Предметом углубленного лингвистического анализа антонимы стали сравнительно недавно, в 50-е гг. XX века. Изучению антонимии посвящено немало ценных исследований. Проблемы антонимии исследованы в монографиях и статьях Л.А. Новикова (1966, 1973а, 1973б, 1973в, 1982, 1983, 1987, 1988, 1990, 1991, 1994а, 1994б, 1997а, 1997б, 1999), Л.А. Введенской (1968, 1970, 1973, 1976, 1980, 1981, 1988, 1995), Ю.Д. Апресяна (1974, 1995), Е.Н. Миллер (1985, 1990, 1991), В.А. Ивановой (1977, 1979, 1982), М.Р. Львова (1970, 1971, 1972), И.Л. Филоненко (1970, 1971) и других ученых, а также при создании трех антонимических словарей, авторами которых являются Л.А. Введенская (1982, 1995), Н.П. Колесников (1972) и М.Р. Львов (1978, 1985, 1996).
Современное состояние исследований по антонимии характеризуется тем, что она рассматривается в связи с синонимией и полисемией и ее организацией в семантические объединения (синонимо-антонимические блоки). Наблюдается также тенденция к изучению антонимических отношений между словами в речевом плане, в частности, на материале художественных и публицистических произведений русских и зарубежных писателей и поэтов.
К концу XX в. в лингвистике определилось два понимания антонимии: узкое, ставшее классическим, и широкое, когда в сферу антонимии стал включаться более широкий корпус слов. Классическое определение антонимии заключается в том, что выделяются три дифференциальных признака, характеризующие языковую противопоставленность значения. К ним относятся:
1) противоположность значения членов парадигмы;
2) парность парадигмы (наличие позитивного и негативного члена);
3) наличие семы не, входящей в семантику негативного члена (например: здоровый — больной, «не» + здоровый). Сема не может выражаться эксплицитно (например: недалекий, беспринципный, противопарный) или содержаться скрытно, имплицитно, в составе негативного члена (тихий «бесшумный»).
Широкое понимание антонимии приводит к тому, что семантически противопоставляются либо слова по любому признаку (вогнутость — выпуклость (Миллер 1990)), либо корреляты по признаку пола (мужчина — женщина), родственных отношений (муж — жена, брат — сестра) (Клюева 1956; Ахманова 1957; Шанский 1972). Такое расширенное понимание антонимии опровергается рядом исследователей (Комиссаров 1957; Брагина 1976 и др.). Л.А. Введенская пишет по этому поводу: «Если признать такое понимание антонимии правильным, то предельно расплывчатым станет само понятие антонимии» (1995, 20). Ученый полагает, что противоположность и противопоставленность необходимо разграничивать, что «противопоставление слов в речи не может служить основанием для безоговорочного отнесения противопоставляемых слов к антонимам. Необходимо, чтобы противопоставляемые слова имели противоположное значение. Это относится к определению как узуальных, так и окказиональных антонимов» (Введенская 1995, 20).
Существует точка зрения, согласно которой антонимами следует считать слова с обязательным промежуточным компонентом (Максимов 1958). В основе этой концепции лежит логический принцип. Однако логические отношения нельзя считать единственными при определении антонимов. Противоположность в языке имеет свою специфику и не укладывается в рамки логической концепции.
Наиболее развернутая концепция лингвистической противоположности изложена в монографии Л.А. Новикова «Антонимия в русском языке» (1973а). Основываясь на имеющихся теоретических исследованиях об антонимах, существующей лексикографической практике и предварительном анализе языкового материала, ученый выделяет три типа противоположности: контрарную, комплементарную и векторную. Антонимы, выражающие качественную противоположность, реализуют контрарную противоположность и образуют градуальные оппозиции. Между ними возможно третье, среднее, понятие: большой — (средний) — маленький, прошедшее — (настоящее) — будущее. Антонимы, которые выражают комплементарность, объединяются в свой класс. Между двумя видовыми понятиями, дополняющими друг друга до родового, невозможно никакое среднее понятие: истинный — ложный, влажный — сухой, женатый — холостой. Антонимы, выражающие противоположность разнонаправленных действий, признаков и свойств, отражают векторную противоположность: входить — выходить, подниматься — опускаться, фашистский — антифашистский.
Вопрос о критериях антонимичности представляет особый интерес среди вопросов, которые связаны с исследованием антонимии. Учеными накоплен достаточно богатый материал, позволяющий охарактеризовать парадигматические и синтагматические свойства антонимов (противоположность семантики, регулярная воспроизводимость в речи, одинаковая лексическая сочетаемость, принадлежность к одной части речи, одинаковая стилистическая окраска). Противоположность семантики предполагает симметричность противопоставления. Семантически однородные антонимы Л.А. Новиков называет полными, точными, или истинными, а семантически неоднородные — неполными, приблизительными, или «квазиантонимами»: «Это прежде всего семантически неоднородные противопоставления, в которых слова могут отличаться друг от друга тем или иным элементом (компонентом) значения, входящим в смысловую структуру только одного из них — от антонимов давать — брать (основные значения «вручать» — «принимать в руки»); оппозиция давать — отнимать, не представляющая точной противоположности, отличается тем, что в толковании второго члена этой пары есть указание на совершение действия с применением силы, не выраженное в первом: отнимать — «брать что-нибудь у кого-либо силой»» (1985, 26).
Ученый полагает, что семантическая неоднородность может проявляться и в выражении различной степени проявления качеств, признаков и свойств (ср.: большой — маленький, великий — маленький), а также в том, что одно из слов выступает в основном значении, а другое — во вторичном (ср.: светлый — темный, ясный — темный). К неточным антонимам Л.А. Новиков относит и стилистически разноплановые или разновременные по характеру противопоставления (ср.: вспоминать — забывать, вспоминать — запамятовать; радоваться — огорчаться, радоваться — печалиться). Такие «квазиантонимы» соотносительны в понятийном плане, и некоторые из них представлены в антонимических словарях.
Ю.Д. Апресян в монографии «Лексическая семантика. Синонимические средства языка» (1974) характеризует антонимы с точки зрения их семантического состава, отмечая, что термины «противоположность», «противоречивость», «обратность» обладают инвариантом отношений, что позволяет построить общее определение антонимов и их типов (Апресян 1974, 288).
Семантический анализ антонимов ученый представляет в параметрическом описании с наличием сем Anti 1 (хороший — плохой) и Anti 2 (логичный — а-логичный). Последний тип антонимов относится к наиболее регулярным средствам антонимообразования. Исследователь выделяет параметрические прилагательные типа большой — маленький — «больше нормы — меньше нормы». По мнению Ю.Д. Апресяна, это ядро русской антонимии, к которому примыкают меньшие по объему группы антонимов, это слова со значением эмоциональных и интеллектуальных свойств и отношений, ориентации в пространстве, поле, и др. (Апресян 1974, 290—300).
Факты антонимии подобного типа могут быть подтверждены точным семантическим описанием, при котором учитываются как общая семантика слов, так и наличие семы не, которая в интерпретации Ю.Д. Апресяна может быть представлена антонимией Anti 1 и Anti 2. Эти два семантических подтипа антонимической семантики позволяют уточнить размеры, объемы, качества и другие семантические структуры противоположности. Последнее весьма важно при описании индивидуально-авторской антонимии, имеющей широкое употребление в рассказах А.П. Чехова.
Ю.Д. Апресян также рассматривает понятие «квазиантонимов», определяемых им как слова, принадлежащие к одному и тому же грамматическому классу или части речи, которые имеют в своей семантике большую общую часть: «не» — «∅» или «больше» — «меньше» типа каша (беспорядок) — порядок; крах — поражение. Указанные типы обладают семантикой родо-видовых и видо-видовых различий:
1) различие степени;
2) наличие большого количества или интенсивности;
3) отрицательная оценка, отсутствие оценки и др. (Апресян 1974, 312—315). Квазиантонимия весьма актуальна для исследования антонимов в прозаическом наследии А.П. Чехова, которое изобилует индивидуальными, авторскими, неполными, с точки зрения семантики, антонимами.
В иной терминологии индивидуально-авторские антонимы называются окказиональными, или речевыми. В нашей работе мы будем пользоваться термином индивидуально-авторская антонимия, поскольку этот тип антонимов отражает в речи писателя специфику его языковой личности, а также собственный индивидуальный стиль.
Индивидуально-авторская антонимия возникает в контексте рассказов и образует речевые оппозиции, иллюстрирующие разного рода лексико-семантические и формальные взаимовлияния языковых и контекстных признаков противопоставленности. Явление индивидуально-авторской антонимии определяется как противоречие между нормой и ее кодификацией, которая возникает в лингвистическом сознании носителей языка. Авторские приобретения придают слову новую семантическую значимость, раскрывают потенции в лексике и стилистике нового слова. Это подтверждает мысли Л.В. Щербы о том, что «необходимость писательского слова внешне противоречит прописным грамматическим истинам, а на деле оказывается точностью свежего взгляда на примелькавшиеся вещи» (Щерба 1979, 267).
Окказиональность — одна из форм проявления индивидуально-речевых особенностей носителя языка. Главным фоном, на котором она выявляется, выступает норма и ее кодификация: они удерживают в определенных пределах окказиональное словотворчество.
Особенностью стиля писателя принято считать присутствие окказиональных слов в его произведениях, так как с их помощью эстетически преобразуются элементы общенационального языка. С другой стороны, окказионализмы можно считать экспериментальным материалом, который отражает существующие особенности его языка.
Мысль А.А. Потебни о том, что каждое литературное произведение имеет «личность» в отличие от безличности языка, привела к мысли о том, что необходимо изучать язык каждого отдельного писателя с целью «выявления его творческого почерка» (Потебня 1990, 27).
А.Г. Лыков считает окказионализмы речевой экспрессивной единицей, которая обладает «свойствами невоспроизводимости, ненормативности, номинативной факультативностью, словообразовательной производностью, функциональной разнообразностью, индивидуальной принадлежностью синхронно-диахронной диффузности» (Лыков 1976, 44).
Окказионализмы имеют противоречивую сущность, которая выражается в том, что 1) как и жаргонизмы, окказионализмы являются некодифицированными лексическими элементами и не входят в лексическую систему языка; 2) они функционально оправданы в составе литературных текстов, что подтверждается фактом их существования (Лыков 1976, 5).
Ученый выделяет специфические признаки окказионального слова. Так, специфическим признаком, по его мнению, является творимость, которая противопоставлена воспроизводимости канонического слова. Если употребление канонического слова исторически закреплено, то окказиональное слово реализуется в конкретном речевом акте, и этот акт является единственным случаем его речевой реализации. Творимость указывает, что жизнь слова начинается с его употребления в речи. Следующим признаком, по мнению А.Г. Лыкова, выступает одноразовость — функциональный признак, который указывает на способ употребления окказионализма в речи.
Согласно Л.А. Новикову (Новиков 1973а, 73—76, 92—93, 152—157), характеристиками индивидуально-авторской антонимии являются: выражение авторского отношения к тому, о чем идет речь; преодоление автоматизма антонимических образований;
— появление авторского антонимического значения, проявляющегося в контексте;
реализация языковых возможностей антонимии при отсутствии подобных единиц в языковой системе;
— выдвижение эмоционально-экспрессивной функции антонима.
Однако в прозаической речи А.П. Чехова имеются индивидуально-авторские инновации, обладающие собственными дифференциальными признаками:
1) контекстное возникновение противоположности значения слов под влиянием их контактной, реже дистантной сочетаемости (синтагматики);
2) включение среднего члена (слова, словосочетания) в парадигму контрарных антонимов (это относится как к языковым, так и речевым авторским парадигмам);
3) появление объединяющего слова, словосочетания, которое выступает как негативный член авторской парадигмы; иными словами, формирование авторской антонимии определяется включением негативного члена, который является ненормативным с точки зрения языковой системы;
4) триадность индивидуально-авторской антонимической парадигматики, где тройственный союз антонимии создается системными языковыми и собственно авторскими соотношениями;
5) создание антонимических полей и антонимических блоков, составляющих специфику речевой структуры прозы А.П. Чехова.
С точки зрения узуса, перечисленные антонимические инновации не нормативны и практически не исследованы в литературе вопроса. Между тем, описанная ненормативность придает текстам рассказов поэтичность изложения. «Основная задача ненормированного эстетического противодействовать автоматизации речевого акта, всякий раз вновь индивидуализировать его как применительно к личности говорящего, так и применительно к единичности, языковой и внеязыковой ситуации, порождающей речевой акт. Препятствуя автоматизации речевого акта, ненормированное эстетическое способствует сохранению и обновлению контакта между субъектом и языковой системой, а также между языковой системой и действительностью» (Мукаржовский 1996, 67—68).
Индивидуально-авторская антонимия, являясь аномальным явлением для системы языка, компенсирует дисбаланс в тексте между языковой системой и речью, поскольку речь предоставляет более обширный материал для эмоциональности и экспрессивности. Текст, речевая деятельность, является более глубокой и пластичной структурой выражения мысли, которая включает в себя элементы языка и их «отслоения».
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |