Случаи лексического переосмысления базируются на принципе согласования семантики слов, определяющем правила сочетаемости слов. Семантическое согласование предполагает наличие одной и той же семы в двух членах парадигмы. Ш. Балли сформулировал идею грамматического плеоназма, которая затем была распространена исследователями (Потье, Греймас, Гак и другие) на основе правила семантической сочетаемости слов.
В процессе семантического согласования важную роль В.Г. Гак отводит скрытым компонентам — «сверхсемам», или «архисемам», которые относятся к эксплицированным компонентам как родовые понятия к видовым. В.Г. Гак отмечает: «Наличие одной и той же семы в двух членах парадигмы выступает как своеобразное семантическое согласование — семантически господствующего члена, причем синтагмема является формальным средством этого согласования на семантическом уровне... Подобно грамматическому, семантическое согласование есть формальное средство организации высказывания, достигшее, однако, значительно меньшей формализации» (Гак 1971, 376). Процесс семантического согласования Ю.Д. Апресян определил как правила сложения лексических значений. В своих исследованиях он опирается на мысль, предложенную Л.В. Щербой: «Имею в виду здесь не только правила синтаксиса, но, что гораздо важнее, — правила сложения смыслов, дающие не сумму смыслов, а новые смыслы, правила, к сожалению, учеными до сих пор мало обследованные, хотя интуитивно известные всем хорошим стилистам» (Щерба 1979, 68).
Ю.Д. Апресян рассматривает существование в языке законов взаимодействия значений, например, закон взаимодействия отрицания с количественными модальными словами. По мнению ученого, термины «дублирование», «итерация», «семантическое согласование» не вполне отражают смысл семантического процесса, и он предлагает данное семантическое явление называть «семантической гаплологией» (Апресян 1974).
Е.И. Диброва, рассматривая условия семантического согласования компонентов единиц, рекомендует пользоваться правилом шести шагов, которое помогает раскрыть глубинную картину взаимодействия семантических составляющих. «В основе метода семантических шагов лежит концепция семантического плеоназма: в складывающихся по смыслу словах повторяется один и тот же компонент содержания (семантическая составляющая)» (Диброва 1979, 41). Исследователь отмечает, что при рассмотрении процессов семантического согласования необходимо выделять общность семантических компонентов, так как они способствуют соединению значений слов в синтагме и помогают проникнуть в глубинные семантические процессы, соединяющие «исходное» и «конечное» значения. «Сложение смыслов семантических составляющих на каждом этапе развития значения и сопоставления этих результатов со значением единицы в тексте сводит воедино внутренний комбинаторно-семантический анализ и толкование в иллюстрациях» (Диброва 1979, 44).
Помимо семантического согласования (семантического плеоназама), выделяется семантическое рассогласование: наличие в пределах синтагмы словосочетания слов, несовместимых с точки зрения реальных отношений. Согласование и рассогласование может выступать как собственно семантическое, экспрессивно-эмоциональное или функционально-стилистическое свойство в языковых объединениях.
В рассказах А.П. Чехова представлено семантическое согласование двух типов: эксплицитное (открытое) и имплицитное (закрытое, глубинное). При эксплицитном способе наличие общих сем лежит на поверхности, при имплицитном — соответствие сем обнаруживается при «глубинном» анализе, учитывающем вертикальную структуру парадигмы.
Семантическое согласование «открытого» типа представлено в тавтологической парадигме. Тавтологическая парадигма образуется посредством лексического повтора одних и тех же близких по семантике единиц. Тавтологической парадигме свойственна содержательная избыточность, проявляющаяся в смысловом повторе целого или его части.
Семантическое согласование «закрытого» типа может проявляться в индивидуально-авторской антонимической парадигме (ее структура образуется текстовыми антонимами). Для идиостиля А.П. Чехова характерно использование тавтологических парадигм или парадигм смешанного типа, что обусловлено авторскими целеустановками. Экспрессивно-стилистическая функция окказиональных парадигм в прозе А.П. Чехова определяется установкой на отражение многообразия бытия через призму комического во всех формах: юмор, ирония, пародия, гротеск и др. Комическое же чаще всего передается через юмористическое, в значительной степени отражающее авторское Я и являющееся одним из основных свойств мировосприятия писателя.
Юмористическое не предполагает осмеяния. Внешним выражением юмористического является примиряющая улыбка, часто «улыбка сквозь слезы», выражающая авторское внутреннее принятие мира, несмотря на все его несовершенство. Смех в прозе А.П. Чехова — своеобразное средство раскрытия гуманистического начала в человеке.
Для реализации собственной установки автор использует антонимию окказиональных парадигм в следующих целях:
1) концентрации повествования (создания смысловой насыщенности);
2) акцентуации (введение в фокус информации, важной для авторской установки);
3) интенсификации в выражении эмоционально-экспрессивного видения мира;
4) создания экспрессивных парадоксов.
Рассмотрим функции окказиональных тавтологических парадигм на иллюстративном материале.
Екатерина Ивановна села и обеими руками ударила по клавишам, и потом тотчас же опять ударила изо всей силы, и опять, и опять, плечи и грудь у нее содрогались, она упрямо ударяла все по одному месту, и казалось, что она не перестанет, пока не вобьет клавишей внутрь рояля. Гостиная наполнилась громом, гремело все: и пол, и потолок, и мебель... Екатерина Ивановна играла трудный пассаж, интересный именно своею трудностью, длинный и однообразный, и Старцев, слушая, рисовал себе, как с высокой горы сыплются камни, сыплются и все сыплются, и ему хотелось, чтобы они поскорее перестали сыпаться, и в то же время Екатерина Ивановна, розовая от напряжения, сильная, энергичная, с локоном, упавшим на лоб, очень нравилась ему...
— Ну, Котик, сегодня ты играла, как никогда, — сказал Иван Петрович со слезами на глазах, когда его дочь кончила и встала. — Умри, Денис, лучше не напишешь (Ионыч).
Тавтологическая парадигма используется как средство авторской акцентуации нетворческого характера натуры Екатерины Ивановны. Ср.: ударять — «производить удары», удар — «резкий, сильный толчок, производимый с размаху», играть — «исполнять что-либо на музыкальном инструменте».
В контексте создается внутренняя индивидуально-авторская антонимия: ударять — играть. Таким образом, возникновение этой антонимической парадигмы не является случайным и призвано передать контраст видимого и скрытого.
Игра Котика преломляется через восприятие Дмитрия Ионыча Старцева. Субъективность восприятия: гостиная наполнилась громом, сыплются камни, хотелось, чтобы они перестали сыпаться помогает читателю вскрыть доминантную оппозицию текста: Старцеву не нравилась игра — но нравилась сама Екатерина Ивановна. Так проявляется оценочный компонент текста — авторская ирония, контраст видимого и скрытого, когда за положительной оценкой, даже похвалой (Прекрасно! — сказал и Старцев, поддаваясь общему увлечению...), стоят отрицание и неприятие.
Коммуникативная стратегия автора может принимать и иное направление.
В конце концов несчастья Кукина тронули ее, она его полюбила.
Он был мал ростом, ...но все же он возбудил в ней настоящее, глубокое чувство.
Она постоянно любила кого-нибудь и не могла без этого. Раньше она любила своего папашу, который теперь сидел больной, в темной комнате, в кресле, и тяжело дышал, любила свою тетю, которая иногда, раз в два года, приезжала из Брянска, а еще раньше, когда училась в прогимназии, любила своего учителя французского языка.
...Через три дня пришел с визитом и сам Пустовалов, он сидел недолго, минут десять, и говорил мало, но Оленька его полюбила, так полюбила, что всю ночь не спала и горела, как в лихорадке, а утром послала за пожилой дамой (Душечка).
Повтор глаголов, выражающих семантику эмоционального состояния, является одним из средств экспрессивной характеристики героини рассказа. Интенсификация основного качества характера Оленьки создается семантическим согласованием парадигмы через конкретизацию на гипосемном уровне. Семантическая структура глагола любить состоит из следующих сем: «чувствовать» + «что» (привязанность, сердечную склонность и т. п.) + «к кому-либо, чему-либо». Контекст затушевывает последний семантический признак — сему объекта действия, актуализируются же семы «постоянство», «регулярность проявления чувства», «бытийность», восполняющие недостаточность семы объекта. Семная конкретизация дополняется характеристикой, появляющейся в тексте после появления новой привязанности — маленького Саши (Ах, как она его любит!). Любвеобильная (Душечка) имеет значение «способная сильно любить или же любить многих». Именно этот штрих создает антитетичность восприятия героини, затрудняет индивидуализацию и конкретизацию предметов любви, что проявляется в нерасчлененности семы любовь: любовь — страсть (к мужчине), любовь — привязанность (к родственникам, детям) и др. Душечка одинаково любит и своего папашу, и тетю, и маленького Сашу, и мужчин в своей жизни. По характеру чувства это душевное свойство героини не имеет каких-либо индивидуализирующих оттенков, и ее любовь к маленькому Саше качественно не отличается от любви к мужчинам. Иными словами, возникает как бы отрицание отрицания — любвеобилие «любовь ко многим» раскрывает внутреннюю пустоту Душечки.
Или: Преосвященный помнил ее (мать. — К.Ц.) с раннего детства, чуть ли не с трех лет и — как любил! Когда в детстве или юности он бывал нездоров, то как нежна и чутка была мать! И теперь молитвы мешались с воспоминаниями... Кончив молиться, он разделся и лег, и тотчас же, как только стало темно кругом, представились ему его покойный отец, мать, родное село Лесополье... Припомнился священник лесопольский, отец Симеон, кроткий, смирный, добродушный, сам он был тощ, невысок, сын же его, семинарист, был громадного роста, говорил неистовым басом, как-то попович обозлился на кухарку и выбранил ее: «Ах ты, ослица Иегудиилова!», и отец Симеон, слышавший это, не сказал ни слова и только устыдился, так как не мог вспомнить, где в Священном Писании упоминается такая ослица... В Обнине, вспомнилось ему теперь, всегда было много народу, и тамошний священник отец Алексей, чтобы успевать на проскомидии, заставлял своего глухого племянника Илариона читать записочки и записи на просфорах «о здравии» и «за упокой»... Преосвященному медленно, вяло вспоминалась семинария, академия... Вспомнилась преосвященному белая церковь, совершенно новая, в которой он служил, живя за границей, вспомнился шум теплого моря. И вспомнилось ему, как он тосковал по родине, как слепая нищая каждый день у него под окном пела о любви и играла на гитаре, и он, слушая ее, почему-то всякий раз думал о прошлом (Архиерей).
Повторение глаголов с семантическим значением «память» является средством выражения особого душевного настроя персонажа и связано с переосмыслением им своего жизненного пути, осознанием бренности человеческой жизни, болезнью, приездом матери. Нанизывание смысла, создаваемое тавтологической парадигмой, приводит к тому, что процессы возобновления в памяти выступают в качестве сопутствующих контрастов. Противопоставление в рассказе представлено антонимическими блоками, антонимические члены блоков с семой не, выраженной как эксплицитно (не вспоминал), так и имплицитно (забыли), оформляют развязку рассказа: Через месяц был назначен новый викарный..., а о преосвященном Петре уже никто не вспоминал. А потом и совсем забыли (Архиерей). Текстовая оппозиция вспомнить — забыть имплицитно отражает вопросы истинного смысла человеческого бытия, подводит итог жизни персонажа.
В основе экспрессии парадоксов лежат процессы семантического и стилистического рассогласования: В открытое настежь окно прут зеленые ветки, веет зефир. Автор намеренно сталкивает слова с различной стилистической окраской (разг. — прост. и книжн.), благодаря чему ситуация воспринимается представленной образно, непринужденно, шутливо: прут (разг. — прост.) ветки, веет зефир (книжн., высок.). Оксюморонный парадокс представляет комизм ситуации.
Окказиональные значения, появляющиеся в результате стилистического и семантического рассогласования, объединяются в чеховских текстах в неповторимые словесные образы: И подобные мысли, легкие и расплывчатые, какие приходят в утомленный отдыхающий мозг, стали бродить в голове Евгения Петровича, являются они неизвестно откуда и зачем, недолго остаются в голове, и, кажется, ползают по поверхности мозга, не заходя далеко внутрь (Следователь).
Глаголы и глагольные формы со значением перемещения в рассказе используются для передачи мыслительного процесса. За счет стилистического гротеска — контрастного соединения, казалось бы, несовместимых свойств и объектов (утомленный — отдыхающий мозг, мысли ползают по поверхности, не заходя внутрь) возникает негативная оценка обывателя, не обременяющего себя интеллектуальным напряжением. В характеристике мыслительного процесса определяющую роль получают семы: «непроизвольность», «легкость», «неопределенность», «нецеленаправленность», «кратковременность», «поверхностность», «отсутствие глубины».
Семен ударился головой о косяк, сбежал по ступенькам и упал мокрым лицом в пыль. К нему подскочил брат и заплясал на его животе. Он заплясал с остервенением, с наслаждением, высоко подпрыгивая. Прыгал он долго (Барыня).
Лексико-семантическое значение глаголов перемещения в пространстве сбежать, подскочить, заплясать, подпрыгивать, прыгать объединено на основе авторского скрытого гиперонима избить — «ударами, побоями, причинить боль, нанести увечье». Контекст проявляет гиперсемы «способ», «манера движения», «интенсивность», «характер протекания действия». См.: подскочить — «быстро подбежать», «скачком (скачками) приблизиться к кому-либо, чему-либо», прыгать — «передвигаться прыжком», плясать — «двигаться скачками, подпрыгивая, кругообразно, как бы танцуя». Семантическое согласование в текстовой парадигме приводит к актуализации смыслов: плясать — «танцевать (обычно какой-либо народный танец», прыгать — «ударяясь обо что-либо, отскакивать вверх (о неодушевленных предметах)», «делать прыжок (прыжки), передвигаться прыжками», отражающих трагедию ситуации, ее логический парадокс. Сцена с побоями выглядит отвратительной, что и является экспрессивным средством парадоксальной характеристики персонажей.
Вы оскорбили моего клиента Деревяшкина...
Вы, как заявляет он в своем прошении, публично тыкали на него, называли его ослом, мерзавцем и тому подобное... и даже раз подняли руку, как бы желая нанести ему оскорбление действием.
Вы оскорбили Деревяшкина, осрамили его, а главное, заподозрили его похвальные чувства и даже... профанировали эти чувства (Из огня да в полымя).
Слова оскорбить, осрамить, заподозрить, профанировать объединены гиперсемой «выразить свое негативное отношение» и образуют окказиональную лексико-семантическую группу слов с гиперонимом оскорбить — «крайне обидеть, унизить кого-либо». Каждый член группы вносит дополнительную гипосемную информацию: «обидеть, унизить» + «посредством речи» + «посредством психического воздействия» + «посредством необоснованного подозрения, искажения, невежественного обращения». См.: осрамить — «бранить, ругать, уличая в чем-либо недостойном, неблаговидном», заподозрить — «посчитать что-либо сомнительным, подозрительным, усомниться в чем-либо», профанировать — «подвергнуть что-либо искажению невежественным, оскорбительным обращением, отношением».
Гипосемная конкретизация создает семантический повтор в тексте, направленный на реализацию авторской установки — незаслуженность оскорбления. Стилистическое рассогласование (ср.: осрамить — разг.-прост., заподозрить — устар., профанировать — книжн.) создает окказиональные условия для восприятия повествования, комичного и абсурдного, контрастного по своему существу.
Я любил нежно, глубоко, но я рассуждал, я спрашивал себя, к чему может привести наша любовь, если у нас не хватит сил бороться с нею... После бессонной ночи он находился в состоянии ошеломления, точно его опоили чем-то сладким и усыпляющим, на душе было туманно, но радостно, тепло, и в то же время в голове какой-то холодный, тяжелый кусочек рассуждал: Остановись, пока не поздно! Пара ли она тебе? Она избалована, капризна, спит до двух часов, а ты дьячковский сын, земский врач... (О любви).
Глаголы любить — «чувствовать сердечную склонность к лицу другого пола» и рассуждать — «мыслить, строить умозаключения», «приводить, излагать (доказательство или в объяснение чего-либо) логически обоснованные суждения, умозаключения» образуют в тексте окказиональную антонимическую парадигму. Контекст выдвигает на первый план потенциальные семы, создающие внутритекстовые оппозиции: рацио — эмоция, хладнокровие — безрассудство, статику — динамику. Немаловажно также отметить присутствие текстовых антонимов, усиливающих экспрессию противопоставленности повествования: туманно, но радостно, тепло; избалована, капризна, а ты дьячковский сын, земский врач.
Парадигматический ряд является средством авторской актуализации информации, связанной с ситуациями, отражающими мир психического бытия личности. Например, ситуация «прозрения» героя рассказа «Огни»:
Я понял, что когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе (Огни).
Ср. в описании перерождения чувства доктора Старцева:
И теперь она ему нравилась, очень нравилась, но чего-то уже недоставало в ней, или что-то было лишнее, — он и сам не мог бы сказать, что именно, но что-то уже мешало ему чувствовать, как прежде. Ему не нравилась ее бледность, новое выражение, слабая улыбка, голос, а немного погодя уже не нравилось платье, кресло, в котором она сидела, не нравилось что-то в прошлом, когда он едва не женился на ней. Он вспомнил о своей любви, о мечтах и надеждах, которые волновали его четыре года назад, — и ему стало неловко (Ионыч).
Сравним значения каждой из лексем антонимической парадигмы нравиться — не нравиться. Нравиться — «производить на кого-либо хорошее, приятное впечатление, вызывать расположение к себе», «соответствовать чьему-либо вкусу, быть приятным кому-либо».
Антонимическая окказиональная парадигма в рассказах А.П. Чехова отражает внутреннюю сложность явлений, связанных с миром психики, борьбу и единство противоположностей в них. Проиллюстрировать это можно на следующих примерах:
Жених Оленьки — скромный, привилегированный слуга, но от этого не может страдать ее тщеславие... Он дворянин и имеет в соседнем уезде заложенное имение... Тщеславная Оленька должна была радоваться... Но тщеславная Оленька не радуется... Оленьке, по-видимому, была не по душе витиеватая почтительность мужа. Она заметно тяготилась его речами, вызывавшими улыбки на лицах обедавших, и даже, кажется, стыдилась их... Мне пришло в голову, что она стыдится передо мной, стыдится за этот поцелуй, за этот брак (Драма на охоте).
Ср.: радоваться — «испытать чувство удовлетворения от сознания достигнутых успехов, от сознания превосходства, чувства самоуважения» и стыдиться — «испытывать чувство смущения, раскаяния от сознания неблаговидности своего поступка, неудовлетворения, унижения» противопоставлены в структуре текста и образуют антонимическую окказиональную парадигму психического состояния персонажа. Речевой смысл парадигматических единиц усиливается благодаря семантическому плеоназму: радоваться — «испытать чувство удовлетворения от сознания достигнутых успехов, от сознания превосходства, чувства самоуважения» и тщеславный — «стремящийся к славе, к почестям, исполненный тщеславия». За счет этого внутритекстовая парадигма: радоваться — стыдиться дополняется противопоставлением тщеславие — скромность, отражающим «метаморфозы» психического бытия личности.
Характер сочетаемости в тексте обусловлен установкой на создание авторского толкования той или иной информации и конкретизации психического состояния героини: «должна была радоваться» — «не радуется» — «тяготилась его речами» — «стыдится передо мной» — «стыдится за... поцелуй, за брак».
Синонимическая окказиональная парадигма в прозе А.П. Чехова используется как средство характеристики персонажа, создания установки на определенный тип восприятия. Градационный синонимический ряд может быть направлен на усиление отражения внутреннего мира персонажа, показанного во всей его сложности и противоречивости, т. е. используется в создании контраста.
Я, мужик, одичал в глуши, огрубел, но я все-таки еще, господа, интеллигентный человек и искренне говорю вам: тяжело без людей (Жена).
Парадигма глаголов с психофизической семантикой огрубеть — «стать внешне более грубым, утратить прежнее изящество, хрупкость», «утратить душевную тонкость, деликатность», «стать менее чутким, отзывчивым» и одичать — «стать застенчивым, нелюдимым, диким» отражает одну из программных ситуаций «деградации героя». К основному значению «стать грубым, неотесанным, нелюдимым» добавляется приращение смысла «стать хуже, более черствым, грубым в нравственном отношении».
Ср. также: «За двадцать лет и обтесался, и обшлифовался. Ходит, понимаешь, в твидовом костюме, на руках кольцы, через все пузо золотая цепочка перетянута — не подходи» (Староста).
Обтесаться — «приобрести культурные навыки, научиться манерам, вежливому обращению, поведению», обшлифоваться от шлифовать — «совершенствовать, улучшать». Семантическое приращение «стать лучше» содержит авторскую иронию, которая является своеобразным сигналом, указывающим на контрастность поверхностных и глубинных смыслов.
Авторская специфика в использовании того или иного типа парадигмы проявляется в ее полифункциональности, что обусловлено установкой на краткость и компактность изложения. В выражении экспрессивно-эмоционального и оценочного видения мира, в создании авторизованной картины мира существенную роль в прозе А.П. Чехова приобретает концентрация повествования, акцентуация и интенсификация. Концентрация повествования достигается наложением и нанизыванием смыслов, диффузностью и синкретизмом семантики. Акцентуация может иметь форму конкретизации, уточнения, доминантности (смысловой, стилистической или функциональной). Интенсификация проявляется либо в качестве частного приема экспрессивной характеристики персонажа, либо в качестве авторского способа отражения видения мира.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |