти душевное спокойствие и равновесие. Скорее всего, Чехов останавливает Юлию перед картиной своего друга И.И. Левитана «Тихая обитель».

Как пишет А.А. Богодерова, «героем Чехова руководит одна из первичных идей человеческого сознания — необходимость расстаться с прежней жизнью, уйти из дома для обретения истины, жизненной дороги и нравственной правды»10.

Образ дороги иногда имеет этнокультурное значение. Это не только пейзажно-пространственный компонент, он и содержит в себе русскую национальную психологическую идею, мифологическое и соционормативное значение. «Дорога обладает символическим значением жизни и судьбы, пути к храму, пути духовного строительства»11, «пути к спасению души»12.

В повести «Степь» одиночество и трагизм представляются неотделимыми составляющими степного пространства. Следует сказать, что мотив одиночества не только связан с образом одинокого тополя, но и проявляется в том, что бричка с маленьким Егорушкой затерялась в просторах бесконечной равнины среди выжженных солнцем трав и маячащих в лиловой дали холмов, которые кажутся «оцепеневшими от тоски». Во всём, на чем ни остановишь взгляд, чудится уныние, равнодушие и безжизненность.

В очерках «Из Сибири» автор предстает как человек, ведущий с миром одинокий поединок, созвучный с экзистенциальной философией. Ощущается некая граница между миром и человеком, который полностью отдается своей экзистенции13.

Мотив одиночества часто присутствует в произведениях Чехова вместе с описанием чувства страха. Действительно, природа иногда выступает в творчестве Чехова как некая пугающая и таинственная сила, которая очень могущественна. Например, образ природы в повести «Степь» или в рассказе «В родном углу», которые мы в других разделах уже упомянули.

В повести «Огни» Чехов впервые сформулировал свой философский «агностицизм». Инженеры и рабочие прокладывают железную дорогу сквозь степь. «Цивилизующая человеческая мысль хочет пронзить насквозь степь своими огнями. Но степь возвращает и человеческую мысль на свои круги»14. Кто же прав? Степь или цивилизация?

Согласно П.Н. Долженкову, «основная ситуация повести («маленький» человек посреди громадного и неведомого ему мира, пытающийся разобраться в этом мире), — отражена на символическом уровне в образе огней во тьме. Люди живут во тьме, посреди бескрайнего мира, и все, что они видят, — лишь крохотный кусочек жизни, освещаемый огнем их бараков. Также и человеческие мысли — огоньки во тьме, неспособные рассеять тьму жизни».

Иногда Чехов расширяет пейзаж до уровня картины мира в целом. Например, второе действие пьесы «Вишневый сад» разворачивается на фоне необъятной дали. И пейзаж содержит в себе косвенно обозначенную картину мира в целом. Как отмечает П.Н. Долженкову, «небо, солнце, деревья, поле, колодец; часовенка, кладбище; дорога, телеграфные столбы, город. Обозначены: природа, Бог, смерть, люди, цивилизация, — это как бы образ мира вообще, до которого подымается фон пьесы»15 [Долженков 2003].

Иногда в произведениях Чехова присутствует и мотив воспоминаний. Чеховский пейзаж порой хранит память о былом, так как прекрасная природа может вызывать воспоминания человека о бывшей молодости, о бывших чувствах, о бывшей радости.

Например, в «Вишневом саде» Раневская вдруг въяве увидела в саду призрак прошлого: «Посмотрите, покойная мама идет по саду!» [Чехов XIII: 276].

Или в «Доме с мезонином»: когда художник увидел дом с мезонином, на него «повеяло очарованием чего-то родного, очень знакомого, будто он уже видел эту самую панораму когда-то в детстве» [Чехов IX: 223].

Мотив детства появляется и в «Рассказе неизвестного человека» вместе с мотивом мечтаний. «Мне снились горы, женщины, музыка, и с любопытством, как мальчик, я всматривался в лица, вслушивался в голоса» [Чехов VIII: 195].

Встречаются у писателя и романтические мотивы. Экзотический пейзаж (Кавказ), свойственный романтизму, отсылка к музыке, тема детства подразумевают сложность и загадочность мира, и в то же время, как считает А.И. Парфенов, — предполагают «возможность реализации в нем»16.

3.2.2. Чехов и географический детерминизм

При написании данного раздела диссертации использовалась моя публикация: Цзинь Т. Чехов и географический детерминизм // Litera. М.: Nota bene, 2021. № 3. С. 55—62.

В истории науки сформировались два основных направления, определяющие главную направляющую силу развития общества и формирования народного характера: либо географические влияния, либо культурные влияния. Отдавая приоритет влиянию природы, представители географического детерминизма Ш. Монтескье17 и Д. Дидро выдвигают идею формирования характера народа прежде всего посредством климатических условий.

Географический детерминизм является мировоззренческой концепцией, объясняющей развитие народа географическими факторами: географическим положением, рельефом местности, климатом и естественными запасами18.

В России первые рассуждения в духе географического детерминизма встречаются в летописи «Повесть временных лет». Географическое положение поселения не только определяет тип хозяйствования и пищу жителей, но и влияет на выбор названия племени. Например, племя «поляне», это род, живущий в лесу и охотящийся на зверей.

А в качестве примера рассуждений в русле географического детерминизма русских ученых чеховского времени приведём слова Н.А. Бердяева: «географические факторы имеют решающее значение в судьбе России. Учитывая необъятное пространство, русский народ вынужден к образованию огромного государства»19. Согласно Н.А. Бердяеву, русский человек — это человек, который привык быть в пути. Помимо того, чтобы преодолевать громадные расстояния, русский человек не жалеет времени20. Эта точка зрения совпадает с мнением М. Погодина. Считая непривязанность к месту типичной особенностью русского характера, М. Погодин называет русский народ скитальцем и бродягой. Мнение о том, что характер русского народа определяют географические особенности России, высказывал и Н. Гоголь. Он писал, что характер народа напрямую зависит от вида земли. Вспомним его знаменитую фразу из «Мертвых душ»: «Что пророчит сей необъятный простор? Здесь ли, в тебе ли не родиться беспредельной мысли, когда ты сама без конца?»21.

Чехов не один раз в своих произведениях и письмах упоминает Г.Т. Бокля22. Г.Т. Бокль в своей монографии рассматривает главные факторы, определяющие развитие общества — еда, климат, почва и природное состояние. О влиянии идей Бокля на Чехова пишет П.Н. Долженков. По его мнению, более всего «влияет на Чехова идея Бокля о воздействии «общего вида природы» на жизнь народа, который предрасполагает человека к известному образу мыслей и таким образом дает особый оттенок религии, искусству и литературе. Согласно Г.Т. Боклю, величественная природа заставляет человека проникаться скорбным сознанием собственного ничтожества»23. Действительно, громадные просторы внушают русскому народу пессимизм и апатию.

Стоит отметить, что в последнем произведении Чехова, в «Вишневом саде», фамилия Бокля предстает уже в ироническом контексте. Конторщик Епиходов — неумный человек, претендующий на высокую образованность. Сначала он говорит о пауке и таракане, а вслед за тем спрашивает Дуняшу: «Вы читали Бокля?» Упоминание «Бокля» подчеркивает настойчивое стремление Епиходова казаться «ужасно» образованным. Хотя у него вообще-то не хватает интеллекта для понимания содержания читаемых им книг.

Труд Бокля «История цивилизации в Англии» и его учение о влиянии климатических условий и природных особенностей на развитие общества и формирование национального характера пользовались популярностью в тогдашней России. Хотя о России с точки зрения географического детерминизма, Епиходов лишь может сказать: «мороз в три градуса», «Наш климат не может способствовать в самый раз». Конторщик Епиходов упоминает о Бокле и о географическом детерминизме, чтобы стать авторитетным для Дуняши. Но его слова производят лишь комический эффект.

Вернемся к взгляду Чехова на суровый климат и простор равнин как на причины славянской апатии и пессимизма. Чехов в своем письме Д.В. Григоровичу от 5 февраля 1888 года пишет, что «необъятная равнина, суровый климат, сырость столиц» — одни из главных причин самоубийства русского юноши. В этом письме говорится и о пространстве, «простора так много, что маленькому человечку нет сил ориентироваться» [П. II: 267]. О влиянии громадной русской природы на народ говорится и в произведениях Чехова. В рассказе «Жена» так написано: «Посмотрите вы на окружающую природу: высунь из воротника нос или ухо — откусит; останься в поле один час — снегом засыплет. Только и знаем, что горим, голодаем и на все лады с природой воюем» [Чехов VII: 665].

И в рассказе «В родном углу»: «Громадные пространства, длинные зимы, однообразие и скука жизни вселяют сознание беспомощности, положение кажется безнадежным, и ничего не хочется делать, — все бесполезно» [Чехов IX: 419]. Главная героиня Вера едет домой через степь и мечтает слиться с этой степью в полнокровной осмысленной жизни. Но ее мечта не осуществляется. Степь «поглощает» Веру, и девушка становится похожей на остальных пошлых обитателей степной усадьбы. Настоящая жизнь проходит мимо, как проходит мимо Веры степной пейзаж.

Образ степи как воплощение мощной силы равнодушной природы встречается и в повести «Степь». Несмотря на красоту степной природы, громадная, безграничная степь одновременно и угнетает слабого человека. Можно сказать, что все персонажи повести по-своему одиноки и по-разному трагичны. Какая-то неизвестная сила препятствует им сливаться с гармонией степи. Суровость и красота степи (родины) неразделимы.

Одним из первых русских историков, кто всерьёз вводил географические факторы в свои исследования по истории России и развитии общества, был С.М. Соловьёв. Он утверждал чрезвычайную роль однородности ландшафта России (почти вся территория Европейской России — это равнина) в сходстве бытовой жизни отдельных славянских племен и их объединении в конце концов. Чехов воспринимает концепцию С.М. Соловьева об однообразии русского ландшафта. И вследствие этого концентрирует своё внимание на монотонности русской жизни.

Желание уехать, бежать от серой, монотонной жизни куда-то в другое место, в другой мир — одна из важнейших черт чеховских персонажей, так как серость русской жизни угнетает героев Чехова. О побеге от серой жизни и бессмысленности существования мечтают сестры в пьесе «Три сестры», Надя из рассказа «Невеста» и другие герои писателя. Жажда побега от давящего настоящего характерна для героев Чехова, она связана с мироощущением русского народа. Чеховские персонажи хотят уйти, но никому (кроме Нади из «Невесты») это не удастся. Несмотря на громадные просторы, человеку бежать некуда. Двойной побег — от себя и от монотонной жизни — оказывается вдвойне бессмысленным: от себя не убежишь, а от жизни тем более.

Влияла на творчество Чехова и теория В.О. Ключевского: сезонные особенности России заставляют русских крестьян спешить, усиленно работать коротким летом, а затем оставаться без дела осенью и зимой. Таким образом русский народ приучился к чрезмерному кратковременному напряжению своих сил. И он привыкает к чередованию возбуждения и упадка24. И процитируем слова Чехова о возбудимости и быстрой утомляемости русской молодежи: «Это чрезмерная «возбудимость», быстро сменяющаяся «преждевременной утомленностью» и «неопределенным чувством вины». Это черты — «чисто русские. Немцы никогда не возбуждаются, и потому Германия не знает ни разочарованных, ни лишних, ни утомленных» [П. Ш: 157].

Объяснение неровного ритма жизни русского народа Ключевским с точки зрения географического детерминизма отражается в произведениях Чехова. Например, в «Иванове» для главного героя характерны быстрая возбудимость, бурная деятельность, а затем быстрая усталость и утомляемость. Дж. Таллох даже делает вывод о том, что целью чеховской пьесы «Иванов» является изображение «социальной психологии неврастеника»25.

Конечно, нельзя не признать такие факторы в формировании именно такого характера русского народа как тяжелая история России, татарщина, бедность народа и чиновничество. Но суровый климат, длинная зима и сырая столица, о которых писал Чехов, также приводят народ к славянской апатии.

Русский пессимизм отражен в повести Чехова «Огни». Пессимизм в «Огнях» выражается в утверждении героем повести бессмысленности жизни и следующем из этого выводе о бессмысленности и незначимости всего в жизни человека. Мы отметим то, что в повести для выражения чувства одиночества писатель использует образы родной природы: в одном из эпизодов повести Ананьев чувствует «страшное одиночество и гордость, доступные только русским людям, у которых мысли и ощущения так же широки, безграничны и суровы, как их равнины, леса, снега» [Чехов VII: 165].

С точки зрения Бокля, «в странах с величественной природой воображение преобладает над рассудком». «И герои Чехова живут в основном не рассудком, а эмоциями и воображением»26, они прежде всего переживают жизнь, а не размышляют о ней.

Идеи географического детерминизма звучат в пьесе «Дядя Ваня» в устах Астрова. Мысль Астрова о том, что мягкий климат влияет на формирование характера народа, на развитие науки, искусства и философии совпадает с концепцией географического детерминизма.

Астров — умный, талантливый доктор, имеющий целью счастья всего человечества. И, как он считает, счастье и благополучие всего человечества зависит именно от физиологического воздействия окружающей среды (леса). Суждения Астрова совпадают с учением Ключевского о том, что гармоничное развитие общества возможно только в его согласии с природой. И Астров страдает оттого, что связь человека и природы дисгармонична.

Астров с его географическим детерминизмом — первый в мировой литературе образ борца за экологию. Рубка лесов, высыхание рек, вымершие биологические виды вызывают боль в его душе. Чехов был первым писателем, затронувшим тему экологии в XIX веке. Это не только связано с разрушением природы в конце XIX века из-за быстрого развития промышленности, но и связано с давним стремлением Чехова к единству и гармонии природы и человека. Единство русской души и величественной природы отражается и в произведениях других классиков русской литературы. Например, в «Записках охотника» И.С. Тургенева или в «Войне и мире» Л.Н. Толстого27.

Мотив разрушения природы присутствует и в рассказе «Скрипка Ротшильда». Главный герой Яков жалеет о вырубке березового леса и запущенном сосновом боре. Яков сожалеет не только о погибших сокровищах природы, но и о своей трагической судьбе. Но уже поздно, и в его жизни ничего изменить невозможно. В отличие от него, Астров хотя бы нашел способ бороться с нарушением баланса природы. Он сажает лес, и на его душе становится легче.

В итоге можно сказать, что географический детерминизм как философская концепция не только оказывает влияние на развитие науки, но и влияет на литературу, в том числе, на творчество Чехова. Следы влияния географического детерминизма мы находим в его произведениях и эпистолярном наследии.

Географические особенности России, ее положение на земле, ее необъятные пространства, суровый климат, длинные зимы, серость и монотонность влияют на формирование характеров чеховских персонажей, и, следовательно, определяют их порой драматические судьбы. Как отмечает Г.А. Бялый, «Чехов всю жизнь думал и писал о России, до боли душевной волновала его судьба русских людей, живущих в специфически русских условиях»28.

Тщательное исследование связи мировоззрения Чехова с географическим детерминизмом необходимо для изучения мировоззрения писателя и более глубокого понимания его произведений.

3.2.3. Тема равнодушия природы и динамика в изображении природы

Р. Куликова29 в своей статье «Пейзаж у А.П. Чехова» отметила, что в произведениях писателя присутствует тургеневская тема равнодушия природы к человеку.

В «Счастье» Чехов пишет: «В синеватой дали, где последний видимый холм сливался с туманом, ничто не шевелилось; сторожевые и могильные курганы, которые там и сям высились над горизонтом и безграничною степью, глядели сурово и мертво; в их неподвижности и беззвучии чувствовались века и полное равнодушие к человеку; пройдет еще тысяча лет, умрут миллиарды людей, а они всё еще будут стоять, как стояли, нимало не сожалея об умерших, не интересуясь живыми, и ни одна душа не будет знать, зачем они стоят и какую степную тайну прячут под собой». Этот фрагмент чеховского рассказа заставляет читателей вспомнить «Разговор» из тургеневских «Стихотворений в прозе».

В стихотворении Тургенева речь идет о двух альпийских горах, у Чехова — о курганах. В обоих произведениях единицей измерения времени является тысячелетие. И в стихотворении в прозе Тургенева и в пейзаже Чехова речь идет о громадной природе и ее равнодушии к человеку.

В «Скучной истории» Николай Степанович говорит: «Природа по-прежнему кажется мне прекрасною, хотя бес и шепчет мне, что все эти сосны и ели, птицы и белые облака на небе через три или четыре месяца, когда я умру, не заметят моего отсутствия» [Чехов VII: 396]. Соединение красоты и равнодушия к человеку природы является типичным для творчества Тургенева. Чехов продолжает традицию Тургенева. И в чеховской повести слова персонажа заставляют читателей вспомнить высказывание рассказчика из тургеневской «Поездки в Полесье»30 о человеке: «он чувствует, что последний из его братий может исчезнуть с лица земли — и ни одна игла не дрогнет на этих ветвях».

В «Вишневом саде» Гаев разразился следующей тирадой: «О природа, дивная, ты блещешь вечным сиянием, прекрасная и равнодушная, ты, которую мы называем матерью, сочетаешь в себе бытие и смерть, ты живишь и разрушаешь...» [Чехов XIII: 296]. Чеховский персонаж изложил главное из тургеневской концепции природы — природа одновременно и красива, и равнодушна. И монолог Гаева воспринимается как пародия на «Стихотворения в прозе» Тургенева.

Конечно, напыщенность, искусственная экзальтация в этом фрагменте текста пьесы понадобились Чехову не для того, чтобы высмеять воззрения знаменитого писателя на природу, они характеризуют Гаева, а не Тургенева.

Таким образом, мы видели, что Чехов помнит о Тургеневе, когда пишет о равнодушии природы к человеку.

А есть ли различия в трактовке этой общей для обоих писателей темы между Чеховым и Тургеневым?

Тема равнодушия природы в творчестве Тургенева имеет трагическую окраску. Согласно писателю, трудно человеку «выносить холодный, безучастно устремленный на него взгляд вечной Изиды; не одни дерзостные надежды и мечтанья молодости смиряются и гаснут в нем, охваченные ледяным дыханием стихии; нет — вся душа его никнет и замирает»31.

У Чехова трагической окраски темы равнодушия природы к человеку нет.

Чехов говорил, что природа не имеет смысла, не знает добра и жалости, равнодушна к человеку. В повести «Степь» равнодушная природа предстает непонятной, загадочен смысл ее существования. Это заставляет вспомнить о чеховской теме неведомой человеку жизни, о которой «никто не знает настоящей правды». Непонятность природы оказывается частью этой темы.

И перед лицом равнодушной природы люди чувствуют себя одинокими. В художественном мире писателя человек одинок, отчужден от остальных людей. В «Степи» эта чеховская тема расширяется до одиночества человека и перед лицом природы.

У Тургенева нет тем непонятности природы для человека и одиночества его посреди величественной природы.

В рассказе «Архиерей»: «Белые стены, белые кресты на могилах, белые березы и черные тени и далекая луна на небе, стоявшая как раз над монастырем, казалось теперь жили своей особой жизнью, непонятной, но близкой человеку» [Чехов X: 245]. Жизнь природы непонятна человеку, но она ему близка. Говорится о равнодушие природы, но и о ее близости человеку.

В «Даме с собачкой» Чехов пишет: «Листва не шевелилась на деревьях, кричали цикады, и однообразный, глухой шум моря, доносившийся снизу, говорил о покое, о вечном сне, какой ожидает нас. Так шумело внизу, когда еще тут не было ни Ялты, ни Ореанды, теперь шумит и будет шуметь так же равнодушно и глухо, когда нас не будет. И в этом постоянстве, в полном равнодушии к жизни и смерти каждого из нас кроется, быть может, залог нашего вечного спасения, непрерывного движения жизни на земле, непрерывного совершенства». «Если равнодушие природы порождает у Тургенева лишь пессимистические мысли о бренности и ничтожестве человечества, то у Чехова то же равнодушие может быть и залогом вечного спасения, бесконечности жизни на земле»32.

С одной стороны, перед величественной природой человек чувствует свою ничтожность и наряду с этим, жестокость и равнодушие природы. А, с другой стороны, именно в просторе, в умиротворении природы человек может найти себя, обрести силу духа.

Первым в русской литературе стал изображать природу в ее изменениях Тютчев в своей лирике.

И в пейзаже Чехова динамика преобладает над статикой: «Природа Чехова дана в постоянно меняющихся состояниях, которые она сама ежесекундно творит», — писал А.П. Чудаков33.

Приведем примеры: «Млечный путь бледнел и мало-помалу таял, как снег, теряя свои очертания» [Чехов VI: 275] («Счастье»). Или: «облака быстро бежали, голубых просветов становилось всё больше и больше на небе» [Чехов IX: 433].

Динамичность природы в изображении Чехова проявляется и в переходе от зимнего сна, смерти природы к весеннему пробуждению34: «Земля покрылась новой травой, на деревьях зазеленели новые листья. Природа воскресла и предстала в новой одежде» [Чехов I: 521] («Живой товар»).

Примечания

1. Разумова Н.Е. Творчество А.П. Чехова в аспекте пространства. Томск: Томский государственный университет, 2001. 521 с. С. 62, 143.

2. Джексон Р.Л. Время и путешествие: метафора для всех времен. «Степь. История одной поездки» // Чеховиана. Чехов в культуре XX века: Статьи, публикации, эссе. М.: Наука, 1993. С. 15—16. С. 15.

3. Джексон Р.Л. Время и путешествие: метафора для всех времен. «Степь. История одной поездки» // Чеховиана. Чехов в культуре XX века: Статьи, публикации, эссе. М.: Наука, 1993. С. 15—16. С. 16.

4. Долженков П.Н. Чехов и позитивизм. 2-ое изд. М.: Издательство «Скорпион», 2003. 190 с. С. 78, 102, 132—136.

5. Громов М.П. Чехов. Серия ЖЗЛ. М.: Мол. гвардия, 1993. С. 211.

6. Старикова В.А. К вопросу о художественных особенностях лирического пейзажа // Целиноградский гос. пед. ин-т им. С. Сейфулина. Четвертая научная конференция. Целиноград, 1968. С. 46—49.

7. Саяпова А.М. Повесть «Степь»: сущностное понятие мира // Природа в художественной литературе: материальное и духовное. СПб.: ЛГУ, 2004. С. 55—63.

8. Буглак Т.О. Образ степи в творчестве А.П. Чехова и И.И. Левитана // Чеховские чтения в Твери. Тверь: Тверской государственный университет, 2012. С. 186—194.

9. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике // Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М.: Худож. лит., 1975. 504 с.

10. Богодерова А.А. Сюжетная ситуация ухода в русской литературе второй половина: XIX века: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Новосибирск, 2011. С. 17.

11. Бекетова Н.А. «Колокола» С. Рахманинова: концепция предостережения // С.В. Рахманинов. К 120-летию со дня рождения (1873—1993): мат-лы конфер. М., 1995. С. 66.

12. Гачев Г.Д. Национальные образы мира: Общие вопросы. М., 1988. С. 85—86.

13. Шишпаренок Е.В. Проблема духовной ориентации человека в сибирском пространстве: Очерки А.П. Чехова «Из Сибири» // Современность в зеркале рефлексии: язык — культура — образование. Иркутск, 2009. С. 271—277. С. 273.

14. Криницын А. Семантика образа степи в прозе Чехова // Молодые исследователи Чехова. Вып. 3. М.: Издательство Московского университета, 1998. С. 146.

15. Долженков П.Н. Чехов и позитивизм. 2-ое изд. М.: Издательство «Скорпион», 2003. 190 с. С. 78, 102, 132—136.

16. Парфенов А.И. Мотив мечты в «Рассказе неизвестного человека» А.П. Чехова: диалог с романтической традицией // Современные проблема: науки и образования. Пенза, 2014. № 2. С. 50.

17. Монтескье Ш. Насколько люди различна: в различных климатах // Монтескье Ш. Избранные произведения. М.: Госполитиздат, 1955. С. 350—352.

18. Горкин А.П. География. Современная иллюстрированная энциклопедия. М.: Росмэн-Пресс, 2006. 624 с.

19. Бердяев Н. Судьба России: опыты по психологии войны и национальности. М.: Изд-во МГУ, 1918. V [3]. С. 62.

20. Кореновска Л. Русские стереотипа: в глазах иностранцев // Русский язык в современном мире. г. Краков (Польша), 2009. № 1. С. 223.

21. Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений [Текст]; Гл. ред. чл.-кор. АН СССР Н.Л. Мещеряков; Акад. наук СССР. Ин-т лит-ры (Пушкинский дом). М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1937—1952. В 14 т. Т. 6: Мертвые души. I [Текст], 1951. 920 с. С. 427.

22. Бокль. Г.Т. История цивилизации в Англии. СПб.: Рус. худож. тип. И. Гольдберга, 1895. С. 5.

23. Долженков П.Н. Чехов и позитивизм. 2-ое изд. М.: Издательство «Скорпион», 2003. 190 с. С. 102.

24. Ключевский В.О. О русской истории. М.: Просвещение, 1993. 574 с.

25. Tulloch J. Chekhov: A Structuralist Study. London, 1980. P. 6—9.

26. Долженков П.Н. Чехов и позитивизм. 2-ое изд. М.: Издательство «Скорпион», 2003. 190 с. С. 78, 102, 132—136.

27. Худякова Л.В. Природа как феномен культуры и фактор формирования нравственности в концепции Лихачева Д.С. // межвузовский сборник научно-методических статей IX Кирилло-Мефодиевские чтения «Человек в пространстве православной культуры». Ишим, 2017. С. 139—143. С. 141.

28. Бялый Г.А. Чехов // История русской литературы: в 10 т. М.; Л., 1941—1956. Т. IX: Литература 70—80-х годов. Ч. 2, 1956. С. 345—432.

29. Куликова Р. Пейзаж А.П. Чехова // Проблемы реализма XIX—XX веков. Саратов, 1973. С. 166—180. С. 173.

30. Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Т. 5. М.: Наука, 1982—2003. С. 130.

31. Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Т. 5. М.: Наука, 1982—2003. С. 27.

32. Григорян Г.А. Пейзаж в художественном мире Чехова и Тургенева. Традиции и полемика // Ученые записки Орловского государственного университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2018. № 4. С. 111—116. С. 115.

33. Чудаков А.П. Поэтика Чехова. М.: Наука, 1971. 291 с. С. 62.

34. Селеменова О.А. Природа и человек у А.П. Чехова // Рус. речь. М., 2010. №. 5. С. 24—26.