Последние десятилетия XIX в. периодическая печать продолжала сотрудничать с авторами, чьи произведения затрагивали календарную тематику. Лавинообразный рост календарной прозы на протяжении последней трети XIX в. привел к окончательной выработке и кризису жанра святочного рассказа. По этому поводу сетовал Н.С. Лесков в письме к А.С. Суворину от 11 декабря 1888 г.: «Форма рождественского рассказа сильно поизносилась. Она была возведена в перл в Англии Диккенсом. У нас не было хороших рождественских рассказов с Гоголя до «Зап<ечатленного> ангела». с «Запеч<атленного> ангела» они опять пошли в моду и скоро испошлились. Я совсем не могу более писать этой формой»1. В справедливости замечания автора «Запечатленного ангела» можно убедиться, обратившись к «толстым» и «тонким» журналам конца XIX в., а также рассмотрев календарное творчество Н.А. Лейкина — юмориста, беллетриста и издателя популярного литературно-художественного еженедельного журнала «Осколки», основной контент которого составляла критика мещанских вкусов и чиновничьего аппарата (последняя носила поверхностный характер).
В «тонких» журналах за 1880—1890-х гг. («Будильник» (1865—1871, 1873—1917), «Зритель» (1881—1885), «Осколки» (1881—1916), «Развлечение» (1859—1916), «Шут» (1879—1914) и др.) в последних нескольких номерах уходящего года и первом — втором выпусках года наступившего помещались карикатуры, так или иначе связанные с обычаями празднования Нового года и Рождества, сопровождающиеся кратким текстом юмористического содержания; бытовые сценки, в которых объектами сатирической насмешки становились чиновники, ожидающие наград «по случаю», их неверные и хитрые жены, визитеры, стремящиеся во время дежурных праздничных визитов обольстить дочь богатого генерала, и другие «праздничные мелочишки».
Юмористические журналы того периода характеризуются отсутствием святочных рассказов, новогодних очерков и каких-либо иных малых прозаических форм. Исключения составляют так называемые грезы или фантазии, действие которых календарно соотносится с окончанием года. Так, интересна фантазия «Перед Новым годом в аду» (1892), сюжетной подоплекой которой является связь бесовского мира, происков Сатаны с новейшими изобретениями в области науки и медицины2. В сатирическом отрывке «Суд над старым годом» (1893) 31 декабря Плутон и его помощники учиняют дознание уходящему 1892 году, которому вменяют в вину все значительные события, произошедшие в течение 12 месяцев, в том числе обострение панамского скандала, вспышку холеры и даже дозволение «читать лекции гг. Мережковскому и Верещагину»3.
Учитывая интересы читательской аудитории (в большинстве своем подобные журналы были рассчитаны на непривилегированные сословия), издатели юмористических журналов не затрагивали глубоких политических и экономических вопросов и избегали обсуждений социальных проблем, уделяя внимание сатирическим зарисовкам быта помещиков и мещан, а также недавним событиям общественной жизни, вызвавшим определенный резонанс. С другой стороны, нельзя не признавать попыток борьбы таких изданий с несправедливостью существующей социально-экономической системы. Это выражалась в обличении власть предержащих, осуждении коррупции, проституции, неэффективной программы оказания помощи малоимущим4. Многочисленные диалоги и миниатюры, рисунки и небольшие фельетоны на злободневные темы размещаются в журналах на протяжении всего года, в том числе и в праздничных выпусках.
Преобладающим жанром юмористических журналов конца XIX — начала XX вв. являются сценки, позволявшие легко обыгрывать речевые и поведенческие штампы той эпохи. Довольно часто публикуются стихотворения: как «поздравительные», имеющие целью пожелать читателям счастья в Новом году, так и юмористические, карикатурно описывающие праздничные явления визитерства, суету, пьянство, взятничество:
«Праздника первые дни
Шумно встречает столица.
Всюду, куда ни взгляни,
Видишь веселые лица.
Брошены дело и труд;
Льнут к богачам паразиты...
Вчетверо ваньки дерут
С едущих делать визиты...
Красные видишь носы,
Видишь подвыпивших сильно...
Даже столичные псы
Машут хвостами умильно...»5
Много места занимают карикатурные изображения женской моды, супружеской неверности, приобретавшей едва ли не массовый характер в период маскарадных увеселений и новогодних и рождественских приемов. Сотрудниками журналов высмеиваются визитеры, раболепно ожидающие начальника в передней, повесы и неудавшиеся любовники. Как правило, иллюстрации и подрисуночные подписи занимают едва ли не больше половины объема каждого выпуска — издатели уделяли значительное внимание оформлению журналов, соревнуясь друг с другом и стараясь нанять наиболее успешных художников. А.П. Чехов, радея за судьбу журнала «Осколки», сотрудником которого он состоял, в личной переписке с Н.А. Лейкиным неоднократно советовал последнему «подтянуть художественный отдел. Все хорошо в «Осколках», но художеств<енный> отдел критикуется даже в мещанском училище. Рисунки почти лубочные» (П., т. 1. С. 144).
Выработались праздничная сюжетика, тематика в структуре соответствующих выпусков «тонких» журналов. Так, ставший уже каноническим для новогодних текстов сюжет «о визитерах» дополнился мотивами сватовства предприимчивого молодого гостя к дочери вышестоящего чиновника и стремлением произвести благоприятное впечатление на хозяйку, чтобы добиться продвижения по службе: «Черт возьми, наговорю-ка я ей еще чего-нибудь: женщина, как видно, умная, и я через нее, быть может, карьеру сделаю!..»6
Нанесение визитов обходилось недешево: визитер должен быть нанять извозчика, а также дать на чай дворнику или прислуге, которые сопроводят его к значительному лицу. Нередко и «принимающая сторона», особенно если это были чиновники с небольшим достатком, после праздников подсчитывала убытки и старалась поправить пошатнувшееся материальное положение. Поэтому в прессе часто обыгрываются ситуации «разорения» нерадивых граждан, вынужденных нести бремя давно изжившей себя традиции:
«Я нищ, банкрот, я разорен!
Проклятые визиты.
Пьет кровь мою со всех сторон
Прислуга, как москиты <...>»7.
Показательны так называемые праздничные картинки, размещенные на страницах юмористических журналов:
«На улице.
— Ну что, матушка, Аглая Петровна, хорошо празднички проводите?
— Ничего... да сам-от больно кутит...
— Да ну...
— И... Стра-асть!.. Вчера домой наложенным платежом вернулся...
— Что же это обозначает?
— А обозначает, что, значит, на манер бесчувственного тела, без копейки в кармане, его извозчик доставил. Извозчику, поверите ли, два с четвертью пришлось заплатить»8.
«Между супругами.
— Да, Котик, дорого праздники нам стали...
— Ах, уж и не говори!..
— Хорошо бы, Котик, на лето перевести праздники...
— ?!
— Чего ты так удивляешься! Летом, если и в рубашке одной после праздников останешься, то все-таки не так холодно»9.
Или другой пример:
«Господин покупает елку.
— Прочно ли она стоит? Удержит ли много украшений?
— Не извольте беспокоиться, елка прочная, устойчивая, — ежели, даже, после праздничных расходов, сами пожелаете на ней повеситься, так и то удержит»10.
Для покупки подарков и проведения елочных вечеров требовались значительные финансовые средства. В многочисленных новогодних сценках и анекдотах обыгрываются комические ситуации на распродажах и ярмарках, а также описываются положения, в которых оказываются персонажи (чаще всего мужчины), желающие сэкономить на праздничных товарах: «Верите ли, до чего я запарился перед праздниками с этими покупками... Пришел в шляпочный магазин и спрашиваю окорок... Мне и говорят: «мы, говорят, окороками не торгуем»... Ах, я говорю, виноват... Дайте мне, я говорю, две медных кастрюли»11.
К концу XIX в. новогодние праздники характеризовались не только обязательным нанесением визитов, покупкой подарков, украшением елки и елочными представлениями, но и устроением званых обедов. Даже мелкий чиновник старался распорядиться насчет небольшого банкета, пригласить коллег и знакомых. Обеды требовали обилия закусок, напитков и обязательного основного блюда (которым, как правило, был жареный гусь). Подсчеты съеденной снеди и выпитого алкоголя в Северной Пальмире неоднократно были представлены корреспондентами «Шута» в гротескной форме12. Как и наши современники, люди XIX в. нередко не знали осторожности в еде, поэтому мотив обжорства во время новогоднего застолья встречается довольно часто13.
Особое место в новогодних выпусках периодической печати занимают сюжеты о представлении к очередной награде чиновников: «<...> представления к наградам с конца XIX века приурочивались к праздникам Святой Пасхи и Рождества Христова»14. Мотив награждения «по случаю» не был распространен в календарной словесности в начале и середине XIX в. Решение о награждении медалью, орденом или оружием принимало начальство, чиновники не могли просить о награде. Кроме того, промежуток между последним награждением и новым представлением к награде должен был составлять не менее трех лет. Нетерпение чиновников, их желание похвастаться очередной наградой на званом обеде и тем самым продемонстрировать превосходство над соперником,
провоцировало комические ситуации, представленные авторами многочисленных «тонких» журналов15.
Спиритические практики, получившие распространение в образованном обществе последней трети XIX в., на страницах юмористических журналов соседствовали с сообщениями о святочных гаданиях, имеющих непосредственную связь с народным сознанием. Авторы высмеивали способы гадания, нередко предлагая собственные, упрекали гадальщиц и гадальщиков в умственной несостоятельности и откровенной глупости, а незамужним девушкам советовали запастись приданым вместо того, чтобы проводить ночи, выливая воск в блюдце с водой и бросая башмак за ворота:
«<...> Всех верней гаданий — злато.
Если ж нет его, — то, знай,
Ты не словишь жениха-то,
Хоть гадай, хоть не гадай»16.
Городское общество стремительно отдалялось от народа, его традиций и обычаев. Долгие зимние праздники не приносили горожанам удовольствия — они лишь формально следовали общепринятой обрядности. Религиозно-символический смысл понятий Рождества, Нового года и Святок к концу XIX столетия утратился.
Профессиональные литераторы отказывались от журнальной работы в праздничных выпусках, справедливо угадывая в ней ремесленный труд. Позднее изменить журнальный вариант календарной прозы удалось лишь А.П. Чехову. Но для этого ему пришлось немало потрудиться во второсортных изданиях, в том числе и в журнале «Осколки», издателем которого, напомним, был Н.А. Лейкин.
Плодовитый литератор, редактор и беллетрист Н.А. Лейкин обладал невероятным трудолюбием, что позволяло ему регулярно размещать в своем журнале образцы святочной словесности. Творческое наследие этого литератора насчитывает несколько десятков святочных, новогодних, рождественских и пасхальных текстов («В Крещенский сочельник», «На масляной», «На святках», «Первый день Пасхи», «Прощеное воскресенье» (все пять — 1879), «Праздники дают себя знать...» (1880) и т. д.).
Повторяются не только темы, но даже заглавия произведений Н.А. Лейкина, различаясь только годом написания (ср. «Новый год» (1879) и «Новый год» (1884)). Например, в сценке «Новый год» действие разворачивается в купеческом доме в первый день наступившего года. Реализуется все тот же сюжет «о визитерах», дополненный мотивом ожидания выгодной партии для незамужней дочери зажиточного человека: «Близ закуски сидит разряженная жена Переносьева, еще не старая, но уже совсем дряблая от сидячей жизни женщина, и дочь Переносьева, курносенькая, но пикантная девушка, пятьдесят тысяч приданого которой решено приложить не менее, как к двухсоттысячному капиталу»17; «В залу являются гости с поздравительными визитами. Визиты принимает «сам», «сама» и их дочь-невеста»18. Все вновь прибывшие гости славят и поздравляют с наступившим Новым годом высокоблагородие, выпивают, закусывают и смиренно ожидают «поздравительного» подарка от хозяина — денежную купюру.
Перед читателем проходит галерея социальных типов того времени: обряженный в лучший мундир и увешанный медалями хозяин, его напомаженная супруга и дочь на выданье, франт, чья голова «завита бараном, а от самого несет пачулей», бедный отставной унтер-офицер с сыном-подростком, заставляющий читать мальчика стих и тем самым выпрашивать у хозяина денег, непримечательный чиновник, вместо которого ожидают увидеть генерала, в конечном итоге так и не явившегося...19 Визиты сопровождаются рассказами о ряженых, которых «папенька выгнал», гаданиями, которые не состоялись, опять-таки, из-за того, что «папенька свечки задул»20. Повторим: отказ следовать народным традициям объясняется «обособлением», по слову Ф.М. Достоевского, средне-высших классов от демократических низов общества. Скука, жадность, отупение, самолюбование и желание выслужиться перед начальством — вот что на самом деле скрывается за показной любезностью власть имущих.
В новелле «Подарки на елку» (1880) беседа двух подруг оборачивается склокой из-за отказа одной одолжить другой денег на подарок любовнику. Подвергаются ироническому переосмыслению вечные ценности: супружеская верность, семейный очаг, дружба... Это те нравственные качества, которые в праздники должны только укрепляться, но на деле не представляют никакой ценности в мире героев Лейкина21.
В социально-сатирической новелле «Елка» (1880) некая купеческая семья устраивает елку и вечер с танцами. Кажущееся на первый взгляд благородным решение хозяина пригласить на елку детей из приюта для бедных опошливается, когда выясняется истинная цель поступка — жажда похвалы от начальства. Скупость, черствость и жестокосердие заставляют хозяина раздавать бедным детям гнилые прошлогодние орехи, так как, по его признанию, они «неизнеженные и всякую гниль съедят, а побаловать их все-таки надо»22. Ожидание новогоднего чуда оборачивается для приютских детей расстройством и слезами, в то время как дети богатых чиновников удостоены более «статусных» подарков вроде арапчонка на барабане. Генеральским же детям и вовсе заготовлены отдельные бонбоньерки. Ободранная и вынесенная из залы еще во время вечера елка, угнетенные дети из приюта, суета и невеселая атмосфера, отравленная социальными предрассудками и отказом от народных корней, указывают на духовное оскудение общества.
Наконец, Н.А. Лейкин не мог не использовать распространенный сюжет о награждении чиновников в период зимних праздников. В сценке «Получение медали» (1880) рассказывается, как купец Парамонов едва не лишился назначенной награды, приняв курьера за ряженого: «Не пускать, не пускать! Нет их! Еще стянут что-нибудь. Вон у Сидоровых вчера часы пропали <...>»23. Строгий отец попрекает дочь гаданием по книге, отказывается пускать ее погостить у подруги на святки, потому что рядом квартируется полк солдат. Однако это не мешает ему сватать девушку за курьера, который принес ему медаль и с которым он ранее не был даже знаком: «Друг! Ничего для тебя не пожалею! Бери даже дочь родную! Выпьем!»24. Финал сцены комичен: курьер, хозяин и посторонние молодцы, заглянувшие на огонек, отправляются «в «Орфеум» медаль спрыскивать», оставляя хозяйку в расстроенных чувствах — она переживает за физиономию благоверного, которому еще в Новый год нужно начальство поздравлять25.
Тем не менее календарное творчество Н.А. Лейкина, создавшего более полутора тысяч сценок, юморесок, пародий и новелл, сюжетно и тематически мало отличается от текстов, размещаемых авторами в праздничных выпусках юмористических журналов и еженедельников. Его персонажи — купцы, мелкие чиновники и прислуга, погрязшие в безнравственности, оторванные от своих национальных корней. Социальная сатира обнаруживается в темах произведений, перечислении деталей (начищенные медали, кувшин с рижским бальзамом, картавый попугай, произносящий хвалебные речи «самому»), устойчивых мотивах и их вариантах.
Наконец, кризис новогодней словесности можно проследить не только на материале массовых иллюстрированных юмористических журналов, но и в «серьезных» политических и литературных журналах и газетах, например — в газете «Новое время» (1868—1917), возглавляемой А.С. Сувориным с 1876 по 1917 гг.
Суворинское издание имело репутацию официозного и было ориентировано на высшие слои общества и интеллигенцию, однако, в соответствии с традицией, в его заключительных выпусках уходящего года и первом выпуске наступившего регулярно размещались календарные материалы. Количество публикаций строго фиксировалось (не более одной-двух праздничных заметок или рисунков). В номерах встречались как карикатуры (в большинстве случаев высмеивающие традицию нанесения визитов в первый день Нового года или «первые шаги» Нового года в нравственно разложившемся обществе), так и святочные рассказы (примером может послужить рассказ, повествующий о кузнеце, которого черти в одну из святочных ночей заставили ковать подковы для своих лошадей — герой спасся только благодаря первому крику петухов)26.
На страницах «Нового времени» размещались сведения о праздновании Нового года в других странах. Например, в первом выпуске 1888 г. читателей знакомили с традициями проведения детских елок во Франции27. Кроме того, приводятся переводы образцов святочной словесности, шуточные анекдоты и новогодние картинки, «официальные» поздравления с наступившим Новым годом (см. выпуски 1888, 1899, 1900 гг.).
Наиболее распространенным сюжетом, как и в остальной периодике, остается знакомый нам сюжет «о визитерах»:
«— А что сказали они, когда узнали от вас, что меня нет дома?
— Господин сказал своей даме: «вот так удачно попали!»»28
В рассказе «Визитер-убийца» (1899) обнаруживаются сюжетные клише новогоднего рассказа:
— нанесение визитов: коллежский советник Петр Семенович Шпинатов, как и богатый домохозяин и владелец двух каменных домов Касьян Касьянович Единорогов, одинаково тяготятся обязанностью нанесения визитов. Кажущийся безнадежным финал (Шпинатов ударил по голове Единорогова тяжелой лопатой и ограбил его) оканчивается комически: живой и здоровый Единорогов благодарит чиновника за то, что тот оглушил его, благодаря чему богач Единорогов был вынужден изменить свои планы и остаться дома;
— «визитерское» переутомление: герою не верят, когда он сообщает об убийстве Единорогова, списывая все на переутомление от визитов, которые он наносил три дня подряд (всего он посетил 148 семейств);
— финансовые трудности: Шпинатов решает совершить грех смертоубийства ради сорока копеек, которых ему не хватает, чтобы раздать прислуге в случае посещения значительных лиц и родственников;
— семейные склоки, связанные с праздничными тратами: жена Шпинатова, желая принарядиться к празднику, безотлагательно требует сорок рублей: «Чтоб мне было к завтрему сорок рублей — или я вам больше не жена!»29;
— обсуждение подарков: «Твоя пензенская тетушка что-то расщедрилась на Новый год: целую сотенную отпустила!..»30;
— устроение праздничного вечера: «Скромная зала Шпинатовых, превращенная на этот раз в столовую, имела очень парадный вид и была полна народа, — а в глубине ее, у небольшого стола с закуской, даже происходила некоторая давка»31;
— комическая развязка: «убийство» Единорогова, праздничные кутежи и внезапное финансовое благополучие Шпинатова оказываются сном, по окончании которого мелкий чиновник неторопливо начинает одеваться, чтобы через некоторое время почтить присутствием значительных лиц.
Таким образом, можно заключить, что в последнюю треть XIX в. происходит элиминация жанра святочного рассказа и новогодней словесности в частности. Наблюдается кризис и тематическое «опрощение» календарной прозы. В периодической печати конца XIX — начала XX в. распространяются «праздничные мелочишки», приуроченные к празднованию Нового года и святочным дням. Исключения составляют переводные новогодние, святочные и рождественские рассказы, которые публикуются в «толстых» литературных журналах.
Примечания
1. Лесков Н.С. Собр. соч.: в 11 т. / под общ. ред. В.Г. Базанова [и др.]. М.: ГИХЛ, 1956—1958. Т. 11. 1958. С. 406.
2. Кулицкий Е. Перед Новым годом в аду (фантазия) // Шут. 1892. № 1. С. 7.
3. Асильсергеич В. Суд над старым годом // Шут. 1893. № 1. С. 7.
4. См., например: «Будильник», 1900, № 50; «Осколки», 1890, № 53, «Шут», 1900, № 1 и проч.
5. Случ. поэт. На праздниках // Шут. 1883. № 52. С. 3.
6. Эм. Принимают // Шут. 1883. № 1. С. 3.
7. Точка. Визиты // Шут. 1897. № 1. С. 3.
8. Бижу. Праздничные мелочишки // Шут. 1898. № 1. С. 15.
9. Там же.
10. Миамов. За праздничными покупками // Шут. 1897. № 52. С. 10.
11. На рождество // Шут. 1897. № 52. С. 10.
12. Петушок. Итоги праздников // Шут. 1892. № 2. С. 3; К.Ф. Итог праздников // Шут. 1893. № 2. С. 3.
13. Ф-и. Праздничные разговоры // Шут. 1893. № 1. С. 3; Альцест. Пессимисты на праздниках // Шут. 1893. № 52. С. 3.
14. Кузнецов А.А. Награды: энциклопедический путеводитель по истории российских наград. М.: Современник, 1998. С. 18.
15. Мелкая сошка. Сказка о праздничном «гусе», или вместо «гуся» — «свинья» // Шут. 1893. № 52. С. 7; Бурбон. Праздничный гусь // Шут. 1897. № 51. С. 7; Лангелен В. Орден получил // Шут. 1899. № 52. С. 7.
16. Щур. Праздничное гадание // Шут. 1897. № 2. С. 5.
17. Лейкин Н.А. Новый год [Электронный ресурс]. 1879. Режим доступа: http://az.lib.ru/l/lejkin_n_a/text_1879_06_rossiyane_oldorfo.shtml
18. Лейкин Н.А. Новый год [Электронный ресурс]. 1884. Режим доступа: http://az.lib.ru/l/lejkin_n_a/text_0080.shtml
19. Лейкин Н.А. Новый год. 1879.
20. Там же.
21. Лейкин Н.А. Подарки на елку [Электронный ресурс]. 1880. Режим доступа: http://az.lib.ru/l/lejkin_n_a/text_1880_34_mednye_lby_oldorfo.shtml
22. Лейкин Н.А. Елка [Электронный ресурс]. 1880. Режим доступа: http://az.lib.ru/l/lejkin_n_a/text_1880_40_mednye_lby_oldorfo.shtml
23. Лейкин Н.А. Получение медали [Электронный ресурс]. 1880. Режим доступа: http://az.lib.ru/l/lejkin_n_a/text_0090.shtml
24. Там же.
25. Там же.
26. Домовой. Кузнец Степаныч (святочный рассказ) // Новое время. 1899. № 8204. С. 5—6.
27. Святочный детский праздник в Париже // Новое время. 1898. № 7849. С. 11.
28. Новогодние визиты // Новое время. 1899. № 8207. С. 10.
29. Щеглов И. Визитер-убийца // Новое время. 1899. № 8204. С. 7.
30. Там же.
31. Там же. С. 6.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |