1.2. Субстантивное словообразование в русском языке

1.2.1. К истории изучения субстантивного словообразования в русской лингвистической традиции

Словообразование — это «образование (деривация) производных слов (или дериватов) от однокоренных слов и установившееся в результате этого формально-смысловое соотношение между дериватом и его производящей базой» [Жеребило 2010: 336]. Тем же термином, а также термином дериватология называют раздел языкознания, изучающий данный процесс. В зависимости от того, слова какой части речи образуются, выделяются субстантивное словообразование (образование имён существительных), адъективное словообразование (образование имён прилагательных), словообразование глаголов и других частей речи.

Интерес к изучению словообразования связан с интересом к процессам развития языка, так как одним из знаков языковой динамики является постоянное появление в нём новых слов, в том числе образованных с помощью различных деривационных способов языка.

В данной работе мы придерживаемся принципов Казанской школы словообразования. Труды учёных данной лингвистической школы внесли большой вклад в становление словообразования как науки во второй половине XIX века. Г.А. Николаев отмечает, что «наиболее цельный взгляд на сущность словопроизводства был разработан представителями Казанской лингвистической школы в конце 70-х — начале 80-х гг. XIX столетия (И.А. Бодуэном де Куртенэ, Н.В. Крушевским, В.А. Богородицким, А.И. Анастасиевым и др.)» [Николаев 2007: 7]. Данными исследователями [Анастасиев 1887; Богородицкий 1935; Докулил 1962; Бодуэн де Куртенэ 1963; Крушенский 1883 и др.] разработаны понятия морфемы, производного и производящего слова, словообразовательной парадигмы, словообразовательного типа, опрощения словообразовательной структуры слова, переразложения и др.

Позже, в середине XX века, данные исследования были продолжены Г.О. Винокуром [Винокур 1959]. Со второй половины XX века словообразовательная школа пополнилась новыми блестящими именами:

В.В. Виноградов [Виноградов 1975], Н.М. Шанский [Шанский 1977] и др.), среди которых особое место заняли казанские ученые: В.М. Марков [Марков 1956], Э.А. Балалыкина [Балалыкина 1985; 2007], Г.А. Николаев [Николаев 1987; 2007; 2016] и др. Эти исследователи много сделали для окончательного становления теории словообразования. Для представителей Казанской школы словообразования характерен исторический подход к словообразовательным процессам. Г.А. Николаев отмечает: «Рассматривая словообразовательную систему русского языка как развивающийся феномен, они тем самым признают, что любое явление, любой факт, любая «деталь» этой системы могут быть рассмотрены под историческим углом зрения» [Николаев 2007: 9]. При этом диахронный подход диалектически сочетается с синхронным, обеспечивая объективность анализа словообразовательных фактов и постижение их динамики.

Для понимания сути словообразовательных отношений и изменений в семантике и структуре слова при деривации необходимо учитывать разделение словообразовательных значений слов по характеру смысловых отношений между производящим и производным на мутационный, модификационный и транспозиционный типы.

В «Русской грамматике» 1980 г. отмечается: «Модификационное словообразовательное значение представляет собой некоторый дополнительный (модифицирующий, видоизменяющий) компонент значения, присутствующий в мотивированном слове и отсутствующий в мотивирующем» [РГ-80: 267]. Отличительным признаком производящего и производного слов при модификационном словообразовании является их принадлежность к одной части речи (пассажир — пассажирка, сумка — подсумок, полковник — подполковник, дом — домик и др.). При этом они характеризуются «частичным, незначительным видоизменением лексического значения производящего в производном» [Попова 2004: 91], например, белый — беловатый, прыгать — прыгнуть, сумка — сумочка и т. п.

При мутационном словообразовании «производное обозначает совершенно иной феномен действительности» [Лопатин 1989: 35]. При этом часть речи производящего и производного слова может быть как одинаковой, так и различной, а «лексическое значение мутационных дериватов резко отличается от значения производящего» [Попова 2004: 91]. Например, пилить — пильщик, хищный — хищник и др.

Транспозиционное словообразование происходит при «наделении мотивированного слова грамматическим значением части речи, отличным от грамматического значения части речи, присущего мотивирующему слову» [РГ-80: 270]. Между производящим и производным словами при этом практически нет семантических отличий, но есть отличия грамматические — принадлежность к разным частям речи. Таким образом создаются многие отглагольные имена существительные (ходить — ходьба), отадъективные субстантивы (синий — синь) и др.

Несомненно, наибольшее внимание исследователей привлекают процессы мутационного словообразования, связанные со значительным изменением семантики производного слова в сопоставлении с производящим. Именно они в полной мере демонстрируют словообразовательные возможности русского языка и его способность к созданию на базе существующих слов новых, совершенно иных. В.Н. Мусатов проводит анализ отглагольных существительных с нулевым суффиксом, отмечая, что они могут развивать вторичные значения и выступать как «лексические дериваты мутационного типа» [Мусатов 2010: 34]. Он отмечает: «В производном слове полисемия может не только возникать на основе метафорических и метонимических переносов значения, но и развиваться уже в ходе словообразовательного процесса». Исследователь называет такую полисемию «словообразовательной» [Там же].

В настоящем исследовании мы будем использовать термин производный субстантив, обозначающий производные имена существительные, образованные посредством морфологических способов словообразования.

Внимание лингвистов неизменно привлекает субстантивное словообразование в русском языке, которое анализируется как в диахронном, так и в синхронном аспектах. Исследователи отмечают активность субстантивного словообразования в русском языке и пытаются осознать причины этого. В.А. Козырев и В.Д. Черняк считают, что «предпочтение, которое говорящий отдает имени существительному, во многих случаях продиктовано стремлением к языковой экономии» [Козырев 2010: 56], то есть о выполнении ими компрессивной функции. Действительно, производный субстантив отличается семантической ёмкостью, сочетая собственную семантику со смыслом производящего слова.

В системе субстантивного словообразования встречаются процессы всех названных выше видов:

— модификационное словообразование: лаборант — лаборантка, пещера — пещерка;

— мутационное словообразование: добрый — добряк;

— транспозиционное словообразование: тихий — тишь.

Функционирование производных субстантивов — результатов данных словообразовательных процессов в речи — создаёт условия для появления переходных типов и смещения акцентов. Например, семантические оттенки, появляющиеся у имён существительных, образованных в результате модификационного словообразования, способствуют их трактовке как результатов мутационных процессов. Г.К. Касимова анализирует производные субстантивы с суффиксами -ник/-ниц(а) и отмечает: «В семантической парадигме дериватов с суффиксом -ниц(а) наблюдается совмещение модификационных и мутационных значений. В основном представлено модификационное значение женскости по отношению к лицу, названному субстантивом с суффиксом -ник» [Касимова 2013: 124]. Кроме того, Г.К. Касимова рассматривает производные субстантивы с суффиксами субъективной оценки, которые имеют в языке изначально модификационное словообразовательное значение, и выявляет, что в процессе метафоризации (голубушка, соколики — при обращении к людям, зайчик, ёжик — при характеристике ребёнка и т. п.) данные производные субстантивы приобретают мутационные значения. По мнению исследователя, «формирование вторичных, мутационных значений не связано со словообразовательными лакунами в словообразовательных цепочках, а являются результатом метафорических переносов в процессе семантической деривации» [Касимова 2012], то есть зависят от прагматических установок говорящего.

Диахронный (исторический) подход обусловливает внимание к словообразованию на предыдущих этапах развития русского языка и к определению динамики словообразовательных процессов.

Большой вклад в изучение диахронного словообразования внесли представители Казанской словообразовательной школы, в частности, Г.А. Николаев. Теоретическому исследованию диахронного словообразования Г.А. Николаев посвятил монографию «Русское историческое словообразование». Он характеризует диахронный аспект как исключительно важный, поскольку «словообразовательные процессы развёртываются во времени» [Николаев 1987: 5]. Исследователь ведёт и практические изыскания. В «Слове о законе и благодати» Илариона среди наиболее продуктивных и регулярных словообразовательных типов Г.А. Николаев отмечает случаи «нулевой суффиксации с синкретичной семантикой, отвлечённые существительные с суффиксом -(е)ние, композиты и субстантиваты» [Николаев 2016: 1264]. Лингвист выявляет влияние данного литературного памятника на древнерусский язык последующих периодов, на древнерусских писателей, ориентировавшихся на язык «Слова...» [Там же: 1273].

Диахронные исследования словообразования продолжаются и в настоящий момент. О.Г. Гунько анализирует развитие субстантивной конфиксации в русском языке XI—XVII вв. (например, берег — побережье). Она выясняет, что «конфиксальный способ словопроизводства не был искони присущ словообразовательной системе русского языка», он сформировался в первую очередь под влиянием «калькирования с древнегреческого языка структур, в ходе их взаимодействия с исконными русскими типами» [Гунько 2012: 6].

При диахронном рассмотрении субстантивного словообразования могут подвергаться анализу отдельные словообразовательные модели, их представленность в русском языке на определённом этапе его развития, закреплённая в определённых памятниках. А.Ю. Веколова рассматривает субстантивные оценочные суффиксы в новгородских берестяных грамотах и отмечает, что «уже на этапе древнерусского языка суффиксы нарицательных и собственных субстантивов отличаются по семантике, частоте употребления, образуемые ими субстантивы имеют разные морфологические характеристики» [Веколова 2016: 191]. А.А. Сандуца анализирует в словообразовательном и функциональном аспектах русские отглагольные существительные XVIII века и отмечает множество примеров таких производных субстантивов, в том числе такие, которые в современном русском языке практически не используются: отдержание, отслужение, конвоевание и др. [Сандуца 2016].

Исследователь может также сосредоточиться на каком-то одном жанре древнерусской литературы и анализировать субстантивное словообразование в его пределах в зависимости от специфики жанра. И.В. Ерофеева рассматривает производные субстантивы в летописных текстах и выявляет, что здесь с их помощью фиксируются «важные для этноса фрагменты действительности, получающие словообразовательную детерминацию» [Ерофеева 2016: 53]. Она также отмечает зависимость суффикса производного субстантива от функционально-семантических факторов: «Функционально-смысловая нагрузка морфем обусловлена их стилистической функцией, связанной с их происхождением и семантическим потенциалом» [Там же: 59].

С диахронической точки зрения анализируются производные субстантивы, образованные в разные периоды развития русского языка, в том числе и не очень отдалённые. Л.В. Валеева рассматривает субстантивы-советизмы: октябрёнок, новосёл, малосемейка, линейка, маёвка, передовица, госприёмка и т. п. Исследователя интересуют семантические процессы, происходящие в структуре данных слов — переосмысление значения, его сужение, семантический сдвиг, архаизация и др. [Валеева 2018].

Лингвистов, которые рассматривают субстантивное словообразование в синхронном плане, в первую очередь интересует, какие словообразовательные модели активны на каждом этапе развития русского языка. К примеру, Е.В. Хабибуллина выясняет, что в современном языке «наибольшую продуктивность сохраняют имена с суффиксом -щик» [Хабибуллина 2001: 17], например, дольщик, тусовщик, эфирщик и др. Она также говорит об «активности «нарочитого», «сознательного» словопроизводства в современном русском языке» [Там же: 18], то есть о том, что носитель языка склонен сознательно формировать новые слова, чаще всего учитывая при этом наиболее продуктивные словообразовательные модели, но нередко идя по собственному пути. Й. Митурска-Бояновска выявляет активизацию префиксального словообразования субстантивов в современном русском языке (псевдовампир, субноутбук, постперестройка и др.), особенно с 1998-х годов, и связывает эту активность с тем, что «во второй половине XX века в центр системы литературного языка проникают периферийные элементы» [Митурска-Бояновска 2009: 108].

Лингвистов интересуют как типичные словообразовательные процессы, так и необычное в языковой деривации, выходящее за рамки, нарушающее привычные стандарты. К примеру, Н.С. Папиянц посвятила диссертационное исследование ненормативным производным субстантивам современного русского языка с суффиксами -ник/-ик, -уха, -няк/-як, -ец (синюшник — «алкоголик», депрессуха — «депрессия» и т. п.). Ученый отмечает, что «в ряде случаев возможности словообразования ненормативных имён существительных шире, чем словообразование нормативных имён существительных» [Папиянц 2005: 5], что связано с их богатым эмоциональным, оценочным и стилистическим потенциалом, то есть с выполнением ими экспрессивной и стилистической функций.

В фокусе внимания Е.А. Маклеевой находятся наименее изученные суффиксы, способные выражать экспрессивную оценку, которые привлекают исследователя своим фонетическим обликом ввиду их явной близкозвучности: -ушк(а)/-юшк(а), -уш(а)/-юш(а), -ух(а)/-юх(а). Лингвист утверждает, что метод фоносемантического анализа позволяет экспериментальным путём определить характер оценочности, заложенной в том или ином суффиксальном звукокомплексе [Маклеева 2018: 7], то есть стремится выявить экспрессивную функцию данных производных субстантивов.

Предметом внимания лингвистов становятся различные способы субстантивного словообразования:

— суффиксальный [Андреева 2016; Казак 2012; Касимова 2013; Папиянц 2005; Солодкая 2018; Филиппова 1997; Хабибуллина 2001; Щербакова 2006];

— нулевая суффиксация как особая разновидность суффиксального [Гаврилкина 2008; 2016; Мусатов 2010];

— префиксальный [Кудрявцева 2008; Митурска-Бояновска 2009; Шишикина 2010];

— конфиксальный, или префиксально-суффиксальный [Веденеева 2012; Гунько 2012];

— образование сложных субстантивов [Иванова 2014; Сингх Хиран 1995];

— контаминация [Минеева 2015] и др.

Е.А. Земская отмечает: «Имя существительное в словообразовательном отношении — самая богатая часть речи. Кроме способов словообразования, действующих в сфере других частей речи, имеются специфические субстантивные способы словообразования: аббревиация, усечение основ, нулевая суффиксация, субстантивация» [Земская 2011: 256]. Именно поэтому субстантивное словообразование неизменно привлекает внимание лингвистов и является достаточно хорошо изученным в российском языкознании.

Практически каждый исследователь, внимание которого привлекает какой-то определённый способ деривации субстантивов, оценивает степень продуктивности способа и конкретных словообразовательных моделей. К примеру, Т.Ю. Гаврилкина, рассмотрев словообразовательные типы производных существительных с нулевым суффиксом, отмечает, что они «обладают значительным деривационным потенциалом» [Гаврилкина 2008: 43]. Кроме того, исследователь выявляет в языке конкуренцию нулевых и материально выраженных суффиксов (имплицитных и эксплицитных словообразовательных средств), например, вышина и высь, глубина и глубь, между которыми выбирает говорящий в соответствии со своими коммуникативными намерениями [Гаврилкина 2016].

О.И. Солодкая, проанализировав в историческом плане девербативы инструментального значения с суффиксом -в- в русском языке (кладиво, сечиво, лазиво), отмечает непродуктивность данной словообразовательной модели в современном русском языке и её вытеснение моделью отглагольного словообразования с тем же значением и суффиксом -л(о): кресало [Солодкая 2018: 98—99].

Лингвисты стремятся описать и проанализировать те словообразовательные типы и модели, которые привлекают к себе внимание необычностью, яркостью. К примеру, интересные примеры производных субстантивов, образованных с помощью контаминации, приводит З.И. Минеева: «СМИротворец» (название конкурса), от СМИ + миротворец; «ШаЙбашники!» (заголовок статьи) от шабашники + шайба и др. По мнению исследователя, «контаминация (блендинг) отвечает требованиям передачи объемного содержания экономными языковыми средствами», то есть служит компрессии, а кроме того, способствует языковой игре, передаче имплицитных смыслов [Минеева 2015: 66], то есть выполняет экспрессивную функцию. Для журналистов такие окказионализмы становятся средствами привлечения внимания читателей, поэтому они часто встречаются в заголовках, призванные удивить реципиента и побудить его прочитать названную таким образом публикацию.

Для исследователей важно не только описать активные деривационные процессы в современном русском языке, но и выявить их причины. А.А. Шишикина в диссертационном исследовании отмечает, что префиксальные новообразования в русском языке начала XXI века «являются отражением актуальных социальных реалий», а «слова именных частей речи быстрее всех способны реагировать на перемены, происходящие в обществе и сознании людей» [Шишикина 2010: 3]. То есть активизация субстантивного словообразования в последние десятилетия напрямую связана с общественным прогрессом, трансформациями общества и сознания людей.

Уделяется внимание в лингвистических исследованиях и субстантивному словообразованию в говорах русского языка, так как здесь возможно как типичное, так и необычное функционирование словообразовательных моделей, позволяющее судить о тенденциях развития русского языка. Е.С. Лунькова рассматривает конкретные существительные в смоленских говорах, их словообразование и морфемный состав [Лунькова 2004], М.Е. Щербакова изучает суффиксальное словообразование существительных с семантикой лица в западных среднерусских говорах Тверской области и отмечает активность экспрессивного словообразования данной семантики [Щербакова 2006: 6]. Рассматриваются и отдельные словообразовательные способы в говорах. Например, Ю.Н. Грицкевич анализирует образование сложных имён существительных в псковских говорах и отмечает: «Русские говоры — ценный источник для исследования словообразовательной системы русского языка в целом» [Грицкевич 1999: 4].

Окказиональные производные субстантивы — наиболее интересная часть субстантивов в русском языке. Их рассматривает в кандидатском исследовании Л.И. Плотникова, по мнению которой «каждое окказиональное образование подтверждает мысль о речевом творчестве, связанном с созданием такого слова, которое наиболее точно, ёмко и в то же время кратко выразило бы мысль говорящего» [Плотникова 1991: 18].

Е.А. Земская называет современный период существования русского языка «веком окказионализмов» [Земская 2000: 128] и отмечает, что окказиональные слова, в том числе дериваты, функционируют в настоящий момент не только в привычной для них сфере языка художественной литературы, но и в других сферах — языке СМИ, разговорной речи. З.И. Минеева также пишет: «...На рубеже XX—XXI вв. окказиональное словообразование получило широкое распространение в СМИ» [Минеева 2015: 58]. Е.А. Земская считает, что целью журналиста чаще всего является языковая игра, и приводит интересные примеры такого рода: шламбурильщики от каламбур и бурильщики, дымократия от дым и демократия, какбычегоневышлисты от как бы ничего не вышло, моремыки — от море мыкать (по аналогии с горемыки) и др.

В соответствии с различными научными подходами, действующими в современной лингвистике, появляются исследования, имеющие различные цели и основанные на определённых концепциях.

Производные существительные могут быть рассмотрены в когнитивно-дискурсивном плане. Т.А. Головачёва в диссертационном исследовании анализирует субстантивы, производные от имён собственных, и выявляет, что обычная словообразовательная деривация при их формировании сочетается с концептуальной деривацией, причём «задействуются принципиально иные когнитивные механизмы» [Головачёва 2013: 6]. С помощью данных субстантивов (толстовец, марксист, пушкиниана, будёновка и др.) особым образом представляются концептуальные области знания и языковое сознание этноса и социума. Производные субстантивы становятся «средствами языковой объективации» концептуальных представлений [Там же: 12].

Производные существительные могут стать репрезентантами в языке того или иного концепта. В таком плане Н.А. Бородина анализирует субстантив химера и его производные как репрезентанты концепта «воображение» [Бородина 2014].

Т.К. Иванова рассматривает словообразование сложных имен существительных с позиций функциональной лингвистики. Ученый отмечает: «Любая языковая единица приобретает ту или иную языковую соотнесенность лишь в процессе своего функционирования в речи» [Иванова 2014: 1266], в частности, «сочетательные возможности сложных словообразовательных единиц в конечном итоге связаны не только с тем, из каких компонентов они были образованы, но с той ролью, которую они выполняют в конкретной синтаксической конструкции» [Там же]. При образовании сложных имён существительных фактором, формирующим их функциональную специфику, становится сочетание различных смыслов, которые содержатся в производящих основах. Новое понятие одновременно является и неделимым, и расчленённым.

Функциональный подход к языковым явлениям предполагает интерес в первую очередь к использованию той или иной единицы в тексте, к её функционированию. Поэтому в современной науке появляются исследования, авторы которых выявляют специфику производных существительных в различных разновидностях русского языка. М.Ю. Казак и Н.А. Бекетова анализируют суффиксальное словообразование в современных масс-медиа и выявляют «коммуникативно-прагматические свойства производных слов», особенно важные в тексте СМИ [Казак 2012: 137]. Юань Цуй отмечает в диссертационном исследовании такую особенность языка современной прессы, как коллоквиализация, то есть появление в нём «большого количества единиц, характерных для разговорной речи» [Юань Цуй 2007: 5]. Производные субстантивы могут быть как заимствованными из разговорного стиля, так и созданными журналистами в тексте статьи, то есть окказиональными. При этом для журналистов важны их экспрессия, выразительность, краткость, многозначность. Исследователь приводит много очень ярких примеров производных субстантивов, используемых с целью коллоквизации: возвращалки (от глагола возвращать), гуманитарка (от сочетания гуманитарная помощь) и др. [Там же: 17].

Многие современные лингвисты подчёркивают, что на данном этапе развития языка словообразовательные процессы активизировались. Так, О.И. Сивкова среди активных процессов в словообразовании имён существительных в языке современных газет называет аббревиацию, усечение, именную префиксацию, широкое использование иноязычных морфем и др. К примеру, «стремлением назвать всем известные предметы и понятия оригинально, выделив их из ряда подобных», то есть сочетанием номинативной и экспрессивной функций автор объясняет появление таких слов как фуд-корт, релакс-бассейн, лаунджбар и др. [Сивкова 2016: 167].

Мы не отрицаем важности анализа современных словообразовательных процессов, однако хотим отметить, что обращение к языку писем А.П. Чехова поможет нам выделить те тенденции, которые более века назад формировали динамику и определяли дальнейшее развитие словообразовательной системы русского языка.

Действительно, современный русский язык характеризуется яркостью, отражает склонность его носителей к языковой игре, что обусловливает интенсификацию процессов окказионального словообразования, в том числе в сфере субстантивного словообразования. К примеру, для создателя никнейма — разновидности антропонима, сетевого псевдонима, используемого для коммуникации в сети интернет — важно привлечь к своему имени внимание коммуникантов, удивить, нередко эпатировать, а также отразить в никнейме свои особенности как личности, действительные или фантазийные. А.С. Балкунова приводит интересные примеры никнеймов: БеСтИя, про100ОЛЯ, МаРиН4uk, Prizrakprizrakov и др. Ученый обращает внимание на использование при их образовании ресурсов графики (комбинации букв и цифр, строчных и прописных букв, использование латиницы и кириллицы, слитное написание и т. д.). Для исследователя важно разобраться в том, относятся ли подобные новообразования к неологизмам или окказионализмам, и она приходит к выводу, что «никнеймы ближе всего по своим признакам (постоянным и непостоянным) к окказионализмам и лишь в некоторой степени сходны с характеристиками неологизмов» [Балкунова 2011: 95].

Вообще проблему отграничения окказиональных новообразований и неологизмов затрагивают многие исследователи. Общепринятым в современной науке является мнение о важности неологизмов в системе языка, где они предназначены для обозначения новых предметов или явлений, и о том, что окказионализмы «не являются фактом системы языка, они свободно образуются в речи всякий раз, когда в них возникает необходимость» [Девдариани 2018: 42]. Кроме того, «важнейшим свойством окказионализмов является их одноразовость» [Костерина 2014: 31], в то время как неологизмы используются активно.

Художественный текст даёт примеры авторской интерпретации производных субстантивов и оригинального использования их семантических, структурных и стилистических возможностей для достижения авторского замысла.

1.2.2. Творческий потенциал производных субстантивов в тексте художественных произведений

В лингвистической науке субстантивное словообразование рассматривается на материале художественных текстов самых разных авторов. Анализ языковых и окказиональных субстантивов в языке мастеров слова помогает увидеть особенности идиостиля писателя или поэта, их языковых личностей, воссоздать фрагменты авторской картины мира. Г.А. Николаев отмечает: «...Для языковой специфики текста важно наличие в нём определённой системы словообразовательных типов» [Николаев 2016: 1264]. Это наблюдение в наибольшей степени относится к языку художественного текста, несущего на себе отпечаток языковой личности автора, передающего авторскую индивидуальность. Как отмечает А.А. Костерина, «в поисках новизны, нестандартности благодаря окказионализмам мастера художественного слова «раздвигают» присущие языку словообразовательные рамки, расширяют возможности словоформы» [Костерина 2014: 31]. В творчестве автора художественного текста, по словам Е.В. Смирновой, «на характер «приращённой» семантики влияют также и экстралингвистические факторы, то есть вся совокупность культурно-исторических знаний отдельного индивида — носителя языка» [Смирнова 2007: 3]. У исследователя появляется возможность получить в результате анализа авторских производных субстантивов языковой портрет художника слова в контексте языкового портрета эпохи.

Многообразные функции производных субстантивов в языке различных писателей и поэтов рассматривают О.А. Ежкова [Ежкова 2000], А.А. Костерина [Костерина 2014], Л.Н. Костякова [Костякова 2008], Ю.Ю. Крюков [Крюков 2009], Л.В. Промах [Промах 2014], Е.С. Смахтин [Смахтин 2012], Е.В. Смирнова [Смирнова 2007], М.П. Сухих [Сухих 2013], С.И. Филиппова [Филиппова 1997], С.В. Цынк [Цынк 2013], О.А. Чупрякова и С.С. Сафонова [Чупрякова 2018] Л.Л. Шестакова и А.С. Кулева [Шестакова 2018] и другие исследователи. Закономерно, что лингвистов в первую очередь привлекают примеры окказионального субстантивного словообразования, которые делают язык того или иного писателя или поэта неповторимым и в наибольшей степени демонстрируют его авторскую индивидуальность.

На экспрессивно-деятельностную функцию словообразования обращает внимание в своем исследовании С.И. Филиппова, которая рассматривает субстантивное словообразование в языке В.М. Шукшина и отмечает в творчестве писателя «уникальность сочетания традиции использования словообразовательных средств и их авторской смысловой переориентации» [Филиппова 1997: 6].

Номинативную и характеризующую функции словообразования рассматривает Ю.Ю. Крюков, анализируя субстантивную диалектную лексику в произведениях И.А. Бунина. Он группирует использованные писателем диалектные слова в тематические группы, устанавливает между ними семантические отношения, определяет их функции, анализирует зависимость от контекста. Обращает внимание автор и на производные диалектные субстантивы у писателя, например, диминутивы, называющие дикорастущие травянистые растения: баранчики, козёльчики [Крюков 2009: 18]. По мнению исследователя, в текстах И.А. Бунина большую роль играют «словообразовательные диалектизмы, семантическое содержание которых актуализируется с помощью внутренних ресурсов (общей для диалектного слова и его литературного аналога корневой морфемы)». К таким субстантивам относятся бродник — бродяга, вишенник — вишняк, копач — копальщик, обужа — обувь, охальник — нахал, хворостик — хворост и др. [Там же].

Экспрессивная функция словообразования становится предметом исследования Е.С. Смахтина, который отмечает в романе В.В. Набокова среди русской лексики, вербализирующей эмоции, преобладание субстантивов. Кстати, такое соотношение характерно и для английского текста романа. Автор пишет: «Наиболее употребительными в романе оказались имена существительные, которые являются и прямыми номинациями эмоций, и их синонимическими обозначениями» [Смахтин 2012: 11]. Это такие лексемы, как любовь, удовольствие, чувство, эмоция, беспокойство, тревога и др. (общее количество в русской версии романа — 94, словоупотреблений — 465) [Там же]. Использует писатель и производные окказиональные субстантивы с семантикой эмоций, например, образованные с помощью сложения: мучитель-случай [Там же: 12].

Многофункциональность цветаевского производного субстантива, который не только служит «средством наименования того или иного понятия поэтического мира, но и является одним из средств лингвопоэтической техники, важным элементом организации микро- и макроконтекста» выявляет О.А. Ежкова [Ежкова 2000: 18]. Рассматривая субстантивные новообразования в поэзии М.И. Цветаевой, О.А. Ежкова отмечает большую роль в их образовании поэтического контекста: «...Именно поэтический контекст в большинстве случаев и является определяющим фактором создания нового слова» [Там же 17].

Номинативную и номинативно-оценочную функции окказиональных субстантивов в творчестве Б.А. Пильняка анализирует Л.Н. Костякова. По её мнению, они «являются яркой приметой его идиостиля, важным средством выражения мировоззрения писателя» [Костякова 2008: 112]. Авторские новообразования, считает исследователь, «помогают вскрыть резервы языка, показать его неисчерпаемость, бесконечные возможности словотворчества» [Там же: 113], благодаря тому, что писатель нарушает действующие в языке словообразовательные законы (например, низкоросье от низкорослый, солнцепутье от путь солнца и др.).

Номинативная функция словообразования, его нацеленность на выражение определённой семантики выделяется в качестве основной в диссертационном исследовании Е.В. Смирновой, посвящённом окказиональным субстантиватам в языке советского писателя и драматурга С.Д. Кржижановского. По мнению исследователя, творчество данного автора «даёт уникальный материал для изучения семантического аспекта индивидуального авторского словотворчества вообще и окказиональной субстантивации в частности» [Смирнова 2007: 3]. Е.В. Смирнова отмечает большую роль контекста в создании окказионализма и формировании его значения: «Семантика окказиональных субстантиватов складывается из их первичного словарного значения и того контекста, в который они попадают» [Там же: 5].

Номинативную и экспрессивную функции окказиональных субстантивов в творчестве С.Д. Кржижановского анализирует также Л.В. Промах, отмечающая склонность автора к языковой игре (например, не-воздух, межмирие, живут какнибуди и др.) и выявляющая художественные и философские основания этого: «...Активность жизни языка, по мнению автора, должна противодействовать полубытию как основной характеристике его художественного мира» [Промах 2014: 160].

Исследователей чаще всего интересуют экспрессивные функции окказионализмов, их роль в тексте и зависимость от литературного направления, к которому относится творчество автора. А.В. Завадская характеризует окказионализмы, в том числе производные субстантивы, как элемент «эпатажной» лексики в поэзии русских футуристов. Например, Грустиния (от грустить), летайность (от летать) у В.В. Каменского, шумики, шумы и шумищи (от шум, шуметь) у В.В. Маяковского и др. [Завадская 2008: 33—34]. Выполнению авторскими словами эпатажной функции способствует их обилие, а также то, что чаще всего «их образование идет по словообразовательным моделям, не существующим в языке» [Там же: 34].

Поэзия Серебряного века многое дала русскому языку и русской стилистике, в том числе в области окказионального словообразования. Д.И. Борозенец рассматривает окказионализмы В. Хлебникова и выясняет, что в стихотворении «Немь лукает луком немным...» «при помощи деривации новые лексемы приобретают значение всего концепта наличие / отсутствие признака» [Борозенец 2017: 76]. К примеру, образованное с помощью нулевой суффиксации производное существительное немь (от немой) получает значение отсутствия признака, а производный субстантив закричальность (от закричать) — семантику наличия признака [Там же: 75—76].

Окказионализмы В.В. Маяковского привлекают исследователей своей экспрессивной функцией — яркостью и необычностью. Среди них отмечаются диминутивы, образованные с помощью различных суффиксов (смертишка, поцелуишко, любёночек — от любовь и др.), сложные субстантивы (громоверзила, дрыгоножество) и другие слова [Плиева 2018: 98]. По мнению лингвистов, «окказионализмы позволяют поэту создавать наиболее эмоциональные, живые и конкретные образы, наиболее точно выражать свою мысль» [Там же: 100]. Л.Л. Шестакова и А.С. Кулева отмечают также такую особенность словотворчества В.В. Маяковского, как образование окказионализмов на основе специальных слов — терминов и терминосочетаний. Это, к примеру, «длинный ряд окказионализмов, образованных от филологического термина стих (стихи)», в том числе стихач — «поэт», стихачество — «создание стихов», стиховечер — «поэтический вечер», стиходелание — «создание стихов», стихозы, стишонок — «стихи» и др. [Шестакова 2018: 57].

Номинативную и экспрессивную функции окказиональных субстантивов в романе В.С. Маканина «Асан» анализируют О.А. Чупрякова и С.С. Сафонова, по мнению которых, «окказиональные субстантивы определенным образом организуют концептуальное пространство дискурса романа» и способствуют передаче авторского отношения к изображаемому, а также актуализируют «концептуально значимую информацию» [Чупрякова 2018: 143].

Исследователи выделяют в тексте В.С. Маканина производные субстантивы со значением лица (задумщик, курец — от курить), префиксальные образования (необщение, невояка) и др. На наш взгляд, не все квалифицированные в анализируемой статье как окказиональные субстантивы таковыми являются; слова крышевание, силовик, мертвяк и др. функционируют как узуальные и характерны для непринуждённой разговорной речи.

Окказиональные субстантивы отмечаются также в художественном тексте А.И. Солженицына. С.В. Цынк рассматривает их в тексте исторического очерка «Двести лет вместе» и выявляет, что окказиональные производные существительные здесь «необходимы для выражения писательской мысли, создаются А.И. Солженицыным осознанно, нарочно, они всегда «привязаны» к определённому контексту, ситуации, понятны читателю» [Цынк 2013: 5]. С.В. Цынк обнаруживает в анализируемом тексте 59 субстантивов-окказионализмов, образованных различными словообразовательными способами (возглавитель, мирочувствие, ощетиненность, раззаговор, самобережливость, трубёж, чужесть и др.).

Окказиональное словообразование может быть рассмотрено на материале произведений не только признанных мастеров слова, знаменитых писателей, но и региональных авторов. А.А. Костерина обнаруживает 64 окказиональные единицы в поэзии своего земляка А.Ф. Шитикова. В числе прочих окказиональных слов выделяются (составляют более 30% от общего количества) производные субстантивы. Среди наиболее распространённых способов словообразования — нулевая суффиксация (звень) и словосложение (светлоярость, смутоносец, черномазка) [Костерина 2014: 32].

Предметом анализа исследователей становится и идиостиль современных авторов, в котором субстантивное словообразование выступает как отражение новейших тенденций развития русского языка и одновременно как индивидуально-авторский языковой элемент. По словам А.А. Костериной, «современная художественная проза также характеризуется обилием окказионализмов, отражающих экспрессивные функции русского словообразования» [Костерина 2014: 31]. Данное наблюдение вполне может быть отнесено и к языку современной поэзии.

М.П. Сухих анализирует словообразовательные типы субстантивных неологизмов в поэтических текстах рок-поэта Д. Ревякина (группа «Калинов Мост»). Исследователя интересуют как языковые, так и индивидуально-авторские субстантивы в творчестве рок-поэта, основные функции которых — «номинативная, экспрессивная, а также функции привлечения внимания к контексту и поддержки контекстуальных смыслов» [Сухих 2013: 230]. По мнению М.П. Сухих, окказиональные субстантивы очень важны для идиостиля Д. Ревякина как инструменты конструирования особого художественного мира его произведений, реального и воображаемого одновременно. Для исследователя важно, что рок-поэт творит свои окказионализмы сознательно, и словотворчество является для него «основополагающим принципом построения художественного текста» [Там же: 236].

Исследователи оценивают инновации в современном языке, в том числе в сфере словообразования, «как проявление лингвокреативности» [Фатеева 2018]. Н.А. Фатеева анализирует такие инновации в языке современной поэзии и отмечает интересные случаи образования субстантивов от местоимений: бестебье, тебя-дефицит, тебяголик, чьятость, твоязнь, кем-то-любимость и др. [Там же: 49—50]. По мнению исследователя, «креативность является особой категорией лингвистической поэтики» [Там же: 50].

Номинативная функция наблюдается у окказиональных имен существительных в современном фантастическом тексте, где они могут стать средствами конструирования писателем особого фантастического мира. Они нередко встречаются «в произведениях жанра фэнтези и научной фантастики, поскольку в данном случае окказионализмы отражают те аспекты жизни, которые не существует в реальном мире» [Девдариани 2018: 42]. А.В. Осина и С.С. Левина рассматривают новообразования в речи персонажей постапокалиптического романа Т.Н. Толстой «Кысь». Здесь окказиональные субстантивы выступают как «собственные авторские сигналы разговорности, которые отражают ее индивидуальный стиль», а также определяются «идейно-смысловым содержанием романа» [Осина 2016: 202]. Наиболее интересны в тексте романа лексемы, обозначающие реалии постапокалиптического мира: кнели, червырь, хлебеда, слеповран, желтунчики, колобашки, тыка, дергун-трава, перерожденец, огнецы, ржавь и др. [Там же: 203].

Функционирование производных субстантивов в языке вообще и в языке художественных произведений разных периодов говорит об их высокой востребованности, о возможностях для говорящего передать с их помощью свои мысли и чувства, выразить свои авторские интенции и проявить творческий потенциал.