Вернуться к И.Э. Васильева. «Поиски слова» в «переходную эпоху»: стратегия повествования В.М. Гаршина и А.П. Чехова

3. Специфика «реалистического» слова в трудах А.В. Михайлова

Концепция исторической типологии культуры в работах А.В. Михайлова, послужившая отправной точкой наших размышлений, не дает ясного ответа на поставленный в конце предыдущего раздела вопрос. В известном смысле это закономерно. Главные научные интересы этого выдающегося филолога связаны с судьбами риторической эпохи и переходным (в авторской концепции культурной типологии) периодом романтизма, прежде всего — в немецкой литературе1. Принципы постриторической культуры, постриторического слова демонстрируются А.В. Михайловым в основном на материале эпохи классического реализма, т. е. литературы середины XIX в.2, и — шире — на примере истории утверждения в европейской литературе романного повествования, которое он считает универсальным для новой культурной эпохи3. Наиболее детальная характеристика романного слова дана А.В. Михайловым в работе «Роман и стиль», на основании которой можно выделить ряд положений, определяющих тип «реалистического» слова. Сопоставление «слова» писателей конца XIX в. с выделенными ученым принципами позволит, как представляется, сделать хотя бы предварительный вывод о характеристике происходящих в русской литературе этого периода изменениях.

1. Постриторическое слово опосредовано самой действительностью, является «голосом» этой действительности, и поэтому предельно индивидуально. «Действительность, увиденная и постигнутая, возвращается (курсив автора цитаты — И.В.), в слово, но не в слово, заранее данное и разграниченное, а в слово, заново созданное самой действительностью. Писатель и его слово как бы отступают перед действительностью и ее правдой, чтобы правда могла проявиться как таковая, но затем писатель и слово должны доказать всю свою силу, поскольку обязаны вместить в себя, а не растерять и не обеднить то, что открылось им в самом бытии.»4.

2. Постриторическое слово ориентировано на «моральное ве́дение», которое не предзадано, а есть индивидуально постигнутое видение действительности. Моралистическая функция «реалистического» слова рождается из взаимодействия «писательской личности (с ее психологией и идеологией) и правды (курсив автора цитаты — И.В.), «я» и действительности»5.

3. Постриторическое слово ориентировано на многообразное выражение смысла. Оно «уже не собирает в себе всю полноту постигаемого смысла, а несет на себе лишь отпечаток высшей правды, как и отпечаток значительно более богатой, ничем не ограничиваемой действительности»6.

4. Постриторическое слово принципиально «непоэтично». «Писатель высказывает истину и благо (как он их уразумел), но такое высказывание, слово... не есть искусство, это не есть... искусство слова, такое, которое внимание писателя в какой-либо степени переключало бы на себя, такое, которое заставляло бы усиленно и особо работать над организацией слова»7.

5. Постриторическое слово «творит цельный, вещественный, реальный образ действительности, оно порождает эффект присутствия читателя-зрителя при совершающихся событиях»8.

6. Постриторическое слово ориентировано на эмпирически воплощенную каузальность. Оно ценит и реальность «внутреннего духовного мира, внутренних закономерностей действий и событий», поэтому «особое значение приобретает полнота раскрытия причинных связей событий»9.

Обращение А.В. Михайлова к русскому материалу при иллюстрации этой концепции по вполне понятным выше указанным причинам незначительно. Конкретика «судьбы» постриторического слова в русской литературе представлена в работах ученого в общем виде — в виде ценных, но, как правило, кратких и обобщенных замечаний. Так, например, в работе «Проблемы анализа перехода к реализму в литературе XIX века» краткая характеристика постриторического слова заключается следующим выводом: «Слово напрягает все свои силы, чтобы в итоге уступить место картине действительности в ее поэтическом отображении. Таков «классический» реализм в его главных тенденциях: всякое обыгрывание слова, любая словесная декоративность, которая привлекала бы внимание к «самоценности» слова, в сущности, невозможна для такого реализма»10. И далее в одном предложении следует характеристика прозы Н.С. Лескова: «Даже Н.С. Лесков с его влюбленностью в словесную фактуру передает такую мастерски, привольно и сочно выделанную речь герою, рассказчику — это «чужая речь» и вместе с тем, следовательно, элемент «картины», а не «слова»11. В работе «Роман и стиль» в таком же свернутом виде охарактеризована вся история русского реализма: «...тенденция обратить слово в инструмент, которым создается образ исторической реальности, соопределяет, со стороны стиля, историю русского реализма от Пушкина и Гоголя до позднего Толстого. <...> В конце века реалистическое слово... уже и отдаленно не способно на подобные непринужденные синтезы разнородного (как у Пушкина — И.В.): оно так глубоко проникло в действительность, так нагружено ее все разрастающейся аналитичностью, которую обязано вынести на себе, что может только сдаваться перед действительностью, уступать ей. Образ действительности, выступивший в слове, покоряет само слово. <...> Таким по своему направлению было преодоление «литературности» в русском реализме XIX в.: русский роман возвышался над «романностью», стилистические условности тут последовательно изживались и следы риторического в слове выжигались»12. В работе «Проблемы стиля и этапы развития литературы нового времени» характеристика русского реализма дана как сопоставление Достоевского с Пушкиным: «У Пушкина сквозь многоликую гармонию его стиля, передающего действительность в ее нераздельной полноте, в неразъятой целостности, провидится страшное, что Пушкин, именно как страшное, и не допускает в свое произведение. Раскольников — это, напротив, пушкинский Германн, в котором все невысказанное, скрыто присутствовавшее, не явившееся сознанию и совести самого пушкинского героя, выставлено наружу, безжалостно обнаружено. Германн-Раскольников увиден от жизни — слово гибко воспроизводит все это жизненно-увиденное, все его сознательное и бессознательное отмечено и взвешено писателем»13.

Приведенные выше цитаты показывают, что характеристика постриторического слова русского реализма дается А.В. Михайловым как сопоставление со спецификой риторического, «готового» слова. Слово русского реализма выглядит как предельное воплощение принципов романного слова, т. е. в рамках концепции А.В. Михайлова оно наиболее индивидуально, максимально подчинено действительности и принципиально непоэтично. Как характерное выражение этой позиции исследователь приводит слова Н.С. Лескова: «Я люблю литературу как средство, которое дает мне возможность высказать все то, что я считаю за истину и за благо: если я не могу этого сделать, я литературы уже не ценю; смотреть на нее как на искусство не моя точка зрения»14. В этом стремлении преодолеть «литературность» заключается угроза кризиса такого слова, что отмечал и А.В. Михайлов. В конце XIX в. «та «индивидуализация стилевых систем, которая строится не на гармонии слова и жизни, действительности, как двух равноправных сторон (классика), а скорее опирается на взаимопонимание слова, «отпущенного» в жизнь, и самой жизни, в свою очередь нарушается как своего рода равновесная система»15. Причина этого — в утвердившемся представлении о неисчерпаемости человеческой личности и многообразии жизненных смыслов. Это позволяет исследователю высказать предположение о новом этапе в истории слова: «С концом XIX в. наступила новая пора перестройки слова и стиля, которая привела уже к существенно новым отношениям, сложившимся в литературах XX в.»16. Однако характер этих отношений, равно как и оценка масштаба происходящих изменений не получили освещения в работах ученого. Впрочем, так же, как и в работах других исследователей.

Примечания

1. См.: Михайлов А.В. Поэтика барокко: завершение риторической эпохи; Михайлов А.В. Античность как идеал и культурная реальность XVIII—XIX веков; Михайлов А.В. Идеал античности и изменчивость культуры. Рубеж XVIII—XIX веков; Михайлов А.В. Гете и отражение античности в немецкой культуре на рубеже XVIII—XIX веков // Михайлов А.В. Языки культуры. М., 1997. С. 564—595; Михайлов А.В. Искусство и истина поэтического в австрийской культуре середины XIX века // Михайлов А.В. Языки культуры. М., 1997. С. 683—715; Михайлов А.В. О художественных метаморфозах в немецкой культуре XIX века // Михайлов А.В. Языки культуры. М., 1997. С. 758—781; Михайлов А.В. Судьба классического наследия на рубеже XVIII—XIX веков // Михайлов А.В. Обратный перевод. М., 2000. С. 1933; Михайлов А.В. Стиль и интонация в немецкой романтической лирике // Михайлов А.В. Обратный перевод. М., 2000. С. 58—90; Михайлов А.В. Из истории «нигилизма» // Михайлов А.В. Обратный перевод. М., 2000. С. 311—353; Михайлов А.В. Гоголь в своей литературной эпохе // Михайлов Л.В. Обратный перевод. М., 2000. С. 537—626 и др. работы.

2. См.: Михайлов А.В. Проблемы анализа перехода к реализму в литературе XIX века; Михайлов А.В. Роман и стиль; Михайлов А.В. Проблема стиля и этапы развития литературы нового времени, Михайлов А.В. Проблема характера в искусстве: живопись, скульптура, музыка // Михайлов А.В. Языки культуры. С. 43—111, 404—471, 472—508, 211—268.

3. Михайлов А.В. Роман и стиль. С. 408.

4. Там же. С. 406.

5. Там же. С. 405.

6. Там же. С. 406.

7. Там же. С. 407.

8. Там же. С. 420.

9. Там же. С. 422.

10. Михайлов А.В. Проблемы перехода к реализму... С. 73.

11. Аналогичное утверждение см.: Михайлов А.В. Роман и стиль. С. 407.

12. Там же. С. 464—465.

13. Михайлов А.В. Проблема стиля и этапы развития литературы нового времени. С. 502—503.

14. Цит. по: Михайлов А.В. Роман и стиль. С. 406.

15. Михайлов А.В. Проблема стиля и этапы развития литературы нового времени. С. 505.

16. Там же. С. 506.