Область религии составляет значительную часть жизни общества, всей истории человечества. Это мир особой человеческой деятельности — религиозных чувств, мыслей, речей, желаний, поступков, взаимоотношений людей. По утверждению Н.Б. Мечковской, «религиозное мироощущение, обрядовая практика, религиозная мораль, церковные установления глубоко проникают в церковную жизнь народа, многое в ней определяют и сами являются частью местного (этно-регионального) своеобразия. Поэтому даже мировые религии, в силу взаимодействия с повседневным бытом народа, в разных странах отличаются определенным национальным колоритом. Между прочим, это видно уже по церковной терминологии: ее часто не переводят, потому что ощущают как экзотическую лексику, с отпечатком «местного колорита», ср.: церковь — кирха — костел — синагога — мечеть; священник, поп (батюшка) — пастор — ксендз — раввин — мулла — месса — ?мша; игумен (настоятель православного монастыря) — аббат (настоятель католического монастыря) и т. д.» [Мечковская 1998: 40].
В связи с этим современная исследовательская наука большое место отводит изучению религиозного дискурса. Это прежде всего работы В.И. Карасика [Карасик 1999, 2001], А.А. Черноброва [Чернобров 2007], М.К. Мироновой [Миронова], Л.П. Крысина [Крысин 1996], Н.А. Шляховой [Шляхова 2014], В.А. Бурцева [Бурцев 2008, 2010] и других.
Говоря о ценностях религиозного дискурса, ученые прежде всего обращают внимание на его культурный ключевой концепт — веру [Карасик 1999: 5—19]. Вера, обряд и эмоциональное переживание чуда являются с точки зрения В.И. Карасика тем триединством, которое объединяет людей в единую религию [там же]. Исполнение обрядов, в том числе православное коллективное молитвенное обращение к Богу невозможно без посредника между Высшей силой и человеком, без пастыря-священника, которого тот же ученый называет «агентом» в общественном институте религиозного дискурса. Вместе с концептом вера к религиозным относят и концепт священнослужитель (например, С.В. Евраева [Евраева; Евраева 2011: 244—248], хотя в работах того же автора можно увидеть выделение концепта церковь, а лексема поп указана как его косвенный репрезентант. Е.В. Бобырева, говоря о религиозном дискурсе, выделяет четыре основные составные части его референтной структуры, среди них — «религиозные институты и их представителей (церковь, храм... — епископ, архиепископ, митрополит, настоятель, ...пастырь, дьякон, монах), ...». Термин религиозный концепт она не употребляет [Бобырева 2008: 163].
В любом случае концепты религиозного дискурса, составляющие концептосферу сакрального, — существеннейшая часть русской наивной картины мира.
Обращение к концепту священнослужитель, одному из основополагающих религиозных концептов языковой картины мира, обусловлено тем, что он в жизни народа занимает значимое место и вследствие этого получает богатую историко-культурную наполняемость. Именование священнослужитель можно рассматривать как художественный концепт, поскольку этот образ является одним из ключевых в творчестве русских поэтов и писателей, и каждый из них несет в себе явную смысловую нагрузку в зависимости от глубины религиозности автора, его мировоззрения, исторических условий, влияющих на отношение к духовенству в обществе.
В «Слове о житии и учении святого отца нашего Стефана, епископа Пермского», написанного Епифанием Премудрым в XV веке, автор прославляет миссионерскую деятельность православного священника Стефана, посвятившего жизни проповедям христианства в землях коми. Автор подчеркивает любовь к труду, благочестие, твердую веру священника, основанную на знании Писания, силу его убеждения («Стефан не переставал, согласно заповеди апостола, учить и наставлять, молить и запрещать, указывать пермякам путь истинный и наставлять на стезю правую, а суету кумирскую обличать и обольщение идольское посрамлять, желая их привлечь в разум Божественный» [Слово о житии и учении святого отца нашего Стефана, епископа Пермского].
В «Житии Сергия Радонежского» прославляются подлинное служение вере игумена Сергия: «Жил святой годы в добром воздержании, труде и неисповедимые, несказанные чудеса показал, и в старость глубокую пришел, нимало от божественных пений или служений не отходя. И чем больше старился возрастом, тем больше укреплялся, и рос усердием, и божественные подвиги мужественно совершал...» [Житие Сергия Радонежского: 123].
Автобиографическое «Житие протопопа Аввакума» тоже является ярким примером истинного иерейского служения: «А когда в попах был, тогда имел у себя детей духовных много — до сих пор сотен пять или шесть будет. Не отдыхая, я грешный, проявлял усердие в церквях, и в домах, и на распутьях, по городам и селам, даже и в царствующем граде, и в стороне сибирской проповедуя и уча слову Божьему...» [Житие протопопа Аввакума 1991: 253].
Таким образом, в летописании представлен идеальный образ священнослужителя, отдавшего жизнь истинному служению вере. А.П. Чехов устами одного из героев скажет об одном из священников: «Он молод, ...недостаточно развит, кажется, ведет нетрезвую жизнь и вообще не удовлетворяет тем требованиям, которые веками сложились у русского народа по отношению к его пастырям» [Т. 4: 157].
Образ священника в негативном ключе можно найти в русском фольклоре, о чем будет сказано ниже. В художественной литературе отрицательное отношение к образу попа закреплено в «Сказке о попе и о его работнике Балде» А.С. Пушкина. Такой образ отражал отношение народа к священству, ведь сюжет сказки поэт услышал от няни Арины Родионовны.
Ф.М. Достоевский (роман «Братья Карамазовы») в образе старца Зосимы показывает положительный образ православного старца, воплощающего идеи деятельного служения Богу. Именно в пробуждении нравственных основ самого человека через слово священника видел писатель главную задачу религии.
Н.С. Лесков, выходец из духовной среды, изображает в образе Савелия Туберозова русского праведника (роман «Соборяне»).
Образ священнослужителя не раз возникает на страницах прозаических произведений А.П. Чехова. Один из самых ярких, самобытных — священник Яков Смирнов из рассказа «Кошмар» и архиерей из одноименного рассказа.
Писатели Л.Н. Толстой, И.А. Бунин, Л.Н. Андреев, А.И. Куприн, И.С. Шмелев, так же обращаясь к изображению священнослужителя, отражали в своих произведениях отношение к нему в обществе и как глубоко греховному, не способному выполнять свою высокую миссию пастырю, и как к человеку, наделенному восприимчивой, нежной душой, живущему с чувством постоянного присутствия Бога, сталкивающемуся с проблемой нравственного выбора, поединка его со своими страстями и с привычной ему средой, которая становится противной священнику.
В литературе советской эпохи, отвергнувшей религию, образы священнослужителей получают еще более негативную окраску. В романе Н.А. Островского «Как закалялась сталь» «проклятый» [Островский: 6] поп отец Василий, «обрюзглый человек в рясе, с тяжелым крестом на шее» [там же: 5], схватив Пашку за оба уха, «начал долбить головой об стенку» [там же: 7] за вопрос о сотворении мира. Много других обид пришлось перенести герою от попа, которого он «возненавидел... всем своим существом» [там же]. Герой рассказа В.М. Шукшина «Верую» поп — атеист, пьющий спирт и рассуждающий так: «Представь себе: победило добро. Победил Христос... Но тогда — зачем он нужен? Надобность в нем отпадает. Значит, это не есть нечто вечное, непреходящее, а есть временное средство, как диктатура пролетариата. Я же хочу верить в вечность, в вечную огромную силу и в вечный порядок, который будет» [Шукшин: 272—273].
На страницах писателей-современников (А. Иванов («Сердце пармы», епископ Питирим), М. Поповский («Жизнь и житие Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга»), А. Сегеня («Поп», отец Александр; «Закаты»), священника Ярослава Шипова, отца Николая Агафонова, отца Владимира Чугунова («Церковь воинствующая. Святые и подвижники благочестия») также можно увидеть образ священнослужителя.
Возвращение к традиции создания положительных образов духовенства прослеживается в последние годы в творчестве пермских писателей: Т. Соколовой, Ю. Калашникова, А. Гребнева и В. Богомолова. Данная тенденция в полную мощь проявилась в его книгах «Тесными вратами», «К небесной пристани», сборнике рассказов «Молитва из маминого клубочка», а также в книге Г.В. Чудиновой «Рассказы о староверах». Такая тенденция вполне оправдана, поскольку связана с русскими национальными корнями и с поисками объективного осмысления роли Церкви, роли духовенства в жизни России. «Говоря словами нашего великого философа Владимира Соловьева, история Церкви есть процесс Богочеловеческий, здесь действуют и Божественные и человеческие силы. Вот почему здесь было столько кризисов, упадков, неудач, столкновений и вот почему в конце концов всегда Высшее побеждало. Всегда. В самых отчаянных ситуациях», — так подвел итог своим размышлениям об истории церкви, периодах ее возрождения и упадка А. Мень [Мень 1992 — 2: 78].
Если принять и понять мысль А. Меня о том, что все мы, получая в крещении царское посвящение, являемся царским священством перед Богом и что священством христианина, каждого на своем месте, является служение Богу, и поэтому «каждый христианин есть по-своему священник Бога Всевышнего, не функционально, а по призванию и посвящению», что является традицией Церкви [там же: 109], то весьма актуальным и востребованным будет проанализировать концепт священнослужитель и с этой точки зрения.
Священник А. Кураев в статье «Почему священника зовут «батюшкой», говоря об именовании священника батюшкой, доказывает необходимость знания истории организации Церкви: «Мир веры — целостный мир. Как в живом организме нельзя найти лишней части, так и в Церкви каждая часть предания связана со многими другими, и чтобы понять причины роста той или иной особенности церковной жизни, надо всмотреться в ту глубину, в которой она берет начало» [Кураев 1994: 59]. Мы вспомним эту историю, чтобы знать ее основные функции и проследить, как они будут отражаться в семантических полях репрезентантов концепта священнослужитель, зафиксированных в словарях и в результатах психолингвистического метода — направленного ранжированного ассоциативного эксперимента.
Таким образом, приходим к выводам:
— Концепт священнослужитель имеет глубокие корни в русской православной традиции.
— Русские летописи дают канонический образ священнослужителя — истинного служителя веры и Церкви, речь в них идет о реальных исторических личностях (Сергий Радонежский, протопоп Аввакум, Стефан Пермский).
— Писателю особенно сложно нарисовать образ священнослужителя, поскольку в важнейшие исторические периоды (Синодальный и советский) представители Церкви подвергались унижению и уничтожению.
— Нельзя забывать и о том, что священнослужитель — одновременно и человек, подвергаемый различным искушениям, и пастырь; отсюда — либо идеализация образа, либо его очернение, особенно если речь идет об идеологическом отношении к образу.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |