В русском языке очень распространёнными являются формы субъективной оценки производных существительных. В словаре О.С. Ахмановой категория субъективной оценки определяется как «семантико-синтаксическая категория, выражаемая соответствующим синтаксическим употреблением разных частей речи: существительного, качественного прилагательного и наречия — и выражающая отношение говорящего к предмету речи» [Ахманова 1969: 193]. Формальными словообразовательными средствами выражения данной категории становятся суффиксы субъективной оценки, которые в терминологическом словаре объясняются как «суффиксы, служащие для образования форм имен существительных, качественных прилагательных и наречий с особой, эмоционально-экспрессивной окраской и выражением отношения говорящего к предмету, качеству, признаку» [Розенталь 1985: 351]. Здесь же названы оттенки, которые могут придавать словам различные суффиксы субъективной оценки: «ласкательный, сочувствия, пренебрежения, презрения, уничижения, иронии, также реального уменьшения или увеличения» [Там же]. Основная функция, которую выполняют в тексте данные производные субстантивы, — экспрессивная, однако другие функции также могут присутствовать.
Среди слов, образованных с помощью эмоционально-оценочной суффиксации, выделяются диминутивы, слова с уничижительно-пренебрежительными суффиксами и аугментативы. Диминутив (деминутив) — это «слово с аффиксом, придающим значение уменьшительности» [КПТС], аугментативы — «слова с аффиксом, придающим значение увеличительности» [Там же].
Исследователи отмечают многообразие функций суффиксов диминутивов — «от образования названий чего-то мелкого по размеру или намеренно стилистически уменьшенного — до саркастического или иронического функционирования» [Каленюк 2019: 51], их способность выражать разнообразные оттенки оценочных значений [Гасанова 2020: 701], выявляют гендерные особенности использования диминутивов и аугментативов [Буряковская 2011], основные ситуации их употребления, например, «фамильярные обращения, общение с детьми, гастрономическая сфера, ситуации бытового обслуживания» [Николина 2020: 49], а также анализируют другие стилистические и функциональные черты суффиксов субъективной оценки и образованных с их помощью субстантивов.
А.П. Чехов нередко использует производные существительные, образованные с помощью эмоционально-оценочных суффиксов: буфетик, жилетка, книжица, книжка, подушечка, брючки, Марьюшка, Николка, Мишка, Марфуша, вещичка, вдовушка, сестрица, царёк, городишко, дождишко, домишко, пароходишко, письмишко, холодище, морозище, жарища, пылища, домина и др.
Количественно и в языке вообще, и в тексте чеховских писем преобладают диминутивы. В письмах А.П. Чехова суффиксы диминутивов-существительных многочисленны и разнообразны: -к- (книжка), -ок- (жидок), -ёк- (флигелёк), -онк- (тысячонка), -ишк- (мелочишка), -ышк- (крылышки), -ушк- (Иринушка), -ик- (билетик), -чик- (скандальчик), -ек- (списочек), -ец- (братец), -иц- (именьице), -ечк- (словечко), -очк- (Леночка) и др.
Диминутивы, в том числе образованные от собственных имён лиц, встречаются в начале писем А.П. Чехова и используются в качестве обращений к адресатам. Такие производные существительные, оформленные с помощью суффиксов диминутивного значения, звучат искренне и сердечно: «Милая Марьюшка...» (М.Д. Беленовской, 7 января 1904 г.), «Благородная сестрица!» (М.П. Чеховой, 16 марта 1891 г.). При этом несложно заметить, что обращения без диминутивов наблюдаются в начале чеховских писем гораздо чаще, чем с использованием уменьшительных слов (за исключением писем к жене): «Многоуважаемый Адольф Федорович!» (А.Ф. Марксу, 14 ноября 1901 г.), «Дорогой Владимир Галактионович, всю зиму я ровно ничего не делал, так как хворал» (В.Г. Короленко, 19 марта 1902 г.), «Милая Маша, сегодня с раннего утра идет дождь, настоящий, весенний» (М.П. Чеховой, 16 марта 1902 г.) и т. п.
А.П. Чехов начинает письмо очень традиционно, он не изменяет традиции начального обращения к какому-то конкретному адресату, в которую использование диминутива, как правило, не входит. К примеру, обращение «Милая Маша...» встречается в эпистолярии писателя 224 раза — во всех письмах, адресованных сестре писателя Марии Павловне Чеховой. По-видимому, именно традиционность зачина письма и нацеленность на решение в нём конкретных задач диктуют писателю необходимость редко использовать в данной позиции диминутивы.
Диминутивы гораздо чаще употребляются А.П. Чеховым в заключительной части письма, где автором традиционно передаются приветы общим знакомым, а также выражается искреннее почтение по отношению к адресату, формулируются пожелания здоровья и т. п. Это диминутивы, образованные как от имён корреспондентов и общих знакомых: «Корнюше почтение» (Чеховым, 13 марта 1887 г.), «Николке жму руку» (Ал.П. Чехову, 19 марта 1887 г.), «Тетю, Сашу и Леночку целую и низко им кланяюсь. Иринушке тоже кланяюсь» (Г.М. Чехову, 12 сентября 1896 г.), так и от нарицательных существительных: «Ну, будьте здоровы, блондиночка» (Л.С. Мизиновой, 27 и 30 июля 1892 г.).
При характеристике родственников писатель использует целый ряд образований от основ имен собственных с суффиксами субъективной оценки: «Будьте здоровы. Поклон Варваре Константиновне с Манефой, Марьюшке, Арсению и Марфуше» (Е.Я. Чеховой, 12 октября 1901 г.) и др. Это говорит о следовании писателя установившимся в семье и кругу знакомых традициям общения и обращения.
Кроме того, в заключительной части писем А.П. Чехова встречаются и другие диминутивы, не связанные напрямую с пожеланиями и заключительными обращениями. Такие формы образованы от имен нарицательных: «Мороз. Метелица... А за сим с почтением Ваш покорный слуга» (Н.А. Лейкину, 31 декабря 1883 г.), «Весь Ваш, с сапогами, с калошами, с зубами, с жилеткой и проч.» (Ф.О. Шехтелю, 11 или 12 марта 1887 г.), «Черкните два-три словечка» (А.М. Пешкову (М. Горькому), 2 января 1900 г.), «Вашей жене и сынишке мой поклон и сердечный привет» (А.М. Пешкову (М. Горькому), 28 сентября 1900 г.), «Поклонись Ольге Германовне и детишкам, пожелай им от меня всего хорошего» (М.П. Чехову, 5 марта 1901 г.), «Во всяком случае дай весточку о себе» (М.П. Чеховой, 17 февраля 1895 г.) и т. п. Писателю хочется закончить письмо более интимно и тепло, закрепить у адресата впечатление непринуждённого, дружеского общения.
В содержательной части писем А.П. Чехова важнейшими стратегиями являются сообщение, аргументация, обобщение и др., перед писателем стоит определённая цель, а в конечной части, когда цель коммуникации уже достигнута, писатель выражает свои нежные чувства к адресату. Как видим, диминутивы в заключительной части писем имеют самую разную семантику, обозначая людей (сынишка, детишки), внешность самого автора (жилетка), явления, связанные с самой перепиской (словечко, весточка), явления природы (метелица). Для писателя здесь становится важным не просто номинация участника общения или предмета как такового, а именно передача своего отношения к ним. Автор использует интимный, мягкий тон, который в заключении письма помогает ему высказать доброе отношение и лучшие чувства к адресату. Для создания такого тона лучшим языковым средством являются именно диминутивы, обладающие яркой экспрессивная функцией.
Диминутивы, образованные от личных имен людей, встречаются не только в этикетных начальной и заключительной частях писем А.П. Чехова, но и в других частях текста. Особенно активно писатель использует их в эпистолярном общении с родственниками, например с братом Александром: «Николка в Воскресенске с Марьей, Мишка именинник...» (Ал.П. Чехову, 8 ноября 1882 г.). Суффикс -к- вносит в диминутив значение фамильярности, характерное для непринуждённого интимного общения. А.П. Чехов высоко ценит семью и близкий круг: «Мы, я, ты, Третьяковы, Мишка наш — выше тысячей, не ниже сотней...» (Ал.П. Чехову, 20 февраля 1883 г.). Диминутив, особенно в сочетании с притяжательным местоимением наш, звучит в этом контексте как знак исключительности членов близкого круга и символ радости писателя от принадлежности к наиболее близким людям, осознаваемым как лучшие.
Слова с аффиксами, придающими значение уменьшительности, использованные по отношению к членам своей семьи, для А.П. Чехова — норма. Даже обращаясь к чужим людям, писатель, упоминая в основной части писем своих родственников, использует для их наименования диминутивы: «Когда у меня в доме кончится приборка и сестрица не будет играть гамм, тогда, пожалуй, буду заканчивать, а теперь и бог простит...» (Н.А. Лейкину, 22 марта 1885 г.), «Мой пожарный братец уже не редактирует «Пожарного» и поссорился с Шереметьевым» (А.И. Смагину, 13 мая 1892 г.). Диминутив братец писатель употребляет в письмах 30 раз, именуя с его помощью каждого из своих братьев, но чаще всего — Александра. Использование диминутива сестрица вместо сестра, встречающееся в письмах 15 раз, также совершенно естественно для писателя. Чаще всего это слово употреблено в отношении сестры Марии, посвятившей свою жизнь А.П. Чехову и бывшей в течение многих лет его помощницей. Но иногда диминутив именует героев произведений: «А сестрица в это время: тра-та-та-та. Тарантит без умолку» (А.С. Суворину, 18 декабря 1888 г.).
А.П. Чехов называет с помощью диминутивов, образованных от личных имён, не только родных, но и многих других, порой совершенно неважных для него людей. Например: «...К хозяину Корнееву вернулась из Новочеркасска его племянница, казачка Зиночка» (А.С. Суворину, 6 февраля 1889 г.), «Приехала к Эфросам Пашуточка, дочь Израиля...» (М.П. Чеховой, 20 июня 1896 г.). Это особая, ласковая манера общения, характеризующая писателя и указывающая на его доброжелательность по отношению к людям, установку на приветливое, благосклонное обращение ко всем окружающим.
В основной части писем, адресованных не родственникам, диминутивы могут указывать на явления, размер (масштабы) которых важны для писателя и его адресатов. Например: «Работку нашел Вам маленькую, чахоточную, но на плату за слушание лекций во всяком случае хватит, с чем и имею честь проздравить» (Е.И. Юношевой, около 17 июня 1884 г.). С помощью диминутива и сочетающихся с ним эпитетов маленькую, чахоточную писатель не только показывает, что работа небольшая, но и скромно преуменьшает собственное участие в судьбе адресата письма. Далее он продолжает описание, снова используя диминутив в сочетании с соответствующим эпитетом: «Обещают снабдить Вас переводами мелких вещиц» (Там же).
Диминутивы, называющие конкретные предметы и сооружения, могут выполнять в основной части письма номинативную, изобразительную функции, однако эти функции чаще всего комбинируются с другими — оценочной, характеризующей, экспрессивной. Например: «Живу я теперь на Малой Дмитровке; улица хорошая, дом особнячок, два этажа» (Н.А. Лейкину, 10 декабря 1890 г.). Использованный писателем диминутив особнячок обладает семантической ёмкостью. С его помощью и описан небольшой размер сооружения, и передана оценочная информация о его привлекательном внешнем виде и славном внутреннем обустройстве. Также диминутив транслирует эмоции автора: адресат чувствует, что дом ему нравится.
Описательную функцию выполняют диминутивы и в следующем примере: «Мой брат Иван женится на костромской дворяночке, очень милой девице с длинным носиком» (Н.А. Лейкину, 1 апреля 1893 г.). С помощью диминутивов писатель указывает на миниатюрность невесты брата, её субтильность (описательная функция), а также подстрочно передаёт информацию о включении девушки в ближний круг, по отношению к членам которого, как уже сказано выше, он чаще всего использует диминутивы (экспрессивная функция).
Диминутивы выступают в номинативной функции в таких контекстах, в которых А.П. Чехов вполне мог использовать и обычные существительные. Однако он употребляет именно диминутивы, и описания становятся более душевными, оценки более мягкими, а общение с адресатом — более дружеским, что ярко характеризует индивидуальную творческую манеру писателя. Например, диминутивы употребляются при описании города Славянска, где писатель ночует по дороге: «...На пыльных и зеленых улицах гуляют свинки, коровки и прочая домашняя тварь» (Чеховым, 11 мая 1887 г.), в повествовании о том, в каких условиях он писал: «На свечке нагорел фитиль, плохо видно» (Чеховым, 14—17 мая 1890 г.), в сообщениях адресату о каких-то в целом не очень важных подробностях: «Афишу я повешу на стене в рамочке — это на память о Вашей доброте» (Е.М. Шавровой-Юст, 2 февраля 1897 г.). Всё это делает письма более интимными и передает характер писателя как мягкого человека, ценящего в личной переписке приветливость и любезность. Кроме того, в этом случае диминутивы выполняют и стилистическую функцию, поскольку с их помощью создаётся разговорный стиль текста.
В числе прочих диминутивов, выполняющих в письмах А.П. Чехова описательную функцию, можно особо выделить слова, обозначающие природные и погодные явления. Будучи метеозависимым человеком, писатель всегда сообщал своим адресатам о том, какова погода и что он по поводу этого ощущает. О хорошей погоде он пишет с удовольствием и нередко использует при этом диминутивы: «Идет дождик, но тепло, удивительно тепло» (О.Л. Книппер, 14 (27) декабря 1900 г.) «Здесь в Москве снежок, тихо, ласково» (В.К. Харкеевич, 24 декабря 1903 г.). Описание хорошей погоды помогает ему выстроить параллель и перейти к описанию своих тёплых чувств к тому или иному адресату: «Но целым дням я сижу на солнышке, думаю о Вас...» (Л.С. Мизиновой, 18 (30) сентября 1897 г.). Номинативная и экспрессивная функции словообразования в данном случае тесно переплетаются.
Ещё один яркий пример сочетания номинативной и экспрессивной функций видим в изображении автором реалий заграничной, европейской жизни — Вены, Венеции и т. д. Эти описания подробны, включают множество деталей: «Холодно, снег; кондукторы и лакеи говорят тоном Поссарта. Кофе подают в молочничках» (М.П. Чеховой, 19 марта 1891 г.), «Вот плывет гондола, увешанная разноцветными фонариками» (Чеховым, 25 марта (6 апреля) 1891 г.), «...Чистенький беленький домик с башенкой, отличное масло...» (М.В. Киселевой, 1 (13) апреля 1891 г.). Писатель в целом в восторге от открывшейся ему Европы, но с помощью диминутивов передаёт чувства и оценки: показывает, что за рубежом все кажется ему недостаточно большим и масштабным по сравнению с Россией.
Как видим, в начале текста писатель выстраивает коммуникацию более официально и строго, поэтому здесь диминутивы встречаются редко, затем происходит постепенное установление более тесного, хотя и дистанционного контакта с адресатом, и диминутивы становятся более частотны, а в заключительной части писем они встречаются наиболее часто.
Диминутивы играют особую роль в обращениях А.П. Чехова к супруге О.Л. Книппер-Чеховой, причём здесь экспрессивная функция становится превалирующей. Отмечаются как обычные диминутивы, характерные для традиционного интимного общения между возлюбленными и супругами: «Будь здорова, душка!» (О.Л. Книппер, 14 октября 1900 г.), «Дуся моя, родная, светик, красавица, умоляю тебя, в ножки кланяюсь, выезжай из Москвы 20-го, чтобы быть здесь в пятницу!» (О.Л. Книппер-Чеховой, 10 февраля 1902 г.), «Целую тебя и обнимаю мою голубку, буду сидеть и о тебе думать» (О.Л. Книппер-Чеховой, 15 февраля 1904 г.), так и необычные, которые даже имеют оттенок грубости: «Прощай, балбесик мой милый, собака дивная, я тебя очень люблю» (О.Л. Книппер-Чеховой, 9 января 1902 г.), «Здравствуй, моя бесподобная лошадка!» (О.Л. Книппер-Чеховой, 17 февраля 1904 г.), «Собачка моя заморская, удивительная, я жив и здоров, несмотря на отвратительную погоду» (О.Л. Книппер-Чеховой, 23 февраля 1904 г.), «Итак, скоро увидимся, клопик мой» (О.Л. Книппер-Чеховой, 18 сентября 1902 г.).
Диминутивы второго типа (балбесик, лошадка, собачка, клопик, попугайчик, крокодильчик и т. п.) представляют собой экспрессивные оксюмороны, так как в них сочетается несочетаемые чувства — грубость и ласка, причём преобладающими эмоциональными маркерами являются ласка, нежность, интимная теплота. Часто используется несколько диминутивов в комплексе как однородные члены: «Ну, дусик, лошадка, буду ждать от тебя писем» (О.Л. Книппер-Чеховой, 17 февраля 1904 г.). Диминутивы распространяются различными эпитетами: «Дуся, немецкая лошадка, как ты себя чувствуешь?» (О.Л. Книппер-Чеховой, 21 февраля 1904 г.), «Лошадка моя добрая, завтра опять буду писать» (О.Л. Книппер-Чеховой, 18 февраля 1904 г.), «Милый дусик мой, еду благополучно, поел очень плохого борщу и скучаю по тебе» (О.Л. Книппер-Чеховой, 15 февраля 1904 г.). Среди распространяющих такие диминутивы слов чаще всего встречаются формы притяжательного местоимения мой, демонстрирующие важность для писателя обозначения своей причастности к жизни супруги, необходимость постоянно чувствовать её «своей» и декларировать это письменно.
А.П. Чехов весьма изобретателен в подборе диминутивов, с помощью которых обращается к супруге. Они могут быть мотивированными, частично выражающими номинативную функцию, если указывают на её национальность (немочка, жидовочка, жидовка, евреечка), профессию (актрисуля) и т. п. Например: «Ну, славная моя жена, немочка, актрисуля, будь здорова, богом хранима, покойна, неутомима, весела» (О.Л. Книппер-Чеховой, 3 января 1902 г.). Но чаще диминутивы никак не связаны с какими-то особенностями внешности или личности О.Л. Книппер (лошадка, клопик, голубка, попугайчик и др.). Они мотивируются только экспрессией — нежным отношением А.П. Чехова к невесте, а затем жене и желанием подобрать оригинальное интимное слово.
В письмах к О.Л. Книппер А.П. Чехов использует диминутивы не только в обращениях к жене, но и для наименования предметов и явлений, с нею связанных: «Сегодня пришло от тебя письмецо — первое за этот сезон. Спасибо, ангелок, целую тебя, обнимаю, похлопываю» (О.Л. Книппер-Чеховой, 20 февраля 1904 г.). Обилие диминутивов призвано не подчеркнуть небольшие размеры (масштабы) чего-либо, а передать ласку и нежность писателя. В частности, слово письмецо не обязательно обозначает, что письмо было маленьким, а транслирует теплоту любовного чувства писателя к жене.
Интересно проследить, как меняются обращения к О.Л. Книппер в письмах А.П. Чехова разных периодов. Первое письмо данному адресату датировано 16 июня 1899 года, когда актриса ещё не является женой писателя, даже формально не его невеста. В письмах этого периода обращение к ней почти официальное, на «вы» и без диминутивов. Хотя уже здесь автор стремится сконструировать необычные, оригинальные обращения, в которых пока нет места диминутивам: «Здравствуйте, последняя страница моей жизни, великая артистка земли русской» (О.Л. Книппер, 17 июня 1899 г.). Диминутивы проникают в обращения к актрисе постепенно, и сначала это субстантивы, образованные не от личных имён и обращённые не напрямую к адресату: «Записочку, духи и конфеты получил. Здравствуйте, милая, драгоценная, великолепная актриса!» (О.Л. Книппер, 9 сентября 1899 г.). Передать восхищение О.Л. Книппер и приязненное отношение к ней в этот период писателю помогают не диминутивы, а в первую очередь эпитеты (милая, драгоценная, великолепная, многоуважаемая, знаменитая, необыкновенная и др.).
Постепенно в сферу общения проникают диминутивы, напрямую связанные с актрисой, но пока не называющие её: «Целую Вам обе руки и кланяюсь в ножки» (О.Л. Книппер, 29 сентября 1899 г.). Первым диминутивом, адресованным актрисе, становится слово ангелочек, использованное в заключительной части письма, как сказано выше, более интимной и тёплой у писателя: «Будьте здоровы, ангелочек» (О.Л. Книппер, 4 октября 1899 г.). Далее происходит прорыв, и диминутивы начинают использоваться А.П. Чеховым очень активно, становясь всё более интимными в прямой и тесной связи с развитием отношений между писателем и актрисой: «Милая актриса, хороший человечек...» (О.Л. Книппер, 30 октября 1899 г.), «Я понимаю Ваше настроение, милая актрисуля, очень понимаю...» (О.Л. Книппер, 1 ноября 1899 г.) и т. п.
Наиболее личный и оригинальный характер диминутивы приобретают в письмах, адресованных писателем уже не знакомой известной актрисе или невесте, а жене. Потребность использовать разнообразные диминутивы при обращении к О.Л. Книппер настолько захватывает писателя, что он даже удостаивается упрёков с её стороны: «Ты обижаешься, что в некоторых письмах я не называю тебя по имени» (О.Л. Книппер, 30 августа 1900 г.). Действительно, писателю совершенно не хочется использовать безличное обращение Оля, хотя он старается угодить любимой и всё же употребляет его в письмах, нередко комбинируя с нежными эпитетами и более оригинальными словами, в том числе диминутивами: «Милая моя, славная моя Оля, актрисочка замечательная...» (О.Л. Книппер, 14 сентября 1900 г.).
Диминутивы помогают А.П. Чехову передать свои чувства и своё отношение к тому или иному человеку. Из примеров выше, иллюстрирующих эпистолярное общение писателя с родственниками, знакомыми и женой, видно, что это могут быть тёплые и нежные чувства. Однако встречается использование диминутивов для передачи негативных эмоций. К примеру, А.П. Чехов, не любивший гостей, тяготившийся посещениями малознакомых и, главное, не интересных ему людей, пишет: «Гости, гости, гости без конца, не дают писать, портят настроение, а один человечек сидит у меня в кабинете весь день» (О.Л. Книппер-Чеховой, 18 февраля 1904 г.). Лексема человечек показывает раздражение писателя, который, в силу интеллигентности и мягкости характера, вынужден был терпеть присутствие гостей, докучавших ему своими мелкими и незначительными (отсюда и диминутив) проблемами. Уменьшительный оттенок производного субстантива сочетается в данном случае с уничижительным.
А вод диминутив жидок, встречающийся в письмах писателя 8 раз, использованный в единственном числе, выражает преимущественно значение единичности, как правило, без оттенка неуважения: «Мне больше всех понравился жидок, который играл маркиза и поэтому не мог репетировать без шпаги. Сплошная грация» (Е.М. Шавровой, 8 марта 1891 г.). Только форма множественного числа данного диминутива (три примера из восьми) начинает в обязательном порядке звучать с преобладанием уничижительного оттенка: «Не люблю, когда жидки зря треплют мое имя. Это портит нервы» (П.Ф. Иорданову, 24 ноября 1896 г.).
Отсутствие у писателя негативизации по отношению к евреям доказывает именно использование им диминутивов. Очень ласково он обращается к любимой: «Куда поедем? Не знаю, решим сообща, моя замечательная умница, славная жидовочка» (О.Л. Книппер, 20 февраля 1901 г.). Слово жидовочка встречается в письмах А.П. Чехова 4 раза, 2 из которых — нежные обращения к жене. В остальных случаях диминутив также звучит ласково, именуя кого-то из общих для адресанта и адресата знакомых, например, в сложной ситуации, заслуживающей сочувствия: «Читал я о провале Озеровой и пожалел, ибо нет ничего больнее, как неуспех. Воображаю, как эта жидовочка плакала и холодела, читая «Пет<ербургскую> газ<ету>», где ее игру называли прямо нелепой» (А.С. Суворину, 21 октября 1895 г.).
В использовании диминутивов А.П. Чеховым в некоторых случаях можно увидеть такую интенцию, как желание быть скромным, преуменьшить что-либо. Например, рассказывая о том, как он и его семья приняли участие в судьбе 12-летнего сироты-попрошайки, автор пишет: «Сестра моя собрала для него деньжишек и одежонки, и завтра наша кухарка повезет его на вокзал» (Л.Н. Трефолеву, 14 апреля 1888 г.). Диминутивы используются с целью выразить мнение писателя о незначительности данного вклада, хотя на самом деле помощь бедному мальчику является значительной (его отправляют на родину, в Ярославль; А.П. Чехов пытается найти тех, кто поможет ребёнку в Ярославле, устроить его на работу и т. п.).
А.П. Чехов постоянно затрагивает в своих письмах тему творчества, рассуждает об уже написанных произведениях, о задуманных, о переданных в печать, об уже напечатанных, а также о произведениях других людей — знакомых и незнакомых. Диминутивы (поэтик, книжка, стишки, рассказики, повестушка, вещица и др.) нередко используются им для наименований предметов и явлений данной важной сферы его жизни, то есть выполняют в качестве основной именно номинативную функцию.
При использовании диминутивов также передается лёгкость (по крайней мере, внешняя), с которой писатель относится к своему литературному творчеству. Лёгкость ощущается в те моменты, когда А.П. Чехов доволен результатами своей работы и рад признанию, полученному от кого-то из знакомых: «По приезде в Петербург тотчас же распоряжусь, чтобы Вам выслали все мои книжки» (И.Я. Павловскому, 10 (22) октября 1894 г.), и в те, когда он сетует о недостаточной читаемости и популярности своих произведений: «В моск<овском> книжном магазине давно уже нет моих книжек» (А.С. Суворину, 18 декабря 1893 г.), и когда писатель ведёт переговоры с издателями относительно публикации какого-либо нового произведения: «Вещичка ерундистая и не стоит возиться с ней в двух номерах...» (Н.А. Лейкину, между 31 июля и 3 августа 1883 г.).
Несколько диминутивов могут использоваться в пределах одного высказывания, взаимно усиливая значение и экспрессию друг друга и передавая общую мысль автора о скромности его литературного труда и творческой деятельности вообще: «Если моя повестушка напомнит моим коллегам о степи, которую забыли, если хоть один из слегка и сухо намеченных мною мотивов даст какому-нибудь поэтику случай призадуматься, то и на этом спасибо» (Д.В. Григоровичу, 12 января 1888 г.). Употребление диминутивов свидетельствует о скромности писателя, его желании словесно принизить, в том числе с помощью производных субстантивов, прекрасно понимаемую окружающими и им самим значимость его огромной и серьёзной литературной работы.
А.П. Чехов является мастером малой прозы, поэтому диминутивы, обозначающие его небольшие по объёму произведения, могут указывать именно на размер, а не на отношение к ним или их оценку. Например, писатель сотрудничает с журналом «Осколки» и всей душою принимает суть данного издания, заложенную в его названии, — ориентацию на публикацию произведений небольшого размера. Для характеристики таких текстов писатель использует диминутив вещица: «За мелкие вещицы стою горой и я, и если бы я издавал юмористический журнал, то херил бы всё продлинновенное» (Н.А. Лейкину, 12 января 1883 г.). Указание на небольшой размер в данном примере подчёркивается с помощью эпитета мелкие. Семантика диминутива вещица вообще интересна. В примерах, приведённых выше, он обозначает небольшое литературное произведение. Однако с помощью той же лексемы писатель может передавать одобрение по отношению к какому-то произведению: «Я рекомендую Вам «Горящие письма» Гнедича. Это изящная вещица» (Я.С. Мерперту, 29 июля 1898 г.). В первом случае преобладает функция номинативная, во втором — экспрессивная. Показательно, что второе значение используется автором по отношению не к своим, а к чужим работам, что снова указывает на его скромность.
А.П. Чехов одинаково относится к своему творчеству и к пробным произведениям молодых и неизвестных авторов, которые просят его прочитать их труды и высказать своё мнение. Об этом свидетельствует, например, диминутив рассказик, который писатель в письмах относит как к своим, так и к чужим произведениям, высказывая адресату просьбу опубликовать их где-либо: «С удовольствием прислал бы рассказик в «Журнал для всех», да всё некогда или побаливаю» (В.С. Миролюбову, 15 сентября 1900 г.); «Посылаю Вам, Федор Александрович, очень миленький рассказик моего знакомого, сотрудника «Нового времени». Рассказ прочтите. Сделан недурно» (Ф.А. Куманину, 11 марта 1891 г.).
Интересна употреблённая А.П. Чеховым 5 раз лексема безделушка, которую также можно отнести к диминутивам, хотя она отличается от них способом образования. Диминутивы-существительные традиционно образуются суффиксальным способом, а производный субстантив безделушка — конфиксальным, в результате суффиксации предложно-падежного сочетания: без дела → безделушка. Однако значение уменьшительности в данном слове также присутствует. С его помощью писатель характеризует свои небольшие по объёму произведения: «...Первая безделушка в 10—15 строк была напечатана в марте или апреле 1880 г. в «Стрекозе»» (Ф.Д. Батюшкову, 19 января 1904 г.). Производная лексема указывает на незначительность обозначаемого с её помощью предмета: «небольшое или неглубокое по содержанию произведение литературы, искусства» [Ефремова 2000]. А.П. Чехов, конечно, имеет в виду незначительный объём своих публикаций, а не отсутствие в них глубокого содержания, однако в таком наименовании проявляется также скромность автора. Сходны образование и использование писателем субстантива безделка, который встречается в письмах 2 раза: «Приводил в порядок свои сценические безделки, писал длинные письма и передовые статьи, а беллетристикой не занимался» (Е.М. Линтваревой, 27 октября 1888 г.).
Диминутивы используются писателем как элементы различных изобразительно-выразительных и стилистических фигур, в составе которых наиболее ярко проявляется их экспрессивная функция. Например, в конструкциях с литотой: «Как-нибудь на днях, если буду здоров и не очень занят, я забегу к Вам на минутку, чтобы повидаться и потолковать» (В.Н. Львову, 19 января 1904 г.). Литота (или мейозис) представляет собой «фигуру речи, состоящую в заведомом преуменьшении степени или свойства чего-либо» [Ахманова 1969: 226]. С помощью выражения на минутку автор подчёркивает кратковременность визита.
Кроме того, диминутивы становятся средствами создания А.П. Чеховым юмористических высказываний, например, в шутливом списке подарков для именинницы: «Висю́льку из Чистого серебра...» (А.А. Киселёвой, 9 января 1890 г.) или в заключительной части поздравительного письма, как элемент поздравления: «Позвольте нам по рюмочке водочки» (И.И. Орлову, 29 декабря 1898 г.). Здесь диминутивы связаны с поздравлением; имеется в виду: «Выпьем за ваше здоровье, по поводу предмета поздравления».
Юмор нередко сочетается в письмах с флиртом, и диминутивы снова оказываются подходящими словообразовательными формами: «Я буду в восторге, если Вы приедете ко мне, но боюсь, как бы не вывихнулись Ваши вкусные хрящики и косточки» (Т.Л. Щепкиной-Куперник, 28 ноября 1894 г.). Писатель одновременно вышучивает ту тряску, которую приходится пережить, чтобы попасть к нему в гости, и дружески флиртует с хорошенькой молодой писательницей — адресатом письма. Использование диминутивов с целями юмора и одновременного флирта видим также в письмах к Л.С. Мизиновой: «...Приходя к Вам обедать и не заставая Вас по обыкновению, я буду ухаживать за хорошенькими модисточками...» (Л.С. Мизиновой, 27 декабря 1897 г.).
Диминутивы в описании миловидных женщин демонстрируют иронию писателя над самим собой и своими традиционными мужскими увлечениями. Характеризуя театр, А.П. Чехов иронически замечает: «У Немировича и Станиславского очень интересный театр. Прекрасные актрисочки» (Л.С. Мизиновой, 21 сентября 1898 г.). Описывая понравившуюся ему Венецию, он также не может удержаться от насмешливого замечания об итальянках: «Если бы вы знали, как хороши в церквах органы, какая здесь скульптура, какие итальяночки, стоящие на коленях с молитвенниками!» (Чеховым, 25 марта (6 апреля) 1891 г.) и о голландках: «...Две голландочки: одна похожа на пушкинскую Татьяну, а другая на сестру ее Ольгу» (М.В. Киселевой, 1 (13) апреля 1891 г.). Писатель словно включился в некую игру, по правилам которой мужчина должен обращать внимание на хорошеньких женщин и делать по их поводу шутливые замечания с использованием диминутивов.
А.П. Чехов нередко прибегает в письмах к производным субстантивам с уничижительно-пренебрежительными (пейоративными) суффиксами: городишко, домишко, дождишко, пароходишко, письмишко, голодуха, мелочишка, лекаришка, царёк, ерундишка, силишка, работишка, доходишки. В отличие от диминутивов и аугментативов для наименования данных оценочных субстантивов нет особого термина. Однако данные слова входят в круг пейоративов — «слов с отрицательной экспрессивно-оценочной коннотацией, уничижительных или бранных названий» [КПТС].
С помощью производных субстантивов данной группы писатель номинирует и описывает окружающую его действительность (а это очень важно для него в письмах) и одновременно выражает своё отношение к ней. С этой целью автор чаще всего прибегает к производным субстантивам с суффиксом -ишк-. Слово городишко А.П. Чехов использует в письмах 8 раз, субстантив домишко встречается в письмах писателя 7 раз, пароходишко — 3 раза.
В использовании диминутива домишко применительно к мечте писателя — купить дом в Таганроге — присутствует литота: «Жаль, что я небогатый человек и живу только на заработок, а то бы я непременно купил себе в Таганроге домишко поближе к морю, чтобы было где погреться в старости» (Г.М. Чехову, 21 марта 1895 г.). А.П. Чехов посредством диминутива стремится подчеркнуть, что величина дома ему не важна, это может быть и маленький дом, но главное — поближе к морю и в тёплом, южном Таганроге. Данный диминутив появляется в письмах А.П. Чехова неоднократно, в частности, в 1990 году он пишет о приобретении «кусочка берега» в Гурзуфе: «Домишка есть, но жалкий, в 3 комнаты...» (И.П. Чехову, 7 февраля 1900 г.). В данном случае в описании нового «имущества» сочетается уменьшительность (писатель акцентирует небольшие размеры приобретения) и уничижительность (ему не доставляет удовольствия, что приобретённый дом настолько мал).
Слово городишко 4 раза употребляется с эпитетом уездный: «Я засунулся в Ялту, в этот уездный городишко, и в этом вся моя беда» (А.С. Суворину, 22 декабря 1902 г.). Чаще всего небольшой размер города оценивается писателем негативно, хотя в одном из примеров видим и противопоставление Таганрога и собирательного образа уездного города, в котором более выгодно выглядит последний: «Теперь, небось, Вы убедились, поняли, так сказать, всем существом, как еще беден и некультурен наш Таганрог, не имеющий своего хирурга, своей клиники — того, что в центральных губерниях имеет теперь почти каждый уездный городишко» (А.Б. Тараховскому, 15 февраля 1900 г.). Слово городишко дополняется писателем эпитетами, которые подчёркивают небольшой размер объекта: «паршивенький городишко» (Н.А. Лейкину, 14 июля 1884 г.), «мелкий городишко» (М.П. Чеховой, 14 июля 1888 г.). Чаще всего описание маленьких городов и используемые для этого эпитеты имеют негативную коннотацию: «Утром в 5 часов изволил прибыть в Феодосию — серовато-бурый, унылый и скучный на вид городишко» (М.П. Чеховой, 14 июля 1888 г.), хотя негативная характеристика может парадоксальным образом сочетаться с позитивной: «Были в городишке, он все такой же скучный и приятный» (М.П. Чеховой, 15 июня 1903 г.).
С помощью слова домишко А.П. Чехов чаще всего называет небольшой дом, который он покупает / хочет купить / арендует / советует кому-то купить, либо который кто-то продаёт: «Что касается покупки дома, то я не мечтал о доходности. Я хотел просто небольшой, недорогой домишко для себя» (М.П. Чеховой, 19 марта 1899 г.), «Не лучше ли тебе купить не имение, а домишко на окраине города, как это сделал Ясинский» (Ал.П. Чехову, 4 марта 1809 г.). С помощью эпитетов небольшой, недорогой, жалкий, маленький писатель подчёркивает и усиливает уменьшительно-пренебрежительную окраску данной лексемы.
Лексема пароходишко фиксируется дважды в письме Чехова от 13 июня 1890 г., и использование данной уничижительной формы в этом письме совсем не случайно. Пейоратив характеризует пароход, на котором писатель и его спутники не получают элементарных удобств, даже нормального питания: «В полночь пришел пароходишко; ходили смотреть его и кстати спросить, нет ли чего поесть. Нам сказали, что завтра можно будет получить обед, но теперь ночь, кухня не топится и проч. Мы поблагодарили за «завтра» — все-таки надежда! Но увы! вошел капитан и сказал, что в 4 часа утра пароходишко уходит в Култук. Благодарим!» (Чеховым, 13 июня 1890 г.). Диминутив подчёркивает, что А.П. Чехова изнуряет и возмущает неустроенность и отсутствие удобств, какого-то элементарного комфорта. Можно сопоставить: слово пароход встречается в письмах более 250 раз, а пароходишко — всего 3 раза. Конечно, в этих трёх случаях речь идёт не о средстве передвижения особенно малых размеров, использование лексемы пароходишко, с суффиксом -ишк-, выражающим яркую экспрессию, связано именно с желанием писателя высказать уничижительно-пренебрежительное отношение к объекту, произведшему на него негативное впечатление.
Производные субстантивы уничижительной семантики используются в языке А.П. Чехова для номинации отвлечённых понятий, в том числе выражающих изначально негативное значение. Например, слово голодуха, которое встречается в письмах 3 раза, используется вместо слова голод: «Воевал с разливами рек, с холодом, с невылазною грязью, с голодухой, с желанием спать...» (Ал.П. Чехову, 5 июня 1890 г.). Производный субстантив описывает голод, который для писателя — одно из наиболее неприятных бытовых явлений, претерпеваемых с огромным трудом. Суффикс -ух-, с одной стороны, усиливает значение производящего слова, с другой — вносит в характеристику состояния оттенок иронии и пренебрежения. Кроме того, в подобных описаниях субстантив передаёт внутреннее состояние писателя по поводу бытовых неурядиц, в том числе голода: «Ко всему этому прибавьте голодуху, пыль в носу, слипающиеся от бессонницы глаза, вечный страх, что у повозки (она у меня собственная) сломается что-нибудь, и скуку...» (Н.А. Лейкину, 5 июня 1890 г.).
Для характеристики людей А.П. Чехов использует производные субстантивы с уничижительно-пренебрежительными суффиксами нечасто. Уничижительное отношение к людям нехарактерно для писателя, несмотря на разнообразие их человеческих качеств. Каждый из примеров подобного типа очень интересен. Так, в письме брату по поводу проблем со здоровьем его дочери писатель замечает: «Этот поносик излечивается любым лекаришкой» (Ал.П. Чехову, 13 мая 1883 г.). С помощью уменьшительного наименования поносик писатель подчёркивает обыденность проблемы, а пейоратив лекаришка относится им не только к каким-то неизвестным врачам, но и к самому себе, поэтому писатель и считает возможным его употребление.
В письме к Ю.И. Лядовой для негативной характеристики женщин используется производный субстантив народец с уничижительно-пренебрежительным значением: «Ах Вы женщины, женщины!!! Непостижимый вы народец!» (Ю.И. Лядовой, 21 сентября 1880 г.). В шуточной форме писатель указывает с помощью производного субстантива на склонность женщин (в том числе адресата данного письма) к преувеличениям и злоязычию.
Кроме того, производные субстантивы с уничижительно-пренебрежительными суффиксами писатель может применять для характеристики себя самого. Например, иронизируя по поводу своей везучести периода лета 1888 года и получения в это же время «Пушкинской премии в 500 р.», А.П. Чехов пишет: «Пока я маленький царек в своем муравейнике, украду сто рублей и убегу» (А.С. Суворину, 10 октября 1888 г.). Писатель скрыто высказывает свою радость, поэтому он использует производный субстантив с уничижительно-пренебрежительным суффиксом для характеристики собственной персоны, тем самым подчеркивая свое неоднозначное положение.
Производные субстантивы с уничижительно-пренебрежительными суффиксами используются писателем также для наименования явлений, связанных с творчеством (мелочишка, ерундишка, силишка).
А.П. Чехову свойственно понимание своей значимости как писателя, осознание важности своего творчества. В письмах отражается уверенность писателя в собственном таланте, однако пейоративы с уничижительно-пренебрежительными суффиксами используются писателем регулярно. Вместо силы (творческие силы) автор применяет производный субстантив силишки: «Кстати же, нам, пишущим, не мешает попробовать свои силишки на критиканстве» (Ал.П. Чехову, 20 февраля 1883 г.). Собственные произведения небольшого объёма, отосланные в журналы, писатель пренебрежительного именует мелочишкой: «Шлю мелочишку. Мне сдается, что она чуточку мутна. Если так, то вышлите обратно, я ее починю...» (Н.А. Лейкину, 11 ноября 1884 г.). Приведённый пример заслуживает особого внимания: писатель старательно выбирает такие слова и обороты, которые не связаны с литературным творчеством и даже затемняют смысл сообщения. Свою работу он называет с помощью пейоратива мелочишка, использует при нём эпитет мутный и употребляет глагол в метафорическом значении починить. А.П. Чехов принижает таким образом значимость своего литературного труда, пишет о нём как о ремесле, как об обычном, не заслуживающем внимания деле, на что и направлен выбор соответствующих языковых средств.
Для номинации постоянных материальных проблем, нужды и безденежья писатель использовать пейоративы типа доходишко, деньжишки, в которых отражается его мнение о незначительности зарабатываемых средств. А.П. Чехов пишет брату Ивану: «Твое жалованье и мои доходишки дали бы нам возможность устроить свое житье по образу и подобию божию» (И.П. Чехову, вторая половина октября 1883 г.). Писателя радует не столько сам успех, сколько его материальная сторона, и в то же время он понимает, что доходы эти незначительны, поэтому и использует слова с уничижительно-пренебрежительными суффиксами: «В будущем сезоне пьеса моя, раньше в столицах не шедшая, пойдет на Малом театре: доходишка, как видите» (И.И. Орлову, 22 февраля 1899 г.).
Диминутивы и субстантивы с уничижительно-пренебрежительными суффиксами часто выступают в сочетании со словами противоположной семантики, что создает стилистическую фигуру оксюморона. Например: «Мне сдается, что, оженившись, Вы не замедлите приняться за серьезную работишку» (Н.М. Ежову, 8 августа 1888 г.). Слово работишка предполагает уничижительное отношение к явлению, что противоречит использованному с ним эпитету серьёзная (создаётся оксюморон). Таким способом писатель хочет передать мысль, что работа вряд ли будет действительно серьёзной, как бы этого ни хотелось оженившемуся человеку.
Ещё одна разновидность слов с эмоционально-оценочными суффиксами в письмах А.П. Чехова — аугментативы, которые служат характерологическими средствами. А.П. Чехов использует аугментативы для наименования и характеристики как неодушевлённых предметов, явлений, так и людей.
А.П. Чехов чаще употребляет аугментативы с суффиксом -ищ- (холодище, морозище, ветрище, жарища, пылища, рассказище, деньжищи, ручища, кулачище, вонища, дружище и др.), реже встречаются в его письмах аугментативы с суффиксом -ин- (человечина, рыбина, домина, громадина и др.). Возможно, писатель ощущает в суффиксе -ищ- гораздо больший экспрессивный потенциал, чем в суффиксе -ин-, с чем и связаны его словообразовательные предпочтения.
Применение аугментативов в тексте обязательно связано с какими-то речевыми намерениями автора, в том числе со стратегиями текстообразования. В письмах писателя выделяются четыре семантические группы аугментативов.
1. Аугментативы с семантикой погоды.
Данные аугментативы используются писателем с экспрессивной функцией — для передачи отношения к некоторым негативно воспринимаемым им погодным и природным явлениям, среди которых в первую очередь выделяется холод: «А у меня холодище почти нестерпимый, ветер, вообще климат отчаянный» (О.Л. Книппер-Чеховой, 21 февраля 1904 г.). Аугментатив холодище писатель использует в письмах 19 раз, причём часто с экспрессивными эпитетами негативной коннотации: страшный, страшенный, ужасный, собачий, подлый, отчаянный, почти нестерпимый. Например: «Я в Петербурге. Холодище здесь собачий, подлый» (А.Л. Вишневскому, 11 июня 1899 г.).
Где бы ни был писатель, если там холодно, он обязательно сообщает об этом своим близким, часто используя аугментативы: «Правда ли, что в Таганроге холодно? В Берлине холодище» (П.Ф. Иорданову, 12 (25) июня 1904 г.). Аугментативы передают, что низкая температура воздуха неприятна А.П. Чехову, а места, где холодно, вызывают у него негативные чувства. Холод воспринимается писателем в комплексе с другими неприятными природными проявлениями как важнейшая составляющая общей картины плохой, приносящей ему неудобство погоды, и аугментативы — незаменимое средство её характеристики: «А дождь то и дело, холодище, грязь, на горах снег» (О.Л. Книппер-Чеховой, 15 марта 1904 г.).
А.П. Чехов прекрасно осознаёт экспрессивную силу производных лексем с увеличительно-усиливающими суффиксами и их роль в тексте, поэтому он эффектно сопоставляет производную лексему холод и аугментатив, тем самым создается контекстуальная антонимия: «Впрочем, ехал хорошо, быстро, хотя и было холодно... Здесь застал я не холод, а холодище; в пальто было холодно ехать» (О.Л. Книппер-Чеховой 29 октября 1901 г.). Использование в данном примере также двух предикативных наречий с корнем холод- дополнительно усиливает передаваемое значение. Писатель понимает, что слово холод в значении «погода с низкой температурой воздуха» [Ефремова 2000] само по себе экспрессивно, но в сочетании с суффиксом -ищ- экспрессивность производного субстантива многократно возрастает.
Аугментатив жарища помогает А.П. Чехову описать противоположную, высокую температуру, он встречается в письмах автора 6 раз, причём аугментатив выступает в соположении с другими яркими экспрессивными средствами описания неприемлемой для писателя погоды: «Жарища и духота невозможные, ветер сухой и жесткий, как переплет, просто хоть караул кричи» (И.Л. Леонтьеву (Щеглову), 18 июля 1888 г.). В приведённом примере, наряду с аугментативом, писатель использует эпитеты (невозможные, сухой и жёсткий), сравнительную конструкцию (как переплёт), экспрессивный фразеологизм (хоть караул кричи). Кстати, эпитеты, с помощью которых распространяется аугментатив жарища, схожи с теми, которые используются в аугментативом холодище: невозможная, ужасная, страшенная, почти невыносимая.
Кроме того, для описания состояний погоды А.П. Чехов применяет аугментативы:
— ветрище (5 раз): «Ветрище дует неистовый» (О.Л. Книппер-Чеховой, 17 декабря 1902 г.);
— пылища (1 раз): «После 20-го приеду в Москву. Дождей нет, пылища гнусная» (И.А. Бунину, 4 мая 1902 г.);
— морозище (1 раз): «Едучи в Москву, берите с собой шубу и вообще одевайтесь потеплей, так как в Москве морозище и на улице и в домах» (А.С. Суворину, 25 ноября 1889 г.).
Семантика аугментатива ветрище также усиливается в контексте писем эпитетами с негативной коннотацией: самый зимний, окаянный, дует неистово, жестокий, неистовый. Усилительный эпитет гнусная обнаруживаем также рядом с аугментативом пылища.
Мы видим писателя метеозависимым человеком, причём плохая погода влияет не только на его эмоциональное состояние, но и на творческий потенциал, способность писать. Эта мысль также передаётся в тексте с помощью аугментативов: «Ветрище дует неистовый. Не могу работать! Погода истомила меня, я готов лечь и укусить подушку» (О.Л. Книппер-Чеховой, 17 декабря 1902 г.). Посредством данных языковых форм А.П. Чехов пытается как можно точнее объяснить своё состояние собеседникам.
2. Аугментативы, называющие людей.
С помощью данных аугментативов (дружище, человечище, чудовище, идолище, старичина) автор выражает свои чувства по отношению к номинируемому с их помощью человеку и отношение к нему. Например: «Приезжаю я к Григоровичу. Старичина поцеловал меня в лоб, обнял, заплакал от умиления...» (М.В. Киселевой, 17 марта 1887 г.). Здесь аугментатив выдаёт неловкость, которую испытал писатель при встрече с Д.В. Григоровичем, его стеснение от охвативших того чувств.
Слово дружище встречается в письмах А.П. Чехова 2 раза, и оба случая — в обращениях начальной части письма: «Дружище Саша!» (Ал.П. Чехову, Июль (?) 1875 г.), «Милый Георгий! Спасибо тебе, дружище, за хлопоты и беспокойство...» (Г.М. Чехову, 1 апреля 1888 г.). Аугментатив передаёт искреннюю приязнь писателя к адресату и радость от эпистолярного общения с ним.
Аугментатив старичина А.П. Чехов использует в письмах 6 раз. Ещё один аугментатив, называющий человека, — человечище — 1 раз. С его помощью он даёт высочайшую оценку личности и творчеству Л.Н. Толстого: «Толстой-то, Толстой! Это, по нынешним временам, не человек, а человечище. Юпитер» (А.С. Суворину, 11 декабря 1891 г.). В данном примере мы снова видим сознательное противопоставление писателем непроизводного существительного и аугментатива с помощью союза а (контекстуальную антонимию), используемое для того, чтобы усилить экспрессивное звучание всего контекста.
Аугментативы с семантикой лица чаще всего относятся писателем к конкретной личности, иллюстрируют восхищение, удивление какими-то качествами знакомого автору (и адресату) человека. Реже они используются для выражения негативных или смешанных чувств.
Аугментатив чудовище встречается в письмах 1 раз: «Как только Вы написали мне, что мои письма ни к чему меня не обязывают, я легко вздохнул, и вот пишу Вам теперь длинное письмо без страха, что какая-нибудь тетушка, увидев эти строки, женит меня на таком чудовище, как Вы» (Л.С. Мизиновой, 28 июня 1892 г.). С его помощью писатель передаёт сложный комплекс чувств по отношению к своей несостоявшейся невесте Лике Мизиновой: нежность (смешанную со страхом перед женитьбой), облегчение (и одновременно стыд от него), иронию (над Ликой и над собой) и т. п.
Негативные чувства писателя передаёт аугментатив идолище, используемый писателем однократно: «Мне скучновато. Дамы, живущие в Pens Russe, обедающие со мной ежедневно, — это такие идолищи, что просто хоть караул кричи» (А.А. Хотяинцевой, 11 (23) декабря 1897 г.). С одной стороны, А.П. Чехов использует аугментатив как средство характеристики светских дам, раздражающих его своей пустотой и не способными развеять скуку. С другой стороны — перед нами пример мужского кокетства (или по крайнем мере, любезничания), так как письмо адресовано женщине — талантливой художнице А.А. Хотяинцевой, и она должна почувствовать превосходство над описанными идолищами, услышать намёк, что адресанту не хватает её, что она могла бы развеять его скуку.
3. Аугментативы с конкретно-предметной семантикой.
Данные лексемы (тетрадища, ручища, деньжищи, кулачище, книжища, хвостище, домина, громадина) характеризуют как предметы, так и произведения искусства. Среди них отмечаются и употреблённые в метафорическом значении, образованные от наименований живых существ детище и рыбина.
Как показывает анализ примеров, среди аугментативов данной семантики встречаются как лексемы с увеличительным суффиксом -ищ-: «Скуластые, лобастые, широкоплечие, с маленькими глазами, с громадными кулачищами» (Чеховым, 29 апреля 1890 г.), «Приходит ко мне некий Шуф, юноша, с толстой тетрадищей и слезно просит прочитать его поэму в стихах» (А.С. Суворину, 18 октября 1892 г.), «За франк дают целую книжищу, полную карикатур и всяких полезных сведений и анекдотов» (А.С. Суворину, 14 (26) декабря 1897 г.), «Крепко жму твою ручищу» (В.А. Гиляровскому, 23 марта 1903 г.), «Когда я был во Владивостоке, то погода была чудесная, теплая, несмотря на октябрь, по бухте ходил настоящий кит и плескал хвостищем» (Б.А. Лазаревскому, 13 апреля 1904 г.), так и достаточно редкие для А.П. Чехова аугментативы с суффиксом -ин-: «Домина громадный, парк великолепный, река, пруд, и для Вас как раз бы подошло...» (А.С. Суворину, 27 мая 1891 г.), «До сих пор еще не поймал ни одной рыбины» (А.Л. Вишневскому, 10 июня 1903 г.).
Несмотря на немногочисленность подобных производных субстантивов (слова кулачище, тетрадища, ручища, хвостище, домина и рыбина использованы по 1 разу, слово книжища — 3 раза), они помогают писателю осуществить более точное описание предмета или явления и передать своё удивление огромными размерами чего-либо, а также создать контраст. Так, приведённый выше пример с аугментативом домина продолжается следующими словами: «...но телеграфировать Вам остановили меня отсутствие мебели (есть она, но обшарпанная, старинная), отдаленность от станции 10 верст, неимение рессорных экипажей и многое другое, что длинно было бы перечислять». Видим, что писатель противопоставляет значительные размеры нанятой дачи и её неустроенность, не позволяющую принимать здесь большое количество желанных гостей. Аугментатив домина становится действенным средством передачи данной информации.
Для характеристики произведения искусства писателем используются аугментативы детище и громадина. Чаще всего писатель называет результат чьего-либо (в том числе своего) творчества детищем: «Не желая выступать единоличным судьею Вашего детища, я посылаю его для прочтения Суворину, человеку весьма понимающему» (М.В. Киселевой, 14 января 1887 г.). Здесь значение слова переносное — «то, что создано собственными трудами и заботами» [Ефремова 2000]. Встречается (правда, только 1 раз) использование данного аугментатива и с прямой семантикой — «ребенок, дитя» [Там же]: «Поклон Анне Ивановне и детищам» (Ал.П. Чехову, между 26 мая и 3 июня 1887 г.). Показательно, что А.П. Чехов сам шутит над соотношением данных значений: «Не найдете ли Вы возможным сократить Ваше детище (некрещеное) до 5—6 листов?» (М.В. Киселевой, 5 апреля 1888 г.). То есть экспрессивное наименование с помощью аугментатива детище результата творчества, отражающее сходство творческих мук с рождением ребёнка, для писателя вполне осознанно.
Среди данных аугментативов выделяются также слова с семантикой денежных средств, которых писателю всегда не хватало. Такие аугментативы нередко звучат насмешливо, с преувеличенным восторгом: «Хорошей пьесы не написал бы, но деньжищ заграбастал бы достаточно» (А.Н. Плещееву, 24 сентября 1889 г.). Аугментатив деньжищи использован автором в письмах 2 раза и передаёт сарказм автора, который всю жизнь пытался заработать побольше денег и у которого их постоянно не было.
Аугментатив громадина встречается в письмах два раза, по отношению как к чужому творчеству: ««Дон-Жуан» в прозе — волшебная штука. В этой громадине всё есть: и Пушкин, и Толстой, и даже Буренин, похищавший у Байрона каламбуры» (А.С. Суворину, 22 ноября 1892 г.), так и к своему: «Будь это статья листов в 8—10, тогда бы и разговаривать нечего, а то ведь громадина в 25 и даже в 30 листов!» (В.А. Гольцеву, 28 июня 1893 г.). Во втором случае А.П. Чехов имеет в виду под громадиной свою «сахалинскую рукопись», в публикации которой сомневается: «Сюжет специальный, немножко пахнет этнографией, к тому же по необходимости выходит очень подробно и длинно» (Там же). С помощью слова громадина он описывает адресату одну из причин своих сомнений — большой размер рукописи.
4. Аугментативы отвлечённого значения.
В ряду слов, обозначающих отвлечённые понятия (скучища, силища, чудище, полчище и др.), наиболее частотен аугментатив скучища, имеющий значение «невыносимая скука» [Ефремова 2000]. А.П. Чехов использовал его в письмах 13 раз. Дополнительно усиливают семантику и экспрессию аугментатива скучища эпитеты страшная, смертная, ужасающая, ужасная, отчаянная. Чаще всего данный аугментатив обозначает явления действительности, которые писателю сложно переносить, его использование связано с нерадостными впечатлениями писателя от того, что его окружает или предстоит в недалёком будущем: «В Москве скучища» (Ал.П. Чехову, 24 марта 1888 г.), «Обидно, ибо скучища летом будет ужасающая» (А.С. Суворину, 17 апреля 1889 г.).
В трёх случаях с помощью аугментатива скучища автор называет собственные произведения, которые не нравятся, кажутся неинтересными ему или окружающим: «...Удивляются, что я занялся такой скучищей и сушью, как месяцы и народные праздники...» (Н.А. Лейкину, 17 июля 1885 г.), «Послал в «Сев<ерный> вестн<ик>» рассказ. Мне немножко стыдно за него. Скучища и так много филосомуд <...>, что приторно...» (И.Л. Леонтьеву (Щеглову), 3 мая 1888 г.). Мы видим в данном случае передачу с помощью аугментатива мысли писателя о работе над собственными произведениями, отражение его критического взгляда на них и постоянного желания их исправить, сделать живее, интереснее.
3 раза употребляет писатель в письмах аугментатив отвлечённой семантики силища, чаще всего — для обозначения творческого потенциала адресата, например, В.Г. Короленко: «Вообще в Вашей книге Вы такой здоровенный художник, такая силища» (В.Г. Короленко, 9 января 1888 г.). Единично употребление в отвлечённом значении аугментатива чудище, причём в составе сложного наименования: «Мне кажется, что художественные актеры, привыкшие играть в маленьком московском театре, совсем оробеют и будут неслышны в Панаевском, этом театре-чудище» (Н.П. Кондакову, 20 февраля 1901 г.).
Рассмотренные диминутивы, аугментативы и слова с уменьшительно-пренебрежительными суффиксами можно отнести к узуальному фонду русского языка, так как они зафиксированы в толковых словарях русского языка, например: буфетик — «уменьшительное / ласкательное к существительному буфет» [Ефремова 2000], городишко — «уничижительное к существительному город» [Там же], холодище — «усилительное к существительному холод» [Там же], морозище — «сильный мороз» [Там же], старичина — «употребляется как фамильярное обращение к старому человеку» [Там же] и т. п. Однако они, не относящиеся в общем употреблении к частотным, активно задействованы А.П. Чеховым в письмах и получают здесь особое осмысление, становясь одними из ярких текстообразующих средств. Кроме того, писатель конструирует особые, авторские уменьшительные и увеличительные эмоционально-оценочные производные субстантивы, которые будут рассмотрены в следующей главе.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |