Вернуться к А.Х. Барашев. Текстообразующие функции производных субстантивов в письмах А.П. Чехова

2.2. Субстантивное словообразование как элемент авторской текстообразующей стратегии

Словообразовательные средства, как было сказано в п. 1.1.3, являются важными инструментами построения текста. В настоящем исследовании внимание концентрируется на текстообразующих функциях словообразования и на авторских стратегиях, связанных с текстообразованием, в эпистолярии А.П. Чехова.

Процесс текстообразования разворачивается в соответствии с определёнными авторскими стратегиями. Согласно толковому словарю Т.Ф. Ефремовой, «стратегия» — это «искусство планирования какой-либо деятельности, основанное на точных прогнозах» [Ефремова 2000]. То есть, выстраивая стратегию текстообразования, автор текста планирует взаимодействие с читателем и прогнозирует результат, к которому это взаимодействие приведёт. В процессе текстообразования для достижения наибольшего эффекта воздействия на читателя мастера слова используют языковые средства разных уровней организации языковой системы, среди которых словообразовательные средства играют важную роль.

При определении авторских стратегий А.П. Чехова, связанных с текстообразованием, мы опирались на исследования коммуникативных стратегий и тактик Т.А. ван Дейка [Дейк 1989], О.С. Иссерс [Иссерс 2008], И.А. Стернина [Стернин 2001], С.А. Сухих [1986] и других лингвистов, понимая под коммуникативной стратегией «комплекс речевых действий, направленных на достижение коммуникативной цели» [Иссерс 2008: 54].

Основная текстообразующая стратегия, которую реализует в своих письмах писатель, — стратегия сообщения. Эту стратегию мы относим к выделенным О.С. Иссерс семантическим (когнитивным) стратегиям [Иссерс 2008: 140]. То есть его письма создаются в первую очередь для передачи информации, сообщения новых для адресата сведений. Стратегия сообщения — важнейшая для эпистолярия. Она определяет формирование текста письма и требует привлечения различных текстообразующих элементов, которые в связи с этой стратегией выполняют в первую очередь номинативную функцию.

Сообщая о событиях, связанных с Санкт-Петербургом, А.П. Чехов активно (316 раз) использует в письмах неофициальное сокращённое наименование данного города — Питер. Данный субстантив образован способом усечения производящей основы [Земская 2011: 186], то есть помимо номинативной функции, словообразование здесь выполняет компрессивную. Например: «...Не приехал я в Бабкино, ибо ездил в Питер, куда был вызван телеграммой брата» (М.В. Киселевой, 17 марта 1887 г.), «Успех, конечно, несомненный, ибо в Питере признают теперь только одного писателя — меня!» (М.В. Киселевой, 17 марта 1887 г.) и др. Для номинации данного города А.П. Чехов не употребляет его полное название Санкт-Петербург, и даже в меньшей степени сокращенное наименование — Петербург — использует в тексте писем реже, чем разговорно-фамильярное Питер. Частое включения в текст писем названия данного города говорит о его важности для писателя. Это связано в том числе с тем, что с санкт-петербургскими журналами «Стрекоза» и «Осколки» Чехов постоянно сотрудничал. Наименование Питер звучит в произведениях писателя как элемент интимного общения, то есть данная усеченная форма топонима выполняет также экспрессивную функцию.

В письмах А.П. Чехов используется производное от данного субстантива существительное питерцы (5 раз) с семантикой лица, которое оформлено продуктивным суффиксом с личным значением -ец-/-ц-: «Но увы! Питерцем быть мне не придется... Я так уж засел в московские болота, что меня не вытянете никакими пряниками... Семья и привычка...» (Н.А. Лейкину, 22 марта 1885 г.). Несмотря на значимость данного города в сознании писателя, становиться его жителем он не планировал.

Писатель, реализуя компрессивную функцию словообразовательных средств, использует для реализации сообщения и наименования объектов универбы — производные существительные, которые являются результатом универбации — «сокращения сочетания двух-трёх слов (чаще прилагательное + существительное) до одного слова (существительного), сопровождаемого суффиксацией» [Ван Ян 2017: 153]. Универбация относится к компрессивному словообразованию, по мнению Е.А. Земской. Исследовательница, как было сказано в предыдущей главе, выделяет компрессивную функцию как одну из функций словообразования, наряду с номинативной, конструктивной, экспрессивной и стилистической [Земская 1992: 8]. Например: АлександринкаАлександринский театр, ПетропавловкаПетропавловская крепость.

Использование подобных универбов связано с литературной деятельностью писателя. А.П. Чехов нередко пишет о том, что собирается послать какую-то из своих пьес в Александринский театр для постановки: «Видаюсь с Тихоновым. Он советует послать «Медведя» в Александринку» (И.Л. Леонтьеву (Щеглову), 2 ноября 1888 г.), сообщает друзьям и знакомым о том, что скоро такая постановка состоится: «Кажется, мой «Иванов» пойдет в Александринке в бенефис Федорова-Юрковского, со Стрепетовой и Савиной» (А.Н. Плещееву, 30 декабря 1888 г.). Универб Александринка писатель использует в письмах 14 раз, а полное наименование Александринский театр — 9 раз, что указывает на важность для автора именно компрессивного наименования.

Для сообщения о пребывании в столице используются и другие универбы, например Петропавловка. Однако данное слово встречается в письмах гораздо реже — всего 1 раз. Описывая жизнь в Санкт-Петербурге, А.П. Чехов замечает: «Даже Петропавловка мне нравилась» (Н.А. Лейкину, 28 декабря 1885 г.). Нечасто использует писатель и полное наименование Петропавловская крепость — 3 раза.

Универбы являются принадлежностью разговорной речи, выполняя также в тексте стилистическую функцию, поскольку с их помощью писатель формирует в тексте письма непринуждённую интонацию дружеского общения. Их использование указывает на то, что А.П. Чехов непосредственно знаком с именуемыми ими объектами. Кроме того, универбы являются средствами компрессии и экономии текстового пространства, что также немаловажно для эпистолярного стиля изложения.

С целью реализации стратегии сообщения в своих письмах А.П. Чехов нередко использует также производные субстантивы финансовой семантики, основная функция которых — номинативная. В переписке, которую можно назвать в первую очередь личной, писатель часто решает и деловые, в том числе финансовые вопросы. Среди слов данной сферы выделяются отглагольные субстантивы, образованные с помощью нулевой суффиксации и отличающиеся высокой частотностью употребления: доход — 62 раза: «Значит, мой доход увеличился на 80 р. в м<есяц>» (М.В. Киселевой, 29 октября 1886 г.); расход — 94 раза: «На расходы трать, сколько следует, но с угрызениями совести» (Ал.П. Чехову, 26 января 1887 г.). Количественное соотношение словоупотреблений в номинативной функции показывает, что для писателя тема расходов была более актуальной, чем тема доходов. К функции номинации в данном случае присоединяется конструктивная функция словообразования, поскольку отглагольные существительные особым образом формируют вокруг себя синтаксическое пространство текста.

Производный субстантив расход используется преимущественно в форме множественного числа расходы, в которой имеет экономическое значение, что подчёркивает актуальную для А.П. Чехова тему уменьшения денежных средств. В ранних письмах данный производный субстантив отмечается в сочетаниях с эмоционально окрашенными эпитетами, обозначающими высокую степень проявления признака: ужасные, страшные, страшенные, непредвиденные и др.: «Расходы ужасные. В день на извозчика больше рубля сходит» (Г.П. Кравцову, 29 января 1883 г.). С помощью данных эпитетов автор выражает свое эмоциональное отношение к волнующей его теме, что повышает степень экспрессивности текста письма.

Однако чаще производный субстантив расходы используется в сугубо деловых контекстах, и в качестве характеризующих его определений применяются конкретизирующие его относительные прилагательные почтовые, домашние, дорожные, карманные, типографские и др.: «Почтовые расходы я возвращу Вам, если Вы этого пожелаете» (Л.С. Мизиновой, 18 (30) сентября 1897 г.), вносящие дополнительные уточнения в значение рассматриваемой лексемы. Частое использование данного субстантива, относящегося к финансовой лексике, свидетельствует о внимании писателя к данной стороне жизни и необходимости постоянно контролировать свои материальные дела, заранее рассчитывать расходы, определять, кто именно понесёт те или иные издержки: «Расходы по провозу собак — мои» (Ал.П. Чехову, 9 июня 1892 г.), а также куда именно пойдёт тот или иной доход: «Так я и решил, что этот доход пойдет на уплату процентов» (Ал.П. Чехову, 2 марта 1889 г.). Данная сторона жизни писателя нашла свое отражение в том числе в переписке с родственниками.

Большое значение для текстообразования в письмах А.П. Чехова имеет стратегия анализа, которая, по нашему мнению, формируется в связи с выделенными О.С. Иссерс диалоговыми стратегиями и конкретно стратегией контроля над темой [Иссерс 2008: 108]. Писатель ведёт переписку не только для того, чтобы сообщить адресату какую-то информацию, поделиться с ним своими мыслями и чувствами, но и с целью проанализировать, осмыслить происходящее с ним самим и другими людьми. С этой целью употребляются производные субстантивы, в том числе индивидуально-авторские. Их использование помогает автору более образно сформулировать проблему и выразить свое собственное мнение. Пример из письма писателю, поэту, критику Ф.А. Червинскому: «Вы пишете мало и редко, как поэт Ладыженский, а из отдельных, редко выбрасываемых кофеинок трудно сварить кофе» (Ф.А. Червинскому, 3 января 1904 г.). Автором создан оригинальный образ, помогающий осмыслить сложности в творчестве, имеющиеся у адресата. Одним из средств конструирования данного образа становится окказиональный сингулятив кофеинка, образованный от слова кофе с помощью суффикса -инк-. Это семантический окказионализм, поскольку слово зафиксировано в словаре, но с другим значением: «одно зерно кофейного дерева» [Ефремова 2000].

Выполнение стратегии анализа чаще всего связано с экспрессивной функцией словообразования.

А.П. Чехов как писатель известен вдумчивым анализом собственного литературного творчества и частым недовольством собой. С целью высказать это недовольство используются производные субстантивы определенных словообразовательных типов. Например, отадъективные существительные, образованные с помощью суффикса -от-: длиннота, кислота, тошнота.

Слово длиннота в значении «излишне растянутые места какого-нибудь произведения, текста» [Ожегов 1999: 168] использовано автором в письмах 9 раз. Как известно, А.П. Чехов — признанный мастер короткой формы, и письма помогают увидеть, что для него это был осознанный художественный выбор, а не случайность: «В московских редакциях я один только бунтую против длиннот...» (Н.А. Лейкину, 12 января 1883 г.).

Производный субстантив кислота в рамках стратегии анализа имеет у писателя отсутствующее в словарях переносное значение «негатив» и используется в письмах 2 раза: «...Когда при этом вспоминаю, как Житель и Буренин выливали свои желчные кислоты на эту интеллигенцию, мне делается немножко душно» (А.С. Суворину, 16 августа 1892 г.). Слово тошнота в переносном значении «тоска» [Ефремова 2000] использовано писателем 1 раз — в наиболее интересном примере, где три суффиксальных субстантива употреблены вместе: «...Всё время из-под моего «бойкого» пера выливались или длинноты, или кислоты, или тошноты» (Н.А. Лейкину, 12 января 1887 г.). Здесь писатель иронично характеризует свои художественные неудачи, для обозначения которых использует в качестве образных средств соответствующие производные субстантивы.

В эпистолярии А.П. Чехова важнейшей стратегией текстообразования является также стратегия аргументации. В соответствии с классификацией коммуникативных стратегий О.С. Иссерс её можно отнести к прагматическим [Иссерс 2008: 108], которые «позволяют достичь желаемого прагматического эффекта в отношении целевой аудитории» [Кунина 2008: 5]. Писателю, рассказывающему о событиях свой жизни, о своём творчестве, необходимо аргументировать суждения, организовать текст таким образом, чтобы он максимально эффективно воздействовал на читателя, чтобы мысли и чувства автора стали понятны адресату, стали его мыслями и чувствами. Данная стратегия на уровне словообразования соотносится с выполнением единицами номинативной и экспрессивной функций.

Средствами реализации стратегии аргументации в письмах А.П. Чехова нередко становятся отвлечённые производные существительные с суффиксом -ость. С их помощью писатель характеризует эмоциональное состояние своих современников, причём часто в пределах одного предложения может быть использовано несколько таких производных субстантивов: «Разочарованность, апатия, нервная рыхлость и утомляемость являются непременным следствием чрезмерной возбудимости, а такая возбудимость присуща нашей молодежи в крайней степени» (А.С. Суворину, 30 декабря 1888 г.). Стратегия аргументации очень редко выступает как единственная, чаще наблюдается сочетание стратегий аргументации и сообщения, то есть автор высказывает суждения и одновременно аргументирует свою точку зрения. Такое сочетание наблюдается и в ряде рассмотренных далее примеров.

Производные субстантивы на -ость служат также для характеристики писателем какого-то конкретного лица, например, Д.В. Григоровича: «Картинность выражения, остроумие и живость необыкновенные» (А.С. Киселеву, 31 января 1893 г.) или сына одного из знакомых Миши: «В его глазах блестит нервность» (М.П. Чеховой, 7 февраля 1895 г.). Используются такие производные субстантивы и для наименования писателем собственных качеств: «Моя придирчивость сама по себе, а печатание и гонорар сами по себе» (Е.М. Шавровой-Юст, 28 февраля 1895 г.), а также для описания природы: «...Сумерки, цвет свинца, лужа, сырость, серебристость тополей, горизонт с тучей, воробьи, далекие луга» (А.В. Жиркевичу, 2 апреля 1895 г.). При этом писатель выбирает как производные существительные, употребляемые часто (разочарованность, утомляемость, возбудимость, живость, сырость и др.), так и более редкие производные слова (рыхлость, картинность, нервность, серебристость, приятность и др.).

Интересно, что у А.П. Чехова производные субстантивы с суффиксом -ость, используемые для описания человека, называют чаще негативные качества, чем позитивные. Например, при характеристике актрисы Л.Б. Яворской: «Если бы не крикливость и не некоторая манерность (кривлянье тож), то это была бы настоящая актриса» (А.С. Суворину, 30 марта 1895 г.) или при желании смягчить одного из собеседников и доказать ему, что его обида несущественна: «Это подсказал Вам не Л. Андреев, а Ваша мнительность, уверяю Вас!» (Е.П. Гославскому, 10 января 1903 г.). Слова с суффиксом -ость (слабость, вялость, усталость и др.) нередко применяются писателем для негативной характеристики своего физического состояния: «Сегодня утром было уже 37, я чувствую слабость...» (О.Л. Книппер-Чеховой, 13 января 1903 г.), а также для самокритичного описания собственных отрицательных качеств: «Простите мне эту невольную праздность, мою невольную неаккуратность...» (О.О. Садовской, 9 августа 1901 г.). Лексемы с семантикой физического и психологического негативного состояния нередко выступают как однородные члены в письмах Чехова при характеристике собственного состояния: «У меня было кровохарканье, теперь слабость и злость...» (В.С. Миролюбову, 17 декабря 1901 г.). Производные субстантивы данного словообразовательного типа (в том числе двухосновные) становятся незаменимыми и при характеристике писателем тех недочётов, которые он обнаруживает в своих и чужих литературных произведениях, а также в их издании (публикации) и постановке: «Меня главным образом пугала малоподвижность второго акта и недоделанность некоторая студента Трофимова» (О.Л. Книппер-Чеховой, 19 октября 1903 г.).

Естественно, семантика производных существительных на -ость разнообразна, и они могут использоваться не только для выражения стратегии аргументации, но просто для сообщения, к примеру, для более точного описания автором своего состояния и происходящих в его жизни событий: «Всё мое питерское житье состояло из сплошных приятностей, и не мудрено, что я видел всё в розовом цвете...» (Н.А. Лейкину, 28 декабря 1885 г.). В данном случае использование формы множественного числа усиливает позитивное звучание всего контекста в целом.

Со стратегией аргументации связана стратегия персуазивности, которая трактуется лингвистами как манипулятивное «обольщение», ориентированное на эмоциональную сферу адресата речи, и в связи с этим противопоставляется аргументированию как процессу рационального убеждения [Herbig 1992: 56].

А.В. Голоднов отмечает, что «персуазивная стратегия детерминирует использование определенных совокупностей языковых средств как рационального убеждения, так и эмоционального воздействия» [Голодной 2011: 3]. Данная характеристика демонстрирует сочетание при этом когнитивной и прагматической коммуникативных стратегий (по О.С. Иссерс), а также выполнение производными субстантивами номинативной и экспрессивной текстообразующих функций.

Стратегия персуазивности также может выражаться существительными с суффиксом -ость. С помощью производного субстантива радость в сочетании с притяжательным местоимением моя (и в препозиции, и в постпозиции) А.П. Чехов обращается к своей супруге О.Л. Книппер-Чеховой, делая это порой несколько раз в пределах одного письма: «Радость моя, не терзай меня, не мучай понапрасну, давай о себе знать почаще. <...> Целую тебя крепко, обнимаю мою радость, будь покойна и довольна и, умоляю, не сердись на своего мужа» (О.Л. Книппер-Чеховой, 24 августа 1902 г.). Это вполне традиционное обращение сочетается в тексте чеховских писем со своеобразными наименованиями, которые он адресует жене и которые ещё будут рассмотрены далее: «Я тебя люблю сильнее прежнего и как муж перед тобой ни в чем не виноват, пойми же это наконец, моя радость, каракуля моя» (О.Л. Книппер-Чеховой, 1 сентября 1902 г.), «Радость моя, дусик, вчера вечером я приехал в Ялту» (О.Л. Книппер-Чеховой, 30 ноября 1902 г.). Писатель весьма изобретателен и оригинален в выборе обращений к О.Л. Книппер-Чеховой, и лексема радость среди них символизирует традиционность в общении между супругами, указывает на искренность чувств А.П. Чехова, а также на его желание проникнуть в эмоциональную сферу адресата.

Интересно рассмотреть в связи со стратегией персуазивности употребление А.П. Чеховым производных субстантивов с суффиксом -изм (анахронизм, антисемитизм, антропоморфизм, антропоцентризм, атавизм, дендизм, деспотизм, консерватизм, либерализм, лиризм, милитаризм, мистицизм, обскурантизм, пантеизм, патриотизм, педантизм, пессимизм, реализм, сентиментализм, трагизм, цинизм и др.). Суффикс -изм образует «имена существительные мужского рода, которые представляют собою названия общественно-политических, научных или эстетических учений, направлений, систем, а также качеств, склонностей, действий или состояний» [Ефремова 2000]. С семантикой данных субстантивов связана их стилистическая окраска — как правило, возвышенная, книжная, реализуемая в научном, публицистическом, официально-деловом стилях.

Писатель использует данные производные субстантивы как средство рационального убеждения. С их помощью он нередко даёт точную и ёмкую характеристику какому-то явлению, чьему-то поведению — бытовому и литературному. Термин деспотизм в значении «полное, безоговорочное подчинение окружающих своей воле» [Ефремова 2000] становится одним из средств, с помощью которых А.П. Чехов пытается объяснить брату Александру недопустимость его тиранического обращения с женщинами-родственницами: «Постоянные ругательства самого низменного сорта, возвышение голоса, попреки, капризы за завтраком и обедом, вечные жалобы на жизнь каторжную и труд анафемский — разве всё это не есть выражение грубого деспотизма?» (Ал.П. Чехову, 2 января 1889 г.). Термином цинизм А.П. Чехов именует неприемлемый для него литературный приём, используемый другими авторами: «Напишите ему, что описывать пьянство ради пьяных словечек — есть некоторого рода цинизм» (Н.А. Лейкину, 24 декабря 1886 г.). Мастер слова, А.П. Чехов тонко чувствует стилистические нюансы, придаваемые производным словам суффиксами. Отнесенность суффикса -изм к словообразовательным средствам высокого, книжного стиля придает производным с ним образованиям особую семантику, усиливая убедительность воздействия на читателя. В этом случае мы видим выполнение данными производными субстантивами также стилистической функции.

Слова на -изм используются А.П. Чеховым в качестве инструмента для выражения своего мнения о чьём-то произведении искусства и для аргументации этого мнения, что связано с прагматической стратегией. Например, в критическом высказывании: «Начать хоть с того, что всю музыку Вы испортили провинциализмами, которыми усыпана вся середка» (И.Л. Леонтьеву (Щеглову), 22 февраля 1888 г.). Обращает на себя внимание та языковая простота, с которой А.П. Чехов выражает свою критику (испортили, усыпана вся середка). Слово провинциализм, обозначающее «манеры, привычки, вкусы и т. п., свойственные провинциалу, принятые в провинции» [Ефремова 2000], выступает здесь как термин, ёмко передающий глубокую мысль автора.

Для выражения негативного отношения к литературным произведениям, к философским и политическим взглядам их авторов писатель также часто использует образования с суффиксом -изм. К примеру, А.П. Чехов пишет: «Одолеваю «Семью Поланецких» Сенкевича» и далее высказывает негативное мнение о данном романе с использованием четырёх производных субстантивов на -изм в коротком отрывке. Им упоминаются «старый чудак-профессор, вздыхающий по идеализме», «клевета на декадента, который умирает от морфинизма» и делается вывод: «Сенкевич, по-видимому, не читал Толстого, не знаком с Нитче, о гипнотизме он толкует, как мещанин, <...> чтобы щегольнуть перед буржуазным читателем своею образованностью и показать кукиш в кармане материализму» (А.С. Суворину, 13 апреля 1895 г.). За счет включения в контексты слов негативного значения, в том числе разговорных: чудак, клевета, мещанин, щеголять, кукиш и под. — научные и общественно-политические термины начинают звучать как оскорбления.

При этом писатель часто иронизирует по поводу любви некоторых авторов к употреблению производных субстантивов на -изм, причем часто даже без понимания значения данных научных терминов. В одном из писем А.П. Чехов цитирует мнение о своём творчестве неожиданного корреспондента, бывшего товарища по гимназии: «Все лучшие интеллигенты приветствуют переход Ваш от пантеизма к антропоцентризму». Писатель иронично комментирует: «Что значит антропоцентризм? Отродясь не слыхал такого слова» (А.С. Суворину, 5 февраля 1893 г.). Пример очень показателен: А.П. Чехов транслирует здесь мысль о том, что сухие термины не способны передать истинное значение и искреннее мнение. Здесь проявляется тяга писателя к простоте слова, к которой он сам стремился и которую требовал от окружающих. Автор чувствует, что за красивыми словами, к числу которых относятся и многие производные субстантивы с суффиксом -изм, часто нет глубокой мысли. Они прикрывают пустоту, используются людьми, которые хотят казаться умными, образованными, значительными, интеллигентными, хотя таковыми подчас не являются.

Уважаемым корреспондентам, которые использовали для оценки его творчества термины на -изм, писатель отвечает: «Что же касается пантеизма, о котором Вы написали мне несколько хороших слов, то на это я Вам вот что скажу: выше лба глаза не растут, каждый пишет, как умеет. <...> Дело не в пантеизме, а в размерах дарования» (И.И. Островскому, 11 февраля 1893 г.). Комментарий, который даётся А.П. Чеховым по поводу термина пантеизм, примененного по отношению к его творчеству («религиозно-философское учение, отождествляющее Бога с природой и рассматривающее природу как воплощение Божества» [Ефремова 2000]), подчёркнут и даже демонстративно безыскусен (выше лба глаза не растут, каждый пишет, как умеет). Автором создаётся стилистический контраст научного и разговорного стилей. Он показывает себя противником красивых научных оценок литературного произведения, понимаемым им как искусственность и надуманность. При этом производные субстантивы со стилистически маркированными суффиксами становятся для этого адекватными инструментами.

А.П. Чехов сознательно принижает философскую, мировоззренческую значимость своего творчества, чем и объясняется неоднократно высказанное им пренебрежительное отношение к попыткам найти в нём глубину и философичность и к используемым при этом «умным» терминам, в том числе производным субстантивам с суффиксом -изм. Он пишет: «Мне кажется, что не беллетристы должны решать такие вопросы, как бог, пессимизм и т. п.» (А.С. Суворину, 30 мая 1888 г.). Писатель пытается призвать всех, кто отыскивает в его творчестве некие «глубины», вдумчиво обобщает и даёт глубокомысленные оценки, остановиться и просто читать, разбираться в содержании, в сюжетных коллизиях, в отношениях героев, жить текстом, впитывать его, понимать его лёгкий и неназидательный смысл: «Но ведь я уравновешиваю не консерватизм и либерализм, которые не представляют для меня главной сути, а ложь героев с их правдой» (А.Н. Плещееву, 9 октября 1888 г.).

Сарказм по поводу общественных явлений, обозначаемых с помощью производных субстантивов на -изм, проявляется также в том случае, когда А.П. Чехов видит расхождение слов и дел окружающих его людей и общества в целом. Среди таких терминов, в первую очередь, чрезвычайно популярные слова либерализм и патриотизм. Писатель высмеивает попытки найти либерализм везде, в том числе в мелких, внешних проявлениях свободомыслия при потере его в большом, истинном смысле: «Странно бывает видеть мужичек с папиросами. А какой либерализм! Ах, какой либерализм!» (Чеховым, 23—26 июня 1890 г.). Он сетует по поводу того, что патриотизм чаще тоже остаётся просто словом, не подразумевающим под собой действия или значительных изменений в сознании: «Как мало в нас справедливости и смирения, как дурно понимаем мы патриотизм!» (А.С. Суворину, 9 декабря 1890 г.).

Чаще всего (13 раз) из рассмотренных производных субстантивов на -изм А.П. Чехов употребляет в письмах слово пессимизм, в том числе по отношению к себе. При этом эпитет отчаянный усиливает негативный смысл данной лексемы: «В результате: пустое портмоне, перемененные калоши, тяжелая голова, мальчики в глазах и отчаянный пессимизм» (П.Г. Розанову, 14 января 1886 г.). Неоднократно он пишет и о пессимизме своих адресатов. Писатель понимает, что пессимизм вреден душевному состоянию человека, и пытается успокоить адресата письма, упрекая его в пессимизме: «Вы пишете, что живете «чрезвычайно» плохо. Что за пессимизм? Вероятно, Вам досадили болезни, Вы раздражены...» (Н.М. Ежову, 21 июня 1897 г.), «Откуда такой пессимизм? Скоро я буду в Москве» (Е.М. Шавровой-Юст, 16 мая 1898 г.). Именно в пессимизме он, в результате анализа письма, видит причины переживаний и негативных мыслей своего корреспондента, но в то же время допускает, что для пессимизма могут быть вполне конкретные причины: «Должно быть, Вас одолели таганрожцы, таганрогские дела, и потому Вы ушли в такой пессимизм» (П.Ф. Иорданову, 10 апреля 1901 г.). В целом письма А.П. Чехова не позволяют назвать его пессимистом, что и обусловливает достаточно редкое использование писателем данного производного субстантива для характеристики своего психологического состояния. Постоянно испытывающий скуку и значительные физиологические недомогания, страдающий от безденежья, А.П. Чехов тем не менее полон порой необъяснимых оптимизма, жизнерадостности и уверенности.

Ещё одна стратегия текстообразования — стратегия обобщения — позволяет писателю делать выводы, суммировать те свои мысли, осмысление которых уже произошло. Несомненно, эта стратегия по классификации О.С. Иссерс относится к когнитивным (семантическим), которые исследователь характеризует как основные [Иссерс 2008: 106]. А.П. Чехов часто применяет данную стратегию, когда речь идёт о денежных вопросах, и производные субстантивы становятся ключевыми средствами выражения данной стратегии. Например, писатель 42 раза использует конфиксальный субстантив безденежье, чтобы объяснить своё материальное положение: «Помимо самолюбия, я с ума схожу от вечного безденежья» (Е.П. Гославскому, 1 декабря 1899 г.). В приведённом примере обращает на себя внимание эпитет вечное, точно характеризующий обобщение, сделанное автором. Другие эпитеты, с помощью которых характеризует писатель своё безденежье: абсолютное, сплошное, изумительное, проклятое, отчаянное — имеют значение высокой степени проявления признака и также весьма выразительны. Использованные автором определения при лексеме безденежье, в том числе метафорические, придают сочетаниям экспрессивное звучание. Хотя тема недостатка денежных средств актуальна для А.П. Чехова в течение всей его жизни, безденежье является вечным не всегда, что ясно, к примеру, из следующего отрывка: «Я думаю, что, если мне не станет вдруг хуже, до августа буду слушаться докторов, потом поеду на съезд в Москву и повидаюсь там с Остроумовым, потом — на Кавказ (в Кисловодск), или к Вам в Ялту, потом на зиму за границу или при безденежье в Сочи» (Л.В. Средину, 2 мая 1897 г.). То есть писатель обдумывает возможные варианты своего поведения в зависимости от того, наступило ли состояние отсутствия денег или нет.

В самом данном производном субстантиве также можно отметить экспрессивность: благодаря первому элементу без- в нём не только присутствует значение «отсутствия того или противоположности тому, что названо мотивирующим именем существительным» [Ефремова 2000], но и обнаруживается семантика безнадёжности, непоправимости и даже безысходности. Если сопоставить признания писателя «Я сижу без денег» (Ал.П. Чехову, 12 апреля 1897 г.) и «Безденежье изумительное» (А.И. Смагину, 13 мая 1892 г.), то во втором случае мы видим данную семантику более ярко выраженной именно благодаря конфиксальному субстантиву. Обобщающее значение проявляется в том, что для А.П. Чехова безденежье является уже обдуманным и внутренне принятым явлением, так, в письме Н.М. Ежову от 23 декабря 1893 года писатель называет его бичом божьим.

В письмах А.П. Чехова встречаются и другие производные субстантивы, образованные тем же способом, с помощью конфикса с первым элементом без-: «Вообразите мою холерную скуку, мое холерное одиночество и вынужденное литературное безделье и пишите мне побольше и почаще» (А.С. Суворину, 16 августа 1892 г.), «Но что делать? На безрыбье и рак рыба» (А.С. Суворину, 22 января 1894 г.). Особенно эффектно выстроены предложения, в которых использовано несколько производных субстантивов такого типа: «Это жертва безделья и безденежья благодаря своему малолетству» (М.М. Чехову, 25 августа 1877 г.). Производные субстантивы при этом выполняют и номинативную, и экспрессивную функции.