Вернуться к О.И. Логачева. Репрезентация концепта священнослужитель в прозе А.П. Чехова

§ 2.1. Именование священнослужителей в прозаических произведениях А.П. Чехова

Изображение духовенства вступает в противоречие с типичным представлением о А.П. Чехове — авторе маленьких юмористических рассказов, серьезных повестей и пьес. Это противоречие усиливается признаниями самого писателя: «Я получил в детстве религиозное образование и такое же воспитание — с церковным пением, с чтением апостола и кафизм в церкви, с исправным посещением утрени, с обязанностью помогать в алтаре и звонить на колокольне. И что же? Когда я теперь вспоминаю о своем детстве, то оно представляется мне довольно мрачным; религии у меня теперь нет. Знаете, когда, бывало, я и два моих брата среди церкви пели трио «Да исправится» или же «Архангельский глас», на нас все смотрели с умилением и завидовали моим родителям, мы же в это время чувствовали себя маленькими каторжниками». (Из письма Чехова И.Л. Леонтьеву (Щеглову) 9 марта 1892 [Т. 12: 251—252]). Серьезное знание канонов богослужения, церковной иерархии налицо, но все, что насаждается против воли человека, отвергается. «Мое святое святых — это... любовь и абсолютнейшая свобода, свобода от силы и лжи, в чем бы последние две ни выражались», — писал Чехов А.Н. Плещееву в октябре 1888 года [Т. 12: 119].

Вместе с тем в произведениях А.П. Чехова большое место отведено изображению представителей духовенства. Образ священнослужителя — сквозной в русской литературе. Он несет в себе определенное смысловое значение, зависящее от религиозного сознания и миропонимания автора, а также от исторических особенностей эпохи.

А.П. Чехов был не первым, кто изображал духовенство в своих произведениях. Следует отметить Н.С. Лескова, творчество которого он очень ценил. Между тем первый сборник писателя «Шалость» так и не увидел свет из-за цензурных соображений: из текста вычеркнуты все упоминания, «связанные с церковью, духовенством и христианской религией» [Громов 1993: 115]. Из «Письма к ученому соседу» был удален один из персонажей — священник отец Герасим, который «...бранил и порицал мысли и идеи касательно человеческого происхождения» [там же]. Появился «сосед Герасимов», и читателю стало непонятно, почему он восстал против теории Дарвина, ведь если бы это был священник, то его отношение к теории происхождения видов объяснялось бы само собою. Это тем более непонятно потому, что в то время цензура не пропускала никаких сочинений, заключающих в себе грубый материализм. Из рассказа «В вагоне» исчез персонаж — спящий дьякон. Откуда взялся такой запрет? В соответствии с § 4 Устава о цензуре печати 1828 года произведения словесности, наук и искусств должны были подвергаться запрещению, «1) когда въ оныхъ содержится что либо клонящееся къ поколебанію ученія православной церкви, ея преданій и обрядовъ, или вообще истинъ и догматовъ христіанской вѣры» [Уставъ о цензурѣ и печати 1886. Томъ XIV: 1].

В «эпоху цензурного террора» (1848—1855 гг.) основную роль в укреплении цензурного режима сыграл Комитет 2 апреля 1848 года, запретивший пропускать в печать «рассуждения, могущие поколебать верования читателей в непреложность церковных преданий» [Жирков 2001: 89—90]. В докладе о народной литературе министр народного просвещения П.А. Ширинский-Шихматов писал о том, что цензоры не должны были пропускать в книгах «ничего неблагоприятного, но даже и не осторожного относительно православной церкви и ее установлений»... [Жирков 2001: 96]. Этот доклад был утвержден Николаем I.

Временные правила по цензуре 12 мая 1862 г. закрепили весь опыт цензуры предшествующих лет:

• Во всех вообще произведениях печати не допускать нарушения должного уважения к учению и обрядам христианских исповеданий, охранять неприкосновенность верховной власти и ее атрибутов, уважение к особам царствующего дома, непоколебимость основных законов, народную нравственность, честь и домашнюю жизнь каждого (§ 1);...

• Не допускать в печати сочинений и статей,... в которых возбуждается неприязнь и ненависть одного сословия к другому, заключаются оскорбительные насмешки над целыми сословиями или должностями государственной и общественной службы» (§ 7) [Жирков 2001: 122].

Таким образом, вся печатная продукция и публичные выступления проходили жесткую духовную цензуру, имевшую стабильный характер.

И в дальнейшем с некоторыми модернизациями в 1884 и 1892 гг. Устав духовной цензуры 1828 г. фактически оставался в силе до начала XX в.

О строгостях духовной цензуры, касающихся изображения духовенства в литературе, писал Н.А. Добролюбов в «Заграничных прениях о положении русского духовенства: «...мы постоянно видим, что отзывы о лицах духовного звания смешиваются с мнениями о самой церкви и на этом основании, как противные православию, не пропускаются в печать, за весьма редкими исключениями» [Добролюбов 1963. Т. 6: 77]. Вот по какой причине именно именования священнослужителей были вычеркнуты А.П. Чеховым из рассказов первого сборника.

О внимании духовной цензуры к произведениям А.П. Чехова писали и историки: «От церкви был отлучен Толстой... духовенство выражало недовольство не только бунтарскими произведениями Горького, но демократическими по характеру рассказами А. Чехова» [Дулов 1992: 43].

Несмотря на цензурные правки первого сборника, А.П. Чехов не только не перестал использовать образы священнослужителей в качестве второстепенных персонажей, но и посвятил им отдельные рассказы; как писатель-реалист отметил утрату авторитета духовенства, но вместе с тем проявил явную симпатию ко многим его представителям.

Перейдем к количественному анализу употребления Чеховым именований священничества.

Само слово духовенство1 как собирательный термин для обозначения всех степеней священства встречается в одиннадцати рассказах А.П. Чехова: «Идиллия — увы и ах!» [Т. 1: 316], «Художество» [Т. 4: 73], «Ведьма» [Т. 4: 123], «Много бумаги» [Т. 4: 149], «Кошмар» [Т. 4: 156], «Святой ночью» [Т. 4: 174], «Перекати-поле» [Т. 6: 148], «Убийство» [Т. 9: 6, 15], «Человек в футляре» [Т. 9: 224], «В овраге» [Т. 9: 352, 373], «Архиерей» [Т. 9: 390].

Начнем с самой высшей, третьей иерархической степени. Писатель использует два именования — преосвященный и архиерей, причем второе служит и названием одного из самых трогательный произведений автора. Выбор этих слов понятен: речь идет том круге священничества, с которым автор был хорошо знаком:

преосвященный2

архиерей3

«Дочь Альбиона» [Т. 1: 86], «Ведьма» [Т. 4: 123], «Кошмар» [Т. 4: 152], «Степь», [Т. 6: 322, 397], «Дуэль» [Т. 7: 264], «Архиерей» [Т. 9: 378, 385 — «преосвященнейший»]

«Кошмар» [Т. 4: 153, 155], «Мороз» [Т. 5: 242, 247], «Княгиня» [Т. 7: 106], «Дуэль» [Т. 7: 242, 264], «Палата № 6» [Т. 8: 48], «Бабье царство» [Т. 8: 219], «В усадьбе» [Т. 8: 289], «Три года» [Т. 8: 301], «Архиерей» [Т. 9: 379, 382, 393]

Помимо данных наименований автор использует и специальные слова, используемые при обращении к епископу, — преосвященство и архиерею — владыка:

преосвященство4

владыка5 (владыко6)

«Мороз» [Т. 5: 243], «Княгиня» [Т. 7: 106]

«Трагик» [Т. 1: 95 («владыка»)], «Певчие» [Т. 2: 30 («владыке»)], «Кошмар» [Т. 4: 152 («владыко»)], «Мороз» [Т. 5: 243, 244 («владыко святый»)], «Архиерей» [Т. 9: 382 («владыко»), 387 («владыко преосвященнейший»), 389 («владыка»)]

К монашествующему священнику (иеромонаху) принято обращаться «Ваше преподобие», но в прозе А.П. Чехова само именование «иеромонах» употребляется один раз в рассказе «Идиллия — увы и ах!» [Т. 1: 316], поэтому эта форма обращения отсутствует.

Вторая иерархическая степень — иерей (священник), протоиерей (белое духовенство) и архимандрит, игумен, иеромонах (черное) — репрезентируется у Чехова именованиями иерей, протоиерей, священник в следующих прозаических произведениях:

иерей7

протоиерей8

священник

«Идиллия — увы и ах!» [Т. 1: 316], «Не судьба!» [Т. 3: 328], «Кошмар» [Т. 4: 153], «На страстной неделе» [Т. 6: 61].

«Орден» [Т. 2: 25], «Брожение умов» [Т. 2: 49], «Экзамен на чин» [Т. 2: 54], «Упразднили!» [Т. 3: 38, 40], «Много бумаги» [Т. 4: 149], «Учитель словесности» [Т. 8: 280], «Архиерей» [Т. 9: 386], «Невеста» [Т. 9: 393]

«Каникулярные работы институтки Наденьки N» [Т. 1: 120], «Живой товар» [Т. 1: 248], «Не судьба» [Т. 3: 328], «Старость» [Т. 4: 44], «Кошмар» [Т. 4: 150, 151, 152, 153], «Встреча» [Т. 5: 373], «Тиф» [Т. 6: 32], «На страстной неделе» [Т. 6: 60, 61], «Тайна» [Т. 6: 63], «Письмо» [Т. 6: 67], «Степь», [Т. 6: 322, 399], «Гусев» [Т. 7: 194], «Дуэль» [Т. 7: 251], «Палата № 6» [Т. 8: 44], «Страх» [Т. 8: 88], «Черный монах» [Т. 8: 207], «Бабье царство» [Т. 8: 234], «Учитель словесности» [Т. 8: 284], «Три года» [Т. 8: 333, 343, 344, 359], «Анна на шее» [Т. 8: 395], «Убийство» [Т. 9: 5, 6, 7, 16], «Мужики» [Т. 9: 189], «В овраге» [Т. 9: 351], «Архиерей» [Т. 9: 390]

Чаще других А.П. Чеховым используется именование священник, что вполне оправдано и объяснимо: слова иерей, протоиерей — греческие, священник — церковно-славянское, внутренне мотивированное, понятное потому являющееся наиболее частотным в письменной и устной речи.

Следует сказать об общеизвестных перифразах к слову священнослужитель:

• отцы церкви (святые отцы)

• владыка (-и) церкви

• духовный (-е) пастырь (-и)

• церковь (иерархия священнослужителей)

• служитель (-и) алтаря

• честной (-ые) отец (-ы)

Перифразы к слову священнослужитель, найденные нами в прозе А.П. Чехова, указывают на почтительное, глубоко уважительное отношение к ним героев писателя (возможно, и самого автора):

• «по духовной части» («Добрый знакомый» [Т. 2: 102])

• «духовное лицо» («Депутат, или Повесть о том, как у Дездемонова 25 рублей пропало» [Т. 2: 197]; («В бане» [Т. 3: 19])

• «духовные особы» («В бане» [Т. 3: 18])

• «духовного звания» («Ведьма» [Т. 4: 123])

• «высшие духовные власти» («Кошмар» [Т. 4: 152])

• «святители церкви» («В бане» [Т. 3: 18])

• «светильник церкви» («Ведьма» [Т. 4: 123]); («Степь» [Т. 6: 323])

• «духовный отец» («Кошмар» [Т. 4: 152, 161])

• «учитель народа» («Кошмар» [Т. 4: 152])

Последний перифраз напоминает нам слова пророка Давида, обращенные к Богу: «Ты, Господи, светильник мой» (2 Цар. 22:29). А.П. Чехов, вкладывая данное называние в уста священника (дьячка Савелия Гыкина и отца Христофора Сирийского), выказывает не только знание Библии, но и, перенося данный перифраз с Бога на священнослужителя, подчеркивает основную сему в значении словосочетания: последний, как и Бог, несет свет людям, свет веры и истины.

Что касается именования «святители церкви», то это первоначально были только архиереи. Автор полного церковно-славянского словаря Г. Дьяченко поясняет, что «наименование святителей усвоено в нашем месяцеслове священноначальникам, епископам, первосвятителям православной церкви Христовой» [Дьяченко 1993: 584]. Употребление в одном из рассказов именно этого перифраза еще раз указывает на глубокое знание автором всего церковного и духовного строя православия, то есть обладают ассоциативным фоном.

Таким образом, среди перифраз к концепту священнослужитель есть и узуальные, и индивидуально-авторские. Кроме того, часть их обращена к истории православия и тексту Библии.

О синонимах к концепту священнослужитель было сказано выше. В таблице представлены наиболее употребляемые А.П. Чеховым репрезентанты концепта священнослужитель. Именование отец встретилось в 20 рассказах, батюшка — в 15-ти, поп — в 12-ти:

батюшка9

отец10

поп11

«Приданое» [Т. 1: 85], «Ярмарка» [Т. 1: 202], «Упразднили!» [Т. 3: 38], «Не судьба!» [Т. 3: 329], «Панихида» [Т. 4: 104, 106], «Кошмар» [Т. 4: 150—160], «Святою ночью» [Т. 4: 168, 171], «На мельнице» [Т. 5: 330], «Перекати-поле» [Т. 6: 138], «Бабье царство» [Т. 8: 229], «Скрипка Ротшильда» [Т. 8: 257, 261, 262], «Убийство» [Т. 9: 13], «Мужики» [Т. 9: 187], «В овраге» [Т. 9: 373], «Архиерей» [Т. 9: 385]

«Барыня» [Т. 1: 216], «Живой товар» [Т. 1: 248, 249], «Певчие» [Т. 2: 31, 32], «Брожение умов» [Т. 2: 49], «У предводительши» [Т. 3: 11, 12, 13], «Упразднили!» [Т. 3: 40], «Симулянты» [Т. 3: 55, 57], «Дипломат» [Т. 3: 295], «Не судьба!» [Т. 3: 328, 329, 330], «Записка» [Т. 3: 367], «Святая простота» [Т. 3: 420, 421, 423, 424], «Панихида» [Т. 4: 104, 105, 106, 107], «Ведьма» [Т. 4: 123],«Кошмар» [Т. 4: 150, 151, 152, 153, 155, 156], «Тиф» [Т. 6: 52, 53], «Письмо» [Т. 6: 67, 71], «Степь», [Т. 6: 315, 316, ...], «Неопубликованное, неоконченное. III. Письмо» [Т. 7: 396], «Архиерей» [Т. 9: 380, 381, 382], «Невеста» [Т. 9: 393]

«Не судьба!» [Т. 3: 330], «Кошмар» [Т. 4: 153, 154, 156], «Скука жизни» [Т. 4: 288], «Встреча» [Т. 5: 373, 379], «В сарае» [Т. 6: 164], «Гусев» [Т. 7: 187], «Дуэль» [Т. 7: 243, 287], «Рассказ неизвестного человека» [Т. 8: 137], «Бабье царство» [Т. 8: 219, 234], «Три года» [Т. 8: 334], «Супруга» [Т. 8: 393], «Убийство» [Т. 9: 6]

Диминутивное образование попик, встречающееся дважды в рассказах А.П. Чехова («— Яко тать в нощи, — говорит отец Кузьма, маленький седенький попик в лиловой ряске...» [Т. 2: 30], «отец Петр, маленький попик, ...» [Т. 1: 249]), помогает выявить авторское отношение к персонажу, поскольку служит способом называния священнослужителя. Субъективная оценка, которая реализуется в тексте этих рассказов, вербализована суффиксом -ик-, имеющим в отдельных случаях неодобрительное (пейоративное) значение, если оно поддерживается интонацией и лексико-семантическим окружением, и такие образования в этом случае порождают экспрессию иронии, неуважительного отношения к персонажу. В данных контекстах лексическое окружение это отношение не поддерживает, а об интонации говорить невозможно. Прилагательное «маленький», употребленное в обоих случаях, говорит только об уменьшительно-ласкательном значении суффикса и не демонстрирует наличия иронии.

Именования пастырь12 («Кошмар» [Т. 4: 157, 161]) и духовник13 («Перекати-поле» [Т. 6: 138]) встречаются по одному разу.

Слово отец используется в качестве почтительного обращения ко всему духовенству:

отец протоиерей14

отец архимандрит15

отец настоятель16

«Экзамен на чин» [Т. 2: 54], «Брожение умов» [Т. 2: 49], «Упразднили!» [Т. 3: 38]

«Святою ночью», [Т. 4: 169], «На мельнице» [Т. 5: 328—329], «Княгиня» [Т. 7: 98]

«Письмо» [Т. 6: 73]

Именование священнослужителя благочинный17 встречается в рассказах: «Певчие» [Т. 2: 30], «Письмо» [Т. 6: 67, 69], «Архиерей» [Т. 9: 389].

Именования священства третьей иерархической степени также используются в рассказах:

диакон18

протодьякон19

иеродиакон20

«В почтовом отделении» [Т. 1: 97, 98], «Каникулярные работы институтки Наденьки N» [Т. 1: 120], «Ярмарка» [Т. 1: 202, 203], «Певчие» [Т. 2: 30, 33, 34], «Брожение умов» [Т. 2: 49], «Хирургия» [Т. 2: 56], «Прощение» [Т. 2: 293], «У предводительши» [Т. 3: 11], «В бане» [Т. 3: 19], «Канитель» [Т. 3: 28—29], «Красная горка» [Т. 3: 285], «Панихида» [Т. 4: 105, 106], «Святой ночью» [Т. 4: 174], «Визитные карточки» [Т. 4: 187], «На страстной неделе» [Т. 6: 61], «Письмо» [Т. 6: 76], «Степь» [Т. 6: 322], «Дуэль» [Т. 7: 221], «Бабье царство» [Т. 8: 229], «Учитель словесности» [Т. 8: 284], «Архиерей» [Т. 9: 380, 390].

«Учитель словесности» [Т. 8: 280]

«Свято

ю ночью» [Т. 4: 168]

Отсутствует только слово архидиакон21, поскольку у писателя нет ни одного рассказа, в котором бы описывалась церковная служба, совершаемая патриархом.

Низшие клирики (причетники) пребывают вне данной трехстепенной структуры. Они помогают священнослужителям совершать богослужения, и их называют церковнослужителями. Это иподиаконы, чтецы, певцы, алтарники, пономари, церковные сторожа и другие. Они выносят подсвечники, ставят аналой перед амвоном, подают кадило.

У именования пономарь есть синонимы: алтарник, дьячок, звонарь (звонец), причетник, псаломщик, свечегас, свещеносец, церковнослужитель.

В таблице отражено количество данных репрезентантов в прозе писателя:

пономарь22

псалом щик23

дьячок24

«Кош мар» [Т. 4: 150—163, 161], «Осколки московской жизни <1883> <21. 14 апреля> [Т. 4: 348]

«Певчие» [Т. 2: 30], «Красная горка» [Т. 3: 285], «Убийство» [Т. 9: 5].

«Суд» [Т. 1: 156], «Ярмарка» [Т. 1: 202], «Барыня» [Т. 1: 224, 225], «Брожение умов» [Т. 2: 49], «Хирургия» [Т. 2: 55, 57, 58], «Капитанский мундир» [Т. 3: 6], «У предводительши» [Т. 3: 11], «Канитель» [Т. 3: 26—29], «Упразднили!» [Т. 3: 38], «Зеркало» [Т. 4: 68], «Панихида» [Т. 4: 106, 108], «Ведьма» [Т. 4: 117], «Кошмар» [Т. 4: 154], «На страстной неделе» [Т. 6: 62], «Тайна» [Т. 6: 65], «В сарае» [Т. 6: 165], «Дуэль» [Т. 7: 243], «Черный монах» [Т. 8: 207], «Бабье царство» [Т. 8: 229], «Скрипка Ротшильда» [Т. 8: 257], «Студент» [Т. 8: 262], «Убийство» [Т. 9: 6], «Моя жизнь» [Т. 9: 124], «Мужики» [Т. 9: 189], «В овраге» [Т. 9: 341, 355].

Таким образом приходим к выводу, что в прозе А.П. Чехова активно используются именования священнослужителей всех трех степеней священства — 163 раза. Чаще всего автор использует такие репрезентанты концепта священнослужитель: священник (24 упоминания), дьячок (24), отец (20), батюшка (15), поп (12) (в скобках указано количество прозаических произведений, в которых употребляется то или иное именование священника).

Перифразы к концепту священнослужитель, использованные писателем, отражают образные представления о нем, характеризуя его и актуализируя признаки принадлежности к церкви («духовный») и указывая на особую миссию священства («учитель народа»).

Это свидетельствует и о том, что писатель хорошо знал церковную иерархию (в письме Н.А. Хлопову он писал: «Но вот что не совсем мелочно: где вы видели церковного попечителя Сидоркина? Правда, существуют церковные старосты или ктиторы, но никакие старосты и попечители, будь они хоть разнаивлиятельнейшие купцы, не имеют права и власти переводить дьячка с одного места на другое... Это дело архиерейское...» [Чехов 1985. Т. 12: 93]), и о том, что «свобода от силы и лжи» была для Чехова дороже всего, и о том, что, несмотря на запреты духовной цензуры и известное письмо В.Г. Белинского к Н.В. Гоголю, в котором он называет православную церковь «опорою кнута и угодницей деспотизма» [Белинский 1982: 283], духовенство было для А.П. Чехова равноправным элементом современной ему русской жизни, без которого невозможно представить жизнь русского народа.

Примечания

1. = священнослужители [Скляревская 2008: 134].

2. Именование епископа [там же: 306].

3. Общее название священнослужителей высшей (третьей) степени христианской церковной иерархии (епископ, архиепископ, митрополит, экзарх, патриарх), иерарх; архипастырь [там же: 39].

4. (обычно с местоимением Ваше в обращении). В православии: форма обращения к епископу, титулование епископа [там же: 306].

5. Одно из именований митрополита [там же: 54].

6. Форма обращения к митрополиту [там же: 94].

7. Священнослужитель средней (второй) степени христианской церковной иерархии; священник; пресвитер [Скляревская 2008: 160—161].

8. Священнослужитель средней (второй) степени христианской церковной иерархии [там же: 323].

9. Обиходн. (Обычно в обращении) священник [Скляревская 2008: 46].

10. Отец2, тца́, м. Священнослужитель или монах (употр. с именем или в обращении) [там же: 264].

11. Обиходн. Священник (с оттенком фамильярности) [там же: 293].

12. Священник, духовник по отношению к верующим мирянам [Скляревская 2008: 275].

13. Священник, руководящий духовной жизнью верующего и постоянно исповедующий его; духовный отец [там же: 135].

14. Священнослужитель средней (второй) степени христианской церковной иерархии [там же: 323].

15. Высшее звание священника-монаха, почетный титул настоятелей мужских монастырей [там же: 40].

16. Назначаемый архиереем глава храма или мужского монастыря [там же: 239].

17. Священник, помощник епископа, исполняющий административные обязанности во вверенном ему благочинии [там же: 59].

18. (обиходн.) дьякон, а. м. Священнослужитель низшей (первой) степени церковной иерархии, помощник священника при богослужении и совершении таинств [там же: 126].

19. Главный диакон в епархии, служащий при правящем епископе или патриархе; почетное звание диакона, получаемое им в качестве награды [там же: 323].

20. (обиходн.) иеродьякон, а. м. Диакон-монах [Скляревская 2008: 161].

21. Почетный титул главного диакона в лавре, крупном монастыре; диакон, служащий при патриархе [там же: 38].

22. Церковнослужитель, прислуживающий в алтаре [Скляревская 2008: 293].

23. Церковный чтец [там же: 324].

24. В православной церкви: низший служитель, псаломщик [Ожегов 1998: 185].