Изображение жизни в художественных произведениях не может быть полным без пейзажа и образов природы. Согласно Н.Д. Ивановой1, «наряду с интерьером и портретом, пейзаж представляется одним из трёх основных видов предметной действительности художественной литературы».
Чехов писал А.С. Суворину 1893 г.: «Описания природы (у Тургенева. — Т.Ц.) хороши, но чувствую, что мы уже отвыкаем от описаний такого рода и нужно что-то другое»2 [П. V: 248].
Что же «другое» предлагает писатель читателям его произведений?
На основании высказываний Чехова в письмах можно составить представление о том, каков должен быть пейзаж в художественных произведениях, по его мнению.
В 1886 году Чехов писал Ал.П. Чехову: «описания природы должны быть весьма кратки и иметь характер à propos» [П. I: 325].
Таким образом, по Чехову, пейзаж должен быть кратким и даваться «кстати». Это требование к пейзажу Чехов предъявил и через девять лет в письме А.В. Жиркевичу: «описания природы тогда лишь уместны и не портят дела, когда они кстати» [П. VI: 63]. И на наш взгляд, пейзаж в произведениях Чехова нередко утрачивает самостоятельное эстетическое значение, которое он имел, например, в произведениях Тургенева и начинает выполнять служебные функции.
Какова же главная, по Чехову, функция пейзажа? Об этом писатель сказал в том же письме, продолжим цитату: «описания природы помогают сообщить читателю то или другое настроение, как музыка в мелодекламации» [П. VI: 63].
Таким образом, мы видим, что чеховский пейзаж прежде всего должен сообщить читателю определенное настроение. И это настроение, «как музыка в мелодекламации», становится фоном для читательского восприятия содержания произведения.
При этом Чехов настаивает в том же письме: «Описание природы должно быть прежде всего картинно, чтобы читатель, прочитав и закрыв глаза, сразу мог бы вообразить себе изображаемый пейзаж» [П. 63].
Пейзаж должен представлять собой, согласно словам писателя, стройную целостную картину. Мы понимаем это так, что Чехов требует, чтобы пейзаж был охвачен единым настроением, которое не должно дробиться на составляющие.
Итак, характерный чеховский пейзаж — это пейзаж-настроение.
Продолжим цитировать письмо Чехова брату: «общие места надо бросить. В описаниях природы надо хвататься за мелкие частности, группируя их таким образом, чтобы по прочтении, когда закроешь глаза, давалась картина. Например, у тебя получится лунная ночь, если ты напишешь, что на мельничной плотине яркой звездочкой мелькало стеклышко от разбитой бутылки и покатилась шаром черная тень собаки или волка» [П. I: 325].
По мнению Чехова, изображая пейзаж, «надо хвататься за мелкие частности», то есть за детали. Он приводит и пример такого пейзажа, взятый им из своего рассказа «Волк».
О том, что для писателя этот пейзаж был образцовым, свидетельствует тот факт, что он его не забыл и «передал» Тригорину в пьесе «Чайка». В ней начинающий писатель Треплев говорит: «Описание лунного вечера длинно и изысканно. Тригорин выработал себе приемы, ему легко. У него на плотине блестит горлышко разбитой бутылки и чернеет тень от мельничного колеса — вот и лунная ночь готова, а у меня и трепещущий свет, и тихое мерцание звезд, и далекие звуки рояля, замирающие в тихом ароматном воздухе. Это мучительно» [Чехов XIII: 74—75].
Обратим внимание на то, что ландшафт, не соответствующий требованиям Константина, именно есть пейзаж, который не укладывается в стройную целостную картину, и при этом состоит из «общих мест», а не из «частностей».
Пейзажу Треплева противопоставлен пейзаж Тригорина. Разберем его.
Раз «на плотине блестит горлышко разбитой бутылки» [Чехов XIII: 75], а тень черна, значит, сейчас ночь, и на небе луна. Если «чернеет тень от мельничного колеса» [Чехов XIII: 75] и есть плотина, значит, мы видим реку, а не водоем. Тригорин прямо не называет луну, ночь, реку, мельницу — а мы видим целостный пейзаж, стройную картину. И этот пейзаж полностью состоит из деталей.
Тем не менее, в произведениях Чехова очень мало пейзажей, состоящих из одних лишь деталей, но писатель, изображая природу, регулярно делает акцент именно на деталях.
Чехов положительно относился к одушевлению природы, в цитированном письме своему брату он писал: «Природа является одушевленной, если ты не брезгуешь употреблять сравнения явлений ее с человеч(ескими) действиями» [П. I: 325].
Но значительно позднее он предостерегал Горького от злоупотребления этим художественным приемом: «частое уподобление человеку, когда море дышит, небо глядит, степь нежится, природа шепчет, говорит, грустит — такие уподобления делают описания несколько однотонными, иногда слащавыми, неясными» [П. VII: 10].
И Чехов в том же письме советовал тогда еще начинающему писателю Горькому: «красочность и выразительность в описаниях природы достигаются только простотой, такими простыми фразами, как «зашло солнце», «стало темно», «пошел дождь»» [П. VII: 10].
Стремление описывать природу простыми фразами — еще одна особенность чеховского пейзажа.
Примечания
1. Иванова Н.Д. Содержание и принципы филологического изучения пейзажа // Филол. науки. М., 1994. № 5/6. 76—83. с. С. 77.
2. Чехов цитируется по ПССП в 30-ти томах (М.: Наука, 1974—1986) с указанием в скобках номера тома и страницы. При цитировании серии «Письма» ставится буква «П».
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |