Нельзя забывать еще одного обстоятельства — условий работы Чехова в молодые годы. Они были ужасны. Трудно было сосредоточиться в сутолоке тесной московской квартирки, где ютилась семья после бегства отца из Таганрога от кредиторов и долговой тюрьмы. Здесь же за умеренную плату жили нахлебники, снимая стол и угол, что при чрезвычайной добросовестности Евгении Яковлевны, матери Чехова, приносило ничтожный доход и несоразмерно большие хлопоты. Чехов сидел над рассказом, а за перегородкой сестра на фортепиано разыгрывала гаммы и нудные пассажи. Двери впускали словоохотливых приятелей, их у него ежедневно порой бывало человек восемь — десять! Не давала покоя медицина: по первому требованию он срывался с места, ехал лечить знакомых или давать медицинские советы. Он никогда не мог ручаться за то, что завтра его не оторвут на целый день от стола. Доходов это не прибавляло (лечил он бесплатно), свободного времени — тоже. А лекции (он их не пропускал), читавшиеся медицинскими светилами тех лет, а посещение анатомички? А учебники медицины, которые он добросовестно штудировал, готовясь к экзаменам? «Работоспособность его была поразительной, — проницательно заметил Иван Бунин, — ведь среди всех писаний он окончил самый трудный факультет»1. Речь идет о медицинском факультете Московского университета. Чехов закончил врачебное образование в 1884, поступив в университет в 1879 году, то есть студенческие годы совпали с самым напряженным временем его становления как писателя.
Его адрес можно было узнать в любой аптеке и тут же отправиться к нему. «Не подумайте, — весело пишет он Лейкину, — что в аптеках мой адрес имеется как лекарство. Дело в том, что в аптеках есть список врачей и их адресов, а я, представьте, врач. Пальмин (известный поэт, — Н.Ф.) всякий раз, прежде чем войти из передней в мой кабинет, берет с меня честное слово, что я его не буду лечить. Если все поэты так мнительны и дорожат жизнью, то спешу Вас успокоить: лечить Вас я не буду»2.
Работать приходилось, следовательно, урывками, с «антрактами», как говорит Чехов: «А писание с антрактами — о же самое, что пульс с перебоями»3. Легко загубить любую, даже самую счастливую мысль. Было время, когда он сочинял свои рассказы под дробный перестук каблуков и пьяные крики «горько!»: в поисках дешевого жилья семья переселилась из центра Москвы в Замоскворечье, на Якиманку, и квартира снималась под залом, где проводились званые вечера, чаще всего свадьбы или поминки.
«Пишу при самых гнусных обстоятельствах», — сообщает Чехов Лейкину в конце августа 1883 года. И дальше появляется цепочка подробностей такого рода, что, кажется, он развертывает тему очередного юмористического рассказа, по привычке утрирует ситуации, создает комический эффект. Но, увы, это жизнь: «...в соседней комнате кричит детеныш приехавшего погостить родича, в другой комнате отец читает матери вслух «Запечатленного ангела»... Кто-то завел шкатулку, и я слышу «Елену Прекрасную»... Хочется удрать на дачу, но уже час ночи. Для пишущего человека гнусней этой обстановки и придумать трудно что-либо другое. Постель моя занята приехавшим сродственником, который то и дело подходит ко мне и заводит речь о медицине. «У дочки, должно быть, резь в животе — оттого и кричит...» Я имею несчастье быть медиком, и нет того индивидуя, который не считал бы нужным «потолковать» со мной о медицине. Кому надоело толковать про медицину, тот заводит речь про литературу.
Обстановка бесподобная. Браню себя, что не удрал на дачу, где, наверное, и выспался бы, и рассказ бы Вам написал, а главное — медицина и литература были бы оставлены в покое... Ревет детеныш! Даю себе честное слово не иметь никогда детей...»
Чтобы написать «Житейские невзгоды», трагикомический рассказ о бедном чиновнике Льве Ивановиче Попове, которого в конце концов свозят в сумасшедший дом из-за того, что его маленькая, тесная комната наполнена чужими голосами и бравурными музыкальными аккордами, несущимися отовсюду: из-за соседских стен и даже с потолка, — не нужно было выдумывать несуществующих забавных эпизодов. Материал был под рукой и, к великому сожалению, пережит самим автором. Душа маленького человека не выдерживает испытания лавиной беспорядочных звуков и житейскими невзгодами. События в рассказе заканчиваются припадком буйного помешательства. И в самом деле, есть от чего прийти в отчаяние и потерять рассудок!
Чехонте же в такой обстановке писал свои рассказы, полные самого искреннего веселья. Притом рассказы, тщательнейшим образом отшлифованные, настоящие шедевры с точки зрения чистоты формы и законченности отделки.
Вот почему, несмотря на свою молодость, он обладал какой-то внутренней силой и внушал к себе уважение там, где с другими особенно не церемонились. Суворин, всевластный редактор «Нового времени», попытался было применить к нему обычную мерку, не удерживая редакторскую руку (он старательно правил его рассказ «Панихида»). В дальнейшем, видимо, быстро поняв, с кем имеет дело, он уже не позволял себе таких вольностей. Молчаливо был признан непререкаемый авторитет молодого автора.
Вскоре Чехов выдвинул требование, которому неизменно оставался верен: предварительно просматривать материал в гранках и делать в них любые казавшиеся ему необходимыми исправления. Рассказ имел время «отлежаться», яснее становились дефекты, не замеченные при просмотре рукописи. Главное же, автор получал возможность ощутить в момент последнего чекана целостность мысли, сделать поправки, придающие завершенность «архитектуре», как он говорил, всего произведения. Ведь печатный текст обладает таинственной способностью быть схваченным целиком, что не случается ни с черновой, ни с даже наборной рукописью.
Уже в ранних работах Чехонте бросается в глаза впечатление единства художественной мысли. Такое совершенство не может быть рождено только интуицией или внезапными «озарениями». Скоропись здесь невозможна. Вступает в дело труд, проработка деталей и общей компоновки произведения.
Однако для Чехонте, кажется, не было ничего невозможного даже при невыносимых условиях существования. Чтобы понять, с каким блеском он выходил победителем из столкновений с судьбой и бытовыми неурядицами и житейские драмы переводил в шутку, выполненную с величайшим искусством, нужно еще раз вспомнить «Житейские невзгоды», появившиеся в 1887 году, — образец его комедийного повествования и его смелых новаций.
Примечания
1. Бунин И.А. Собр. соч. В 9-ти т. Т. 9. М., 1967. С. 173.
2. Письмо от 4 марта 1886 г.
3. Там же.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |