— Как я могла жить здесь раньше, не понимаю, не постигаю! Жениха я презираю, себя презираю, презираю всю эту праздную, бессмысленную жизнь...
. . . . . .
— Поедете, будете учиться, а там пусть вас носит судьба. Когда перевернете вашу жизнь, то все изменится. Главное — перевернуть жизнь...
Чехов. «Невеста»
В последние годы жизни Чехов вновь обратился с надеждой к юному поколению, веря в его, духовные силы и в то, что оно способно содействовать приближению новых форм жизни.
Именно молодое поколение в эти годы для Чехова — эталон активного отношения личности к действительности. Он верит, что оно по-настоящему равнодушно перед соблазнами мещанского уюта, верит в искренность его желания вырваться из омута благополучного обывательского существования.
Как художник, он по-прежнему зорко замечает еще господствующую в действительной жизни позицию приспособления людей к социальным условиям. Это видно из того, каким образом разрешаются события в сюжетах произведений Чехова конца 90-х — начала 1900-х годов. Умирает Беликов в рассказе «Человек в футляре», но, как утверждает Буркин, рассказавший эту историю, после этого «не стало лучше»: ведь похоронили одного только Беликова («...сколько еще таких человеков в футляре осталось, сколько их еще будет!»). Обречен на одиночество беспомощный уже старик Цыбукин («В овраге», 1900), недавно крепкий хозяин, державший в страхе всю деревню; на смену ему пришла хищница нового типа, готовая на любое преступление, — его невестка Аксинья. Ценой убийства она становится единственной наследницей Цыбукина и беззастенчиво правит всем его хозяйством.
Пока еще твердо стоит на земле «печенег», внушающий каждому честному человеку отвращение, погрязший в невежестве, косности, животной жизни («Печенег», 1897). Обирает бедных, доверчивых и безграмотных крестьян «писарь», вскормленный на трактирных хлебах, — Егор в рассказе «На святках» (1900); автор пишет о нем с откровенной неприязнью: «Это была сама пошлость, грубая, надменная, непобедимая, гордая тем, что она родилась и выросла в трактире, и Василиса хорошо понимала, что тут пошлость, но не могла выразить на словах, а только глядела на Егора сердито и подозрительно». Вытесняет из родного дома сестер Прозоровых («Три сестры», 1900) чадолюбивая мещанка Наташа, жена их брата Андрея; под ее гнетом Андрей превращается в бессловесного приживалу, и хоть он отлично сознает, что в ней есть что-то от мелкого, «шаршавого» животного, — все-таки не смеет протестовать и подчиняется ей всецело. И с каким удовольствием поедает вкусные блюда и пьет дорогие вина в доме миллионеров Ляликовых гувернантка Христина Дмитриевна, умея наслаждаться благами, которые не дают радости молоденькой Лизе...
С Лизы Ляликовой в творчестве Чехова последних лет открывается короткая страница, посвященная молодым, их протесту против старых форм жизни. Молодые противостоят здесь героям, неспособным к протесту. Правда, Лиза Ляликова в «Случае из практики» еще не находит в себе сил для решительных действий. Кто знает, если бы рядом с ней постоянно был друг, рассуждающий, как доктор Королев, может быть, она постепенно привыкла бы к мысли о том, что надо бросить все и уйти...
Еще одна молодая героиня Чехова стремится порвать со старой жизнью — это Ирина из пьесы «Три сестры». Она самая юная из сестер и именно поэтому мечтает о переезде в Москву больше всех и острее всех переживает крах этой мечты. Чехов дал младшей из сестер испытать еще одно горькое разочарование. Страстно желая трудиться, Ирина поступает на службу, но не находит в ней удовлетворения — скучная работа телеграфистки ее только тяготит. И, наконец, третье разочарование: в напрасном ожидании настоящей любви Ирина теряет душевные силы и готова на компромисс — выйти замуж не любя, просто за хорошего человека, некрасивого барона Тузенбаха. Но этого не случилось. В конце пьесы она — единственная из сестер, для которой автор находит все-таки возможность начать новую жизнь. Вместе с Тузенбахом, который был для нее настоящим другом, она собиралась уехать на кирпичный завод, работать там в школе и говорила об этом так: «...послезавтра я уже в школе, начинается новая жизнь». Ее последние слова в пьесе, уже после смерти Тузенбаха: «Завтра я поеду одна, буду учить в школе и всю свою жизнь отдам тем, кому она, быть может, нужна».
То, что не удалось сделать Лизе Ляликовой и к чему только приблизилась Ирина Прозорова (и приблизилась без особой радости, скорее с грустью, прощаясь с девичьими мечтами), составило главное содержание последнего рассказа Чехова — «Невеста» (1903). В этом рассказе писатель вернулся и к перспективе новой жизни, открывающейся перед юной героиней, и к намеченной в докторе Королеве и бароне Тузенбахе личности, способной влиять на развитие молодой души.
У Нади Шуминой, героини этого рассказа, рождается и постепенно растет неприязненное чувство к родному дому, к семье, в которой она воспитывалась и которая готовила ее к жизни по образцу и подобию женщин прежних поколений. В отличие от Лизы Ляликовой, у Нади есть друг, который помогает развитию в ней этого чувства. Это Саша, дальний родственник семейства Шуминых, частый гость в доме. Художник и архитектор по образованию, служащий московской литографии, Саша болен чахоткой. Но он менее всего занят заботами о своем здоровье. В рассказе это самое активное действующее лицо. Ему не нравится многое в доме, и он не скрывает этого. Резкими критическими замечаниями о праздном, неинтересном окружении Нади, об отсутствии нравственного оправдания того уклада жизни, к которому Надю приучили мать и бабушка, он в конце концов достигает того, что в ее душе совершается переворот.
В разгар свадебных приготовлений Надя решается на небывалый для того времени по смелости шаг — убегает и от жениха, ставшего ей неприятным (при всей его образованности и добропорядочности она теперь только почувствовала, как он не умен и фальшив), и от бабушки, властно руководившей всем этим хлопотливым, но внутренне праздным мирком, показавшимся ей вдруг невыносимо скучным, и от матери, которая тоже перестала быть для нее эталоном ума и красоты. Она бросает дом и прекрасный сад, где весной ей бывало так хорошо, и бежит без оглядки, бежит — хотя со слезами, но с радостью, с надеждой. Не испугавшись возможного материнского проклятия, Надя мужественно вынесла испытание, на которое сама себя обрекла.
В центре этого рассказа Чехова — история девичьей души, постепенное ее освобождение от плена косных представлений о людях и о жизни вообще. И не будем умалять собственных усилий Нади в совершившейся в ней перемене: уговоры Саши падали на благодатную почву (Саша гостил у Шуминых не первое лето и к началу повествования уже жил в доме дней десять).
Вспомним самое начало рассказа, где есть строки, намекающие на то, что в душе Нади уже началось смятение. Наслаждаясь майским вечером в саду, Надя, только что вышедшая из дома, где вместе с домашними в этот вечер были и гости, в мыслях была не с ними. «Ей хотелось думать, что не здесь, а где-то под небом, над деревьями, далеко за городом, в полях и лесах, развернулась теперь своя весенняя жизнь, таинственная, прекрасная, богатая и святая, недоступная пониманию слабого, грешного человека. И «хотелось почему-то плакать» (курсив наш. — Э.П.). Прямым продолжением этой мысли звучат строки о том, что когда Надя смотрела в окна дома, где шли приготовления к ужину, т. е. к тому, что было здесь, ей «почему-то казалось, что так теперь будет всю жизнь, без перемены, без конца!». Еще бессознательно (отсюда все эти «почему-то», возникающие в повествовании, когда речь идет о настроении героини), Надя в самом начале рассказа уже готова к тому, чтобы желать и «перемены» и «конца» того, что сейчас происходит в доме, во имя еще неизвестной для нее идеальной жизни, которую она пока отождествляет с жизнью природы, пробуждающейся весной. (Пробуждение природы автор связывает, таким образом, с расцветом в душе героини нового отношения к жизни.) Потом безотчетная тоска сменилась более ясным чувством. Во всем этом роль Саши как учителя Нади, конечно, была велика, но и Надя была способной ученицей. И настал момент, когда она своего учителя переросла.
Когда, прожив самостоятельно осень и зиму в Петербурге, Надя возмужала и вновь встретилась с Сашей в Москве, то «почему-то показался он Наде серым, провинциальным». Она чувствовала инстинктивно (отсюда опять это «почему-то»), что стала сильнее Саши. Уже после его смерти она заглянула последний раз в пустую Сашину комнату в бабушкином доме и, полная благодарности, простилась с тем, кто сделал для нее так много, но уже сделал свое дело — дал ей путевку в новую жизнь. «Прощай, милый Саша!» — думала она, прощаясь, в сущности, со всем, что теперь для нее отошло в прошлое. И позднее, снова уезжая из дома после летних каникул, она уже «покинула город, как полагала, навсегда». Мы расстаемся с живой и веселой героиней, способной преодолеть все предстоящие ей трудности, ясно осознавшей, наконец, истинную цель жизни.
Прозрение, приходившее и прежде к чеховским героям, впервые обернулось в рассказе «Невеста» практическим разрывом с прежним укладом жизни. Исключением был, пожалуй, только Мисаил Полознев из повести «Моя жизнь» (1896), сын дворянина, ушедший из благоустроенного отцовского дома в артель маляров, но эта его акция, судя по финалу повести, сильная в своем отрицании ханжества благообразного культурного общества, не имела в своей основе твердой положительной идеи. Будущее Полознева неопределенно. Самые обнадеживающие для него перспективы — заботиться о воспитании прелестной девочки, оставшейся после смерти Клеопатры, сестры Полознева, и общаться с достойной девушкой Анютой Благово, верно любящей его, но не вызывающей у него ответного чувства. Вот и все, что останется когда-нибудь от бунтарского духа героя, осмелившегося бросить вызов сильным мира сего. Не очень-то много.
Проблему, над которой бились многие герои Чехова, имевшие большой жизненный опыт и более высокий интеллектуальный уровень, чем Надя, Чехов почему-то доверил впервые решить ей, еще не искушенному в жизни молодому существу. Очевидно, разрыв героя с прошлым для Чехова был важен не столько как результат продуманного анализа общественных отношений, выстраданного долгой практикой, сколько как проявление непосредственного чувства — чувства страстного, бескомпромиссного протеста против этих отношений. На такую остроту чувства люди более всего способны в молодости.
Своим отношением к старой и новой жизни чеховская Надя напоминает Верочку Розальскую, героиню романа Чернышевского «Что делать?» (1864) до ее замужества. Нежелание жить прежней жизнью у обеих девушек растет под влиянием дружбы с более опытным товарищем. Отвращение Верочки к нечистой морали и грубости, которая окружала ее с детства, после бесед с Лопуховым переходит в страстное стремление приобщиться к иным, высоким нормам морали и к иной, разумной и содержательной жизни. Она уходит из семьи, считаясь, как и чеховская Надя, невестой богатого и любящего человека. Этот уход героини Чернышевского из старого мира в мир новых людей в литературе XIX века был не первым «уходом» русской девушки из семьи, от выгодного жениха. До Веры Павловны подобный поступок совершила Елена Стахова, героиня романа Тургенева «Накануне» (1859). Тургеневская героиня начинает новую жизнь за пределами родины, присоединившись к народно-освободительной борьбе болгар. Героиня Чернышевского делает это иначе: она присоединяется к передовым людям России, пытающимся радикально изменить жизнь в стране.
Поступок чеховской «невесты» безмерно скромнее, чем то, что совершили Вера Павловна и Елена Стахова, но для своего времени он имел немаловажное общественное значение.
К роману «Что делать?» восходит не только конкретное событие — уход невесты из дома и отказ от замужества. Чернышевский предвосхитил и символический характер образа «невесты» (недаром он вынесен в заглавие чеховского рассказа) в аллегорической «невесте своих женихов, сестре своих сестер»1.
Но Чехов жил в иную пору, и это сказалось на интерпретации образа. У Чернышевского «невеста» олицетворяла утопический идеал революционной демократии. Чехов придал традиционному представлению о девичьей чистоте нечто земное: Надя действительно невеста, аллегории (то есть иносказания) здесь нет, и в то же время это — ее неосуществившееся назначение; потому ее и дразнят озорные мальчишки с соседнего двора: «Невеста! Невеста!» Заглавие рассказа — если рассматривать его, имея в виду этот разрыв с женихом и мальчишеские возгласы — звучит иронически. Если же связать его с истинным жизненным назначением Нади, найденным ею вне прежней среды и быта (и вне навязываемого ими назначения), то это заглавие приобретает глубокий символический смысл: невеста — это молодое существо с чистой душой, и у нее впереди новая, прекрасная жизнь.
Невеста всегда на пороге перемен, всегда в ожидании нового. И если у Тургенева в знаменитом стихотворении в прозе «Порог» девушка-красавица готова перешагнуть высокий порог, за которым ее ожидает холод, тюрьма, может быть, даже разочарование и смерть, то на смену этому поэтическому идеалу «невесты», готовой на героический подвиг самопожертвования, у Чехова является конкретная девушка, которая вовсе не жертвует собой во имя счастья других, а отказывается от жизни, ставшей ей ненавистной. Кто знает, может быть, ее тоже ждет и холод и голод, но пока она одушевлена идеей новой, осмысленной жизни и не думает о расплате за свою смелость. Поэтому так радостно и просто, без сознания героизма своего жизненного шага, она расстается навсегда с родным домом в конце рассказа. Символ Чехова не имеет аллегорического или романтического характера. Он крепко связан с реальной действительностью, в которой жил и писал этот художник, завершивший своей деятельностью эпоху русского критического реализма.
Если помнить, что «Невеста» написана в годы оживления общественного движения накануне первой русской революции, то можно допустить, что автор имел в виду приобщить Надю к изменениям, происшедшим в жизни в начале 1900-х годов. Ведь Надя поехала учиться в Петербург, а петербургское студенчество ко времени, когда слагался сюжет рассказа, уже прославилось своими политическими выступлениями.
Связь образа Нади с предреволюционной атмосферой почувствовал один из самых первых читателей рассказа — В.В. Вересаев, которому Чехов показывал новое произведение еще в корректуре. Но тогда Вересаев, по его воспоминаниям, заметил Чехову: «Антон Павлович, не так девушки уходят в революцию». На это Чехов отвечал: «Туда разные бывают пути».
Правда, ни в корректурных листах, ни в раннем рукописном тексте рассказа не было указаний на «уход» Нади Шуминой в революцию. Но чеховские слова: «Туда разные бывают пути», да и оживленный тон последних строк рассказа, позволяет догадаться о деятельном и общественном потенциалах в характере героини. Но лишь догадываться. Потому что в этом рассказе Чехову был дорог сам процесс духовного выпрямления человека, а не его конкретные связи с политическими явлениями эпохи.
Больше определенности в отношении к предреволюционным событиям начала века у студента Пети Трофимова («Вишневый сад», 1904). В «Вишневом саде», последней пьесе Чехова, снова появляется молодая пара, своим отношением к жизни противостоящая людям старших поколений. Совсем юная дочь Раневской, Аня, и Петя Трофимов, бывший репетитор ее покойного младшего брата, не являются главными героями «Вишневого сада» — ведь действие пьесы сосредоточено на истории продажи усадьбы с вишневым садом.
С этим центральным эпизодом гораздо более тесно связаны жизненные пути других героев: старых владельцев имения Раневской и Гаева; Вари, которая живет в доме как приживалка и экономика; нескольких слуг во главе со стариком Фирсом; конторщика Епиходова; наконец, центрального по замыслу автора героя — Лопахина, бывшего крепостного, который сумел нажить капитал, купил на торгах имение и уже распорядился срубить сад, чтобы построить на этом месте дачи и сдавать их в аренду, то есть полностью сменил помещичьи порядки в именин на буржуазные. Судьба каждого их этих героев, особенно Лопахина, конечно, сложнее и зависит не только от продажи имения, но в пределах сценического действия только от нее. Эта зависимость отразилась на названии пьесы и стянула воедино героев, кровно заинтересованных в исходе торгов. Все названные персонажи составляют основную часть системы образов пьесы.
Петя же и Аня стоят в стороне от главного события. Хотя Аня и могла бы быть наследницей матери и дяди (если бы было, что наследовать), ее духовная жизнь складывается вне этого ее положения в семье.
И все-таки при всей оторванности Пети Трофимова и Ани от главного события в пьесе их образы очень важны для понимания идейного смысла и особенно интересны нам здесь близостью к судьбе молодых героев «Невесты».
В центре внимания писателя при изображении обеих молодых пар — формирование личности девушки и ее прозрение, которое происходит под влиянием молодого человека, живущего в доме на положении гостя. Подобно Саше из «Невесты», Петя Трофимов внушает своей подопечной желание покончить с праздным и бесполезным существованием и приобщиться к жизни трудовой и общественно полезной. По цензурным причинам Чехов не мог в пьесе прямо указать на то, чем занимается этот «вечный студент» и почему он никак не может закончить университетского курса. В одном из писем к жене, актрисе Художественного театра О.Л. Книппер, он признался, как трудно ему было работать над этим образом: «Ведь Трофимов то и дело в ссылке, его то и дело выгоняют из университета, а как ты изобразишь сии штуки?» Эти авторские слова дают ключ ко всему, что говорит в пьесе Петя Трофимов. «Ведь так ясно», — старается он убедить Аню, как безнравственна жизнь в доме, который она так любит: «Чтобы начать жить в настоящем, надо сначала искупить наше прошлое, покончить с ним, а искупить его можно только страданием, только необычайным, непрерывным трудом. Поймите это, Аня». И пытается заразить ее своим предчувствием будущего: «Я предчувствую счастье, Аня, я уже вижу его...» Что речь идет о счастье для России и всего человечества, ясно и из слов, которые он произносит немного погодя: «И если мы не увидим, не узнаем его, то что за беда? Его увидят другие!»
Еще наивная Аня не очень-то разбирается в серьезности содержания слов Пети (оттого она в ответ так по-детски восторженно всплескивает руками: «Как хорошо вы говорите!» или «Как хорошо вы сказали!»). Но уроки «вечного студента» для нее не проходят даром. И к ней приходит прозрение в 17 лет — как к гимназисту Володе из рассказа 1887 года. «Что вы со мной сделали, Петя, отчего я уже не люблю вишневого сада, как прежде?» — говорит она. Но как светло ее прозрение: не горькое разочарование и чувство одиночества оно приносит ей, как Володе, а радость от сознания возможности перевернуть свою жизнь. Поэтому так легко она находит слова утешения, когда ее мать плачет о проданном саде: «Пойдем со мной, пойдем, милая, отсюда, пойдем!.. Мы насадим новый сад, роскошнее этого, ты увидишь его, поймешь, и радость, тихая, глубокая радость опустится на твою душу, как солнце в вечерний час, и ты улыбнешься, мама! Пойдем, милая! Пойдем!..» В этих легких и мелодичных словах Ани, в сущности, уже есть отзвук мысли Трофимова о том, что вся Россия — наш сад (поэтому она обещает матери взамен проданного «новый сад, роскошнее этого...» — курсив наш. — Э.П.).
Сама Аня весело расстается с погибшим имением. «Начинается новая жизнь, мама!» — объясняет она Раневской, почему у нее в день отъезда такие сияющие глаза.
Юной Ане автор поручает сказать при расставании с имением значительные, торжественные слова: «Прощай, дом! Прощай, старая жизнь!» Логическим продолжением этих слов звучат следующие, Петины: «Здравствуй, новая жизнь!..» И то, что они уходят из дома самыми первыми, оставив остальных оплакивать старый мир или строить планы на будущую его деловую перестройку, и уходят из него вместе — знаменательно. Биография героев, с которыми писатель связал свои мысли о неустройстве жизни и о будущем России, закончилась в его последнем произведении на этой высокой ноте.
В минуты, когда Аня и Петя появляются в последний раз перед зрителем, автор подчеркивает мимолетность для них настоящею: вся их роль в пьесе сводится к переоценке прошлого и к подготовке будущего. Петя при этом играет роль учителя и агитатора, Аня — его ученицы.
Заметим, что молодые герои «Вишневого сада» далеки от быта усадьбы, дни свои они проводят только в разговорах. Совсем иначе ведут себя герои старшего поколения, хотя и они не отличаются особенной активностью. Раневская, например, пьет кофе, получает телеграммы из Парижа, рвет или хранит их, организует бал, танцует, дает золотую монету прохожему. Гаев сосет леденцы, играет в бильярд, ездит на торги, привозит из города анчоусы, переодевается. Лопахин озабочен предстоящими торгами и участвует в них. Шарлотта делает фокусы. Симеонов-Пищик занимает деньги и возвращает долг обратно, а за пределами сценического действия отдает землю в наем англичанам, нашедшим в ней глину, и счастливо приводит свои финансовые дела в порядок, — впрочем, ясно, что ненадолго.
Варя вместе с Фирсом и другими слугами хлопочет по дому, у нее ключи от хозяйства (в третьем действии связка ее ключей зазвенит, ударившись об пол, — как отказ Вари служить новому хозяину и новым порядкам в доме). Яша обслуживает в качестве личного лакея Раневскую и, между прочим, не упускает случая воспользоваться благосклонностью Дуняши. Даже Епиходов все время в своеобразном деятельном движении: он поет и играет на гитаре, изображая из себя меланхолического влюбленного, ломает бильярдный кий, то и дело натыкается на предметы — стукается, так сказать, о быт (в этом смысле самый нелепый, самый, казалось бы, неприспособленный к бытовой жизни герой теснее всего привязан к быту; недаром в конце пьесы он вполне благополучно устраивается на службу к Лопахину и таким образом оказывается единственным из живших в усадьбе, кто разделяет ее судьбу при новом хозяине).
Аня еще как-то связана с домашним бытом и заботами. В первом действии она привозит мать из Парижа; в конце действия она, уставшая после ночной дороги, засыпает на глазах у зрителей; в третьем действии участвует, хотя и пассивно, в фокусе Шарлотты; в четвертом — пытается проверить, послали ли Фирса в больницу... Но общий, внебытовой характер ее участия в жизни имения хорошо понимает Трофимов, когда говорит ей во втором действии: «Если у вас есть ключи от хозяйства, то бросьте их в колодец и уходите». Это метафора: никаких ключей у Ани быть не может, их тяжелая связка — в руках Вари.
И только Петя совершенно освобожден автором от конкретного участия в бытовой жизни усадьбы.
Давно прошло то время, когда Петя давал уроки Грише, сыну Раневской, и тем был привязан к быту имения. Теперь он в пьесе только разговаривает. Это дало повод некоторым критикам, в том числе и А.М. Горькому, обвинить этого героя в том, что он ничего не делает. Но из контекста пьесы и из слов самого Чехова, которые мы привели выше, видно, что Трофимов в Московском университете был студентом, которого преследовали за активную общественную деятельность. Обращенность Трофимова к тем сторонам жизни, которые возвышаются над повседневным бытом, подчеркнута единственной реалией, имеющей к нему отношение. Не умея о себе заботиться, не устроенный в быту, Петя не может найти своих калош перед отъездом, нервничает по этому поводу, и когда они находятся наконец, то Варя замечает: «...какие они у вас грязные, старые...»
Петя теряет калоши в четвертом действии. Аня в первом действии жалуется, что растеряла все свои шпильки — едва ли это совпадение случайно: и Петя и Аня не привязаны к вещам, вещи убегают от них... Словно они живут вообще вне всякого быта. Петя, ничем не занятый в доме, обратил к Ане, тоже не имеющей забот и обязанностей, свое горячее слово — слово о жизни во имя будущего. Это и было его делом в настоящий момент.
Молодые герои последних произведений Чехова верят в лучшее будущее России, когда люди перестанут жить за счет чужого труда. Нравственные поиски прежних чеховских героев, мечтавших об осмысленной жизни, увенчались разрывом Нади и Ани с жизнью, основанной на несправедливости, фальши, лжи.
Но, может возразить читатель, Надя-то действительно бросила уютный дом и любящих близких, а Аня ушла из проданного имения — разве это уход? И вообще — не слишком ли наивна Аня по сравнению с Надей? Как она легко успокаивается в конце первого действия, услышав «честное слово» Гаева, уверявшего, что он не допустит продажи имения! Как быстро уступает в конце пьесы Яше, который не желает проверять, действительно ли послали Фирса в больницу. Да, Ане еще далеко до сознательного жизненного шага, который совершает Надя. Но после продажи имения Аня могла ведь поехать с матерью в Париж или стать приживалкой при дяде. Она, по-видимому, и уехала не в Москву с Петей, а в уездный город с дядей, — и все-таки нам ясно, что она хочет учиться и работать, а это уже много для девушки ее круга.
Мысль о будущем, к которой приучали героинь «Невесты» и «Вишневого сада» Саша и Петя, открывает в финалах этих произведений далекие горизонты жизни.
Описание событий не обрывается в конце «Невесты»: от них протягивается невидимая нить к той «новой, широкой, просторной» жизни, которая рисовалась героине впереди. Еще более это относится к финалу «Вишневого сада», где на фоне драматических и трагикомических судеб представителей старой жизни звучат призывно молодые голоса, обращенные в будущее. Так называемые «открытые финалы» в произведениях Чехова — одно из достижений его поэтики, связанное с поисками новых способов изображения жизни, которое в конечном счете углубили и обогатили возможности русского реализма.
Открытыми финалами двух последних произведений Чехова, внушающими нам, что жизнь продолжается и обещает впереди заманчивые перемены, завершается духовная биография чеховского героя, полная мучительных идейных и нравственных исканий.
Примечания
1. На это обратил внимание В.Б. Катаев в кн.: Проза Чехова: проблемы интерпретации. М., 1979, с. 302.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |