Коммуникативно-прагматический подход является одним из наиболее актуальных подходов к языковым явлениям в современном языкознании, поскольку он позволяет оценить их с точки зрения воздействия на читателя, формирования у него отношения к предмету речи, к самому автору. Каждое высказывание строится как коммуникативный акт и нацелено на достижение автором своих коммуникативных целей. Коммуникативно-прагматическая установка характерна как для деловых писем [Босова 2016; Фененко 1996], так и для личной, частной переписки [Курьянович 2012].
Среди эффективных коммуникативно-прагматических средств особо выделяется субстантивное словообразование. В письмах А.П. Чехова фиксируется целый ряд производных субстантивов, которые играют особенно значимую коммуникативно-прагматическую роль, — девица, умница, пьяница, благовеститель и др.
Особым коммуникативно-прагматическим смыслом в письмах писателя наделён производный субстантив девица, встречающийся здесь 116 раз. Он выполняет стилистическую функцию, поскольку отличается эмоциональной окраской от производного субстантива с другим суффиксом девушка. Оценочная характеристика представительницы женского пола, именуемой с помощью данного слова, у писателя может быть нейтральной, положительной и отрицательной. Реже всего встречается положительная, причём только в письме О.Л. Книппер: «Ну, будь здорова, моя золотая, ненаглядная девица» (О.Л. Книппер, 4 октября 1900 г.). В нескольких случаях окраска нейтральная, при этом слово девица обозначает «незамужняя женщина» [Ефремова 2000]. Например: «По вторникам у меня вечера с девицами, музыкой, пением и литературой» (Н.А. Лейкину, 12 или 13 октября 1885 г.).
Наибольший интерес представляют собой случаи (их большинство), в которых оценка данного производного субстантива является отрицательной. Имеются в виду не те примеры, где девица выступает в значении «проститутка»: «Началось с Петровской академии, где начальство запретило водить на казенные квартиры девиц, подозревая в сих последних не одну только проституцию, но и политику» (А.С. Суворину, 9 марта 1890 г.). Более интересны другие случаи. Можно сказать, что с помощью слова девица А.П. Чехов характеризует всё то худшее, что он видит в своих молодых современницах. Это преувеличенное внимание к собственной внешности и тяга к любовным приключениям, воспринимаемые писателем как признаки духовной пустоты: «Большинство здешних девиц сложено хорошо, имеет прекрасные профили и не прочь поамурничать» (Чеховым, 7 апреля 1887 г.); любопытство и докучливое внимание, в том числе к тем, кто отличается от них, выделяется чем-то на фоне окружающих (именно внимание, а не понимание, что неприемлемо для писателя): «Каждый день знакомлюсь с девицами, т. е. девицы ходят к Ер<емееву> поглядеть, что за птица Чехов, к<ото>рый «пишить»» (Чеховым, 10—11 апреля 1887 г.); однообразное поведение, отсутствие оригинальности, собственных суждений, инициативы, самостоятельности: «Девицы здесь — сплошная овца: если одна поднимется и выйдет из залы, то за ней потянутся и другие» (Чеховым, 25 апреля 1887 г.); мотовство (для богатых), непонимание ценности денег: «Интересно смотреть на дам, которые проигрывают тысячи. Утром одна девица проиграла 5000 франков» (Чеховым, 13 (25) апреля 1891 г.).
А.П. Чехов с пренебрежением пишет «о девицах, жаждущих самой шаблонной любви» (А.С. Суворину, 30 мая 1888 г.), насмешливо описывает «интеллигентных девиц, которых теперь даже в аду много» (А.И. Смагину, 11 декабря 1891 г.), отмечает их малообразованность, скрытую за налётом неглубокого образования, их неумение увидеть лучшее в литературном произведении, отсутствие художественного вкуса: «Литературное общество, студенты, Евреинова, Плещеев, девицы и проч. расхвалили мой «Припадок» вовсю, а описание первого снега заметил один только Григорович» (Л.С. Суворину, 23 декабря 1888 г.). Описание возвышенных девиц в художественном произведении писатель считает признаком плохого стиля и банальности содержания, что недопустимо в хорошей, настоящей литературе: «Отставные капитаны с красными носами, пьющие репортеры, голодающие писатели, чахоточные жены-труженицы, честные молодые люди без единого пятнышка, возвышенные девицы, добродушные няни — всё это было уж описано и должно быть объезжаемо, как яма» (Ал.П. Чехову, 8 мая 1889 г.).
А.П. Чехова возмущает манерность, изнеженность молодых особ, их неспособность научиться чему-то значимому, важному, и это возмущение он также передаёт с помощью производного субстантива девица: «Потому-то вы больны, киснете и ревете, и потому-то все вы, девицы, способны только на то, чтобы давать грошовые уроки и учиться у Федотова глупостям» (Л.С. Мизиновой, 27 и 30 июля 1892 г.). Раздражение автора выражается в том, что он относит к числу девиц в том числе и Л.С. Мизинову, которую уважает и обычно к данной категории девушек не относит. Здесь отмечается обобщение (все вы, девицы), и писатель в сердцах порицает в лице своего адресата всех молодых особ женского пола сразу. Образ девицы становится для писателя символом всего ненатурального, фальшивого, неискреннего, не обладающего прямотой и сердечностью: «Позвольте мне ответить Вам уклончиво, на манер девицы, которая почему-либо не может ответить «да», хотя и жаждет этого всею душой» (М.О. Меньшикову, 12 октября 1892 г.).
Возможно, раздражение А.П. Чехова, не желающего жениться, связано с постоянными попытками окружающих девиц и их родителей женить его. Это стремление обязательно выйти замуж, желательно выгодно, за богатого или хотя бы знаменитого человека, по мнению писателя, у девушек, именуемых им с помощью производного субстантива девица, никак не связано с любовью или какими-то иными настоящими и сильными чувствами. Они просто боятся остаться «старыми девицами» и готовы делать что угодно, чтобы этого не произошло. А.П. Чехов с удивлением и даже гордостью пишет по этому поводу о своей сестре, нарушающей данную закономерность: «Это единственная девица, которой искренно не хочется замуж» (А.С. Суворину, 18 октября 1892 г.). И слово девица в этом случае звучит совсем по-другому — с уважением.
Интересно сопоставление А.П. Чеховым производных субстантивов девушка и девица, указывающих на прекрасное понимание тонких оттенков стиля и значения, которые передаются с помощью словообразовательных средств русского языка. Обсуждая с Л.С. Сувориным возможность появления Саши в конце IV акта в пьесе «Иванов», автор отмечает: «Хорошо, пусть явится, но что же она будет говорить? Какие слова? Такие девицы (она не девушка, а девица) говорить не умеют и не должны» (Л.С. Суворину, 23 декабря 1888 г.). Для этого используется контекстуальная антонимия, а негативная характеристика данного образа осуществляется за счет употребления производного субстантива девица. В другом письме для характеристики той же героини А.П. Чехов снова прибегает к данному слову: «Саша — девица новейшей формации <...> Это самка, которую побеждают самцы не яркостью перьев, не гибкостью, не храбростью, а своими жалобами, нытьем, неудачами» (А.С. Суворину, 30 декабря 1888 г.).
Для похвалы в письмах корреспондента и одобрения его действий писатель нередко (34 раза) использует производный субстантив общего рода умница — суффиксальное образование от имени прилагательный умный, обозначающее «умный, выдающийся человек» [Ефремова 2000]. Похвалы удостаиваются адресаты и общие знакомые, и мужчины, и женщины, талантливо занимающиеся литературным творчеством: «Если Вы в самом деле написали комедию, то Вы молодец и умница» (И.Л. Леонтьеву (Щеглову), 18 июля 1888 г.), принимающие правильные решения: «Если Ольга Михайловна в самом деле решила поступить на сцену, то какая она умница!» (Е.М. Шавровой-Юст, 24 мая 1897 г.) и т. п. Умницей называет А.П. Чехов издателя, театрального критика, драматурга А.С. Суворина, «который для литературы ничего не жалеет» (М.Е. Чехову, 18 января 1887 г.). Похвалы «Какая умница!» удостаивается художник И.Н. Крамской, письма которого с удовольствием читает писатель (А.С. Суворину, 3 апреля 1888 г.).
Данный производный субстантив писатель использует неоднократно при прощании с Л.С. Мизиновой, высказывая ей свои искренние чувства в конце писем: «Вы умница» (Л.С. Мизиновой, 23 июля 1893 г.), «Будьте, Лика, здоровы, покойны, счастливы и довольны. Желаю Вам успеха. Вы умница» (Л.С. Мизиновой, 27 марта 1894 г.). Писатель не скупится на похвалы в адрес тех, кого считает достойными людьми и чьи действия ему нравятся, и производное существительное умница становится для этого одним из частотных языковых средств, обладающих в первую очередь экспрессивной функцией.
Встречается данная лексема и в письмах к О.Л. Книппер как ласковое, интимное обращение-похвала: «Ты у меня умница. Пиши только подлиннее, чтобы на конверте было две марки» (О.Л. Книппер, 15 сентября 1900 г.), «Умница ты моя, нам бы с тобой хоть пять годочков пожить, а там пускай сцапает старость» (О.Л. Книппер, 26 декабря 1900 г.).
Чаще всего слово умница А.П. Чехов употребляет в обращении лично к адресату письма, и от этого его прагматическая значимость многократно возрастает: автор сознательно воздействует на адресата, с помощью лексемы позитивной семантики, обладающей выраженной оценочностью, вызывая в нём ответное тёплое чувство. Однако не всегда оценочная лексема, с помощью которой писатель обращается к адресату, имеет положительную семантику и коннотацию. Яркий пример — производный субстантив пьяница такого же словообразовательного типа, как и умница. Это также слово общего рода, имеющее значение «тот, кто постоянно пьянствует; пропойца» [Ефремова 2000].
А.П. Чехов употребил производный субстантив пьяница в письмах 28 раз. Чаще всего с помощью данного слова он именует брата Александра Павловича, в том числе напрямую обращаясь к нему. Это и элемент традиционной начальной части письма: «Пьяница!» (Ал.П. Чехову, 13 октября 1888 г.), и обычное обращение в середине письма: «Нет, пьяница, что касается книги, то я должен извиняться, а не ты» (Ал.П. Чехову, 7 или 8 сентября 1887 г.), и элемент заключительной этикетной части, где писатель передаёт адресату привет от брата: «Пьяница Вам кланяется. Он живет теперь у меня и ведет трезвую жизнь» (А.С. Суворину, 2 июля 1889 г.).
Наибольшую коммуникативно-прагматическую значимость производный субстантив пьяница имеет в случае его использования в качестве прямого обращения писателя к брату. Надо отметить, что А.П. Чехов ведёт себя в этом случае как грамотный психолог. Он не скрывает от брата, что считает его пьяницей, но при этом не забывает упомянуть, что данный факт не мешает ему любить брата и скучать по нему: «Очень хочется повидаться с тобой; хотя ты и необразованный человек и притом пьяница, но все-таки я иногда вспоминаю о тебе» (Ал.П. Чехову, 27 декабря 1890 г.). Обращение и характеристика пьяница призваны не столько вызвать у брата желание бороться с недугом, сколько успокоить и подбодрить его. Например, начальное обращение в письме: «Раскаявшийся пьяница!» (Ал.П. Чехову, 6 ноября 1888 г.).
Осуждать пьянство, по мнению А.П. Чехова, могут только лицемеры, с этой бедой не сталкивавшиеся: «Запойный пьяница, толкующий о пользе трезвости, заслуживает больше доверия, чем приличный молодой человек, который во всю свою жизнь не пил ничего, кроме молока и лимонада» (А.С. Суворину, 6 июля 1892 г.). Более того, он иногда высказывает досаду по поводу того, что не является пьяницей сам: «Кажется, будь пьяницей, до отчаянности напился бы. Но увы! больше трех рюмок не лезет в глотку» (Н.А. Лейкину, 1 апреля 1893 г.), причём об этом своём сожалении пишет даже брату Александру: «Жалею, что я не пьяница и не могу нализаться, как стелька» (Ал.П. Чехову, 4 апреля 1893 г.). То есть писатель понимает, что пьянство в некоторой степени благо, оно помогает человеку забыться, на время уйти от унылого существования, от бед и проблем. Производный субстантив пьяница является языковым средством, которое используется А.П. Чеховым для номинации данного недуга в незавуалированной, прямой форме и одновременно для его экспрессивной оценки.
Оттенок обобщения и неодобрительности привносится писателем в характеристику чего-либо с использованием слов на -щина (бестолковщина, казёнщина, матерщина, татарщина, уголовщина, чертовщина и др.). Данные производные субстантивы образуются при помощи суффикса -щин- он имён существительных или прилагательных (соответственно бестолковый, казённый, уголовный, татарский, матерный, чертовый). В словаре Т.Ф. Ефремовой их семантика объясняется следующим образом: «бытовое или общественное явление, идейное или политическое течение» [Ефремова 2000]. Как отмечает А.Р. Дадаева, суффикс -щин(а) «всегда имеет оттенок неодобрительности, осуждения» [Дадаева 2015: 13].
Производный субстантив казёнщина встречается в письмах 4 раза. Например, автор обращается к одному из писателей с пожеланием: «Описания природы у Вас недурны; Вы хорошо делаете, что боитесь мелочности и казенщины» (А.С. Лазареву (Грузинскому), 20 октября 1888 г.). Под казёнщиной понимается склонность к формальному, внешнему, такому, как у всех, отсутствие оригинальности, шаблонность. Для А.П. Чехова казёнщина в творчестве — это один из наиболее значимых упрёков.
Производный субстантив уголовщина, встречающийся в письмах А.П. Чехова 3 раза, используется преимущественно для характеристики содержания тех произведений начинающих авторов, которые писатель читает и о которых он пишет отзывы. Слово используется в значении «уголовное дело, уголовное преступление, все, что имеет уголовный характер» [Ефремова 2000]. Для А.П. Чехова уголовщина в художественном тексте — одно из негативных явлений, которые он не одобряет и использовать которые своим адресатам не советует: «...Где у тебя старшина залезает в статистику (!), а писарь ведается с уголовщиной (!!)...» (Ал.П. Чехову, начало августа 1887 г.).
Явно негативный смысл имеет производный субстантив татарщина, использованный писателем в письмах 2 раза. Например: «На гавани воняет канатом, мелькают какие-то рожи с красной, как кирпич, кожей, слышны звуки лебедки, плеск помоев, стук, татарщина и всякая неинтересная чепуха» (М.П. Чеховой, 14 июля 1888 г.). Слово имеет значение «нравы, обычаи, черты характера и т. п., напоминающие татарские» [Ефремова 2000], но при этом оно использовано писателем в разных смыслах. В приведённой выше цитате из письма, написанного в Феодосии, производный субстантив напрямую связан с обычаями татар, живущих в Крыму (то есть основная функция — номинативная). В следующем примере он ассоциируется с представлениями писателя о чём-то отсталом, малоразвитом, тормозящем прогресс и напрямую с татарами как нацией не связанном: «...Необъятная равнина, суровый климат, серый, суровый народ со своей тяжелой, холодной историей, татарщина, чиновничество, бедность, невежество, сырость столиц, славянская апатия и проч....» (Д.В. Григоровичу, 5 февраля 1888 г.). Здесь функция экспрессивная: сильным средством противоречивой и по большей степени негативной характеристики России становится ряд однородных членов, один из которых выражен производным субстантивом татарщина.
2 раза включает писатель в письма и производный субстантив чертовщина в значении «нечто непонятное, невероятное, несуразное, нелепое» [Ефремова 2000]. Например: «Прошлое туманится в голове, я ошалел; тина и чертовщина городской, литераторской суеты охватывают меня, как спрут-осьминог» (Е.М. Линтваревой, 9 октября 1888 г.). В приведённом примере интересна внутренняя рифма тина и чертовщина, помогающая писателю, вместе со сравнительным оборотом как спрут-осьминог, усилить впечатление о суете городской жизни, мелочности окололитературных хлопот.
Слова бестолковщина, матерщина использованы писателем по 1 разу. Бестолковщина имеет значение «неразбериха, путаница» [Ефремова 2000]: «Ничто так не знакомит с условиями сцены, как бестолковщина, происходящая на репетициях» (А.М. Пешкову (М. Горькому), 6 марта 1900 г.), матерщина — «матерная брань; мат» [Там же]: «Пьяных я еще не видел, а матерщина слышится очень редко, да и то в форме более или менее художественной» (Н.А. Лейкину, 11 мая 1888 г.)
А.П. Чехов использует как языковые, так и окказиональные производные субстантивы, образованные данным способом. В выполнении коммуникативно-прагматических задач задействованы и те, и другие. Если подобные окказиональные субстантивы, которые будут рассмотрены нами в следующей главе, образуются и от имён существительных (обычно собственных), и от имён прилагательных, то узуальные, как правило, — от прилагательных. Исключение составляет слово толстовщина, образованное от имени собственного Толстой и понимаемое как «учение Л.Н. Толстого, основывающееся на христианских идеях непротивления злу насилием, на отрицательном отношении к цивилизации, на идеализации крестьянского быта» [Ефремова 2000]. Писатель отмечает: «...Через 10—15 лет, пожалуй, читателю покажется неуместным толкование о толстовщине» (А.С. Суворину, 6 июля 1892 г.), имея в виду постоянную смену читательских интересов. Таким образом, данное образование не обозначает отрицания учения Л.Н. Толстого, а, следовательно, лишено и негативной коннотации, в отличие от описанных выше отадъективных слов на -щина.
Особым коммуникативно-прагматическим значением обладает в письмах А.П. Чехова также субстантив благовеститель, который встречается в словаре В.И. Даля, где обозначает «возвещающий радость: вестник блага, добра; проповедник, оглашатель слова Божия» [Даль 1880: 93]. А.П. Чехов использует его в письмах дважды, причём в обращениях к разным адресатам, что указывает на неслучайность данного слова и его прочное место в словообразовательной системе автора. Примеры: «Ваше письмо, мой добрый, горячо любимый благовеститель, поразило меня, как молния» (Д.В. Григоровичу, 28 марта 1886 г.), «Как Вы, мой дорогой, горячо любимый благовеститель, обласкали мою молодость, так пусть бог успокоит Вашу старость!» (М.Е. Чехову, 11 апреля 1886 г.). Привлекает внимание одинаковое окружение данных производных субстантивов в обоих примерах их использования, одинаковые элементы, служащие их распространению в обращениях: «мой добрый, горячо любимый благовеститель» и «мой дорогой, горячо любимый благовеститель».
Производное существительное образовано при помощи сложения основ и одновременной суффиксации: благая весть + -тель → благовеститель. Оно имеет в эпистолярии писателя значение «тот, кто принёс благую весть, хорошие новости», однако по сравнению с общеупотребительным использованием более низкую стилистическую окраску. Примеры показывают, что данное производное существительное со значением лица обладает иронической окраской, используется с целью создания шутки. С его помощью писатель подсмеивается над корреспондентом, который в предыдущем письме сообщил ему какую-то хорошую новость, поэтому в обоих случаях производный субстантив используется именно в структуре обращения.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |