Данные произведения выбраны для сопоставительного анализа неслучайно, как неслучайно, по нашему мнению, пересечение в их заглавии. В обоих случаях перед нами с помощью незаурядного повествователя разворачивается история человеческой жизни, осмысляемой авторами с горькой иронией. Сосуществование высокого и низкого в обществе и отдельной душе интересует Чехова и Лу Синя в одинаковой степени, но выражается разными средствами, и потому стоит подробнее остановиться на характеристике каждой из повестей.
Произведение «Подлинная история А-Кью» безусловно является венцом творчества Лу Синя, эта повесть также занимает важнейшее место в современной китайской литературе. В ней отчётливо зафиксирована историческая эпоха во всей совокупности мнений и характеров людей того времени. Тема общества является ключевой для данного произведения, писатель изобразил идеологию людей со свойственным ему мастерством. Несмотря на лаконичность повести, особая творческая манера позволяет Лу Синю с помощью отдельных черт, кратких диалогов с глубоким психологизмом отразить важнейший пласт истории.
История А-Кью начинается со введения, в котором повествователь объясняет смысл названия повести. Оказывается, что А-Кью в прямом смысле слова человек без имени. Фамилия его также неизвестна, «А-Кью» — это неточное произношение. И уже в этой небольшой подробности заключён глубокий символический смысл.
В китайской традиционной литературе того времени понятие рода, семьи, играет огромную роль. Для человека принадлежность к какому-либо роду — опознавательная этикетка, она объясняет социальное положение человека (в зависимости от положения рода), защищает каждого члена в семьи. Именно поэтому столько внимания уделяется имени героя.
Стоит вспомнить описание скандального происшествия из начала повести: пьяный А-Кью заявил, что на самом деле принадлежит к одной фамилии с почтенным Чжао. Вследствие этого почтённый Чжао как глава семьи чувствует себя оскорблённым и устраивает порку А-Кью, строго запретив ему делать в дальнейшем подобные заявления. Действия Чжао, который вместе с членами своей семьи находится под влиянием традиционной культуры, строго подчинены клановым интересам, на этом особенно фокусирует читательское внимание автор. В повести подчёркнуто противостояние почтенных семейств и распущенного худородного бедняка А-кью.
Перед читательским взором в лице героя предстаёт типичный «маленький человек». Он ничтожен в социальном и внутреннем аспектах: у него нет дома, нет постоянной работы (он работает поденщиком, поскольку во время страды почтенные семьи обычно нанимают временных рабочих), к этому можно добавить его неразвитость и озлобленность, эгоизм.
Образ А-Кью дан сквозь призму позиции повествователя, за счёт чего Лу Синь сглаживает впечатление от неприглядной жизни героя и создаёт комический эффект. Мелкие события, происходящие с этим маленьким человеком, подаются в торжественной манере, под традиционными и даже величественными заголовками.
Во введении повествователь пускается в пространные рассуждения о заголовке, и благодаря этому ирония автора с самого начала обнаруживает себя, под давлением отнюдь не весёлых событий перерастая в горькое обличение изображаемого.
В четвёртой главе «Трагедия любви», помимо внутренней бедности А-Кью, снова показывается, как культура рода определяет положение человека. Следует обратить внимание на разницу в отношении семьи Чжао к А-Кью и к единственной служанке У-ма. Хотя А-Кью и У-ма находятся в статусе прислуги в клане Чжао и между ними нет классовых различий, но когда А-Кью делает единственную неуклюжую попытку добиться благосклонности служанки, вся семья утверждает, что А-Кью оскорбляет всех членов этого почтенного рода, и Чжао в своём желании защитить семью изгоняет А-Кью из дома.
Поскольку У-ма является постоянной служанкой в семействе Чжао, а А-Кью лишь рабочий-подёнщик, У-ма на самом деле расценивается как принадлежность семьи Чжао, в то время как А-Кью не имеет отношения к роду. Таким образом, разница положения в клане У-ма и А-Кью приводит к разному отношению хозяев.
Автор обличает недалёкость и жестокость самого Чжао, лишившего бедняка последнего заработка, из-за чего герой, впавший в глубокую бедность, вынужден уехать в город. После того, как почтённый Чжао сурово наказывает А-Кью, его социальное положение в деревне падает ещё ниже, в результате чего А-Кью не может найти работу, место для ночлега и пропитание. Огромную роль в этом играет мнение простодушных односельчан, их оценка происходящих с героем событий. Род почтенного Чжао оказывается для них нравственным ориентиром. Автор показывает, как традиционные китайские нравы в глухой провинции с их слепым неприятием нового, привнесённого, с их верностью старым отжившим традициям могут пагубно влиять на судьбу человека.
На протяжении повести социальное положение А-Кью меняется. После неприятностей А-Кью с двумя большими родами, Чжао и Цянь, А-Кью исчезает из поля зрения односельчан. Однако когда герой возвращается в родную деревню Вэйчуан, его социальное положение достигает небывалой высоты: он вернулся с деньгами и в хорошей одежде, более того, А-Кью заявил, что работал в семье цзюйженя (это звание человека, успешно сдавшего государственный экзамен в старом Китае, в следствие чего перед ним открывается перспектива хорошей карьеры; обычно такой человек пользуется большим уважением окружающих). Повествователь называет этот период жизни героя «возрождением». Даже самые уважаемые люди в Вэйчуане — почтённый Чжао и почтённый Цянь, пользующиеся большим пиететом среди жителей, — ведут себя вежливо перед А-Кью.
Однако когда люди в Вэйчуан понимают, что неожиданное богатство А-Кью объясняется его участием в однократном ограблении и чудесным избавлением от ареста, жители начинают презирать его. Общественность возмущена не моральным падением героя, не фактом его участия в нечистых делах, но тем, что в панике он бежал с награбленным, оставив подельников. А-Кью провозглашается трусом, и его статус никчёмного человека, случайно попавшего в круговорот событий и смешавшегося, лишь подтверждается в глазах окружающих.
Описываемое время соответствует наступлению Синьхайской революции, направленной против феодализма, но основа феодального мышления и мощность традиционной китайской культуры оказывается крепкой, основы мышления, закладывавшиеся веками, оказалось не так легко расшатать. А между тем именно они управляют поведением людей и формируют идеологию общества. Итак, А-Кью явно не вписывается в ряд героев классической китайской литературы, так как у него нет имени, нет семьи. Он как сирота, существующий вопреки традиции, вследствие чего отношение окружающих к нему отрицательно.
Следует обратить внимание на другой важный вопрос о характере А-Кью. Сам он не осознаёт своего нищенства, презрения и насмешек односельчан. Как это свойственно маленькому человеку, герой уживается со всеми и словно бы комфортно существует в среде столь негативного к себе отношения. Повествователь называет этот своеобразный метод А-Кью «душевной победой», в чём видятся пародийные отсылки автора.
А-Кью часто попадает в неприятные ситуации, однако, в отличие от других персонажей, он не может чувствовать себя оскорблённым. Он не видит реальности, ему нравится обманываться и утешать себя, он всегда остаётся высокого мнения о себе, вследствие чего живёт в мире, который сам себе создал.
Писатель тонко оттачивает это свойство характера А-Кью, пронося его сквозь сюжет повести, усугубляя от события к событию. Когда почтённый Чжао поносит и наказывает А-Кью, герой думает про себя: «Что за скверные времена настали, сыны бьют отцов», — итак, человек, бьющий его, называется его сыном; его деньги украдены ворами, а А-Кью бьёт себя, как будто воров; другие обижают и бьют его, худого и слабого, и когда зеваки не могут сдержать смех, А-Кью считает это мщением за себя.
Как уже говорилось выше, «духовная победа» — важнейшая категория для героя: А-Кью может испытывать позор и помнить об этом, но внутренне он испытывает удовлетворение от происходящего. Духовная победа выступает как наркотик, способствующий постепенной утрате человека воли к борьбе, а ведь именно борьба, по замыслу автора, может привести к каким-либо переломам в жизни общества.
Однако А-Кью как единичной маленькой личности духовная победа приносит пользу, так как его судьба при существующем порядке вещей не изменится, не ему менять этот порядок вещей, и потому метод самоуспокоения защищает таких, как А-Кью, от отчаяния после испытываемых ежедневно унижений. В этом трагедия «маленького человека» в изображении Лу Синя.
Так как А-Кью становится равнодушным к насмешкам и оскорблениям, он не чувствует жестокость реальности и не способен разглядеть самообман. Особенность духовной победы в идеологии А-Кью заключает в себе и разделение между субъектом и объектом. А-Кью находится на самой нижней ступени общества, и хотя он всегда проигрывает в столкновении с почтённым Чжао и другими людьми, он постоянно находит себе причины для самооправдания.
В связи с этим стоит подробнее остановиться на теме революции. Безусловно, она оказала большое влияние на автора как фон для написания повести, опубликованной уже после описываемых событий. Лу Синь изображает в общих чертах общество, испытывающее революционное крещение. Синьхайская революция опровергла господствующее положение феодализма, существовавшего в Китае более двух тысяч лет, однако социальный строй и идеология народа не изменяется с крушением старого порядка. Самое главное, что революция не способствует формированию новой идеологии, именно поэтому в повести «Подлинная история А-Кью» не обнаруживается портретов передовой интеллигенции.
Эпоха, запечатлеваемая в повести, снабжена социальными клеймами того времени. Читатель осознаёт, что традиционная культура и феодальная идея всё ещё имеют под собой крепкое основание. Люди из низших классов, вроде А-Кью, не имеют самого необходимого для жизни, не говоря уже об уважении к человеческому достоинству.
В повести показано, что революция не достигла своих целей, поскольку нет ещё той силы, которая способна была бы остановить все описываемые злоупотребления над человеческой личностью, излечить душу народа. Господство традиционной культуры, авторитет рода и семьи по-прежнему формируют оценки в обществе.
Иронически изображено то, как необразованный народ (на примере А-Кью и его односельчан) воспринимает революцию. Они мыслят примитивными категориями, не понимают смысла и задач революции и не могут иметь самостоятельных мнений о пользе или вреде происходящего. Ярчайшей деталью, свидетельствующей об этом, является эпизод с рассказом А-Кью об отрубании головы, виденном им в городе. В глазах героя и окружающих его людей казнь представляется чем-то любопытным и даже эффектным, в лучших традициях средневекового сознания.
В седьмой главе показан страх персонажей перед наступающими событиями. При появлении новости о прибытии революционеров у А-Кью в голове формируется представление о том, что массовые беспорядки, мятеж, могут быть для него полезны. Автор и раньше говорит об А-Кью как о любителе скандалов, и потому у него как у человека, которому нечего терять, проявляется интерес к революции. Он впадает в романтические иллюзии по поводу того, как его позовут к себе участники мятежа; в их действиях (как он их представляет) А-Кью видится что-то близкое. А когда герой примеряет на себя роль революционера, вэйчжуанцы приходят в ужас, и даже сам Чжао, при всём своём высоком социальном положении, вежливо относится к А-Кью, называя его почтенным, на что, правда, герой, привыкший к презрительному отношению, не отзывается.
В науке есть точка зрения о том, что повесть «Подлинная история А-Кью», разоблачая неудачный финал синьхайских событий, посвящена теме революции. Сторонники другой гипотезы указывают на то, что повесть посвящена обличению слабости человеческой личности. Безусловно, обе темы важны для рассматриваемого произведения, поскольку изображение общественного и личностного конфликтов всегда входит в круг задач Лу Синя. Но на наш взгляд, «Подлинная история А-Кью» при небольшом объёме посвящена, в первую очередь, изображению особой действительности, в которой сосуществуют такие фигуры как А-Кью и Чжао, в которой слепота и недалёкость людей вызывают и смех, и слёзы. Лу Синь показывает многоплановый мир, рассказывает историю отдельных маленьких судеб во время революции.
Произведение «Подлинная история А-Кью» это не только история отдельного человека, но также подлинная и глубокая история целой страны. В комплексе деталей складывается яркая историческая картина. В этом метод изображения Лу Синя сходен с чеховским, у обоих писателей угол зрения направлен в глубины человеческой психологии, но путь к пониманию поступков героев лежит через отдельные подробности. Оба писателя предлагают читателю историю — повесть о частной жизни и нравах своего времени.
«Скучная история» носит подзаголовок, в котором самим автором определён жанр произведения, это записки, а точнее — повесть, как будто составленная на основе записок её героя. Поэтому рассказ ведётся от первого лица, он не является последовательным изложением событий, медленно текущее действие перемежается в нём размышлениями Николая Степановича, благодаря чему для читателя создаётся возможность заглянуть в душу героя, который не лукавит перед собой. Его повествование наполнено горькой иронией по отношению к себе и окружающим людям. Не менее важно, что Чехов, как всегда непосредственно не выражая своей точки зрения на описываемое, голосом профессора всё же высказывается по волнующим его социальным вопросам: и на счёт литераторов своего времени (сравнение русских авторов с французскими), и по поводу консервативности театральных постановок; автор касается актуальных на тот момент споров вокруг женского вопроса и даже говорит о таких частных вещах, как неустроенность провинциальных гостиниц.
Главный герой произведения — служитель медицины, в этом он близок автору. Через монолог Николая Степановича читатель постепенно узнает важные этапы жизни героя: первую любовь, период ученичества, первые успехи в науке — а также то, какой стала эта жизнь в глазах почтенного старика. Записки профессора — подводимые им жизненные итоги, и они неутешительны.
Рассказ героя пронизан чувством тоски, недовольством окружающим порядком вещей и ностальгическими воспоминаниями и прошлом. Всё вокруг него несёт печать изменений к худшему. Даже смена хозяев бакалейной лавочки, мимо которой он ходит в течение 30 лет, приобретает в его глазах трагизм. Мотив разбивающихся надежд выражен и в замечании о неказистом саде, высказываниях об унылости и мрачности университетских стен, оказывающих гнетущее впечатление на вновь зачисленных юношей.
Профессор разочарован и в семейной жизни: «Я смотрю на свою жену и удивляюсь, как ребёнок. В недоумении я спрашиваю себя: неужели эта старая, очень полная, неуклюжая женщина, с тупым выражением мелочной заботы и страха перед куском хлеба, со взглядом, отуманенным постоянными мыслями о долгах и нужде, умеющая говорить только о расходах и улыбаться только дешевизне — неужели эта женщина была когда-то той самой тоненькой Варею, которую я страстно полюбил за хороший, ясный ум, за чистую душу, красоту и, как Отелло Дездемону, за «состраданье» к моей науке?» [Чехов, 1985, т. 7: 255]. Его чувства к детям, которых он, безусловно, любил также становятся холодны. Поцелуй дочери жалит в висок, единственный момент единения с ней в настоящем — истерика, дурная ночь, полная страхов и беспокойства.
Духовная связь с сыном, который хоть и остаётся в глазах отца честным и умным человеком, тоже давно потеряна. Николай Степанович страшно одинок среди своих близких. В начале повествования создаётся впечатление, что всему виной донкихотство, живущее в сердце пожилого профессора. Трагизм его мироощущения, действительно, состоит отчасти в том, что герой до старости остается идеалистом: ему хотелось бы, как в юности, видеть в жене героиню во вкусе высокой литературы, красавицу-Дездемону; он ждет от детей жертвенности, чрезвычайно красивых и не менее театральных поступков. Но окружающие люди — не герои произведений.
Профессор это понимает, однако его душа томится по высокому и не подчиняется голосу разума. Но на этом наши выводы о сути внутреннего конфликта героя не должны заканчиваться. Дело в том, что уже в «Скучной истории» зреет написанный позже «Ионыч» (1898), ещё более горькая история о судьбе человека, и судьба эта показана в динамике. Точно также и жизнь профессора, хотя и описываемая будто бы с одной временной точки, показана в развитии, и развитие это губительно для героя.
Время выстроено Чеховым поразительно искусно. Тоска по прошлому высвечивается с помощью приема ретроспекции: знакомясь с героем, мы вначале узнаем о его мыслях и чувствах в период зрелости, и лишь войдя в них, разделив их радость, узнаем, что перед нами всего лишь воспоминания профессора о прошлом, тогда как настоящее скучно и мучительно.
Время, которым так хорошо владел герой, теперь словно выскальзывает из его старческих пальцев. Но даже в эти трудные времена герой остается совестливым человеком. Любовь и привычка не позволяют ему проститься с любимым делом, хотя жить осталось не более полугода. Его вера в науку романтически светла, она искренняя и заменяет профессору религиозный мистицизм. Пожалуй, это самое светлое, что остаётся с ним до конца жизни, однако сетования Николая Степановича по поводу отсутствия общей идеи в его жизни более чем правомерны.
Подкупает искренность героя: даже в самые неприглядные моменты он не идет на обман перед собой. Так, читатель узнает о неприятных подробностях внешнего облика героя, о приступах отчаяния, случающихся с ним во время лекций, о грубых словах по отношению к домашним, о чувстве вины перед ними, и преступном молчании по отношению к Кате, о том, наконец, как он нравственно опускается и принимает участие в неприятных беседах своих товарищей.
Но несмотря на эту деградацию, нравственные ориентиры героя не сбиты окончательно. Мучительность его жизни состоит в осознании своего несовершенства и изменений, произошедших с ним. Однако все эти ужасы настоящего для профессора контрастируют с воспоминаниями о его добром и мудром патриотизме по отношению к университету.
С симпатией описывается университетский швейцар Николай, помнящий каждую историческую подробность и интересующийся всеми факультетскими сплетнями — как считает профессор, от большой любви к этому месту. Мнение о швейцаре подкреплено также нравственными установками последнего: в его легендарных рассказах добро всегда торжествует над злом — именно так должно быть, по мнению Николая Степановича. Профессор и сам гордится славным наследием университета и сожалеет об отсутствии этих ценностей у широкой общественности.
Николая Степановича угнетают не только внешние перемены вокруг, страх перед которыми свойственен пожилым людям, но его раздражает смена ценностных ориентиров, желание общества всё свести все к пустому анекдоту Громкие имена для широкой общественности подменяют реальные дела и заслуги перед отечеством, это ещё одна сторона трагического мироощущения героя.
Хорошо дополняет картину образ Петра Игнатьевича, обывателя от науки. При наличии усердия и обширности специальных знаний он лишен таланта, присущего главному герою. Кругозор его до неприличия узок, темперамент сух и, сверх того, он не способен самостоятельно мыслить, оценивать информацию. Для него легче безусловно поклоняться выбранным авторитетам. Он не способен к универсальности мышления, воплощенной для Николая Степановича в самом университетском образовании, в сущности истинного ученого. Проблема отсутствия внутренней свободы ставится и на примере докторанта, пришедшего к знаменитому учёному за темой диссертации. Покричав, пережив внутренним протест, Николай Степанович даёт ему тему, что приведёт к защите ненужной диссертации и получению ненужной степени, что хорошо понимает профессор.
Получается, что и сам профессор перестал быть высоким героем. В прежнее время внутренняя непреодолимая юность героя воплощалась и в его волнении перед лекцией, и в любви к своей профессии, и в способности глазами студента взглянуть на университетскую обстановку. Чтение же лекций для него было сопоставимо с музыкальным искусством, с творчеством, поверенным строгим расчетом и многолетним опытом. Деградация героя привела к тому, что он категорически оценивает окружающих его коллег и домочадцев, но сам перестаёт соответствовать высокой планке, характер его становится вздорным и неуживчивым.
В этом произведении Чехов затрагивает одну из проблем, проходящих лейтмотивом через всё его творчество — проблему искусственности человеческих отношений в невыносимых общественных условиях. Описываемая встреча профессора с университетским товарищем похожа на спектакль, в котором актеры, прекрасно осознающие условность ситуации, внутри которой находятся, продолжают деланно улыбаться, сыпать вежливыми штампами, смеяться неудачным остротам. Маску для подобного общения вынужден носить и главный герой, и в этом состоит особый трагизм повести. Только что перед читателем был человек особой честности и высоких моральных принципов — и вдруг оказывается, что и он надевает эту маску по инерции, примиряясь с общественными законами, хотя внутренне они и остаются противны ему.
С другой стороны, злость пожилого профессора на окружающий мир выплёскивается на отдельных людей, на самых близких и родных, и в этих случаях герой при всём своём идеализме выглядит как лишённый милосердия старик. Студент-«сангвиник» наказывается профессором, как представляется, не столько за свою лень, сколько за сам темперамент, за чужой для героя характер, неутомимое стремление к цели любыми средствами. В этой сцене проявляется генетическое неприятие профессором прохвостов.
Неприятный герою Гнеккер сравнивается с раком, это тоже ловкач, способный стать авторитетом для легковерной и недумающей толпы. Сама «непохожесть» жениха дочери на людей его круга угнетает профессора.
Однако в центре читательского внимания не просто трагедия отдельной личности, но целый узел социально-философских конфликтов. Простота, которую любит герой в кухне, в манере поведения прислуги, противостоит вычурности и условности жизни, положенной по статусу, существующей на показ. Перед читателем запечатлен момент краха героя перед новым, чужим для него миром, в который удобно встроились его близкие люди, но в котором нет места для него, с его идеализмом, непримиримостью и обращенностью к прошлому. Благодаря форме записок осознание Николаем Степановичем этой истины происходит прямо на наших глазах: «только вот теперь за обедом для меня совершенно ясно, что внутренняя жизнь обеих давно уже ускользнула от моего наблюдения» [Чехов, 1985, т. 7: 278] — говорит профессор о жене и дочери. Невозможность перестроиться герой считает своей внутренней силой, закалкой против мирских соблазнов, которой лишены его близкие.
В Николае Степановиче, действительно, заложена какая-то природная чистота. В связи с этим можно вспомнить любовь героя к красоте, красивым вещам — при том, что он всю жизнь был занят наукой. Николай Степанович понимает недостатки виденных им театральных постановок, не будучи экспертом или заядлым театралом. Он не терпит мещанства, в этом проявляется его идеалистическая сущность.
Особое внимание в произведении уделено близости героя к его приёмной дочери Кате, при минимальном внимании к её воспитанию ставшей для Николая Степановича роднее Лизы. В жизни каждого из них имела место страсть к любимому делу, ощущение мессианского назначения этого дела (для девушки это был театр), обоим была присуща тонкость суждений и доброта, терпимость по отношению к людям и окружающим их неприятностям. К старости Николая Степановича Катя становится единственным человеком, присутствие которого не мешает ученому.
Они оба несчастливы, разочарованы. Они знают, что сами изменились к худшему и подмечают это друг у друга. Недаром Катя сравнивается с зевающим пассажиром, ждущим поезда — так и герой устало и безразлично, ждет своей кончины. Характерно, что для Кати жизненный идеал не столько её прошлое, сколько воспоминания профессора, в отличие от Николая Степановича девушка не смогла самореализоваться. Но и громкая слава профессора не приносит ему удовлетворения.
В произведении намечается еще одна Чеховская тема — беспомощности интеллигенции, — впоследствии достигшая апогея в пьесе «Вишнёвый сад» (1903). При чувственном внимании к своему герою, его нравственным ориентирам, его трагическому мироощущению, Чехов показывает бессилие профессора в общении с Катей. Зная о бедах девушки, герой «много думал и писал» — но так и не предпринял спасительных действий по отношению к этому несчастному человеку. Противопоставленные в русской культуре образы Гамлета (человека раздумывающего, но не совершающего) и Дон Кихота (человека идеалистических и малообдуманных поступков) соединяются в характере Николая Степановича. Благородная неспособность быть взвешенно резким для профессора граничит с безынициативностью, и это губит его. Увядающий, угасающий блеск интеллигенции, уход из жизни таких людей и приход им на смену людей деятельных, «новых», пронизан в любом повествования Чехова сердечной болью, поэтической ностальгией, хотя сами герои-интеллигенты могут изображаются иронически.
Катя идеализирует Николая Степановича, она ждет от него ответов, не умея самостоятельно выправить свою жизнь, но профессор только повторяет: «ничего я не могу». Странная связь Кати с Михаилом Федоровичем, обнажающаяся к концу повествования, только конфузит профессора. Он замечает наконец, что безыдейность существования, мучающая его, гнетёт и молодую женщину, но ничем не помогает дорогому человеку. С её безоглядным уходом из его жизни, уходом последнего человека, заканчивается и произведение. Герой не умирает на наших глазах: автор показывает ещё более страшную картину человеческой разобщенности, потерянности, одиночества и бессилия спастись и спасти других.
В произведении «Скучная история» Чехов, находясь ещё в сравнительно молодом возрасте, подражает манере повествования пожилого человека: он отражает стремление героя жаловаться и видеть во всех переменах только негативные стороны, всплывающие неожиданно детали в воспоминаниях — особое свойство памяти, мимо которого не смог пройти писатель-врач. Вместе с тем, Николай Степаныч, благодаря занятиям наукой, и в преклонном возрасте сохраняет способность анализировать собственные мысли и поступки, а также склонность к самоиронии.
В повествовании удивительно сочетается трагизм и ирония ситуаций. В одной из поздних сцен, когда Пётр Игнатьевич приезжает навестить профессора, просматривается сходство с более ранним сатирическим рассказом Чехова «Драма»: в обоих случаях герои вынуждены выслушивать ерунду, рассказываемую или зачитываемую собеседником, и от души желают скорейшего ухода назойливого гостя.
Как и в произведении «Ионыч», в «Скучной истории» показана деградация неплохих людей. Отчаявшаяся Катя, осунувшийся Михаил Федорович, профессор, который начинает злословить вместе со всеми, хотя раньше поведение приятелей казалось ему отвратительным. Сравнивая себя то с жабой, то с персонажем водевиля, герой все-таки не способен сопротивляться дурному в себе.
Оглядываясь на свою жизнь, герой находит в ней все внешние признаки счастья и удачно сложившейся судьбы, сопоставляет её с талантливо сделанной композицией, однако на момент повествования он глубоко несчастен. Симптомом этого служит тот факт, что Николаю Степановичу не хватает человеческого сочувствия. Профессор трагически одинок как личность среди мещанского общества и неустроенности жизни.
Но корень всех переживаний героя отчётливо показан лишь в конце произведения, так строится интрига повествования. Погружаясь всё глубже во внутренний мир героя, узнавая всё новые его подробности, автор подходит к основному. При всём внешнем благополучии Николая Степановича не оставляет ощущение обманутости судьбой: окружающие, даже близкие, видят в нем «ярлык», а не личность. В традициях Гоголя («Нос») Чехов вводит мотив имени, которое ведёт существование отдельно от человека. Николай Степанович представляет, как его имя гуляет по Харькову или выбито на могильной плите. Не спасает профессора и любовь к науке, о будущем которой он думает в минуты страшного разочарования, духовного истощения и упадка. Эта любовь лишена цельности. Наука оказывается не способной заменить человеку религию, жизнь героя словно распадается на части, потому в нём и обнаруживается столько противоречий. Потеря общей идеи, идеи бога — главная трагедия, осознаваемая героем в финале, в нём «нет того, что выше и сильнее всех внешних влияний» [Чехов, 1985, т. 7: 308] — поэтому каждое неприятное внешнее влияние отзывается в душе героя такой болью. В этом причина и глубокого одиночества, и бесплодности его исканий, и неспособности на большое всепрощающее чувство к окружающим его людям.
Итак, при рассмотрении повестей Чехова и Лу Синя обнаруживается глубокое родство в творческом методе писателей. Это и взгляд на печальную человеческую судьбу через призму иронии, и историзм, и глубокий психологизм, проявляющийся во внимании к мелочам, и общий круг интересующих авторов проблем. Ощущение потерянности, пустоты среди толпы объединяет героев Чехова и Лу Синя — вероятно, это мироощущение было близко и самим авторам, перенёсшим свои тяжёлые думы и разочарования в изображаемое художественное пространство.
* * *
Тема общества является одной из основных тем творчества обоих писателей. Чехова и Лу Синя интересует образ «маленького человека», а также сцены частной жизни людей, с помощью изображения которых авторы отражают идеологию своего народа и социальные проблемы своего времени. Даже для изображения столь глобальных проблем авторы зачастую обходятся небольшими литературными формами.
Каждое произведение Чехова и Лу Синя выглядит как целостный и важный, ключевой эпизод в жизни персонажей. Несмотря на то, что за обоими писателями в истории науки закреплена роль обличителей, Чехов и Лу Синь обнаруживают трепетное отношение к предмету изображаемого: помимо пошлости мещанской жизни, картин деградации личности они тонко показывают маленькую беду отдельного человека, и его на первый взгляд никчёмная судьба получает отклик в читательском сердце.
Общественные проблемы волнуют Чехова и Лу Синя как близкие, недаром чеховские герои занимаются учреждением «аптечек и библиотечек» и много рассуждают о пользе и бесполезности подобной деятельности. О глубоком сочувствии к человеку говорит и их потребность в изучении медицины. Лу Синь сам определил, что его литературное творчество существует «во имя жизни», точно так же и врачебная деятельность Чехова — ради народа, а его творчество во имя жизни.
Те образы и произведения, что мы анализируем в первой и во второй главах, как зеркала, отражают реальность вокруг авторов. Чехов пишет о деградации личности, разобщенности и лицемерии людей, лжи, притворстве чиновников, мещанстве среднего класса и невежестве людей. Все эти слабые и тёмные стороны души человека наиболее характерны для мира чеховских произведений. Чехов показывает течение жизни в человеческом обществе с его особыми социальными играми, динамикой изменения характеров попавших в новое общество людей. Он изображает, как человек, существующий в порочном обществе, борется со своими тёмными сторонами или, наоборот, игнорирует свою деградацию.
Эта особенность художественного метода Чехова очень близка Лу Синю, однако есть и различия. Если вспомнить обстоятельства выбора им профессии и испытания студенческих лет, очерченные нами в первой главе, можно понять, насколько различны причины создания произведений у этих писателей. Цель творчества Лу Синя сформулирована чётко, это именно улучшение жизни народа, поэтому Лу Синь при описании социальных проблем показывает наиболее ярко свою негативную позицию по поводу невежества и мещанства людей. Хотя оба писателя прямо не высказывают своего осуждения в произведениях, но хорошо заметно глубокое авторское неприятие описываемых событий в творчестве Лу Синя.
Для Чехова социальная проблематика — предмет для рассуждений. И хотя многие изображаемые им вещи также безобразны и не имеют права на существование в цивилизованном человеческом обществе, мнение автора по этому поводу выражено не явно, но, скорее, через сам сюжет и отдельные детали, вызывающие эмоциональный отклик в читателе, и уже в читательской душе, а не на страницах книги, расставляющие всё по своим местам. Здесь можно вспомнить высказывание Б.М. Эйхенбаума, применимое к чеховскому изображению: «в каждом, хотя бы самом интимном и незначительном случае раскрывалась жизнь России в ее целом, слышалась острая социально-историческая тема» [Эйхенбаум, 1969: 364].
Реалистический метод изображения Лу Синя и Чехова позволяет смотреть на мир с точки зрения человека прошлой эпохи, а не всесильного автора, стоящего выше своих персонажей. Изображаемое ими художественное пространство исторично и поучительно, актуально для современного человека, недаром оба автора считаются классиками мировой литературы.
Как отмечает исследователь Маттиас Фрайзе, «каждый отдельный рассказ представляет собой единое целое и по самодостаточности своего смыслового потенциала не уступает роману» [Фрайзе, 2012: 11]. Думается, что это определение, употреблённое учёным по отношению к Чехову, также подходит к Лу Синю. И на наш взгляд, в этом сказывается влияние литературной традиции: не смотря на небольшой объём произведения, писатель в каждом рассказе показывает многослойные эпизоды, из которых у читателя складывается понимание целой жизни, а также представление об обществе того времени. Таких рассказов у писателей немало, они посвящены самым разным слоям населения. Можно назвать такие произведения, как «Дочь Альбиона» (1883), «Маска» (1884), «Анюта» (1886), «Анна на шее» (1895), «Хамелеон» (1884), «Устрицы» (1884), «Размазня» (1883) у Чехова, а также «Маленькое происшествие» (1919) и «Кун И-цзи» (1919) Лу Синя. В этих рассказах нет сложного и замысловатого сюжета, какой может быть в пространном художественном полотне (как в романах Л.Н. Толстого), нет протяжённых описаний противоречивости человеческого характера с внутренними монологами, снами, болезненными видениями и иными сюжетными приёмами (как в романах Ф.М. Достоевского). Но хотя объём этих рассказов занимает всего несколько страниц текста, психологизм образов обострён, а образы узнаваемы: то, что не входит в повествование, читатель понимает с помощью личного жизненного опыта.
Как утверждает сам Лу Синь, он «начал писать нечто вроде рассказов не оттого, что признавал в себе талант писателя», автор уверяет: «Весь мой багаж состоял из сотни прочитанных ранее книг иностранных писателей и небольших познаний в медицине» [Лу Синь, 1955: 123]. В это же время писатель признавался: «Больше всего читал я писателей русских, польских и малых стран на Балканах». Итак, благодаря этим высказываниям и названным литературным пересечениям мы можем считать, что Лу Синь перенимает традицию чеховского стиля, и, безусловно, ранние рассказы Лу Синя напоминают произведения Чехова.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |