Дебютной публикацией А.П. Чехова в газете «Новое время» стал рассказ «Панихида» (1886). Лавочник Андрей Андреич, «верхнезапрудский интеллигент и старожил» подал в алтарь местной церкви записочку «За упокой рабы божией блудницы Марии» (С IV, 352). Его дочь, известная артистка, о кончине которой писали газеты, приезжала домой за три года до своей смерти. Её признание: «Я актриса!» показалось бывшему лакею верхом цинизма.
«Перед отъездом она упросила отца пойти погулять с ней по берегу. Как ни жутко ему было гулять среди бела дня, на глазах всего честного народа с дочкой актрисой, но он уступил её просьбам...» (С IV, 355).
Теперь же во время панихиды по умершей дочери в молитве отца всё равно настойчиво продолжает звучать слово «блудница», о прощении которой Андрей Андреич и молится в церкви. В последующих публикациях рассказа Чехов сделал несколько незначительных правок, а для собрания сочинений поправил только одно слово: вместо «шлендой-актеркой» стало: «актрисой» (С IV, 518).
Скажем несколько слов об отношении к женщине-актрисе в России этого времени. Как пишут со всеми на то основаниями специалисты вопроса, права женщин в Российской империи защищались законом: «Женщины в России имперского периода, в отличие от своих западноевропейских подруг, пользовались большой юридической свободой. Они могли владеть недвижимой собственностью, участвовать в судебных процессах, заключать договоры. Но при этом личное положение женщины оставалось полностью зависимое от мужчин: отца, мужа, сыновей»1. Логично предположить, что вдова, похоронившая своего отца и не имевшая сыновей, обладала максимальной степенью свободы и закон ее защищал. Примечательна в этом отношении судьба Ксении Григорьевны Петровой (род. между 1719—1730 и умерла около 1731—1802), канонизированной в лике блаженных, Христа ради юродивых, Русской православной церковью 6 июня 1988 г. Оставшись вдовой в возрасте 26 лет, Ксения выбрала путь юродства и, назвавшись именем умершего супруга, облачилась в его военную одежду, раздала решительно все свое имущество, включая дом, в котором жила. Первая реакция родных и близких вполне понятна, они посчитали Ксению лишившейся рассудка. Вот как об этом сказано в житии святой: «Родные Ксении подали даже прошение начальству умершего Андрея Федоровича, прося не позволять Ксении в безумстве раздавать свое имущество. Начальство умершего Петрова вызвало Ксению к себе, но из разговоров с ней вполне убедилось, что Ксения совершенно здорова, а потому имеет право распорядиться своим имуществом, как ей угодно»2.
Правовое положение женщин-актрис по сравнению с положением остальных женщин в XVIII—XIX вв. было более уязвимым, их личные права гораздо менее защищались законом. Существовал запрет жениться на актрисах для тех, кто готовился стать служителем православной церкви. В первой половине XIX в. вступление в законный брак было сопряжено с необходимостью для актрис императорских театров оставить сцену, на этот счет существовал законодательный запрет. Многие актрисы, выйдя замуж, прекращали выступления, иногда возобновляли их только после смерти супругов. Такова судьба актрисы и мемуаристки Каролины Альбрехт (урожденная Горциан; 1802—1875). После смерти мужа-доктора, брак с которым длился всего один год, она вернулась в театр в 1831 г. В.В. Бороздина (1828—1866) вышла замуж за Пьера Пино и оставила сцену, после быстро последовавшего вдовства снова вернулась в театр. З.Д. Кронеберг (1847—1884) ушла со сцены после замужества и умерла в шестых родах. А.И. Вольф в «Хронике петербургских театров» часто упоминает блиставшую в драматических спектаклях актрису Е. Семенову (1786—1884): «В начале 1826 г. Екатерина Семенова вышла замуж за князя Гагарина и оставила тогда же службу, но от времени до времени, в некоторых торжественных оказиях появлялась на сцене»3.
Карьера, связанная со сценой, рассматривалась как недостойная не только для женщин, но и для мужчин. Условием брака Николая Григорьевича Рубинштейна был, как вспоминает Н.Д. Кашкин, «отказ от публичной артистической карьеры»4. Впоследствии Н.Г. Рубинштейн зачислился в канцелярию губернатора, но основной доход составляли частные уроки музыки. Через два с небольшим года брак распался, и Н.Г. Рубинштейн полностью посвятил себя концертной и педагогической деятельности.
Верность сцене и своему призванию приводила к необходимости сожительствовать в так называемых гражданских браках и к появлению на свет незаконнорожденных детей. А с учетом того, что первое и второе поколение актрис XIX в. были еще крепостными, становятся понятны их часто трагические судьбы. В этой связи следует вспомнить русскую актрису Александру Егоровну Асенкову (1796—1858) и ее талантливую дочь, выдающуюся актрису императорского Александринского театра «незаконнорожденную» Варвару Николаевну Асенкову (1817—1841).
До начала XX в. желание девушки идти в театр встречало неприятие и сопротивление отцов, братьев и мужей, если, конечно, это была не семья потомственных актеров. Путь на сцену М.К. Заньковецкой (1854—1934) в этом смысле очень типичен для своего времени. Судьба чеховской чайки — Нины Заречной, во многом напоминает судьбу украинской актрисы — путь на сцену через преодоление сословных предрассудков, сопротивление отца и первого мужа, угрозы братьев, опасавшихся за своё реноме: «Я обожала искусство, любовь к сцене стала моей жизнью. Я не могла больше бороться со своей любовь и, порвав со всеми своими, поступила на сцену», — так пишет о себе М.К. Заньковецкая5.
В общественном сознании господствовали штампы и стереотипы, ставившие актрис на один уровень с женщинами, занимавшимися проституцией. Такое отношение сформировалось не без определённых оснований. В своих воспоминаниях, первые главы которых посвящены театральным нравам, А.Я. Панаева (1820—1893) рисует неприглядную картину интриг, зависти, кутежей, зависимости актрис от именитых и богатых ухажеров, соперничества актрис «на одном амплуа». Протекционизм богатых и чиновных, «наживающих себе капитал при театре»6, спаивание молодых актеров купцами-театралами делали служение музам иногда невыносимым для актеров и актрис, пытавшихся сохранить достоинство и самоуважение.
Возвращаясь к судьбе Е.П. Кадминой, следует сказать, что она, безусловно, была человеком сильных чувств. Публичность происшедшего была реакцией на демонстративный приход в театр со своей новой избранницей возлюбленного Кадминой, который тем самым указал ей на ее место в своей жизни — развлекать и ублажать, не воспринимая как живого человека, влюбленную и брошенную женщину, с еще свежими душевными ранами разорванных близких отношений. Публичное самоубийство в данных обстоятельствах вполне может быть расценено как единственный способ сохранить чувство собственного достоинства, утрата которого для гордого человека горше смерти.
Примечания
1. Краснова И.В. Гражданская правоспособность женщин в России в имперский период // Вестник ЮУрГУ. Сер. Право. 2018. № 2. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/grazhdanskaya-pravosposobnost-zhenschin-v-rossii-v-imperskiy-period (дата обращения: 27.01.2021).
2. Жития русских святых / сост. монахиня Таисия (Карцева Т.Г.). М.: Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет, 2005. С. 71—72.
3. Вольф А.И. Хроника Петербургских театров с конца 1826 до начала 1855 г. СПб.: Тип. Р. Голике, 1877. С. 15.
4. Кашкин Н.Д. Указ. соч. С. 31.
5. Заноковецкая М.К. Из воспоминаний. Статья А.М. Борщаговского. Публикация Н.И. Гитович // Литературное наследство. Чехов. Т. 68. М.: Издательство АН СССР, 1960. С. 587—593.
6. Панаева (Головачева) А.Я. Воспоминания. М.: Правда, 1986. С. 52.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |