Теперь перейдем к рассмотрению обозначенных жанров в малой прессе и в творчестве Чехова. В статье «Из истории «малых форм» сатиры в русской журналистике XVIII—XIX вв.» М.И. Привалова1 пытается определить термин «малые формы» и указывает на его неточность: «...дело, по-видимому, не только в их малом объеме, но в чем-то более существенном, определяющем их внутреннюю структуру особого жанра сатиры и юмора»2. Исследовательница выделяет следующие черты жанра: произведение состоит из отдельных миниатюр, которые можно менять местами, они могут быть самостоятельными или пародийными, сюжетными или бессюжетными. В этом определении объединены противоположные характеристики (самостоятельные и пародийные, сюжетные и бессюжетные). Анализ малой прессы конца 1870-х — начала 1880-х годов позволяет утверждать, что далеко не все юморески состояли из отдельных миниатюр, которые можно менять местами — иногда и в них проникало сюжетное начало, но оно все же не было настолько сильно, чтобы отнести эти произведения к другому жанру (к рассказу или сценке). Например, в юмореске Билибина «Павший авторитет» представлена речь, «произнесенная в торжественном заседании Сморгонского общества любителей российской словесности местным критиком Змием Скорпионовичем Скудоумовым», в которой герой критикует творчество И.А. Крылова, разбирая несколько басен:
Щука и кот.
В этой басне разговаривает даже рыба, тогда как всем известно, что рыбы немы! Не даром говорят: «нем как рыба».
И что это за глупая щука, которая вышла из воды? И как она могла идти по полу, не имея ног?
Кот называет щуку кумой, а она его куманьком. Точно они вместе крестили детей!!.
Г. Крылов! Это уже слишком!!3
Высказывания, которые автор мог бы дать просто списком, оформляются в единый связный текст (речь), в котором части уже не поддаются перестановке. Как уже неоднократно отмечалось исследователями, напряжение между «предписанной» бессюжетностью и стихийно развивающимся сюжетом, то есть, по сути, между разными жанрами, становится организующим началом в «Жалобной книге» Чехова4. Примечательно, что в этом случае смешение жанров обнаруживается не только в появляющейся сюжетности, но и во вступлении, в голосе повествователя, нехарактерном для «мелочишек». Тем не менее, одно только наличие сюжета все же не дает нам права классифицировать это произведение как рассказ или сценку.
Привалова разделяет миниатюры на три группы:
1) подписи к карикатурам;
2) анекдоты;
3) афоризмы, изречения, азбука, сонник, пророчества, ответы, реклама.
В этой классификации снова обращает на себя внимание неоднородность материала. Если Мышковская выделяла как отдельные жанры вопросы-ответы и афоризмы, то Привалова, скорее всего, отнесла бы оба случая к жанру «мелочишки». Все это указывает на чересчур сильную разноплановость этого жанра (не только тематическую, но и структурную), которая мешает объединить все тексты в одну группу5.
Видимо, единственной общей для всех «мелочишек» чертой является то, что они пародируют какой-то из речевых жанров6. Все остальные особенности будут зависеть от особенностей пародируемого жанра, поэтому произведения этой группы чрезвычайно разнообразны. Об этом пишет А.Д. Степанов: «Предметом пародирования и организующим центром чеховской «мелочишки» обычно становились устойчивые речевые жанры, самые разные — бытовые и официальные, устные и письменные, — но обычно «одномерные» в своей функции»7. По мнению исследователя, главное событие юморески — это смещение речевого жанра, которое осуществляется по принципу тропов — иронии (переход жанра в противоположный), гиперболы (преувеличение компонентов жанра), литоты (гротескное преуменьшение), метонимии (сопоставление высказываний разных речевых жанров) и метафорической трансформации8.
Итак, если определить пародирование речевого жанра в качестве жанрообразующего принципа юморески, мы можем выделить круг текстов и увидеть, как «мелочишка» может трансформироваться в юмористических журналах и, в частности, в раннем творчестве Чехова.
Выделенный А.П. Чудаковым жанр юмористической «физиологии» связан с физиологическим очерком в той же мере, в какой он связан с юмореской, «мелочишкой». Тут мы подходим к проблеме смешения и взаимодействия жанров. И.Н. Сухих пишет, что жанры малой прессы последовательно вырастают друг из друга. Видимо, «Письмо к ученому соседу» представляет собой как раз такой случай. Связь его с юмореской очевидна, и дело не в том, что имитируется жанр письма. Во-первых, «Письмо к ученому соседу» (1880) явно встает в один ряд с такими позднейшими «мелочишками», как «Письма» (1886), и неоконченным «Письмом в редакцию» (1882). Во-вторых, это произведение, оформленное как связный текст, можно легко представить, как сборник высказываний, «мнений» под заглавием, например, «Взгляд на достижения современной науки Василия Семи-Булатова, Войска Донского отставного урядника из дворян». В результате мы получим классическую «мелочишку», какие встречались и у Чехова («Задачи сумасшедшего математика»), и у других авторов. Такова, например, юмореска В.В. Билибина в 12 номере «Стрекозы» за 1884 год:
Причины железнодорожных катастроф и мнения к устранению их.
Мнение московского славянофила:
Железные дороги суть произведения гнилого Запада, отсюда весь их вред и все несчастия. <...>
Мнение служащего на Финляндской железной дороге (в русском переводе):
Замечено, что во всех железнодорожных катастрофах первым валится с насыпи локомотив, увлекая за собой уже вагоны. Поэтому следует, во избежание несчастных случаев, прицеплять локомотив сзади поезда.
Мнение одного пассажира:
Дабы предупредить железнодорожные катастрофы, следует, чтобы в каждом поезде ехал дежурный директор, ибо замечено, что с теми поездами, на которых едут директоры, никогда несчастий не бывает.
Мнение одной очень юной барышни:
Я не понимаю, отчего бы не предупреждать публику хотя за 10 минут, что случится несчастие. Тогда бы желающие могли остаться. Вот так же неприятно, когда в театре стреляют9.
Превращение юморески в рассказ может происходить не только за счет оформления отдельных фрагментов в связное высказывание, но и другими способами. Один из них можно условно назвать «Приведение юморески в действие». Например, в чеховском рассказе «Винт» герои присваивают картам чины и специализацию начальников:
— Каждый портрет, ваше-ство, как и каждая карта, свою суть имеет... значение. Как и в колоде, так и здесь 52 карты и четыре масти... Чиновники казенной палаты — черви, губернское правление — трефы, служащие по министерству народного просвещения — бубны, а пиками будет отделение государственного банка. Ну-с... Действительные статские советники у нас тузы, статские советники — короли, супруги особ IV и V класса — дамы, коллежские советники — валеты, надворные советники — десятки, и так далее. Я, например, — вот моя карточка, — тройка, так как, будучи губернский секретарь... (3, 72).
Этот отрывок вполне можно представить как заготовку для юморески, но Чехов разворачивает ее до целого рассказа, заставляет своих героев «применить на деле» одну из возможных газетных «мелочишек»10.
Рассказ «Живая хронология» скорее напоминает сценку: описание места, обстановки, времени, действующих лиц, диалог, невыраженные начало и конец. Герои сидят у камина, один из них, пожилой господин, вспоминает прошлое — все эти детали формируют читательское ожидание: сейчас должна быть рассказана занимательная и правдивая история:
Перед камином в кресле, в позе только что пообедавшего человека, сидит сам Шарамыкин, пожилой господин с седыми чиновничьими бакенами и с кроткими голубыми глазами. По лицу его разлита нежность, губы сложены в грустную улыбку (3, 173).
Однако дальнейшее повествование скорее напоминает юмореску: повторяется один набор элементов (описание события, мужской образ, случай, датируемый по возрасту одного из детей), сопоставление двух рядов (дата события и возраст детей), но в этом случае только рассказчику они кажутся не связанными между собой. На ассоциацию с юмореской наталкивает уже слово «хронология» в заглавии. Можно представить себе юмореску в форме хроники, которую ведет статский советник Шарамыкин, где бы приезды знаменитостей сопоставлялись с рождением детей.
Появление сюжетности и переход в другой жанр — не единственный способ развития «мелочишки». Обратимся к рассказам «Злоумышленники» и «Из записок вспыльчивого человека». Они написаны, как и многие произведения малой прессы, на злобу дня и посвящены солнечному затмению. Чехов не включил рассказ «Злоумышленники» в собрание сочинений, но описание затмения из него перенес в текст «Из записок вспыльчивого человека»:
Но вот черное пятно надвигается на солнце. Всеобщее смятение. Коровы, овцы и лошади, задрав хвосты и ревя, в страхе носились по полю. Собаки выли. Клопы, вообразив, что настала ночь, вылезли из щелей и начали кусать тех, кто спал. Дьякон, который в это время вез к себе из огорода огурцы, ужаснувшись, выскочил из телеги и спрятался под мост, а его лошадь въехала с телегой в чужой двор, где огурцы были съедены свиньями. Акцизный, ночевавший не дома, а у одной дачницы, выскочил в одном нижнем белье и, вбежав в толпу, закричал диким голосом:
— Спасайся, кто может!
Многие дачницы, даже молодые и красивые, разбуженные шумом, выскочили на улицу, не надев башмаков. Произошло еще много такого, чего я не решусь рассказать (6, 300).
Этот эпизод более всего напоминает жанр «мелочишки», часто строившейся по принципу описания необычной ситуации, важного события и дальнейшего перечисления действий разных лиц в связи с ним. Например,
На елку (задушевные пожелания)
Каткову — клетку, наполненную либералами, и 100 обличительных романов гг. Незлобина и Авсеенко.
Кн. Мещерскому — капкан и аркан для ловли подписчиков11.
Другой пример — юмореска Чехова «Несообразные мысли» (1884), где описывается, какие бы платья носили мужчины:
...чиновники особых поручений и секретари благотворительных обществ одевались бы не по средствам;
поэт Майков носил бы букольки, зеленое платье с красными лентами и чепец;
телеса И.С. Аксакова покоились бы в сарафане и душегрейке (3,9).
Таким образом, один жанр «вклинивается» в другой, чтоб придать большую выразительность тексту12.
Один из самых частотных комических приемов, используемый в «мелочишках», — сопоставление разных рядов понятий. Этот прием широко распространен и в подписях к рисункам (см. Приложение 2.13). Юмореска Чехова «Наивный леший» по объему и разработанности темы приближается к рассказу, но сам прием — «очеловечивание» фантастических существ — без сомнения взят из юморески.
Таким образом, «мелочишки» могут разрастаться до более объемных жанров — сценки, рассказа. Но иногда их специфика остается настолько ощутимой, что вряд ли можно говорить о переходе в другой жанр. В других вариантах юморески вставляются в текст большего произведения, усиливают комический эффект, добавляют яркости повествованию и одновременно еще сильнее связывают текст с традициями малой прессы.
Ярким примером трансжанровости текстов «малой прессы» может служить история публикации чеховской «мелочишки» «К сведенью трутней». Чехов отправил ее в «Осколки» как самостоятельный текст, однако Лейкин отдал его художникам и напечатал как рисунок с подписью. В юмористических журналах многие тексты, сопровождавшиеся иллюстрациями, могли бы обойтись без них, но визуальное сопровождение привлекало внимание и было крайне важно, особенно учитывая уровень читательской культуры адресата. Читатель рассматривал картинку и только потом обращался к тексту как к ее сопровождению, комментарию. Поэтому Чехов так часто в письмах призывал Лейкина «подтянуть художественный отдел» (см. П 1, 145—146).
Рисунок мог подавать идею для сценки или рассказа. Так, можно предположить, что сюжет рассказа «Роман с контрабасом» был придуман Чеховым на основе рисунка «Безвыходное положение» (см. Приложение 2.14). На нем изображено, как скрипач на сцене обнаружил в футляре вместо скрипки куклу, которую дочь положила туда, как в маленький гробик13. В рассказе Чехова обнаженную невесту, которая спряталась в футляр от контрабаса, обнаруживают в оркестре ее жених и граф Шпаликов, когда первый хочет доказать, что умеет играть на контрабасе.
В литературоведении довольно редко обсуждался вопрос, повлиял ли жанр юморески на зрелое творчество Чехова. И.Н. Сухих считает, что подпись к рисунку, «мелочишка» и рассказ-сценка были для Чехова, по сути, «тупиковыми и полностью остались в 80-х годах»14. Безусловно, как самостоятельный жанр юмореска больше не появляется у Чехова, но, видимо, именно выразительность и способность к трансформации этого жанра не дала ему исчезнуть совсем из зрелого творчества автора.
В 1898 году Чехов готовит для собрания сочинений текст под заглавием «Из записной книжки Ивана Ивановича». Для этого он объединяет и редактирует юморески, опубликованные в «Осколках» в 1883—1886 годах. Этот факт подтверждает то, что юмореска не была им забыта, хотя в свои первые сборники он не включал произведения этого жанра.
Кроме того, элементы юморески можно найти в его письмах. Например, в письме А.А. Киселевой 1890 года читаем:
Посылаю Вам из глубины Души следующие подарки:
1) Ножницы для отрезывания мышам и воробьям хвостиков.
2) Два пера для писания стихов: одно перо для плохих стихов, А другое для хороших.
3) Рамку для портрета какой-нибудь хари.
4) Висюльку из Чистого серебра, полученную мною В подарок от знаменитой Детской писательницы.
5) Большой Ящик почтовой бумаги с фиалками для писания писем к Тышечке в шапочке, тышечке без шапочки и прочим млекопитающимся обоего пола.
6) Sachet, которое прошу Вас убедительно положить в Почтовую бумагу, чтобы она пахла.
7) Номер Славянской Газеты для чтения натощак.
8) Древнюю Историю с Рисунками; из этой Истории видно, что и в древности жили дураки, Ослы и Мерзавцы.
9) Больше Подарков нет.
Потратившись на подарки и находясь поэтому без Всяких средств к существованию, Прошу Вас выслать Мне денег. А если у Вас денег нет, то украдьте у Папаши и пришлите мне.
С истинным Почтением имею честь быть Ваш покорнейший Слуга
Василий Макарыч.
Простите, что письмо написано так небрежно. Это от Волнения (П 4, 7).
Отпечаток юмористической поэтики носит и письмо к М.В. Киселевой 1886 года:
Адрес автора: во втором этаже около кухни, направо от ватера, между шкафом и красным сундуком, в том самом месте, где в прошлом году собака и кошка в драке разбили горшочек.
Автор: А. Индейкин (П 1, 252).
Жду к 12-му января Алексея Сергеевича.
Вот наше меню:
Селянка из осетрины по-польски
Супрем из пулярд с трюфелем
Жаркое фазаны
Редька.
Вина: Бессарабское Кристи, Губонинское, Cognac и Абрикотин. Жду его обязательно (П 3, 169).
Конечно, в зрелый период Чехов не пишет новых произведений в этом жанре, но элементы юморески появляются в его рассказах, они больше не создают комический эффект, но в них ощущается связь с ранним юмористическим творчеством, память жанра придает им определенную окраску. Обратимся к примерам. Как уже отмечалось, многие «мелочишки» строились по принципу сопоставления двух несовместимых рядов. Такова, например, уже упоминавшаяся юмореска «Женщина с точки зрения пьяницы». В «Московском листке» была опубликована следующая юмореска:
Зимние бега русской журналистики в 1882 г. Третий день.
На приз подписчиков для иллюстрированных изданий. Дистанция от редакции до розничной продажи. Записаны на бег лошади.
Корпфельда «Стрекоза». Гнедой масти без отметин и пороков, собственного завода от Рисунка и Красоты, наездник И. Василевский, английская шапочка с красной шишкой, экипаж беговые сани; если с поддужным, то поддужный Н.А. Богданов.
Лейкина «Осколки». Вороной масти, завода Голике от Смеха и Умелости. Едет сам владелец. Шляпа, обклеенная собственными сочинениями, экипаж городские сани. Если с поддужным, то поддужный г. Порфирьев15.
Можно представить себе юмореску, где социальное положение человека определенной профессии будет обозначаться богатством его экипажа. Такая «мелочишка» может называться «Доктора с точки зрения конюха или кучера»:
Земский врач ходит пешком.
У врача с частной практикой своя пара лошадей и кучер в бархатной жилетке.
У врача с большой частной практикой тройка с бубенчиками и пухлый красный кучер.
Именно этот прием используется для характеристики изменения социального положения доктора Старцева в рассказе «Ионыч».
Многие юморески строятся по принципу, который можно назвать «омонимией» или каламбуром: два явления из разных областей сопоставляются из-за одинаковых названий. Такова, например, юмореска В.В. Билибина «Опыт грамматической конструкции предложения руки и сердца» (см. с. 84—85). Часто на основе таких каламбуров возникал целый рассказ. Например, в рассказе «Маленькое недоразумение (случай)» во время стрижки парикмахер рассказывает клиенту интересную историю, но делает это слишком подробно, и потому слушатель постоянно просит его говорить короче. В итоге клиент остается почти лысым, потому что парикмахер посчитал, что слово «короче» относилось к стрижке. Рассказ «Катя (современный прессованный роман)»16, как кажется сначала, повествует о судьбе женщины, переходящей от одного мужчины к другому, и только в последнем предложении объясняется, что Катя — это сторублевая бумажка.
Похожий каламбур появляется в рассказе «Анна на шее»: «Значит, у Вас теперь три Анны... одна в петлице, две на шее. <...> Теперь остается ожидать появления на свет маленького Владимира» (9, 172). В тексте эти шутки принадлежат персонажам, которые не вызывают симпатии у читателя, и, возможно, указывают на круг их чтения (подробнее см. стр. 121). Но важно, что этот каламбур из малой прессы, вынесенный в заглавие, имеет важное композиционное значение.
Как уже отмечалось, Чудаков считал, что некоторые типы «мелочишек» берут начало в физиологическом очерке и развиваются из «юмористической физиологии»17. Они предлагают каталог характеров, человеческих типов. Такова, например, чеховская юмореска «Мои жены. (Письмо в редакцию — Рауля Синей Бороды)» (1885). Главный герой характеризует своих жен по одной схеме: внешность — характер — их совместная жизнь — причина и метод ее убийства. Перед читателем предстает ряд характеров и отношения с ними главного героя, при этом акцент ставится именно на женских типах. Герой-автор письма, Синяя Борода, появляется как привязка к актуальным событиям («письмо» появилось как отклик на постановку в театре Лентовского оперетты «Синяя Борода»; см. 4, 469), а сюжет, связанный с этим персонажем, объясняет печальную кончину всех женских типажей, представленных в тексте. Но читательское внимание сосредоточено именно на веренице женских образов: на их портретах, манерах, особенностях характера, небольших сюжетах, с ними связанных. Можно легко себе представить, как бы выглядел этот текст в качестве подписи к рисункам-портретам жен. Юмористический тон и небольшой объем текста объясняются спецификой малой прессы.
А что получится, если написать рассказ, сохранив композиционные принципы, но сняв внешние ограничения? Чехов поставил такой «эксперимент» в позднем творчестве, написав рассказ «Душечка» (1899). Повествователь описывает знакомство Оленьки с мужчиной, его внешность, характер, род занятий, их совместную жизнь, как постепенно героиня начинает повторять все суждения за объектом своего обожания, и, наконец, их расставание или смерть героя. Но теперь истории отношений Оленьки Племянниковой с мужчинами намного объемнее, чем описания неудачных браков Синей Бороды, открытый юмористический тон заменен иногда проскальзывающей легкой иронией автора, а внимание читателей сосредоточено не на привязанностях героини, а на ней самой, на ее способности полностью растворяться в объекте любви. То есть композиционный принцип юморески используется в серьезном рассказе, но перенос акцентов и тонкая работа автора со старой формой делают сходство едва уловимым. Во второй главе мы описали, как Чехов уже в раннем творчестве для создания более целостного и гармоничного текста накладывал композиционные принципы юморески на материал традиционной сценки. Как видно, это же происходит в поздних произведениях. Бесспорно, рассказ «Душечка» намного сложнее и глубже, чем ранняя юмореска, но его четкая структура, повтор набора элементов не может не напомнить построение «мелочишек».
Таким образом, из-за зыбкости границ между жанрами в малой прессе, их легкой трансформируемости юмореска могла развиваться в полноценный рассказ («Винт», «Живая хронология») или вклиниваться в текст более объемного произведения («Из дневника вспыльчивого человека»). Такая «подвижность» этого жанра позволила ему сохраниться и в зрелом творчестве Чехова. Помимо юмористических пассажей в личной переписке, построенных по образцу «мелочишки», Чехов использовал принципы этого жанра для создания характеризующих деталей («Ионыч») и даже для организации композиции текста («Душечка»). Подавляющее большинство юморесок строилось по нескольким четким и узнаваемым схемам: сопоставление двух отдаленных рядов понятий, характеристика нескольких объектов по одному набору признаков, составление классификаций и описание внутренних особенностей исходя из чисто внешних черт. Поэтому появление этих принципов в зрелом творчестве, даже в другой функции и для создания другого эффекта, придает тексту особое звучание, обусловленное памятью жанра, помогает Чехову создать уникальную поэтику.
Примечания
1. Привалова М.И. Из истории «малых форм» сатиры в русской журналистике XVIII—XIX вв. // Русская журналистика XVIII—XIX вв. (из истории жанров). Л., 1969. С. 103.
2. Билибин В.В. Павший авторитет // Билибин В.В. Юмористические узоры. СПб., 1898. С. 207.
3. См.: Фуксон Л.Ю. Чтение рассказа Чехова «Жалобная книга» // Критика и семиотика. Вып. 8. 2005. С. 189—196.
4. У Чехова можно найти: вопросы и ответы, жалобную книгу, темпераменты, объявления, рекламы, календарь, определения, мысли, библиографию, молитвы, обер-верхи, выписки из дневника, словарь, чины и титулы, остроты, завещание, контракт, записки, письма, вывески, задача, дела, пометки, тосты, «финтифлюшки».
5. Под речевым жанром мы, вслед за М.М. Бахтиным будем понимать относительно устойчивый тип высказываний, объединенный тематическим содержанием, стилем и композиционным построением (Бахтин М.М. Проблема речевых жанров // Бахтин М.М. Собрание сочинений: В 5 т. М., 1996. Т. 5. С. 159—206).
6. Степанов А.Д. Указ. соч. С. 66.
7. Там же. С. 70—77.
8. И. Грэк <Билибин В.В.> Причины железнодорожных катастроф и мнения к устранению их // Стрекоза. 1884. № 12. С. 3.
9. В рассказе «Альбом» описана обратная ситуация: ребенок начальника играет с фотографиями подчиненных.
10. Б/п. На елку (задушевные пожелания) // Стрекоза. 1882. № 52. С. 3.
11. Э.Д. Орлов отмечает сходный случай, но в нем переход уже осуществляется между произведениями разных авторов. Салтыков-Щедрин использует сценку Лейкина и добавляет ее как выразительную деталь в свое повествование (См.: Орлов Э.Д. Указ. соч. С. 224).
12. Безвыходное положение. Рис. А.И. Лебедева // Осколки. 1883. № 34. С. 1.
13. Сухих И.Н. Указ. соч. С. 76.
14. Б/п. Зимние бега русской журналистики в 1882 г. Третий день // Московский листок. 1882. № 1. С. 4.
15. Кобчик <Бирштедт А.А.> Маленькое недоразумение (случай) // Осколки. 1884. № 40. С. 5.
16. Комар. Катя (современный прессованный роман) // Осколки. 1883. № 48. С. 6.
17. См.: Чудаков А.П. Указ. соч. С. 69—70.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |