Любовный мотив, который неизменно появляется в рассказах о Кадминой, наводит на мысль о сильном чувстве, когда женщина не может пережить разрыва, тем более что самоубийство было спонтанным, с использованием подручных средств. Но если подумать о ситуации публичного унижения, как могло быть расценено открытое появление любовника в театре с невестой, то правомерно рассмотрение самоубийства с точки зрения попытки восстановления попранной чести, нанесенного прилюдно оскорбления, своеобразной пощечины.
В современных реалиях кодекс чести (point d'honneur) практически признан ложной системой ценностей, но во второй половине XIX в. он продолжал существовать в социуме и проявлялся в различных формах. Кодекс чести предписывал необходимость защищать личное достоинство, средства для чего у женщин были чрезвычайно ограничены. Опираться в этом смысле на судебную систему было бессмысленно, поскольку закон в этом отношении ничего тогда не предлагал, как, впрочем, и в настоящее время. Сегодня можно привлечь к суду неверного мужа, но для изменившего любовника, публично демонстрирующего связь с другой женщиной, вряд ли можно найти легальные основания для юридического преследования. Другое дело, что общественное сознание и культура сегодня перестали воспринимать измену как трагедию и связывать ее с поруганной честью и попранным достоинством.
Вопросы чести в XIX в. были настолько важны, что они уравнивались с вопросами жизни и смерти. Бесчестье было хуже смерти. Защита чести и достоинства породила дуэль как средство урегулирования личных конфликтов. Женщины были лишены возможности решать вопросы чести у барьера. История знает поединки с участием женщин, но это исключения из правила, и они связаны с именами нескольких выдающихся женщин, например, княгини Е.Р. Дашковой (1743—1810) или кавалерист-девицы Надежды Дуровой (1783—1866). Эти случаи были единичны, дуэль для женщин была фактически запрещена.
Вот что пишет в специальном исследовании на эту тему Ирина Рейфман: «Попытки женщин драться по большей части рассматривались как курьёзные. <...> Рассматривая дуэль как исключительно мужскую прерогативу, мужчины возмущались попытками женщин вторгнуться в традиционно закрытую для них сферу, видя в этом угрозу своей мужественности. <...> Общепризнанным эквивалентом дуэли для женщин было самоубийство: в случае бесчестья женщина, подобно Лукреции, должна была убить не обидчика, а себя. <...> Самоубийство воспринималось как правильная реакция не только на потерю девичьей чести, но и на оскорбление вообще»1. Примечательно в этой связи отношение христианской церкви, считающей самовольное лишение себя жизни непростительным грехом, к самоубийству женщин, защищавших свою честь или веру. Акт добровольной смерти перед лицом насилия расценивался как мученичество. Здесь уместно вспомнить не только древних мучениц Домнину с дочерями Вероникой и Проскудией (304 г.), Дросиду Антиохийскую (117 г.), Евпраксию Рязанскую (1237 г.), но и историю сербской угодницы Божией Яглики Пивской, имевшую место в 1943 г.
В смысле защиты личной чести и достоинства самоубийство оставалось единственным средством восстановить поруганную честь и заставить себя уважать. В этой связи можно упомянуть громкие самоубийства женщин XIX в. Об одном из них, зафиксированном в дневнике А.С. Суворина, расскажем более подробно. Секундантом на дуэли выступал В.П. Буренин, близкий друг и сотрудник Суворина. Речь идет о дуэли в 1873 г. адвоката Е.И. Утина и А.Ф. Жохова, знакомого Н. Гончарова, обвиненного в распространении политических прокламаций2. Впоследствии убитый на дуэли Жохов «обвинил Утина в том, что он оклеветал Жохова и Гончарову намеками на то, что они — любовники и поэтому хотят избавиться от Гончарова. Жохов также объявил, что Утин плохо защищал Гончарова, и вызвал Утина на дуэль»3. Была задета честь вдовы Гончарова, за нее вступилась сестра — обе покончили жизнь самоубийством. Вот как об этом пишут составители дневника Суворина со ссылкой на дневник А.В. Никитенко:
«29 марта 1873. Револьвер в большом ходу. Даже женщины научились им владеть. Сегодня извещают, что какая-то дама Л. пришла к Е. Утину, помощнику присяжного поверенного, потребовала, чтобы о ней доложили. И когда тот вышел, она пустила ему, как пишут, из револьвера пулю в упор. Пуля, однако, по какому-то чуду, скользнула над его головой, не повредив его. Затем Л. приложила револьвер к собственному виску, спустила курок и упала мертвою. В чем завязка этой трагедии — неизвестно.
Суббота. Посягавшая на убийство У[тина] — молодая девушка, сестра тоже застрелившейся Гончаровой. Она хотела отомстить Утину за то, что он, по неосторожности или легкомыслию, бросил тень на отношения Г[ончаровой] с А.Ф. [Жоховым], которого он убил на дуэли после известного процесса о Г[ончарове]»4.
Подводя итог повествованию о самоубийствах в конце XIX — начале XX в., следует сказать, что сведения о самоубийцах часто попадали в периодическую печать, становились частью или даже основой сюжетов художественных произведений, что, однако, имело место уже со времен античной трагедии5.
Сам А.С. Суворин 1 мая 1887 г. пережил самоубийство сына: «Вчера застрелился Володя. Я ничего никогда не умел предупредить, и в этом моё горе, моё проклятие. <...> Володя интересовался в газетах прежде всего числом объявленных мертвецов. Настя, которую он очень любил, заметив это, стала сама смотреть и сообщала ему, как только он приходил пить чай»6. Спустя месяц, 1 июня 1887 г. Чехов опубликовал в «Петербургской газете» одноименный рассказ «Володя», в котором герой, «семнадцатилетний юноша, некрасивый, болезненный и робкий» (С VI, 197) застрелился. Разговоры о самоубийствах и удавшиеся и неудавшиеся попытки окончить земную жизнь в пьесах Чехова дали основание Н.И. Ищук-Фадеевой говорить об «особом метасюжете с самоубийством в драматургии» писателя7. Примечательно, что у Чехова можно найти также и водевильно-фривольную антитезу женскому варианту дуэли — это шутка в одном действии «Медведь» (1888).
Примечания
1. Рефман И. Ритуализованная агрессия: дуэль в русской культуре и литературе. М.: Новое литературное обозрение, 2002. С. 23.
2. Дневник Алексея Сергеевича Суворина / Текстологическая расшифровка Н. Роскиной; подготовка текста Д. Рейфилда, О. Макаровой. 2-е изд., испр. и доп. London: The Garnett Press; М.: Издательство Независимая Газета, 2000. С. 1—4.
3. Дневник Алексея Сергеевича Суворина. С. 550.
4. Там же. С. 551.
5. Ищук-Фадеева Н.И. Концепт самоубийства в русской драматургии («Самоубийца» Н. Эрдмана) // Вестник ТГПУ. 2011. № 7. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/kontsept-samoubiystva-v-russkoy-dramaturgii-samoubiytsa-n-erdmana (дата обращения: 08.03.2022).
6. Дневник Алексея Сергеевича Суворина. С. 72—76.
7. Ищук-Фадеева Н.И. Указ. соч. С. 13.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |