Глава 1. Повествование действующих лиц А.П. Чехова и человек-нарратив

Цель этой главы — рассмотреть появление и развитие изображения повествования действующих лиц у А.П. Чехова и раскрыть их значение.

В первом разделе, отличая повествование действующих лиц у А.П. Чехова от элементов повествования в традиционном смысле, мы обращаем внимание на то, что строение нарратива чеховской драмы основывается не только на авторском намерении, основанном на принципе прямого подражания, но и на повествовательной деятельности каждого персонажа. Таким образом в чеховской драме течение времени в развертывании сюжета (played time)¹ выражается в двух возможных модусах, т. е. в миметическом и диегетическом. Тут важно, что значительное внимание автора к способности каждого человека осмыслить собственную жизнь в нарративной форме нашло точку соприкосновения с психиатрическим термином начала XX века фабуляция (Пьер Жане). Этот термин только после середины XX века начинается глубоко обсуждаться в нарративной психологии и нарративной психиатрии под названием «Рассказанный Я» или «Я как нарратив». Предполагая, что человеческое существо не является готовым с рождения, но реконструируемым жизненной историей, представляющей собой влияние каждого мгновения, данные дисциплины заново оценивали значение индивида. В этом процессе представление о персонажах, которые раньше определялись в основном их сценическими поступками и авторскими ремарками и обозначались словом характер (character), стало подвергаться изменению и называться личностью.

Соответственно второй раздел посвящен рассмотрению появления повествования действующих лиц А.П. Чехова и его развития. Анализируя некоторые показательные моменты в <Безотцовщине> (1878) и «Иванове» (1887; 1889)², мы обращаем внимание на разницу между представлением жизненной истории Платонова и представлением жизненной истории Иванова. В этом процессе мы различаем установку элементов повествования как авторский прием и сознательную инсценировку повествующего персонажа. Затем при анализе перехода из «Лешего» (1890) в «Дядю Ваню» (1896) мы рассматриваем монологические моменты изложения жизненных историй трех интеллигентов среднего возраста. В результате появляется возможность осознания того, что представляет из себя смещение контекста произведения с образа Хрущова к образу Войницкого. Далее, в исследовании «Чайки» (1895) мы обращаем внимание на то, каким образом получилось в одну пьесу поместить жизненные истории фактически всех персонажей.

Примечания

1. В отличие от эпических жанров, в которых манипуляция временем по развертыванию сюжета справляется обобщающим и регулирующим голосом нарратора, процесс создания драматических жанров считается наиболее несвободным в плане манипуляции временем. Обычно течение времени в развертывании сюжета (played time) должно быть умеренно по объему для того, чтобы не мешать правдоподобию и вероятности происходящих на сцене. При этом еще нужно учесть ограничение реального времени (playing time), т. е. драма редко позволяет себе требовать от зрителей более пары часов.

2. Дело в том, что эти две пьесы, с одной стороны, очень похожи друг на друга по главному сюжету, но одновременно показывают большую разницу по изображению главного героя. XXIII Международный театральный фестиваль «Балтийский дом» открылся спектаклем «Русские!» голландского режиссера Иво ван Хове (амстердамский театр «Тонеельгруп»). Спектакль длительностью более 5 часов представлял собой компиляцию двух пьес А.П. Чехова <Безотцовщины> и «Иванова». По его словам, «Платонов и Иванов — как две стороны одной медали. Оба переживают депрессию. Разница в том, что Иванов обращает её внутрь себя, а Платонов — вовне» (Информационный портал «Фонд Русский Мир» — URL: http://www.russkiymir.ru/russkiymir/ru/publications/interview/interview0204.html — Дата обращения: 21.12.2013).