Под ситуацией понимается образ изображаемой действительности, выделенный автором, «пропущенный» через авторское сознание и отраженный языковыми средствами.
В основе индивидуально-авторских ситуаций в идиостиле художника слова лежит однотипный способ художественного обобщения и воспроизведения явлений социальной действительности, природы человека. Именно эти ситуации и определяются как типовые. Типовая ситуация в художественной речи выявляется установлением характерного, существенного в способе описания реальной действительности художником слова. Типовая ситуация в художественном тексте характеризуется набором специфических компонентов, которые отчленяют один тип ситуации от другой.
Ситуация в художественном тексте предполагает наличие общения с обстановкой, интенциями участников коммуникации (автора и читателя — субъекта и объекта), их личностными характеристиками.
Автор, осмысляя действительность или же ее фрагменты, выражает свои мысли, оценки, чувства, волеизъявления. В этой связи структуру ситуации можно представить в виде двух уровней: 1) объективного; 2) объективно-субъективного.
Каждый из уровней представлен как структура компонентов, несущих разные слои информации, соотносимой с фактом сообщения, с говорящим и слушающим.
Ситуация отражает не только личный опыт говорящего (установки, мнения, представления, эмоции и т. д.), но и актуализирует объектированные фрагменты общего семантического знания. Всякая ситуация объединяет социокультурную и интеллектуальную.
Содержание социокультурного компонента образуют: 1) общие знания о мире; 2) фоновые знания о данной ситуации; 3) лингвистические данные, отражающие тип языкового представления подобных ситуаций; 4) конвенциональные установления, правила, законы, ценности.
В общем виде структуру ситуации можно передать следующей схемой:
Ситуация
Объективное Объективно-субъективное Субъективное
Система перевода действительности в язык
Текстовое представление
Художественная ситуация, отражая образ мира, на первый взгляд, обладает способностью непосредственно отражать реальный мир. Однако это только иллюзия, созданная автором как создателем этого эстетически сконструированного прообраза действительного мира. Неповторимая самобытность автора отражается на выборе ситуаций из сложного многообразия бытия, на отражении структуры. Внутренней структурой пишущего (автора) определяется характер представления действительности. Внутренняя структура говорящего бесконечно многообразна. Н.С. Гумилев писал: «Человеческая личность способна на бесконечное дробление. Наши слова являются выражением лишь части нас, одного из наших ликов... С этим тесно связано такое же многообразие слушающего, так как мы обращаемся тоже лишь к некоторой его части» (Гумилев 1923, 14).
Ситуации, связанные с межличностными контактами, «рассыпаны» по всему творчеству А.П. Чехова, образуя структуру многих эпизодов. Назовем только некоторые из них: обед, дружеский визит, беседа в вагоне, на пароходе, в тарантасе, в бане, в купальне, на улице, встреча на проселочной дороге, в аптеке, в больнице, на вокзале, в суде, в церкви, любовные объяснения, ссоры, примирения, встречи, расставания и др. Эпизоды, сценки имеют эффект «неотобранности» (Чудаков 1971). Речь героев также передается «непереоформленно» и неотобранно, вместе с ситуацией она как бы «вынута» из реальной жизни, в которой возможны переплетения — закономерное и случайное, хаотичное и иерархически упорядоченное.
В лексико-семантической антонимической парадигме наблюдаются процессы центростремительного типа, проявляемые в пересечении с парадигмами устной и письменной речи, речевого этикета, взаимного действия, психофизических состояний и др. Процессы центростремительного типа обусловливают тот факт, что приблизительно в 85% авторских словоупотреблений глаголов в речевом общении используются слова совмещенной семантики: Да вы позвольте-с! Вы извиняйтесь, а не ругайтесь... (Из огня да в полымя).
Антонимическая окказиональная парадигма: извиняться — «просить снисхождение к вине, к поступку» — ругаться — «высказывать друг другу упреки, называя друг другу бранными словами» отражает противоположные модели поведения. В семантической структуре речевых антонимов наблюдается совмещение сем: «общение» + «поведение» + «отношение к собеседнику».
Контрастность парадигмы определяется наличием в ее структуре окказионализмов: речевых синонимов — антонимов, слов, объединенных в лексико-семантическую парадигму в тексте на основе индивидуально-авторской гиперсемы. ...Зажгите себя! Ведь Вы так легко воспламеняетесь (Циник). Окказиональная синонимическая парадигма включает в свой состав: зажечь — воспламеняться. Создается градационный синонимический пучок, актуализирующий семантику интенсивности действия, иными словами, создается интенсификация контраста признака.
В составе антонимической окказиональной парадигмы могут находиться текстовые антонимы: Я скоро помру и какая мне надобность таиться от вас или врать? Так и говорю: люблю вас крепко, но не уважаю. Да, не уважаю (Жена).
Глаголы любить и уважать в структуре языка находятся в градуальных отношениях, что касается приведенного примера, здесь они противопоставлены и означают сложное и смешанное чувство, в котором одновременно переплелись привязанность и неприятие, любовь и презрение.
Специфика авторского представления коммуникации проявляется и в наличии текстовых приращений смысла: «...образуя высказывание и соотносясь с реальной ситуацией, слово (или сочетание слов) приобретает множество ситуативно обусловленных, дополнительных «смыслов», отражающих коммуникативное намерение говорящего...» (Арутюнова 1972, 307—308).
Попробуем проиллюстрировать этот тезис на примерах: Два друга, мировой судья Полуектов и полковник генерального штаба Финтифлеев, сидели за приятельской закуской и рассуждали об искусствах (О драме). Характер ситуации (сидели за приятельской закуской), социальный статус участников диалога («мировой судья» и «полковник генерального штаба») вступают в контраст с характером словесного общения, в котором преобладает информативный компонент: рассуждали об искусствах. Рассуждать — «излагать, высказывать свои мысли, суждения». Ситуативные смыслы передают авторскую иронию, отражают авторскую установку на несовпадение, контраст поверхностных и глубинных структур.
Ср. еще: Кому как не искусству мы обязаны присутствием в нас высоких чувств, каких не знают дикари, не знали наши предки!... У меня вот слезы на глазах... Это хорошие слезы, и не стыжусь я их! Выпьем, брат! (О драме).
Часто жизнь чеховских персонажей нарушает привычное течение под влиянием внезапно возникнувшего чувства. Так, под действием такого большого чувства жизнь Гурова разделилась на то, что было «до», и то, что наступило «только сейчас»:
У него были две жизни: одна явная, которую видели и знали все, кому это нужно было, полная условной правды и условного обмана, похожая совершенно на жизнь его знакомых и друзей, и другая — протекавшая тайно. ...все, что было для него важно... что составляло зерно его жизни... было в этой другой жизни. И только теперь, когда у него голова стала седой, он полюбил как следует, по-настоящему — первый раз в жизни. Анна Сергеевна и он любили друг друга, как очень близкие, родные люди, как муж и жена, как нежные друзья, им казалось, что сама судьба предназначила их друг для друга, и было непонятно, для чего он женат, а она замужем, и точно это были две перелетные птицы, самец и самка, которых поймали и заставили жить в отдельных клетках (Дама с собачкой).
При описании ситуации обладают глаголы с семантикой межличностных отношений: любить, простить, стыдиться, прощать, чувствовать, в результате чего возникает окказиональная антонимическая парадигма, характеризующая образ жизни персонажа: прятаться, обманывать, жить (в разных городах), не видеться. Внутритекстовая антонимия глагольных рядов отражает ситуации, связанные с внутренней дисгармонией, абсурдностью положения персонажей, передает желание «...освободиться от этих невыносимых пут».
Персонаж рассказа «Анна на шее» выходит замуж за богатого пожилого человека, имея в виду благое намерение помогать своим бедным отцу и братьям. После свадьбы первое время мысли о родных не покидают Анну, ей казалось, что отец с мальчиками сидят теперь без нее голодные и испытывают точно такую же тоску, какая была в первый вечер после похорон матери... Она часто бывают у своих и ей досадно, что денег у нее не прибавилось. Брать тайно или просить она не могла, она боялась мужа, трепетала его. Ей казалось, что страх к этому человеку она носит в своей душе уже давно.
Обнищание души героини А.П. Чехов показывает через изменение ее психологического состояния, через изменение отношения к близким. Автор как бы расставляет вехи на жизненном пути персонажа: на балу она чувствовала себя богатой и свободной, она уже поняла, что создана исключительно для этой шумной, блестящей, смеющейся жизни с музыкой, танцами, поклонниками, и давнишний страх ее... казался ей смешным, никого она уже не боялась.
Меняется ее отношение к отцу, который не вписывается в эту красивую жизнь: ей уже было стыдно, что у нее такой бедный, такой обыкновенный отец. Для светской жизни с пикниками, прогулками, балами нужны были деньги, но она уже не боялась Модеста Алексеевича и тратила его деньги, как свои, и она не просила, не требовала, а только посылала ему счета или записки: «выдать подателю сего 200 р.» или: «немедленно уплатить 100 р.»
Глагольная экспрессия, выраженная языковыми и речевыми противопоставлениями, со всей наглядностью раскрывает изменение психики персонажа. Стадии изменения героини показаны через текстовую антонимическую актуализацию слов-глаголов психофизического состояния: боялась мужа, трепетала его, чувствовала себя богатой и свободной, никого... не боялась, уже не боялась Модеста Алексеевича.
В творчестве А.П. Чехова зримость, реальность воспринимается как своего рода поверхностная структура, скрывающая глубинные авторские смыслы. Одна из установок А.П. Чехова — найти наиболее приемлемые формы для выражения глубинного содержания. Своеобразным механизмом «высекания» смыслов является в прозе писателя семантический плеоназм (семантическое согласование).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |