3.4. К образу родной природы в произведениях Чехова

Единый и стройный эпический образ, пронизывает все творчество писателя — образ родной земли.

В июле 1891 года Чехов писал А.С. Суворину: «я люблю российскую осень. Что-то необыкновенно грустное, приветливое и красивое. Взял бы и улетел куда-нибудь вместе с журавлями» [П. IV: 369].

Для русской земли характерны долгая и суровая зима, огромное пространство, порождающие чувство заброшенности и одиночества. Но в то же время нас поражает русская природа её красотой и чувством свободы.

С одной стороны: «Ни сосны, ни дуба, ни клена — одна только лиственница, тощая, жалкая, точно огрызенная, которая служит здесь не украшением лесов и парков, как у нас в России, а признаком дурной, болотистой почвы и сурового климата» [Чехов XIV—XV: 63] («Остров Сахалин»). Монотонным пейзажем со скудной растительностью Чехов подчеркивает неприветливость и возможную опасность природы этой местности. При этом постоянно подчеркивается запустение и дикость сахалинской природы, её равнодушие к судьбе человека.

А с другой стороны, духовному плену, в котором пребывают персонажи Чехова, противостоит чувство свободы, подкрепляемое образами русской природы. Например, в рассказе «Крыжовник» бескрайний простор в пейзаже, вызывающий размышления о величии и красоте родины, резко контрастирует с описанием узкого и ограниченного мира Николая Ивановича.

Или в рассказе «Человеке в футляре» после рассказа о Беликове, о человеке в футляре, который ведет душную и тесную жизнь, в повествовании вдруг возникает описание красивой сельской ночи, залитой лунным светом, дышащей свежестью и спокойствием. В описании спящего под луной села трижды повторяется слово «тихий», «тихо». Как отмечает В.Б. Катаев, «тихая, не замечаемая обычно красота, навевающая мечту о том, что «зла уже нет на земле и все благополучно»»¹.

Ярким представителем русских природных образов является степь. Мастером степного пейзажа в русской литературе по праву считался Н.В. Гоголь. Чехов называл Гоголя «степным царем» и писал, что «залез в его владения». Гоголь, воспел поднепровскую степь; приазовская степь обрела певца в лице Чехова. М.Ч. Ларионова отмечает, что в повести «Степь» появляются знаки, отсылающие к произведениям Гоголя. Это и бричка, на которой путешествует Егорушка и Чичиков. И мотив учения — из учения приезжают сыновья Бульбы, а в учение едет Егорушка. И образ грозы. С точки зрения М.Ч. Ларионовой, «Пространство чеховской степи включает гоголевские локусы из эпиграфа к «Миргороду»: кирпичный завод и ветряную мельницу. Водяная мельница попадет и в рассказ Чехова «Мельник»».

При этом, по наблюдениям М.Ч. Ларионовой, Чехов в «Степи» порой и сохраняет особенности лексики, интонации гоголевских лирических отступлений: «Что-то необыкновенно широкое, размашистое и богатырское тянулось по степи вместо дороги... Своим простором она возбудила в Егорушке недоумение и навела его на сказочные мысли. Кто по неё ездит? Кому нужен такой простор?.. Можно подумать, что на Руси ещё не перевелись громадные, широко шагающие люди, вроде Ильи Муромца и Соловья Разбойника и что ещё не вымерли богатырские кони... И как бы эти фигуры были к лицу степи и дороге, если бы они существовали!» [Чехов VII: 59].

«И Гоголь, и Чехов воспроизводят стереотипно-казачье представление о степи, хотя у Чехова из явных «казачьих» отсылок — только песня «Наша матушка Расия всему свету га-ла-ва!» [Чехов VII: 59], именно так поет ее Кирюха»². С точки зрения М.Ч. Ларионовой, «степь у казаков — это полое, порожнее пространство, территория молодечества и испытания, Дикое Поле»³. «В казачьих песнях степь так и называется «дикой»»⁴. В повесть «Степь» вводит писатель и «еврейский контекст». Это, во-первых, воплощается в образе «дома у дороги» в степи как «еврейского постоялого двора», как символ «иного мира», «инобытия». А во-вторых, образы Соломона и Мойсея имеют сходство с «еврейскими птицами»: сорока, удод, куропатка, дикий голубь, хохлатый жаворонок. Глоссолалия, зооморфные и нечеловеческие черты всегда выдают «чужого»⁵.

«Степь» Чехова насыщена степными пейзажами. Это замечательное произведение давно вызвало интерес исследователей. И в XXI веке появился ряд работ. Например, в своей статье «Повесть «Степь»: сущностное понятие мира»⁶ (2004 г.) А.М. Саяпова делает вывод о том, что пейзаж в повести «Степь» реализует философскую концепцию произведения, и через него выражена метафизическая субстанция человеческой природы. Кроме того, по мнению А.М. Саяповой, чеховская степь — два состояния в контрасте: гармония и «жизнь замерла». Семантические единицы (всё оживало, жизнь замерла) выражают диалектическую оппозицию онтологической сути природы — естественное чередование жизни и смерти.

Е.С. Игумнова в своей статье «Авторское восприятие пейзажа в повести А.П. Чехова «Степь»»⁷ (2007 г.) обращается к языковым средствам создания пейзажа у Чехова, в том числе и к глаголам, и эпитетам; а в статье «Языковая репрезентация пейзажа в повести А.П. Чехова «Степь»»⁸ (2008 г.) она обращает внимание на безличные предложения; в следующей своей публикации 2009 г. Е.С. Игумнова⁹ рассматривает репрезентацию языковой картины мира в творчестве Чехова с точки зрения выделения в ней пространственно-временных характеристик степного пейзажа.

Образ степи играет чрезвычайную роль в повести Чехова. Можно сказать, что степь представляется одним из главных персонажей произведения. И как всякий «персонаж» она живёт собственной жизнью, живет по своим закономерностям и обладает своими характеристиками.

Степь представлена в разное время суток. И меняется настроение степи с ходом времени: на рассвете степь ликует и смеётся, исполненная красоты и жизненных сил; в знойный полдень она тоскует; а на закате степь затихает, во всём наступает умиротворение и покой.

Для описания степной природы Чехов находит свои краски и звуки. Сложная звуковая симфония занимает свое место в ночном пейзаже — «степной летней ночи». Помимо того, оригинальная цветовая гамма чеховского метафорического образа бесконечной Вселенной отражает связь между землей и небесным миром. Возникает ассоциация земного и небесного миров.

Впервые возникающий у Чехова образ степной дали рисуется в импрессионистической поэтике полутонов («синеватая даль»). Образ степи многогранный. Она символизирует пространство, распахнутое в космос. А человек как маленькая песчинка, сталкиваясь с мирозданием, теряется. Как найти себя в этом мире? Что для этого нужно сделать?

По мнению И.Б. Ничипорова, расширительный смысл образа степного мира характерен и для повести «Огни» (1888). Огни, разбросанные в степи, ассоциируются с неупорядоченностью мышления человека: «Человеческие мысли... тоже вот таким образом разбросаны в беспорядке, тянутся куда-то к цели по одной линии, среди потемок» [Чехов VII: 182]. А в финале повести степная «туманная даль» становится всеобъемлющим образом непознаваемости мира в восприятии рассказчика¹⁰.

Любовь Чехова к родной природе связана с его биографией. Писатель родился 29 января в 1860 году в городе Таганроге. Это южный, портовый город.

Таганрог имел степной и морской лик. В чеховское время он еще оставался достаточно крупным морским портом. Город стоял на берегу теплого залива, а прямо за городским шлагбаумом начиналась степь. Климат города сухой, умеренно континентальный с избытком тепла и относительным недостатком влаги. Для него характерны мягкая осень, слякотная зима, бурная весна и жаркое лето. Из природных аномалий следует отметить сильные ветры, сопровождаемые иногда нагонной волной, что приводит к подмыванию берега и оползням. Все эти характерные для Таганрога природные явления Чехов запомнит на всю жизнь, они найдут отражение в творчестве писателя.

В феврале 1892 года писатель купил имение Мелихово. Мелиховская усадьба была заброшенной. Чехов обустроил усадьбу. Обычно ранним утром он выходил в сад и подолгу осматривал каждое дерево или розовый куст: то подрежет сучок, то поправит веточку, а то долго сидит у ствола и что-то наблюдает на земле — вспоминает М. Чехов. Антон Павлович любил свой сад и гордился им. Он в письме М.О. Меньшикову писал: «Я, если бы не литература, мог бы быть садовником» [П. IX: 85].

В 1899 году Чехов перебрался в Крым из-за болезни. В Ялте Антон Павлович насадил возле своего дома густой сад. На новом месте он воссоздал жизнь, внешне похожую на мелиховскую, уединенную жизнь человека, который работал за письменным столом, а отдыхал, ухаживая за деревьями в саду.

Не раз бывавший в Ялте писатель А.И. Куприн рассказывал, как Антон Павлович говорил ему о своем стремлении к преобразованию природы, окружающей человека. Чехов искренне верит в будущую прекрасную жизнь человека, достигаемую трудом, преобразованием природы. Мысль о красоте грядущей жизни, так ласково, печально и красиво отозвавшаяся в его последних произведениях была и в жизни его самой задушевной. Так пишет Куприн.

Несомненно, что образ сада играет большую роль в произведениях Чехова. Сад — символ добра, человечности, уверенности в завтрашнем дне. Люди, усердно работающие в саду, все время думают о благе своих потомков. Садово-парковое искусство и связано с «эстетическим климатом»¹¹ эпохи Чехова. Об образе сада в конкретных произведениях Чехова мы будем подробно говорить в другом разделе.

Другим важным образом родной природы для Чехова является образ моря. Н.Е. Разумова считает, что образ моря играет важную роль в произведениях Чехова.

По ее мнению, совпадение чеховских образов степи и моря состоит в том, что оба они включают в себя мотив смысловой «пустоты» пространства, на которое человек лишь проецирует содержание собственного сознания. Шум моря, аккомпанирующий жизни на острове Сахалине, ассоциируется с погружённостью человеческой жизни в смерть. В шуме моря слышится угроза и злоба. Но именно поэтому человеческая жизнь получает подлинную глубину и ценность. И таким образом, образ моря связан с полнотой жизни.

Особенно большое значение имеет образ моря в первом послесахалинском рассказе «Гусев». Поэтому мы его детально рассмотрим.

Образ моря присутствует во всех главах произведения. В первой главе море «лается» в восприятии Гусева как некий фантастический мифологизированный образ. А во второй главе для Павла Ивановича образ моря предстает в абстрактно-географическом плане как «Индийский океан». Описание моря в дальнейшем дается с точки зрения Гусева.

В главе четвертой образ моря предстает в мифологическом представлении Гусева. Но порой высказываются мысли и передаются чувства, которые явно не могут принадлежать Гусеву. Тогда показывается море уже глазами самого автора. Такую же манеру повествования, как мы уже говорили, использует Чехов и в повести «Степь».

В пятой главе море и небо объединяются в гармоническом единстве, возвышающимся над драматизмом человеческой жизни.

По мнению М.М. Одесской¹², «Гусев» — самый «морской» рассказ Чехова — погружен в атмосферу смерти. Реалистический сюжет рассказа — предсмертные томления безнадежно больных людей — разворачивается на фоне почти что космического пейзажа.

В структуре рассказа четко выражены три символико-пространственных уровня. Верхний — небо, средний — каюта на корабле, нижний — море.

Каюта — пространство жизни. В тесном, душном замкнутом помещении изнывают и томятся мучимые морской болезнью, жаждой люди — «не жильцы», обреченные на смерть. Они как «мертвые без погребения» Сартра («За запертыми дверями») словно приговорены к тому, чтобы постоянно видеть друг друга, говорить друг с другом, слушать друг друга, что причиняет дополнительные страдания.

Море в рассказе, напротив, — открытое, безмерное, беспредельное пространство. И если в каюте внушает страх ограниченность, замкнутость пространства, то, глядя на море, человек ощущает ужас перед широтой, пустынностью, бездонностью и беспредельностью.

Примечания

1. Катаев В.Б. Сложность простота:: Рассказы и пьесы Чехова: В помощь преп., старшеклассникам и абитуриентам. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1998. 108 с.

2. Ларионова М.Ч. Донские казаки в творчестве А.П. Чехова // Уральский исторический вестник. 2018. № 2 (59). С. 87—93. С. 89.

3. Ларионова М.Ч. А.П. Чехов и казаки: историко-культурный контекст // Творчество А.П. Чехова: текст, контекст, интертекст [Текст]: 150 лет со дня рождения писателя: материалы международной научной конференции / Южный науч. центр Российской акад. наук, Ин-т социально-экономических и гуманитарных исслед., Южный федеральный ун-т, Фак. филологии и журналистики; [редкол.: М.Ч. Ларионова (отв. ред.), Н.В. Изотова, Е.В. Маслакова]. Ростов-на-Дону: НМЦ «Логос», 2011. С. 164.

4. Листопадов А. Песни донских казаков: в 4-х тт. Т. 4. М., 1953. 488 с. С. 18.

5. Ларионова М.Ч. Повесть А.П. Чехова «Степь» в этнокультурном контексте: дом у дороги // Научная мысль Кавказа. Номер: 1 (93). 2018. С. 98—102. С. 101.

6. Саяпова А.М. Повесть «Степь»: сущностное понятие мира // Природа в художественной литературе: материальное и духовное. СПб.: ЛГУ, 2004. С. 55—63.

7. Игумнова Е.С. Авторское восприятие пейзажа в повести А.П. Чехова «Степь» // XII Державинские чтения. Институт филологии. Тамбов, 2007. С. 141—143.

8. Игумнова Е.С. Языковая репрезентация пейзажа в повести А.П. Чехова «Степь» // XII Державинские чтения. Институт русской филологии. Тамбов, 2008. С. 160—162. С. 161.

9. Игумнова Е.С. Пространственно-временная характеристика степного пейзажа в идиостиле А.П. Чехова // Вестн. Тамбов. ун-та. Сер.: Гуманит. науки. Тамбов, 2009. Вып. 7. С. 305—309.

10. Ничипоров И.Б. Цветовое и звуковое оформление степных пейзажей в прозе А.П. Чехова // Вестник Московского университета. Филология. Сер. 9. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2007. № 5. С. 108—114.

11. Лихачёв Д.С. Поэзия садов: к семантике садово-парковых стилей: Сад как текст. 3. изд. М.: Согласие: Тип. «Новости», 1998. 471 с.

12. Одесская М.М. Лети, корабль, неси меня к пределам дальным // Чеховиана. РАН. Науч. совет по истории мировой культуры. Чеховская комис. М.: Наука, 1998. Вып. 7: Чехов и Пушкин / Редкол.: Катаев В.Б. (отв. ред.) и др. С. 102—106.